Крис Бонингтон. Безостановочная гонка вокруг света, 1968 г. 3/5
Яхтсмены-одиночки в борьбе за первенство. Золотой Глобус
Безостановочная гонка вокруг света, 1968 г.
Назад. Часть 2.
Ниджел Тэтли впервые услышал о гонке на приз «Золотой Глобус» в марте 1968 года. Он служил в Плимуте и имел тримаран «Виктресс», пользуясь им как плавучим домом для себя и своей жены Эвелин, с которой состоял в браке всего полтора года. Тэтли было сорок пять лет, он имел двух сыновей - четырнадцати и шестнадцати лет - от первого брака. В его жизни наступал перелом - Тэтли сделал интересную карьеру в военно-морском флоте, командовал фрегатом, много ходил по свету. Его хобби - плавание под парусом - заполняло досуг. Приняв однажды участие в гонке вокруг Британских островов, он занял почетное пятое место. Однако лишь немногие офицеры получают очередное повышение - звание капитана 2-го ранга, и Тэтли не добился этого. В результате в возрасте сорока пяти лет он подлежал автоматическому увольнению в запас - весьма тяжелый период в жизни большинства офицеров, состоящих на действительной службе.
«Виктресс» был тримараном массового промышленного производства, способным выжимать до 22 узлов. Однако судно такого типа неспособно вставать на ровный киль после опрокидывания, и плавание по Южному океану должно было стать для него «моментом истины». Фото: "Vela"
Однажды воскресным утром, набросив пальто поверх ночной рубашки, его жена Эвелин выскользнула на причал, чтобы купить воскресные газеты. Когда она вернулась, Тэтли выбрал «Санди таймс», перелистал страницы, и его внимание приковало объявление о гонке на приз «Золотой Глобус».
- Без остановки вокруг света. Решить проблему вечного движения. Почему это всегда притягивало мое воображение? Плыть вперед, и только вперед, словно «Летучий Голландец». Походящее сравнение для меня года два назад. Однако теперь потерянная душа обрела друга. Вызов из прошлого? Теперь или никогда-так, кажется, называют в покере блефование.
Тэтли немедленно начал строить планы на будущее. В идеальном случае ему понадобится новое судно, спроектированное для такого трудного плавания; он написал всем предположительно заинтересованным лицам, но, как и Нокс-Джонстон, получил только отказы. Тогда он решил остановиться на собственном тримаране, несмотря на то что это было заурядное судно массового производства, сконструированное скорее для семейных прогулок, чем для одиночного плавания. На тримаране центральный корпус содержит жилые помещения, а два других корпуса - не что иное, как просто поплавки для балансировки, которые используются также для хранения запасов. Если однокорпусное судно имеет снизу тяжелый киль, который в сочетании с балластом всегда поможет спрямляться судну в случае полного опрокидывания, тримаран обходится без киля и вообще имеет более легкую конструкцию. Это платформа, установленная на трех поплавках. Такое устройство придает судну большую остойчивость и сообщает почти неограниченную скорость. Например, на курсе фордевинд тримаран в буквальном смысле движется вместе с гребнем волны, достигая скорости двадцати двух узлов. Это намного быстрее любого однокорпусного судна. Однако и здесь не обходится без сучков и задоринок - например, если тримаран опрокинется, то уже не вернется сам в первоначальное положение. Тот факт, что плавание на многокорпусном судне сопряжено с риском, особенно подчеркивается тем обстоятельством, что рьяные сторонники и ведущие конструкторы таких судов - Хедли Никол и Артур Ривер - оба недавно пропали без вести в море.
