Аст и Гера 2
Аст продолжает.
Начало там.
2. Искуситель искусал искусный интерьер
После Армагеддона Сатана спрашивает Христа:
ну хоть теперь всё-таки скажи, могло вообще быть такое искушение, которое Ты не превозмог бы?
Спаситель признаётся: могло.
Сатана, сокрушённо: ыыы! и какое?
Христос: почесать спину.
Следующая сессия была после дневного отдыха (день тут ожиданно безразмерный, резиновый) - три искушения Христа на оригинальный манер.
Пилат с Иисусом, то бишь мы с Герой, поднялись на высоченную башню, и тут он мне предлагает: мол, если ты искренне веришь, что ты тот, за кого себя выдаёшь - то ты без страха бросишься вниз!
В гериной новелле было так: Иисус отказывается - дескать, не дòлжно искушать Бога требованиями чуда для маловеров - и по приказу Пилата стражники сталкивают пленника вниз, а другие ловко его подхватывают в растянутую простыню, а Пилат назидательно комментирует: не знаю как твой Бог, а я вот могу сделать, чтобы падающий не разбился! так не надёжнее ли верить мне, а не Богу?
Но со мной Гера захотел отыграть иначе, без привлечения охраны. Говорит мне: я же знал, что на мою подначку ты не откажешься, а полезешь прыгать! Я: конечно! а ну-ка! Гера: стой, кому говорят! полезешь, потому что знаешь наверняка, змей, что я не дам тебе разбиться! ты мне нужен для дальнейшего сюжета, и вообще ещё не вечер! Я смеюсь.
Гера, подняв подбородок и закутавшись в плащ, с пафосом:
- Знаю, безумный проповедник, что ты настолько веришь своему Богу, что не мешкая бросишься в пропасть. Но посмотри на меня - и я тоже не боюсь вверить свою жизнь силам, коим доверяю как себе! Моя вера не слабей твоей! Сейчас я сам брошусь с башни!
Элегантно сбрасывает плащ, поправляет венец и сигает прямо с балкончика. Я тут же прыгаю следом и мы недолгое время падаем рядом, потом он хватает меня за руку и по красивой параболе выходит из пике. Я ему: во, кайф! здорово, что ты надумал левитировать, а не просто бухнуться в силовой батут; а может, коли так, полетаем? Некоторое время мы с ним порхаем, он энергично пробует разные варианты, а я болтаюсь за ним как надувной шарик: падать не падаю, но автономно двигаться не могу. Наконец, он устаёт и мы валимся в прибрежный песок, притом я обдираю руку до крови. Нечаянно.
Гера в расстройстве - это кровопролитие очевидно не входило в его планы. Подозревает меня во вредительстве и самостреле. Я непрерывно ржу, потому что для меня это ощущение небывалой новизны - иметь тело и при этом не уметь им толком управлять. Объясняю, умирая со смеху, что ощущаю себя младенцем в ванночке. Гера сердито призывает прекрасных служанок-игротехов и приказывает подвергнуть меня омовению в золотой ванне со всякими прибамбасами по протоколу для Наместника. Сам затворяется в опочивальне и оттуда телепатически на все лады купает и врачует меня руками пешек.
Потом он купался в золотой ванне сам и жаловался, что мне хорошо, а вот он не может расслабиться, хотя дико устал, потому что боится уснуть и потерять отпущенное ему судом для измывательств надо мной время. А я давал ему советы, как выйти в перпендикуляр и там отдохнуть наедине со своими мыслями и чувствами, не растранжирив при этом ни одной казённой секунды. В результате Георгий вдруг заявил, что это всё ему знакомо и что он ребёнком сто раз так делал, просто вырос и начисто забыл, что это умеет. И после того как он перевёл дыхание в своём личном континууме, мы с ним повеселились, что вот уже как бы и меняемся местами, по части могущества - кто кого одаряет отдыхом?
* * *
Отыгрываем второе искушение. Забираемся в каменистую пустыню.
По гериной новелле Пилат троллит пленника, обращаясь с просьбой угостить не просто проповедью, а с подкреплением хлебом: мол, а вели-ка тем камням сделаться буханками - рассказывают, ты не раз проделывал такое для аудитории? знаю-де, что сказано "не хлебом единым", но я же и прошу смиренно у тебя хлеб не единый, а только в дополнение к учению… Одним словом - ты можешь организовать нам пожрать или таки нет?
У Геры в тексте герой в ответ только горестно разводит руками: мол, Бог не когда угодно творит такое чудо, а когда Ему угодно. На что Пилат гордо демонстрирует превосходство прагматика над идеалистом: ударив в гонг и хлопнув в ладоши, призывает загодя спрятанных за барханом слуг с кушаньями на подносах.
Гера интересуется, а что в этом месте сюжета могу предложить я. Я потираю руки:
- Понял твой запрос, о Наместник. Давай сделаем так. Будем считать, что сегодняшняя тема моей проповеди: "О божественном сыновстве всякого человека и о возможностях, которыми Отец рад наделить всех Своих возлюбленных детей". Не только меня, как Первородного, но и тебя, например, по моему ходатайству. Это теория-вводная, а теперь - практикум.
Воздеваю руки:
- О Отец мой Небесный! Молю Тебя, сделай так, чтобы чадо Твоё Наместник Пилат мог ныне и в этой пустыне найти себе пропитание по вкусу, как отцы наши - манну. Благодарю Тебя, что Ты услышал меня!
Простираю руки к Гере:
- Дерзай, чадо! возгласи же громким голосом, или ударь в сей кимвал, который ты приволок на пленэр фиг знает зачем, или хлопни в ладоши - и перед тобой неким чудесным образом, вот увидишь, непременно появится пища.
Гера аж сгибается от смеха и, нацепив корону на руку, бухается на песок:
- Ну ты шулер! Так нечестно - откуда ты мог знать, что я тут спрятал десант с жрачкой!
- Вполне мог догадаться по гонгу в твоих руках и по твоим ужимкам.
- Ну предположим, ладно… Даже жалко, что должны просто прийти мои люди с блюдами. Неинтересно. Вот если бы и правда я повелел - и песок сделался халвой, а валуны - коврижками… Вот это было бы клёво. Ну да, такое разве что присниться может… Слушай, а ведь мне бывало снилось, что я могу есть землю, и она такая вкусная…
- Ты же в локусе супервозможностей. Ну и сделай либо здешний песок съедобным, либо себя - и меня заодно - способным питаться неорганикой. У тебя в предках мог быть кто-то из таких, неспроста же тебе снилось.
Гера мотает головушкой, выдыхает с болью:
- Да при чём тут предки! Мне это снилось, потому что я постоянно … нет, не то что был голодным, нас не морили голодом - а перманентно не хватало сладкого, пряного! В доме считалось, что это развращает вкус и портит здоровье. Причём взрослым уже терять нечего, им это всё давали, а детей важно от этих ужастей беречь… Ччёёёёрт! Нненаввижууу!
Аж закрутился на одном месте, взметая песок. Я ему: так врежь молнией и громом! Гера с размаху, оскалившись, бьёт по гонгу, как будто по носу обидчика - звук раскатывается над барханами, усиливаясь, перерастает в натуральный гром, через миг над нами трещит молния, как застёжка на небесном пологе, и начинает хлестать ливень. Тут же на раз-два кончается, в сыром воздухе повисает запах чего-то зверски аппетитного, вроде сдобного теста, а Георгий уже решительно зачерпывает мокрый песок и мне делает пригласительный жест - прошу за стол, дескать.
