19 августа 1991 года, Москва: НАШЕСТВИЕ ДИНОЗАВРОВ. Часть 2.
Забитая дорога была как бегство из Москвы от Наполеона. Чего только по ней не двигалось. И хотя ехали со скоростью пешеходов, со всех сторон слышался скрежет металла об металл, мат-перемат, детский плач и женские вопли. Машины бились как яичная скорлупа, и только танки ползли неуязвимо, как бесчувственные ископаемые. У меня душа ушла в пятки. Хотелось съехать с этого смертельного конвейера, где ты в своей коробчёнке как в мышеловке, и что делать, если, не дай Бог, приспичит в туалет или забарахлит сердце ? А если протаранит какой-нибудь лихач-безумец? Я стала пробираться вправо, чтобы при первой же возможности съехать с шоссе на маленькую улицу и «огородами» добираться обратно домой. Или всё же в Институт? Но получилось так, что съехала я точь-в-точь там, где и хотела: на Фрунзенскую набережную, к кассам Аэрофлота. На съезде по обе стороны шоссе стояли танки, их дула нависали над дорогой, и я проехала под ними, как под салютующими саблями на гусарской свадьбе. Танки были облеплены людьми: на них вперемешку сидели какие-то ребята в спортивных трениках и солдатики в своих «зелёнках». Транспортный поток двигался медленно, молодёжь шныряла между машинами и совала водителям какие-то листовки.
В кассах не было толпы, но ощущалась всеобщая нервозность. Прямо предо мной богатырь-косая-сажень со всей дури врезался в стеклянную дверь на входе и упал на осколки, а я еле-еле не упала на него, ибо тоже со всей дури об него споткнулась. Мне без проблем сделали вылет на 22-е и подтвердили, что самолёты летают по расписанию. «Несерьёзный путч, да и армия судя по всему не на их стороне», подумала я. Вспомнила трупные лица в ГКЧПистов - и бесстрашно поехала в Институт.
В 1991 г. женщина за рулём была экзотикой. Тем более в такой день. Я не видела ни одной «бабы» в транспортном потоке. Мужское племя мне кричало, делало знаки, махало руками. Иногда пропускали. Один водила спросил: Вам помочь? До сих пор не понимаю, что он имел в виду? И вдруг, уже на кремлёвской набережной, вижу машину, где за рулём моя коллега, м.н.с. из нашего Ин-та! Ну мы и отжигаем! Стоим в пробке перед мостом, нам надо налево, а мост справа, по нему вереницей движутся танки, над ограждением моста видны только дула - ну точь-в-точь кадр из фильма «Роковые яйца», по Булгакову. Сворачиваем на пл. Ногина, по Чернышевского - до Колпачного, въезжаем во двор Ин-та, паркуемся, здороваемся и расходимся по своим отделам. У меня почти весь сектор в полном сборе. На столе чай и красненькое. Все возбуждены, все кричат, спорят, курят. В комнате можно вешать топор. Хочется поговорить, рассказать, расспросить, но кислорода ноль. Я объявляю, что еду домой, могу взять с собой ещё тройку/ четвёрку попутчиков, и мы девичьей стайкой сбегаем вниз по лестнице. В моей машине - пятеро молодых, весёлых женщин - «Пьяный корабль» в центре тайфуна. Мы движемся в историческом пространстве нашей великой столицы в роковой день, когда решается её судьба. Вокруг нас творится хрен знает что. Нам сигналят мужчины из соседних машин, крутят пальцем у виска. Наташа Ф. рассказывает, как она в 1965 году оказалась на улице в Алжире, когда там начался путч против бен Беллы. Её муж работал в посольстве. И вот те на, до чего мы сами в Москве дожили - едем в разгар путча и нам хоть трава не расти.
Дома на автоответчике было 12 звонков из разных стран. Друзья озабочены моей судьбой, спрашивают, чем помочь, просят быть поосторожнее и перезвонить: «Тебя там не арестовали?» Когда в декабре я вернулась в Москву, меня ожидала куча августовских писем и открыток примерно такого же содержания.
Три дня спустя я прилетела в Кёльн, и меня прямо из аэропорта взяла на интервью Немецкая волна, а потом WDR, на часовую новостную передачу. И меня расспрашивали о том, как выглядит с близкого расстояния танковая броня, какое было в городе настроение, какие надежды у людей в связи с победой демократии...
В кассах не было толпы, но ощущалась всеобщая нервозность. Прямо предо мной богатырь-косая-сажень со всей дури врезался в стеклянную дверь на входе и упал на осколки, а я еле-еле не упала на него, ибо тоже со всей дури об него споткнулась. Мне без проблем сделали вылет на 22-е и подтвердили, что самолёты летают по расписанию. «Несерьёзный путч, да и армия судя по всему не на их стороне», подумала я. Вспомнила трупные лица в ГКЧПистов - и бесстрашно поехала в Институт.
В 1991 г. женщина за рулём была экзотикой. Тем более в такой день. Я не видела ни одной «бабы» в транспортном потоке. Мужское племя мне кричало, делало знаки, махало руками. Иногда пропускали. Один водила спросил: Вам помочь? До сих пор не понимаю, что он имел в виду? И вдруг, уже на кремлёвской набережной, вижу машину, где за рулём моя коллега, м.н.с. из нашего Ин-та! Ну мы и отжигаем! Стоим в пробке перед мостом, нам надо налево, а мост справа, по нему вереницей движутся танки, над ограждением моста видны только дула - ну точь-в-точь кадр из фильма «Роковые яйца», по Булгакову. Сворачиваем на пл. Ногина, по Чернышевского - до Колпачного, въезжаем во двор Ин-та, паркуемся, здороваемся и расходимся по своим отделам. У меня почти весь сектор в полном сборе. На столе чай и красненькое. Все возбуждены, все кричат, спорят, курят. В комнате можно вешать топор. Хочется поговорить, рассказать, расспросить, но кислорода ноль. Я объявляю, что еду домой, могу взять с собой ещё тройку/ четвёрку попутчиков, и мы девичьей стайкой сбегаем вниз по лестнице. В моей машине - пятеро молодых, весёлых женщин - «Пьяный корабль» в центре тайфуна. Мы движемся в историческом пространстве нашей великой столицы в роковой день, когда решается её судьба. Вокруг нас творится хрен знает что. Нам сигналят мужчины из соседних машин, крутят пальцем у виска. Наташа Ф. рассказывает, как она в 1965 году оказалась на улице в Алжире, когда там начался путч против бен Беллы. Её муж работал в посольстве. И вот те на, до чего мы сами в Москве дожили - едем в разгар путча и нам хоть трава не расти.
Дома на автоответчике было 12 звонков из разных стран. Друзья озабочены моей судьбой, спрашивают, чем помочь, просят быть поосторожнее и перезвонить: «Тебя там не арестовали?» Когда в декабре я вернулась в Москву, меня ожидала куча августовских писем и открыток примерно такого же содержания.
Три дня спустя я прилетела в Кёльн, и меня прямо из аэропорта взяла на интервью Немецкая волна, а потом WDR, на часовую новостную передачу. И меня расспрашивали о том, как выглядит с близкого расстояния танковая броня, какое было в городе настроение, какие надежды у людей в связи с победой демократии...