Риск не мог испугать Тэтли. Он был душой и телом предан многокорпусным судам и проявлял чуть ли не рвение проповедника в своем желании доказать возможности тримарана. Его жена Эвелин оказала мужу поддержку во всем и даже изобретала изысканные и, как я подозреваю, самые питательные блюда для его рациона в море. Если Риджуэй ради простоты взял с собой стандартные армейские рационы, да и Нокс-Джонстон питался не слишком разнообразно, то Тэтли лакомился как настоящий гурман тушеными почками, жареной гусятиной и утятиной, тушеной зайчатиной, омарами, мясом осьминога, ярмутской копченой сельдью. Он имел в каюте великолепную акустическую систему и вышел в море с богатой фонотекой магнитофонных записей. Совершенно логичным выглядело то обстоятельство, что он заручился покровительством и финансовой поддержкой компании «Музыка для развлечения», выпускающей диски. Единственное, что он не взял с собой, - это книги, и в пути часто жаловался, что ему недостает чтения.
Он сам переоснастил свое судно, испытав при этом обычные трудности, он был готов к выходу в море 16 сентября. Привлекательный внешне, он выглядел как-то по-особому, по-военно-морски аккуратно, был прекрасным собеседником, ладил с любой компанией, и все же в его поведении наблюдалась какая-то сдержанность, выработанная отчасти обучением в паблик-скул и службой в военном флоте. Эта сдержанность особенно заявляет о себе в книге Тэтли «В одиночку на тримаране», так как выдает очень немногое из области его чувств и переживаний. Его судовой журнал тоже довольно лаконичен, записи в нем содержат весьма скудные сведения о жизни на борту парусного судна, пестрят отчетами о меню и программах развлекательной музыки.
Каюта Ниджела Тэтли была оборудована превосходной проигрывающей аппаратурой и фонотекой. Фото из книги.
Все же он добился значительных успехов. Во время плавания на юг по Атлантике он, по-видимому, прекрасно отдавал себе отчет в том, насколько рискованна его затея. Его тримаран с удобной каютой, высоко поднятой штурманской рубкой, несомненно, был самым комфортабельным судном, идущим вокруг света, и в то же время именно каюта и штурманская рубка несли в себе потенциальную угрозу, ослабляя общую конструкцию корпуса, что могло привести к фатальным последствиям. Каждый мореплаватель-одиночка переживает свои сомнения, не был исключением и Тэтли. Одиночество и однообразие плавания тяжело отразились на его состоянии. Вот о чем гласит запись в журнале от 2 октября, на семнадцатые сутки пребывания в море:
- Сегодня меня впервые одолели мысли о прекращении гонки. По-моему, это вызвано слишком длительным пребыванием в компании с самим собой. Что может быть проще - зайти в любой порт и заявить, что судно не обладает достаточной прочностью либо просто не подходит для такого плавания. Особенно выводил меня из равновесия психологический фактор - что будет со мной через год? Останусь ли я прежним, либо вернусь другим человеком? Я знал, что Эвелин тоже сильно обеспокоена именно этой проблемой. Затем я осознал,что несмотря на то, что она безоговорочно примет любые мои объяснения по поводу прекращения гонки и согласится со всем, если я прекращу соревнования, скажем, в Кейптауне, все же мы будем чувствовать, что оба, и я, и она, упали в глазах и во мнении своих друзей, самих себя, доброжелателей и помощников. Но это был лишь наплыв плохого настроения, связанный с медленным продвижением.
Подобно Нокс-Джонстону, он одержал верх над депрессией, занявшись практическими делами - в данном, конкретном случае просто подстригся. В длительном морском путешествии дела всегда хватает. Помимо ухода за корпусом судна, есть еще неистощимая рутина профилактического ремонта такелажа, оборудования, и, каким бы квалифицированным ни был моряк, усталость дает себя знать. Тэтли имел на борту настоящую мастерскую и даже электродрель; будучи, как и Нокс-Джонстон, человеком практичным, он умело ухаживал за судном по мере того, как углублялся в Южный океан, где ему предстояли суровые испытания.