Дальше мы четверть часа трескали всё, до чего могли дотянуться, прерываясь только на комментарии типа "вот это попробуй", "дай-ка вон тот булыжник" и "отломи мне от коряги, на которой сидишь". Ещё четверть часа гладили животы и лениво откусывали от самых разных предметов ради интереса, и Гера с упоением объяснял подробности как биолог, что именно он изменил в нашем метаболизме.
С того момента Наместник почти непрерывно что-нибудь грыз, хрупал или жевал. В конце концов в его тронном зале оказалась порядком изгрызена мраморная колонна, покусано позолоченное кресло и изжёвана тканая занавесь с жемчугом, хрустальными бусами и серебряными нитями. На официальном приёме Пилат воздержался от излишеств, но на парадные блюда из лазурита с филигранью посверкивал жадным взором.
* * *
Мы, пока обжирались, пардон, насыщались в пустыне, опять конфликтнули.
Я выразил негодование, за каким хреном на их тучном Востоке детей морят голодом: вот и Марина тоже не могла спокойно съесть какую-то несчастную сайку. Георгий скорчил рожу: да ну её к дьяволу, никто ей не запрещал! сама себе сперва всё запрещает, а потом вешает вину на окружающих! Маринкин интернат был-де совсем не то что дом, в котором воспитывали Геру в отрочестве: вот уж чего не было там у неё, так это духовной дисциплины и упражнений по обузданию плоти! Просто-напросто там старшие дразнили эту воображалу, что принцессы не едят ничего пошлого, и она как дура отдавала другим свой полдник, потому что морковный сок со сдобой - это пòшло. Сама же отдавала и сама же страдала, да тьфу на неё!
Гера расстроился, сел ко мне спиной. Я ему: ты чего? Он - да как будто я не знаю, что вы все её защищаете, а меня осуждаете! Сейчас и ты будешь меня осуждать и весь обед мне испортишь. Я: потерять аппетит от осуждения - это пòшло! а зачем ты как дурак сам же никому Маринку не отдавал и сам же страдал, да тьфу на тебя!
Гера сперва зашипел, потом зафыркал, потом заржал так, что чуть не подавился корнем саксаула.
Ещё поговорили, что Марина себе рассказывала сказку про себя и тщилась в этой сказке жить. А Гера в свою очередь стремился жить в сказке, точнее в житийной легенде, посему служил принцессе Златомаре и стерёг дракона Сантала.
Перешли на тему детского креатива и его влияния на дальнейшую судьбу. Тут я рассказал ему про материного Стила, который в детстве сочинил и поставил крутой нипадеццки спектакль-ужастик "Замок Муравьиного Льва или Семь загадочных убийств" - а потом в отместку обществу взял себе на всю жизнь роль тайного главгада из той истории. Стил, кстати, великий искусник применять штуки типа "исподтишка натравить коллектив на новичка, а потом выступать его главным защитником". Гера восхитился "тайный главгад!", содрогнулся "исподтишка натравить!", проникся "и Шеол с таким возится!".
А потом говорит так задумчиво: надо полагать, я для вас точно такой же девиант, как этот маэстро Муравьиный Лев. Со всей спецификой подобных отношений. Драгоценный энтомологический экземпляр, вроде того.
Тут уже я обиделся: ладно ты про отношения Шеола со Стилом ничего не знаешь, но со мной-то ты уже сколько общаешься! - что, по-твоему, я с тобой обращаюсь как с насекомым?
Вижу, Георгий смутился, но не сдаётся, ухмыляется: Нет, как с экземпляром! ты же не отрицаешь, что я для вас - девиант, преступник, мучитель крошки Сантала?
Я: Угу, Ирод! Который прославился избиением младенцев. Впрочем, кажется, это другой Наместник, не ты.
Гера: Ага, то есть я всё равно прав: с вашей точки зрения между мной и шеольским злодеем-профессором нет никакой разницы.
Я: Как же никакой разницы! - тебя куда жальче: Стил хоть понимает, что общество ему враг, у него руки развязаны по крайней мере, а ты со связанными руками, сам себя за нефиг топишь как котёнка в раболепстве перед обществом...
Гера: Я? как котёнка? хахаха!
Я: ...в жажде принятия по условию и прочем самообмане.
Гера: Скажи ещё - в раковине в туалете, что в Аркане! нуу ты и сказанул! Но вообще мне это даже нравится! То есть по-вашему я - такое чудовище уже теперь, со связанными руками. И как это будет выглядеть, когда я развяжу себе руки? Прореки мне, о самонадеянный философ, проповедник любви к падшим!
И тянется к венцу.
Я, показывая язык: Не скажу, о грозный Наместник! А то ещё прикажешь меня казнить.
Гера, мотнув патлами: Да не собираюсь я тебя казнить! Мы с тобой поменя… (осёкся, сглотнул и далее чеканит) …Мы с тобой - про меня - ещё не договорили - поэтому пока - пока! - я не собираюсь - тебя казнить. Понятно? А теперь отвечай на мой вопрос, быстро. Что будет, когда я развяжу себе руки?
Я скаламбурил тяп-ляп насчёт умытых рук, с которыми он войдёт в историю. (Опять проговаривается, случайно то ли нарочно, что намерен поменяться со мной, но всякий раз не договаривает - к чему клонит?) Гера обозвал меня шарлатаном и шулером, я его - лицемером: он же на самом деле вовсе и не хочет знать своего будущего! - и мы почапали обратно к дворцу.
По пути Георгий ныл, что идти лениво, а лететь скушно, действительно-де полёты - забава для грудничков вроде плавания в корыте. И вообще, не стоило ему (прозрачно намекая, что это мне не стоило его раскручивать) искажать изображаемую действительность: исторический Пилат не летал и не ел камней, белые люди так не делают. Я утешал его, что никому не скажу.
В итоге мы с ним проскочили остаток дороги сквозняком (уж не знаю, благодаря кому из нас), и он конечно не преминул сообщить, что чувство знакомое, вроде как случалось с ним такое в затёртом ясельном возрасте, да потом как-то стало не до того.
В очередной раз я подумал, что не понимаю чувака: заливает про свои воспоминания об экстра-возможностях? - вроде не похоже, а если правду говорит - то почему он всё, чем обладал, забросил и прилип к Марине? Так её полюбил, в самом деле? А если так полюбил, почем не раскрыл для неё все свои тайные таланты?
Перекинулись парой фраз про то, что мог бы Гера стать разведчиком, раз ему лень ходить пешком. Гера объяснил, что обивать пороги и доказывать свою лояльность арийцам, чтобы записали в разведчики, ему ещё ленивее.
Вместе вспомнили анекдот про лентяя, от которого жена ушла к соседу; жена соседа пришла к лентяю и предлагает - так уведи меня в отместку! а он - нууу не знаааю, да получится ли, а на авось лениво как-то… Оказывается, Гера чётко запоминает анекдоты (в доме где он рос анекдоты считались за пагубу) и иногда рассказывает сам себе, а посторонним не рассказывает (потому что травить анекдоты пòшло). Ещё посмеялись.
* * *
Я уже примерно предполагал, как будет выглядеть в герином исполнении третье искушение, так что не удивился, когда над выложенной из самоцветов картой страны и сопредельных держав Пилат предложил Иисусу принять из его, Пилата, рук венец Наместника и власть над всем этим хозяйством. Но прежде чем я открыл рот, Гера (тоже подготовился, значит) быстро принялся мне втолковывать свои резоны:
- По новелле я спрашиваю, мол, у тебя была возможность сравнить меня и Бога на предмет могущества, так как ты смотришь на то, чтобы служить мне, а не Ему? - ты, естественно, отказываешься. Но по новелле-то получалось, что Пилат практически сильнее Бога. И он всё-таки убеждает Иисуса незаметно поменяться местами - чтобы Иисус смог проводить в жизнь свои прогрессивные идеи как Наместник, понимаешь? Пилат ощущает, что не дотягивает… ему как руководителю не хватает широты и нового подхода, который есть у Иисуса, а у Иисуса не хватает реальной силы, чтобы построить общество на новых принципах.