Когда затея зафрахтовать «Джипси Мот» провалилась, Дональд Кроухёрст также решил отдать предпочтение тримарану, несмотря на то что никогда прежде не ходил на таких судах. Со временем выяснилось, что он не выйдет в море раньше конца октября (последний срок старта) и, стало быть, уже не догонит никого из участников, стартовавших раньше. Чтобы добиться известности, ему не оставалось ничего другого, как рассчитывать на самый быстрый переход, а для этого было необходимо самое быстроходное судно. Он остановил выбор на тримаране, конструктивно почти не отличавшемся от тримарана Тэтли, но имевшем обтекаемую, подкрепленную надстройку и снабженном всевозможными электронными приспособлениями для обеспечения безопасности плавания. На все это нужны были деньги, и именно в добывании их он сделал самый удачный ход. Главным кредитором его шаткого предприятия был некто Стэнли Бест - бизнесмен до мозга костей, которого совершенно не трогала романтическая сторона дела. Тем не менее Кроухёрсту удалось убедить этого человека в том, что самым верным способом вернуть вложенные деньги будет увеличить кредит и оплатить стоимость нового судна.
Дональд Кроухёрст. Фото Gettyimages
Теперь он мог собираться в дорогу, но наступила уже середина мая, и оставалось слишком мало времени для строительства нового судна, в особенности такого, которое было бы оборудовано в соответствии с чуть ли не революционными идеями самого Кроухёрста. Например, судно должно иметь «мешок плавучести» на топе мачты: по замыслу Кроухёрста, электронные датчики, вмонтированные в корпус, автоматически наполнили бы мешок сжатым воздухом из баллонов в случае, если бы судно легло на борт. Кроухёрст придумал также множество других электронных приспособлений, управляемых с помощью компьютера, установленного в каюте. Идеи Кроухёрста были, конечно, оригинальны и, возможно, пригодились бы в море, однако, к несчастью, у него не хватало ни времени, ни твердости характера, чтобы привести их в исполнение. Он метался между верфью и собственным домом в Бриджуотере и вообще по всей стране, «подбирая концы», зазывая покровителей и давая интервью для прессы. У него было слишком много блестящих идей, но сам он оказался неспособным претворять их в жизнь или доводить до конца и часто упускал не столь эффектные, но существенные мелочи. В результате этого, а в общем-то из-за всевозможных неизбежных сюрпризов, которые возникают при строительстве судна, все шло с отставанием от графика. 30 октября наступило слишком быстро, а Кроухёрст был все еще не готов. Интерьер каюты представлял собой путаницу разобщенных проводов, не прибыл баллон со сжатым воздухом для наполнения мешка-поплавка неопрятного вида, который свисал с топа мачты. Более того, пришлось смириться со многими недоделками, которые повлияли на мореходные качества яхты. Ему помогали многочисленные друзья, но делали это хаотически. Кроухёрст оказался не в состоянии координировать их усилия и становился жертвой различных противоречивых проблем. Не меньше хлопот возникло в результате энергичной деятельности его пресс-атташе Родни Холлворта - человека с внушительной наружностью и властного, который занимался «внешними сношениями».
В 2 часа утра 31 октября палуба и каюта судна Кроухёрста все еще были завалены припасами, многие из которых он приобрел в последние минуты. Совершенно изможденные, Кроухёрст и его жена Клэр вернулись в отель, где собирались провести то самое время, которое стало для них последней ночью, когда они были вместе. Большинство искателей приключений переживают тяжелые сомнения, особенно накануне отправления, однако Кроухёрст мучился сильнее других. Он признался Клэр, что судно не годится для такого плавания, и спросил, не сойдет ли она с ума от тревоги за него. Каким-то шестым чувством Клэр поняла, чего он добивался, - он хотел, чтобы она попросила его остаться. Однако эта догадка была слишком смутной, и она сделала все возможное, чтобы ободрить его. Весь остаток ночи он проплакал.