- Ага, а у нас с тобой получается наоборот: Бог сильнее Пилата (Гера делает возмущённый и протестующий жест)… Ну ладно, пусть ничья. Но именно поэтому я должен сделать выбор в твою пользу - Бог и без меня не пропадёт, а ты пропадёшь.
- Да не я, а человечество! Иисус должен ради блага человечества согласиться. Он начинает реформы, первым делом даёт пинка главным угнетателям и мракобесам - служителям, а те в отместку поднимают восстание и делают в Приморье антирелигиозное государство.
- Ещё одна версия мировой истории, хренассе.
- Но это не я придумал, нас так учили. Так соглашаешься?
- А как с распятием? Отменяется, верно, раз Иисус у власти? - не станет же он переодетого Иисусом Пилата приговаривать вместо себя, для маскировки.
Гера вздыхает и, страшно стесняясь, опять пускается в объяснения. По его версии, Иисус конечно же не хотел смерти Пилата, но и насовсем становиться Наместником тоже не собирался: поменялся с ним временно, написал быстренько кучу новых полезных законов, чтобы Пилат ими в дальнейшем руководствовался, а отменять приговор не отменил - ну не успел, спешил с более важными делами… Видя закипающую ярость в моих глазах (что, опять у тебя "человек хороший, просто в каком-то смысле не справляется в профессии"? гррр!) Георгий признаётся: …и вообще планировал сам всё же распяться и воскреснуть! ну он же верил в Жертву Агнца и в своё бессмертие (жалобно) ну Аст, он правда в это верил!
Теперь вздыхаю я:
- Дальше понятно. Планировал-планировал да не выпланировывал. Вышла какая-то хрень, и переодетого Иисусом Пилата распяли. Воскресить его не получилось. Так что Иисусу не оставалось ничего, кроме как помалкивать и править во благо человечества. До революции.
Гера кивает и искательно смотрит мне в глаза. Мотаю головой:
- В дисбиливе я не соучастник. Если тебе так уж хочется пережить распятие, ищи более правдоподобные варианты. А я первое, что сделал бы, это обезопасил осуждённого.
Гера в раздумьях надкусывает зубец короны:
- Логично. Ну вот слушай. Сейчас у меня во дворце гостит Ирод Наместник. Прибыл специально согласовать со мной участь Иисуса - всё-таки политический заключённый, громкая история, нужно ответственное решение. А ты ведь против смертной казни, верно? В том числе ты хотел бы спасти троих приговорённых одновременно с тобой, повстанца Варавву с двумя людьми. Я сам как Пилат душой поддерживаю эту инициативу, но недостаточно подкован, чтобы одолеть в дискуссии Ирода. Он, ясное дело, убеждённый сторонник казней и прочих репрессий. Так вот, давай! - переоденься Пилатом и на пиру раскрути полемику с Иродом по отмене смертной казни! Как Наместник с Наместником, понимаешь?
- Использовав как повод вопрос о популярных узниках? Доказать ему, что нам с ним больше пользы в живых оппонентах, чем в распятых? Что отмена смертной казни назрела и вообще стабилизирует обстановку в стране?
Гера, видя, что я вовлекаюсь в затею, светлеет лицом и начинает приплясывать вокруг меня:
- Это же действительно жутко интересная тема, во всех аспектах! неоднозначная! Какой спор можно раскрутить, представляешь? Если ты возьмёшь на себя Пилата, то я смогу играть за Ирода! Давно мечтаю проверить все аргументы и контраргументы против высшей меры! Ура!
* * *
Спор и правда вышел зажигательный. Это даже несмотря на то, что дискутировать с манипуляторами - пустое дело, а Гера в образе Ирода Наместника всячески отыгрывал именно манипулятора (когда не увлекался и не забывался). Но тогда становилось ещё интересней.
Напоследок Ирод, усмехаясь, говорит мне таковы слова: слушай, Пилат, ты меня считай убедил! Пора, пора дать народу больше самоуправления, а смертную казнь отменить! Но сам понимаешь, важно, чтобы простые люди сами дозрели до ценности человеческой жизни, приучились брать на себя ответственность за решения и ошибки! Так что давай-ка мы повстанцев отпустим своей властью, а участь Иисуса вынесем на всенародное голосование!
Я, отхлёбывая из кубка:
- Почему именно его, интересно? Зачем вообще кого-то задерживать? Отпустить всех.
Ирод, улыбаясь улыбкой главгада:
- А именно чтобы в смысле волеизъявления общества всё было прозрачно. И добровольно. Ты ведь, признайся, веришь в глубине души, что он Мессия? И я верю! Вот и пускай с ним общество разбирается само. Если отпустят и потом убедятся, что помиловали Сына Божьего - будет им награда за милосердие и убедительный аргумент в пользу того, что без смертной казни лучше. Ну, а если они такие кретины, что проголосуют за распятие - когда обнаружится, что казнили Спасителя, то-то будет им наглядный урок на всю оставшуюся историю: вот, не на-а-адо так делать.
Я ему, закусывая финиками с рябчиками:
- Ирод, но ведь что получается? Какие-то жлобы из-за своих междусобойчиков, из зависти - мы же с тобой это понимаем, правильно? - не просто сами втихую приканчивают в тёмном углу, а нашу с тобой власть привлекают - вселюдно прикончить неповинного человека. Вдобавок Спасителя. А мы идём у них на поводу - хотя нам ясней ясного, что к чему. Несолидно!
Ирод, пафосно отодвигая кубок:
- Для меня жить одной судьбой со своей страной важнее, чем стоять в стороне со своим чистоплюйством! Воля народа священна! Я как частное лицо могу иметь своё мнение и испытывать сочувствие к конкретной персоне как к человеку, но как Наместник я не имею права давить авторитетом на общественное мнение относительно недопустимости чьего-либо существования как политического деятеля. Хотя конечно, между нами - мне будет искренне жаль… если что.
Смотрит на меня прямым и открытым взором, и глаза такие честные-честные. Немного печальные. Встречал я такие глаза, но не на ЗА, слава всем богам.
* * *
Прихожу я в темницу, Гера там уже сидит одетый в Иисуса. Как и следовало ожидать, меняться обратно не собирается - мол, мой локус, кем хочу тем и сам буду, и тебя назначу. Теперь, дескать, расклад более соответствует каноническому Писанию: вся сверхъестественная сила у меня, у тебя только должностная. И мол таким образом, впрочем, Сын Человеческий идёт как ему предначертано…
Я, конечно, не преминул докончить цитату "…но горе тому, чрез кого он предаётся!" Говорю ему, разозлившись: хочется тебе быть непременно распятым, и для этого использовать меня втёмную - твоё право, на то тебе и дан локус возмездия, вы*ть меня как тебе заблагорассудится; но мне интересно понимать, что ты в этом для себя ищешь. И не будешь ли потом жаловаться или жалеть о сделанном.
Тут у нас с Георгием вышел спор сразу в нескольких направлениях. Он сперва сказал "да вовсе не то что хочется, просто события так закономерно развиваются". Потом не соглашался, что втёмную: мол, раз ты сам озвучиваешь перспективу, значит, я не темнил, а достаточно ясно дал тебе понять, что к чему. Наконец, заявил - ну и ничего такого, вот и ты с нами на МГ так же манипуляторски обходился! а когда я возмутился и напомнил, что играл в открытую, то так прямо мне и сказал: да кто бы на нашем месте тебе поверил бы, что ты говоришь правду!