Фото Northwest Yahting
В 3 часа дня 31 октября, всего за несколько часов до закрытия старта, Кроухёрст поставил паруса. Это было беспорядочное прощание, он сразу же заметил, что мешок плавучести, который накануне в спешке прихватили к мачте, зажал два фала, отчего ни кливер, ни грот не поднимались. Кроухёрст разразился бранью в адрес провожающих и потребовал, чтобы его отбуксировали обратно в гавань, чтобы там очистить такелаж. Ему все же удалось выйти, но пришлось лавировать по заливу Лайм против сильного южного ветра. Наконец он растаял в туманной дымке.
За время плавания по Английскому каналу Кроухёрст разобрал вещи, сваленные на палубе и в каюте, однако через несколько дней безнадежность его путешествия начала становиться все более очевидной. Ветровое рулевое устройство типа «Хаслер», идеальное для однокорпусного судна, но не вполне подходящее для тримарана, начало причинять мореплавателю хлопоты. Затем, что было еще серьезней, он обнаружил, что в левый поплавок поступает вода - люки оказались негерметичными. За этим последовали новые неприятные открытия. На судне смонтировали мощный водоотливной насос, с помощью которого можно было откачивать воду из любых отсеков, но в спешке на борт так и не доставили шланги «Хеллифлекс». Теперь Кроухёрст мог «осушаться» только вручную (медленный, утомительный процесс), но делать это почти невозможно при сильном волнении, потому что тогда в открытый люк неминуемо попадет столько же воды, сколько успеваешь вычерпать. (Тэтли предвидел такие трудности и установил трубопроводы в носовые отсеки своей «Виктресс».) Кроме того, Кроухёрст обнаружил, что некоторые запасные части и аварийные материалы, в том числе фанерные пластыри[ 17], так необходимые в плавании, каким-то образом исчезли, хотя он отчетливо помнил, что доставил их на борт.
В Бискайском заливе и у побережья Португалии Кроухёрст встретил противные ветры и продвигался вперед очень медленно, даже слишком медленно. Он напоминал преступника, который бежал из заключения и теперь ломает голову над тем, что же делать дальше. Би-би-си вручило ему магнитофон и целую гору пленки, на которой он должен был записывать свои впечатления. Но какие бы сомнения и тайные помыслы ни закрадывались в его душу, он был, очевидно, уверен в том, что его записи станут достоянием широкой публики. и поэтому в его монологах нередко звучит бравада, он то и дело срывается на фальшивую ноту, когда слишком расходится с действительностью.
Для начала можно сказать, что его судно плохо зарекомендовало себя на курсах бейдевинд[ 18] и, что еще серьезней, на нем обнаружилось много губительных конструктивных недостатков. Наконец 15 ноября Кроухёрст подвел такие итоги в судовом журнале:
- Меня мучает растущее опасение, что перед лицом настоящего положения вещей скоро придется решать, смогу ли я продолжать плавание. До чего чертовски тяжелое решение!
Он продолжал записывать очень ясные, тщательно продуманные оценки своего положения, перечисляя множество ошибок и упущений, которые указывали на неизбежность неудачи, поджидавшей его в Южном океане, - неудачи, которая, по всей вероятности, должна была завершиться его гибелью. Он то и дело задавался вопросом - должен ли он прекратить плавание немедленно или все же попытаться добраться хотя бы до Кейптауна или даже до Австралии, чтобы выйти из игры с честью и в то же самое время предъявить своему патрону Стэнли Бесту чуть больше миль, пройденных благодаря вложенным им средствам.
И все же 18 ноября, когда ему удалось установить радиосвязь как с Клэр, так и со Стэнли, он даже не упомянул о возможном выходе из гонки. Он попросил Беста перепроверить, были ли в самом деле поставлены на борт шланги «Халлифлекс», и жаловался на невысокую скорость своего продвижения, указав свое местоположение так - «около ста миль севернее Мадейры». Несколько дней спустя в разговоре с Бестом он все еще ни словом не обмолвился о вероятном выходе из гонки, но предупредил, что, по-видимому, не сможет выходить в эфир из-за неполадок в дизель-генераторе. Создается впечатление, что он не мог заставить себя признать свое поражение и вернуться к проблемам, которые ожидали его дома.