Я, честно говоря, озадачился: как тут вообще продолжать разговор, если визави последовательно сам себе противоречит. Но тут Гера кладёт мне руку на плечо и говорит просительно: да не переживай ты так, не придирайся к каждому моему слову, со мной ведь по большому счёту ничего не будет страшного, я не умру.
Я: Знаю, слыхали! ученикам своим это втюхивай.
Гера: В конце концов, если мне не понравится, как пойдут дела, у меня есть браслет для вызова...
Я: Десяти легионов ангелов.
Гера: И Сантала в придачу!
Я: В качестве Архистратига Михаила, повергающего дракона-Ирода.
Гера: Ага! в качестве дракона о десяти головах, который ам-ам пожрёт одноглавого Ирода и ознаменует начало арзата! (то бишь п-ца полного конца)
Заговорили мы про это - оказывается, Гера правда видит в Дале холодного лицедея и безжалостного манипулятора, который человеческими чувствами и жизнями играет как пешками. Отыгрывая Ирода на пиру, как раз воображал себе личность наподобие Сантала. Удивляюсь - на Дала-то как раз непохоже, однако написан портретик прям с чувством, с перцем и солью, с какой же натуры? Я-то думал, это в герином исполнении какая-то шишка из дома, где Гера рос. Гера сперва смеётся, потом смеяться перестаёт. А с чего ты взял, спрашивает.
Испуганно так спрашивает! Это Георгий-то, склочник с сорокалетним стажем.
Пока раздумываю над ответом, переводит разговор на другое - пройдёмся, мол, в тронный зал, пока там нет посторонних, я проголодался, хоть погрызу чего-нибудь.
* * *
Я размышляю: за каким чёртом мой напарник по игре рвётся на крест? неужели у парня такая боль внутри, что ему хочется уравновесить её физической болью, хоть бы и фантомной? Судя по всему, телесные ощущения в нашем локусе суперсистема Дома Страха поддерживает вполне добротно. Так что мало ему не покажется.
Может, Георгию важно оказаться абсолютной жертвой? Но что это ему даёт?
Гера вдруг начинает отвечать (то ли я по рассеянности заговорил вслух, то ли мы начали слышать мысли друг друга):
- Странно, что ты меня не понимаешь - тебя же что-то заставило добровольно пойти под суд! ты предоставил себя истязаниям, чтобы приобрести моральное право самому истязать…
- ???! Приобрести у кого?
- Ну… В глазах окружающих… И тех, кого собирался наказывать, нас то есть… Но прежде всего в собственных, конечно!
- Ыть? То есть сперва я не чувствую себя вправе вас пороть, но делаю это, а потом прошу меня сечь по заднице, чтобы задним числом получить в своих глазах законное основание делать то, что считаю нужным? Логики не вижу, но идея смелая. Хотя мне помнится, я рассуждал не так…
- Слушай, Аст, я не могу отвечать за то, что у тебя всё задом наперёд. А вот у Творца - я так считаю! - были именно такие основания.
- Факт?
- Да, и тогда всё логично! Вот смотри. Бог по природе Своей недоступен страданию. Но Он хочет спасти человечество, погрязшее в жестокости, а это можно сделать только карами. Но чтобы иметь моральное право причинять страдание…
- Это право откуда берётся? Что за право такое?
- Он сам себе даёт такое право! Если поступает справедливо, то это даёт Ему моральное право в Своих собственных глазах, понимаешь? Да, и в глазах человечества, ясное дело! Люди же чувствуют справедливость, они нуждаются в том, чтобы с ними обходились справедливо. Судить их и наказывать страданиями должен тот, кто сам страдал ещё больше. И вот для этого Бог воплощается в Сыне, подверженном всяческим страданиям, и даже всё устраивает, чтобы эти страдания были величайшими…
- Сам устраивает повод к беспределу? Очень справедливо!
- А что? В отношении Иисуса это не несправедливо, потому что это же Сам Бог и есть, Он добровольно Себя отдаёт на заклание. А в отношении Ирода - его никто не толкает на богоубийство, тут сплошной его собственный выбор. Не хотел бы - не стал бы подговаривать толпу кричать "Распни!" Значит, справедливо, чтобы Ирод получил по заслугам. Коемуждо по делом его!
- И толпа за компанию с ним. Ирод и каждый человек из толпы нуждается в том, чтобы его сперва спровоцировали на подлость, а потом ещё отдельно наказали за неё. И я, по-твоему, нуждаюсь в том, чтобы поучаствовать в твоей разборке с самим собой и это будет мне наказание.
- Нифига! Не по-моему, а по-твоему! Вот ты - ты сам же напросился на суд! Зачем тогда, если я неправильно угадал? У тебя достаточно силы, чтобы избежать неприятностей, а ты стал нарываться!
- Да не при чём тут приятности-неприятности - вообще! Я хотел от разборки не страданий, а возможности разговаривать с вами всеми, в открытую. Вы же, начиная от Дала и кончая тобой, вообще не желали ни одного слова правды сказать! - ни матерю, ни мне, ни себе, ни друг другу. Сантал отрывался на Шеоле, как раньше отрывался на ком попало, потому что не мог…
- …Оторваться на нас с Мариной!
- Не! Не мог высказать словесно свой раздрай в понимании мира и себя. А не мог потому, что оказался с самого начала спутан вашим…
- …лицемерием и самообманом! Мы главные злодеи! (почти кричит) Мы причина всех зол! Ну и почему ты против моей казни, в таком случае?
- Сантал был спутан вашим винегретом в головах!
Я боюсь, что у него что-нибудь лопнет внутри, чувствую надрыв всех его сосудов и бешеные толчки крови. Притронуться к нему не рискую, только руку протягиваю:
- Гера, я кажется понял! есть версия! - почему ты сказал мне молчать про кассеты! Ну, насчёт твоей невиновности в гибели эмбрионов.
Гера в изнеможении откидывается назад, встряхивая локонами, и кладёт ладони себе на лоб:
- О боже! И причём тут?... Ну? Слушаю.
- Ты всё надеешься, что ещё одна несправедливость в отношении тебя даст тебе моральное право отвечать ударом на удар.Но всякий раз несправедливостей немножко недостаточно.
- Чтооо?
- И в горячечных снах он видел себя таким вот - прошедшим все ады вселенной и получившим за это высокое право убивать убийц, пытать палачей и предавать предателей.
- Это про меня? (короткий смешок) Аст, опомнись, я только и делаю, что огрызаюсь и пинаю всех вокруг. На суде я был похож на агнца безгласного?
- Но ты же ощущаешь при этом, что так нельзя, что значит ты поступаешь плохо. Тебе ведь от этого неизбывно больно, и ты мечтаешь о развязанных руках - чтобы стало можно, и тогда станет хорошо. Ну вот ещё одно страдание, ещё одна жертва, ещё один удар от всё равно кого - и какая-то там мера переполнится, и ты почувствуешь, что имеешь право.
- Бред какой. (снова смешок) "Моё - отмщение, и Аз воздам." (тяжёлый вздох) Так, что ли?
- Типа того. Заплатить наконец любую цену за свободу от осуждения.
- Хм. Сын Человеческий - Судия, и Он же Страдалец. И Он же Освободитель от вечного осуждения в геенну. Занятно. Хочу, значит, себе божественных атрибутов? Так это ужасный грех, так вообще-то…
- Ну а как же! Он Сам сделал Себя Сыном Божиим и за это должен быть распят!
- Аст, тебе смешно а мне не очень…
- Не Я ли сказал - вы боги, и сыны Всевышнего - все вы!
- Ты наверное дьявол, что у тебя на всё есть цитата из Писания, ха-ха.
- Почти. Я инферг! А это, кстати, моя любимая строчка из псалмов.
Продолжение следует.
Начало там.
2. Искуситель искусал искусный интерьер
После Армагеддона Сатана спрашивает Христа:
ну хоть теперь всё-таки скажи, могло вообще быть такое искушение, которое Ты не превозмог бы?
Спаситель признаётся: могло.
Сатана, сокрушённо: ыыы! и какое?
Христос: почесать спину.
Следующая сессия была после дневного отдыха (день тут ожиданно безразмерный, резиновый) - три искушения Христа на оригинальный манер.
Пилат с Иисусом, то бишь мы с Герой, поднялись на высоченную башню, и тут он мне предлагает: мол, если ты искренне веришь, что ты тот, за кого себя выдаёшь - то ты без страха бросишься вниз!
В гериной новелле было так: Иисус отказывается - дескать, не дòлжно искушать Бога требованиями чуда для маловеров - и по приказу Пилата стражники сталкивают пленника вниз, а другие ловко его подхватывают в растянутую простыню, а Пилат назидательно комментирует: не знаю как твой Бог, а я вот могу сделать, чтобы падающий не разбился! так не надёжнее ли верить мне, а не Богу?
Но со мной Гера захотел отыграть иначе, без привлечения охраны. Говорит мне: я же знал, что на мою подначку ты не откажешься, а полезешь прыгать! Я: конечно! а ну-ка! Гера: стой, кому говорят! полезешь, потому что знаешь наверняка, змей, что я не дам тебе разбиться! ты мне нужен для дальнейшего сюжета, и вообще ещё не вечер! Я смеюсь.
Гера, подняв подбородок и закутавшись в плащ, с пафосом:
- Знаю, безумный проповедник, что ты настолько веришь своему Богу, что не мешкая бросишься в пропасть. Но посмотри на меня - и я тоже не боюсь вверить свою жизнь силам, коим доверяю как себе! Моя вера не слабей твоей! Сейчас я сам брошусь с башни!
Элегантно сбрасывает плащ, поправляет венец и сигает прямо с балкончика. Я тут же прыгаю следом и мы недолгое время падаем рядом, потом он хватает меня за руку и по красивой параболе выходит из пике. Я ему: во, кайф! здорово, что ты надумал левитировать, а не просто бухнуться в силовой батут; а может, коли так, полетаем? Некоторое время мы с ним порхаем, он энергично пробует разные варианты, а я болтаюсь за ним как надувной шарик: падать не падаю, но автономно двигаться не могу. Наконец, он устаёт и мы валимся в прибрежный песок, притом я обдираю руку до крови. Нечаянно.
Гера в расстройстве - это кровопролитие очевидно не входило в его планы. Подозревает меня во вредительстве и самостреле. Я непрерывно ржу, потому что для меня это ощущение небывалой новизны - иметь тело и при этом не уметь им толком управлять. Объясняю, умирая со смеху, что ощущаю себя младенцем в ванночке. Гера сердито призывает прекрасных служанок-игротехов и приказывает подвергнуть меня омовению в золотой ванне со всякими прибамбасами по протоколу для Наместника. Сам затворяется в опочивальне и оттуда телепатически на все лады купает и врачует меня руками пешек.
Потом он купался в золотой ванне сам и жаловался, что мне хорошо, а вот он не может расслабиться, хотя дико устал, потому что боится уснуть и потерять отпущенное ему судом для измывательств надо мной время. А я давал ему советы, как выйти в перпендикуляр и там отдохнуть наедине со своими мыслями и чувствами, не растранжирив при этом ни одной казённой секунды. В результате Георгий вдруг заявил, что это всё ему знакомо и что он ребёнком сто раз так делал, просто вырос и начисто забыл, что это умеет. И после того как он перевёл дыхание в своём личном континууме, мы с ним повеселились, что вот уже как бы и меняемся местами, по части могущества - кто кого одаряет отдыхом?
* * *
Отыгрываем второе искушение. Забираемся в каменистую пустыню.
По гериной новелле Пилат троллит пленника, обращаясь с просьбой угостить не просто проповедью, а с подкреплением хлебом: мол, а вели-ка тем камням сделаться буханками - рассказывают, ты не раз проделывал такое для аудитории? знаю-де, что сказано "не хлебом единым", но я же и прошу смиренно у тебя хлеб не единый, а только в дополнение к учению… Одним словом - ты можешь организовать нам пожрать или таки нет?
У Геры в тексте герой в ответ только горестно разводит руками: мол, Бог не когда угодно творит такое чудо, а когда Ему угодно. На что Пилат гордо демонстрирует превосходство прагматика над идеалистом: ударив в гонг и хлопнув в ладоши, призывает загодя спрятанных за барханом слуг с кушаньями на подносах.
Гера интересуется, а что в этом месте сюжета могу предложить я. Я потираю руки:
- Понял твой запрос, о Наместник. Давай сделаем так. Будем считать, что сегодняшняя тема моей проповеди: "О божественном сыновстве всякого человека и о возможностях, которыми Отец рад наделить всех Своих возлюбленных детей". Не только меня, как Первородного, но и тебя, например, по моему ходатайству. Это теория-вводная, а теперь - практикум.
Воздеваю руки:
- О Отец мой Небесный! Молю Тебя, сделай так, чтобы чадо Твоё Наместник Пилат мог ныне и в этой пустыне найти себе пропитание по вкусу, как отцы наши - манну. Благодарю Тебя, что Ты услышал меня!
Простираю руки к Гере:
- Дерзай, чадо! возгласи же громким голосом, или ударь в сей кимвал, который ты приволок на пленэр фиг знает зачем, или хлопни в ладоши - и перед тобой неким чудесным образом, вот увидишь, непременно появится пища.
Гера аж сгибается от смеха и, нацепив корону на руку, бухается на песок:
- Ну ты шулер! Так нечестно - откуда ты мог знать, что я тут спрятал десант с жрачкой!
- Вполне мог догадаться по гонгу в твоих руках и по твоим ужимкам.
- Ну предположим, ладно… Даже жалко, что должны просто прийти мои люди с блюдами. Неинтересно. Вот если бы и правда я повелел - и песок сделался халвой, а валуны - коврижками… Вот это было бы клёво. Ну да, такое разве что присниться может… Слушай, а ведь мне бывало снилось, что я могу есть землю, и она такая вкусная…
- Ты же в локусе супервозможностей. Ну и сделай либо здешний песок съедобным, либо себя - и меня заодно - способным питаться неорганикой. У тебя в предках мог быть кто-то из таких, неспроста же тебе снилось.
Гера мотает головушкой, выдыхает с болью:
- Да при чём тут предки! Мне это снилось, потому что я постоянно … нет, не то что был голодным, нас не морили голодом - а перманентно не хватало сладкого, пряного! В доме считалось, что это развращает вкус и портит здоровье. Причём взрослым уже терять нечего, им это всё давали, а детей важно от этих ужастей беречь… Ччёёёёрт! Нненаввижууу!
Аж закрутился на одном месте, взметая песок. Я ему: так врежь молнией и громом! Гера с размаху, оскалившись, бьёт по гонгу, как будто по носу обидчика - звук раскатывается над барханами, усиливаясь, перерастает в натуральный гром, через миг над нами трещит молния, как застёжка на небесном пологе, и начинает хлестать ливень. Тут же на раз-два кончается, в сыром воздухе повисает запах чего-то зверски аппетитного, вроде сдобного теста, а Георгий уже решительно зачерпывает мокрый песок и мне делает пригласительный жест - прошу за стол, дескать.
Дальше мы четверть часа трескали всё, до чего могли дотянуться, прерываясь только на комментарии типа "вот это попробуй", "дай-ка вон тот булыжник" и "отломи мне от коряги, на которой сидишь". Ещё четверть часа гладили животы и лениво откусывали от самых разных предметов ради интереса, и Гера с упоением объяснял подробности как биолог, что именно он изменил в нашем метаболизме.
С того момента Наместник почти непрерывно что-нибудь грыз, хрупал или жевал. В конце концов в его тронном зале оказалась порядком изгрызена мраморная колонна, покусано позолоченное кресло и изжёвана тканая занавесь с жемчугом, хрустальными бусами и серебряными нитями. На официальном приёме Пилат воздержался от излишеств, но на парадные блюда из лазурита с филигранью посверкивал жадным взором.
* * *
Мы, пока обжирались, пардон, насыщались в пустыне, опять конфликтнули.
Я выразил негодование, за каким хреном на их тучном Востоке детей морят голодом: вот и Марина тоже не могла спокойно съесть какую-то несчастную сайку. Георгий скорчил рожу: да ну её к дьяволу, никто ей не запрещал! сама себе сперва всё запрещает, а потом вешает вину на окружающих! Маринкин интернат был-де совсем не то что дом, в котором воспитывали Геру в отрочестве: вот уж чего не было там у неё, так это духовной дисциплины и упражнений по обузданию плоти! Просто-напросто там старшие дразнили эту воображалу, что принцессы не едят ничего пошлого, и она как дура отдавала другим свой полдник, потому что морковный сок со сдобой - это пòшло. Сама же отдавала и сама же страдала, да тьфу на неё!
Гера расстроился, сел ко мне спиной. Я ему: ты чего? Он - да как будто я не знаю, что вы все её защищаете, а меня осуждаете! Сейчас и ты будешь меня осуждать и весь обед мне испортишь. Я: потерять аппетит от осуждения - это пòшло! а зачем ты как дурак сам же никому Маринку не отдавал и сам же страдал, да тьфу на тебя!
Гера сперва зашипел, потом зафыркал, потом заржал так, что чуть не подавился корнем саксаула.
Ещё поговорили, что Марина себе рассказывала сказку про себя и тщилась в этой сказке жить. А Гера в свою очередь стремился жить в сказке, точнее в житийной легенде, посему служил принцессе Златомаре и стерёг дракона Сантала.
Перешли на тему детского креатива и его влияния на дальнейшую судьбу. Тут я рассказал ему про материного Стила, который в детстве сочинил и поставил крутой нипадеццки спектакль-ужастик "Замок Муравьиного Льва или Семь загадочных убийств" - а потом в отместку обществу взял себе на всю жизнь роль тайного главгада из той истории. Стил, кстати, великий искусник применять штуки типа "исподтишка натравить коллектив на новичка, а потом выступать его главным защитником". Гера восхитился "тайный главгад!", содрогнулся "исподтишка натравить!", проникся "и Шеол с таким возится!".
А потом говорит так задумчиво: надо полагать, я для вас точно такой же девиант, как этот маэстро Муравьиный Лев. Со всей спецификой подобных отношений. Драгоценный энтомологический экземпляр, вроде того.
Тут уже я обиделся: ладно ты про отношения Шеола со Стилом ничего не знаешь, но со мной-то ты уже сколько общаешься! - что, по-твоему, я с тобой обращаюсь как с насекомым?
Вижу, Георгий смутился, но не сдаётся, ухмыляется: Нет, как с экземпляром! ты же не отрицаешь, что я для вас - девиант, преступник, мучитель крошки Сантала?
Я: Угу, Ирод! Который прославился избиением младенцев. Впрочем, кажется, это другой Наместник, не ты.
Гера: Ага, то есть я всё равно прав: с вашей точки зрения между мной и шеольским злодеем-профессором нет никакой разницы.
Я: Как же никакой разницы! - тебя куда жальче: Стил хоть понимает, что общество ему враг, у него руки развязаны по крайней мере, а ты со связанными руками, сам себя за нефиг топишь как котёнка в раболепстве перед обществом...
Гера: Я? как котёнка? хахаха!
Я: ...в жажде принятия по условию и прочем самообмане.
Гера: Скажи ещё - в раковине в туалете, что в Аркане! нуу ты и сказанул! Но вообще мне это даже нравится! То есть по-вашему я - такое чудовище уже теперь, со связанными руками. И как это будет выглядеть, когда я развяжу себе руки? Прореки мне, о самонадеянный философ, проповедник любви к падшим!
И тянется к венцу.
Я, показывая язык: Не скажу, о грозный Наместник! А то ещё прикажешь меня казнить.
Гера, мотнув патлами: Да не собираюсь я тебя казнить! Мы с тобой поменя… (осёкся, сглотнул и далее чеканит) …Мы с тобой - про меня - ещё не договорили - поэтому пока - пока! - я не собираюсь - тебя казнить. Понятно? А теперь отвечай на мой вопрос, быстро. Что будет, когда я развяжу себе руки?
Я скаламбурил тяп-ляп насчёт умытых рук, с которыми он войдёт в историю. (Опять проговаривается, случайно то ли нарочно, что намерен поменяться со мной, но всякий раз не договаривает - к чему клонит?) Гера обозвал меня шарлатаном и шулером, я его - лицемером: он же на самом деле вовсе и не хочет знать своего будущего! - и мы почапали обратно к дворцу.
По пути Георгий ныл, что идти лениво, а лететь скушно, действительно-де полёты - забава для грудничков вроде плавания в корыте. И вообще, не стоило ему (прозрачно намекая, что это мне не стоило его раскручивать) искажать изображаемую действительность: исторический Пилат не летал и не ел камней, белые люди так не делают. Я утешал его, что никому не скажу.
В итоге мы с ним проскочили остаток дороги сквозняком (уж не знаю, благодаря кому из нас), и он конечно не преминул сообщить, что чувство знакомое, вроде как случалось с ним такое в затёртом ясельном возрасте, да потом как-то стало не до того.
В очередной раз я подумал, что не понимаю чувака: заливает про свои воспоминания об экстра-возможностях? - вроде не похоже, а если правду говорит - то почему он всё, чем обладал, забросил и прилип к Марине? Так её полюбил, в самом деле? А если так полюбил, почем не раскрыл для неё все свои тайные таланты?
Перекинулись парой фраз про то, что мог бы Гера стать разведчиком, раз ему лень ходить пешком. Гера объяснил, что обивать пороги и доказывать свою лояльность арийцам, чтобы записали в разведчики, ему ещё ленивее.
Вместе вспомнили анекдот про лентяя, от которого жена ушла к соседу; жена соседа пришла к лентяю и предлагает - так уведи меня в отместку! а он - нууу не знаааю, да получится ли, а на авось лениво как-то… Оказывается, Гера чётко запоминает анекдоты (в доме где он рос анекдоты считались за пагубу) и иногда рассказывает сам себе, а посторонним не рассказывает (потому что травить анекдоты пòшло). Ещё посмеялись.
* * *
Я уже примерно предполагал, как будет выглядеть в герином исполнении третье искушение, так что не удивился, когда над выложенной из самоцветов картой страны и сопредельных держав Пилат предложил Иисусу принять из его, Пилата, рук венец Наместника и власть над всем этим хозяйством. Но прежде чем я открыл рот, Гера (тоже подготовился, значит) быстро принялся мне втолковывать свои резоны:
- По новелле я спрашиваю, мол, у тебя была возможность сравнить меня и Бога на предмет могущества, так как ты смотришь на то, чтобы служить мне, а не Ему? - ты, естественно, отказываешься. Но по новелле-то получалось, что Пилат практически сильнее Бога. И он всё-таки убеждает Иисуса незаметно поменяться местами - чтобы Иисус смог проводить в жизнь свои прогрессивные идеи как Наместник, понимаешь? Пилат ощущает, что не дотягивает… ему как руководителю не хватает широты и нового подхода, который есть у Иисуса, а у Иисуса не хватает реальной силы, чтобы построить общество на новых принципах.
- Ага, а у нас с тобой получается наоборот: Бог сильнее Пилата (Гера делает возмущённый и протестующий жест)… Ну ладно, пусть ничья. Но именно поэтому я должен сделать выбор в твою пользу - Бог и без меня не пропадёт, а ты пропадёшь.
- Да не я, а человечество! Иисус должен ради блага человечества согласиться. Он начинает реформы, первым делом даёт пинка главным угнетателям и мракобесам - служителям, а те в отместку поднимают восстание и делают в Приморье антирелигиозное государство.
- Ещё одна версия мировой истории, хренассе.
- Но это не я придумал, нас так учили. Так соглашаешься?
- А как с распятием? Отменяется, верно, раз Иисус у власти? - не станет же он переодетого Иисусом Пилата приговаривать вместо себя, для маскировки.
Гера вздыхает и, страшно стесняясь, опять пускается в объяснения. По его версии, Иисус конечно же не хотел смерти Пилата, но и насовсем становиться Наместником тоже не собирался: поменялся с ним временно, написал быстренько кучу новых полезных законов, чтобы Пилат ими в дальнейшем руководствовался, а отменять приговор не отменил - ну не успел, спешил с более важными делами… Видя закипающую ярость в моих глазах (что, опять у тебя "человек хороший, просто в каком-то смысле не справляется в профессии"? гррр!) Георгий признаётся: …и вообще планировал сам всё же распяться и воскреснуть! ну он же верил в Жертву Агнца и в своё бессмертие (жалобно) ну Аст, он правда в это верил!
Теперь вздыхаю я:
- Дальше понятно. Планировал-планировал да не выпланировывал. Вышла какая-то хрень, и переодетого Иисусом Пилата распяли. Воскресить его не получилось. Так что Иисусу не оставалось ничего, кроме как помалкивать и править во благо человечества. До революции.
Гера кивает и искательно смотрит мне в глаза. Мотаю головой:
- В дисбиливе я не соучастник. Если тебе так уж хочется пережить распятие, ищи более правдоподобные варианты. А я первое, что сделал бы, это обезопасил осуждённого.
Гера в раздумьях надкусывает зубец короны:
- Логично. Ну вот слушай. Сейчас у меня во дворце гостит Ирод Наместник. Прибыл специально согласовать со мной участь Иисуса - всё-таки политический заключённый, громкая история, нужно ответственное решение. А ты ведь против смертной казни, верно? В том числе ты хотел бы спасти троих приговорённых одновременно с тобой, повстанца Варавву с двумя людьми. Я сам как Пилат душой поддерживаю эту инициативу, но недостаточно подкован, чтобы одолеть в дискуссии Ирода. Он, ясное дело, убеждённый сторонник казней и прочих репрессий. Так вот, давай! - переоденься Пилатом и на пиру раскрути полемику с Иродом по отмене смертной казни! Как Наместник с Наместником, понимаешь?
- Использовав как повод вопрос о популярных узниках? Доказать ему, что нам с ним больше пользы в живых оппонентах, чем в распятых? Что отмена смертной казни назрела и вообще стабилизирует обстановку в стране?
Гера, видя, что я вовлекаюсь в затею, светлеет лицом и начинает приплясывать вокруг меня:
- Это же действительно жутко интересная тема, во всех аспектах! неоднозначная! Какой спор можно раскрутить, представляешь? Если ты возьмёшь на себя Пилата, то я смогу играть за Ирода! Давно мечтаю проверить все аргументы и контраргументы против высшей меры! Ура!
* * *
Спор и правда вышел зажигательный. Это даже несмотря на то, что дискутировать с манипуляторами - пустое дело, а Гера в образе Ирода Наместника всячески отыгрывал именно манипулятора (когда не увлекался и не забывался). Но тогда становилось ещё интересней.
Напоследок Ирод, усмехаясь, говорит мне таковы слова: слушай, Пилат, ты меня считай убедил! Пора, пора дать народу больше самоуправления, а смертную казнь отменить! Но сам понимаешь, важно, чтобы простые люди сами дозрели до ценности человеческой жизни, приучились брать на себя ответственность за решения и ошибки! Так что давай-ка мы повстанцев отпустим своей властью, а участь Иисуса вынесем на всенародное голосование!
Я, отхлёбывая из кубка:
- Почему именно его, интересно? Зачем вообще кого-то задерживать? Отпустить всех.
Ирод, улыбаясь улыбкой главгада:
- А именно чтобы в смысле волеизъявления общества всё было прозрачно. И добровольно. Ты ведь, признайся, веришь в глубине души, что он Мессия? И я верю! Вот и пускай с ним общество разбирается само. Если отпустят и потом убедятся, что помиловали Сына Божьего - будет им награда за милосердие и убедительный аргумент в пользу того, что без смертной казни лучше. Ну, а если они такие кретины, что проголосуют за распятие - когда обнаружится, что казнили Спасителя, то-то будет им наглядный урок на всю оставшуюся историю: вот, не на-а-адо так делать.
Я ему, закусывая финиками с рябчиками:
- Ирод, но ведь что получается? Какие-то жлобы из-за своих междусобойчиков, из зависти - мы же с тобой это понимаем, правильно? - не просто сами втихую приканчивают в тёмном углу, а нашу с тобой власть привлекают - вселюдно прикончить неповинного человека. Вдобавок Спасителя. А мы идём у них на поводу - хотя нам ясней ясного, что к чему. Несолидно!
Ирод, пафосно отодвигая кубок:
- Для меня жить одной судьбой со своей страной важнее, чем стоять в стороне со своим чистоплюйством! Воля народа священна! Я как частное лицо могу иметь своё мнение и испытывать сочувствие к конкретной персоне как к человеку, но как Наместник я не имею права давить авторитетом на общественное мнение относительно недопустимости чьего-либо существования как политического деятеля. Хотя конечно, между нами - мне будет искренне жаль… если что.
Смотрит на меня прямым и открытым взором, и глаза такие честные-честные. Немного печальные. Встречал я такие глаза, но не на ЗА, слава всем богам.
* * *
Прихожу я в темницу, Гера там уже сидит одетый в Иисуса. Как и следовало ожидать, меняться обратно не собирается - мол, мой локус, кем хочу тем и сам буду, и тебя назначу. Теперь, дескать, расклад более соответствует каноническому Писанию: вся сверхъестественная сила у меня, у тебя только должностная. И мол таким образом, впрочем, Сын Человеческий идёт как ему предначертано…
Я, конечно, не преминул докончить цитату "…но горе тому, чрез кого он предаётся!" Говорю ему, разозлившись: хочется тебе быть непременно распятым, и для этого использовать меня втёмную - твоё право, на то тебе и дан локус возмездия, вы*ть меня как тебе заблагорассудится; но мне интересно понимать, что ты в этом для себя ищешь. И не будешь ли потом жаловаться или жалеть о сделанном.
Тут у нас с Георгием вышел спор сразу в нескольких направлениях. Он сперва сказал "да вовсе не то что хочется, просто события так закономерно развиваются". Потом не соглашался, что втёмную: мол, раз ты сам озвучиваешь перспективу, значит, я не темнил, а достаточно ясно дал тебе понять, что к чему. Наконец, заявил - ну и ничего такого, вот и ты с нами на МГ так же манипуляторски обходился! а когда я возмутился и напомнил, что играл в открытую, то так прямо мне и сказал: да кто бы на нашем месте тебе поверил бы, что ты говоришь правду!
Я, честно говоря, озадачился: как тут вообще продолжать разговор, если визави последовательно сам себе противоречит. Но тут Гера кладёт мне руку на плечо и говорит просительно: да не переживай ты так, не придирайся к каждому моему слову, со мной ведь по большому счёту ничего не будет страшного, я не умру.
Я: Знаю, слыхали! ученикам своим это втюхивай.
Гера: В конце концов, если мне не понравится, как пойдут дела, у меня есть браслет для вызова...
Я: Десяти легионов ангелов.
Гера: И Сантала в придачу!
Я: В качестве Архистратига Михаила, повергающего дракона-Ирода.
Гера: Ага! в качестве дракона о десяти головах, который ам-ам пожрёт одноглавого Ирода и ознаменует начало арзата! (то бишь п-ца полного конца)
Заговорили мы про это - оказывается, Гера правда видит в Дале холодного лицедея и безжалостного манипулятора, который человеческими чувствами и жизнями играет как пешками. Отыгрывая Ирода на пиру, как раз воображал себе личность наподобие Сантала. Удивляюсь - на Дала-то как раз непохоже, однако написан портретик прям с чувством, с перцем и солью, с какой же натуры? Я-то думал, это в герином исполнении какая-то шишка из дома, где Гера рос. Гера сперва смеётся, потом смеяться перестаёт. А с чего ты взял, спрашивает.
Испуганно так спрашивает! Это Георгий-то, склочник с сорокалетним стажем.
Пока раздумываю над ответом, переводит разговор на другое - пройдёмся, мол, в тронный зал, пока там нет посторонних, я проголодался, хоть погрызу чего-нибудь.
* * *
Я размышляю: за каким чёртом мой напарник по игре рвётся на крест? неужели у парня такая боль внутри, что ему хочется уравновесить её физической болью, хоть бы и фантомной? Судя по всему, телесные ощущения в нашем локусе суперсистема Дома Страха поддерживает вполне добротно. Так что мало ему не покажется.
Может, Георгию важно оказаться абсолютной жертвой? Но что это ему даёт?
Гера вдруг начинает отвечать (то ли я по рассеянности заговорил вслух, то ли мы начали слышать мысли друг друга):
- Странно, что ты меня не понимаешь - тебя же что-то заставило добровольно пойти под суд! ты предоставил себя истязаниям, чтобы приобрести моральное право самому истязать…
- ???! Приобрести у кого?
- Ну… В глазах окружающих… И тех, кого собирался наказывать, нас то есть… Но прежде всего в собственных, конечно!
- Ыть? То есть сперва я не чувствую себя вправе вас пороть, но делаю это, а потом прошу меня сечь по заднице, чтобы задним числом получить в своих глазах законное основание делать то, что считаю нужным? Логики не вижу, но идея смелая. Хотя мне помнится, я рассуждал не так…
- Слушай, Аст, я не могу отвечать за то, что у тебя всё задом наперёд. А вот у Творца - я так считаю! - были именно такие основания.
- Факт?
- Да, и тогда всё логично! Вот смотри. Бог по природе Своей недоступен страданию. Но Он хочет спасти человечество, погрязшее в жестокости, а это можно сделать только карами. Но чтобы иметь моральное право причинять страдание…
- Это право откуда берётся? Что за право такое?
- Он сам себе даёт такое право! Если поступает справедливо, то это даёт Ему моральное право в Своих собственных глазах, понимаешь? Да, и в глазах человечества, ясное дело! Люди же чувствуют справедливость, они нуждаются в том, чтобы с ними обходились справедливо. Судить их и наказывать страданиями должен тот, кто сам страдал ещё больше. И вот для этого Бог воплощается в Сыне, подверженном всяческим страданиям, и даже всё устраивает, чтобы эти страдания были величайшими…
- Сам устраивает повод к беспределу? Очень справедливо!
- А что? В отношении Иисуса это не несправедливо, потому что это же Сам Бог и есть, Он добровольно Себя отдаёт на заклание. А в отношении Ирода - его никто не толкает на богоубийство, тут сплошной его собственный выбор. Не хотел бы - не стал бы подговаривать толпу кричать "Распни!" Значит, справедливо, чтобы Ирод получил по заслугам. Коемуждо по делом его!
- И толпа за компанию с ним. Ирод и каждый человек из толпы нуждается в том, чтобы его сперва спровоцировали на подлость, а потом ещё отдельно наказали за неё. И я, по-твоему, нуждаюсь в том, чтобы поучаствовать в твоей разборке с самим собой и это будет мне наказание.
- Нифига! Не по-моему, а по-твоему! Вот ты - ты сам же напросился на суд! Зачем тогда, если я неправильно угадал? У тебя достаточно силы, чтобы избежать неприятностей, а ты стал нарываться!
- Да не при чём тут приятности-неприятности - вообще! Я хотел от разборки не страданий, а возможности разговаривать с вами всеми, в открытую. Вы же, начиная от Дала и кончая тобой, вообще не желали ни одного слова правды сказать! - ни матерю, ни мне, ни себе, ни друг другу. Сантал отрывался на Шеоле, как раньше отрывался на ком попало, потому что не мог…
- …Оторваться на нас с Мариной!
- Не! Не мог высказать словесно свой раздрай в понимании мира и себя. А не мог потому, что оказался с самого начала спутан вашим…
- …лицемерием и самообманом! Мы главные злодеи! (почти кричит) Мы причина всех зол! Ну и почему ты против моей казни, в таком случае?
- Сантал был спутан вашим винегретом в головах!
Я боюсь, что у него что-нибудь лопнет внутри, чувствую надрыв всех его сосудов и бешеные толчки крови. Притронуться к нему не рискую, только руку протягиваю:
- Гера, я кажется понял! есть версия! - почему ты сказал мне молчать про кассеты! Ну, насчёт твоей невиновности в гибели эмбрионов.
Гера в изнеможении откидывается назад, встряхивая локонами, и кладёт ладони себе на лоб:
- О боже! И причём тут?... Ну? Слушаю.
- Ты всё надеешься, что ещё одна несправедливость в отношении тебя даст тебе моральное право отвечать ударом на удар.Но всякий раз несправедливостей немножко недостаточно.
- Чтооо?
- И в горячечных снах он видел себя таким вот - прошедшим все ады вселенной и получившим за это высокое право убивать убийц, пытать палачей и предавать предателей.
- Это про меня? (короткий смешок) Аст, опомнись, я только и делаю, что огрызаюсь и пинаю всех вокруг. На суде я был похож на агнца безгласного?
- Но ты же ощущаешь при этом, что так нельзя, что значит ты поступаешь плохо. Тебе ведь от этого неизбывно больно, и ты мечтаешь о развязанных руках - чтобы стало можно, и тогда станет хорошо. Ну вот ещё одно страдание, ещё одна жертва, ещё один удар от всё равно кого - и какая-то там мера переполнится, и ты почувствуешь, что имеешь право.
- Бред какой. (снова смешок) "Моё - отмщение, и Аз воздам." (тяжёлый вздох) Так, что ли?
- Типа того. Заплатить наконец любую цену за свободу от осуждения.
- Хм. Сын Человеческий - Судия, и Он же Страдалец. И Он же Освободитель от вечного осуждения в геенну. Занятно. Хочу, значит, себе божественных атрибутов? Так это ужасный грех, так вообще-то…
- Ну а как же! Он Сам сделал Себя Сыном Божиим и за это должен быть распят!
- Аст, тебе смешно а мне не очень…
- Не Я ли сказал - вы боги, и сыны Всевышнего - все вы!
- Ты наверное дьявол, что у тебя на всё есть цитата из Писания, ха-ха.
- Почти. Я инферг! А это, кстати, моя любимая строчка из псалмов.
Продолжение следует.