Напарником Кроухёрста по позднему выходу в море оказался Алекс Кароццо, у которого не нашлось каких бы то ни было сдерживающих начал, как и слишком большого выбора. Этот тридцатишестилетний экспансивный итальянец был очень опытным моряком. Подобно Нокс-Джонстону, он служил в торговом флоте и построил свою 11-метровую яхту в трюме торгового судна на пути в Японию. Там он спустил яхту на воду и в одиночку дошел на ней до Сан-Франциско, претерпев по дороге потерю мачты. Его вступление в гонку «Золотой Глобус» было не менее экстравагантным.
Алекс Кароццо. Фото "Vela"
Уже выступая в гонке одиночек, проводившейся под покровительством «Обсервера», он вышел из Плимута и в необозримых просторах Атлантики случайно встретился с Риджуэем, который незадолго до этого отправился в кругосветное плавание. Они обменялись приветствиями, и скорее всего именно эта встреча заставила Кароццо вернуться в Англию, чтобы построить специальное судно для кругосветного плавания. Оставалось совсем немного времени, но он уже имел судно через семь недель. Проект судна отличался оригинальностью - оно имело два стальных руля и впереди киля 90-сантиметровый шверт[ 19], который использовался также для дифферентовки судна. Это было самое крупное судно из числа всех участвующих в гонке. Если бы Кароццо справился с его управлением в одиночку, оно оказалось бы самым быстроходным. Однако, к несчастью, в Бискайском заливе у Кароццо начались сильные боли в желудке, был поставлен диагноз - язва желудка, и в конечном счете его пришлось отбуксировать к португальскому берегу у Опорто. Без сомнения, нервный стресс, полученный при спешной подготовке к участию в этом предприятии, сделал свое дело.
Вот какие новости сообщил Брюс Максвелл Нокс-Джонстону. Наиболее реальную угрозу для него представлял только Муатесье, который быстро дошел до мыса Доброй Надежды, где его в последний раз видели 26 октября. Ученые мужи подсчитали, что он может угрожать Нокс-Джонстону, т.е. прийти к финишу грудь в грудь, и несомненно победит по времени. Нокс-Джонстон комментировал это так: «Именно такое известие и было нужно, чтобы подхлестнуть меня».
Он снова поставил паруса - следующая земля, которую ему предстояло увидеть, был мыс Горн. Несмотря на то что он тщательно продумал систему постановки парусов, чтобы сообразоваться с потерей ветрового рулевого устройства, ему все же приходилось самому браться за руль при попутных ветрах. Это означало просиживать по шестнадцать-семнадцать часов подряд в крошечном кокпите, совершенно открытом для разгула стихий. Заметим, что на «Сухаили» не было рулевой рубки или хотя бы брезентового тента для защиты от непогоды. Нокс-Джонстону не нравились такие устройства, он считал, что моряка должны обдувать все ветры, тогда он по-настоящему почувствует, что же они собираются предпринять с ним и его судном. Он проводил долгие часы за рулем, размышляя о делах мира сего, о своем будущем, заучивал наизусть либо просто декламировал стихи из поэтического сборника, который захватил с собой. Он никогда не позволял себе расслабиться и продолжал скрупулезно ухаживать за «Сухаили», стараясь выжать из нее как можно больше и в то же время избежать перенапряжений, которые могли бы привести судно к неисправимым повреждениям. К этому времени его радиопередатчик успел выйти из строя, и у него не было возможности позвать на помощь или сообщить о своем местоположении, хотя он мог ловить береговые радиостанции Новой Зеландии и позже, когда преодолел южную часть Тихого океана, - станции на побережье Южной Америки.
Он по-прежнему выполнял много нудной, тяжелой работы и терпел всяческие неудобства, будь то вымокшая одежда, недосыпание, вызванное частыми авралами, рука, ошпаренная горячей овсяной кашей, неудача при замене каких-либо частей на судне, борьба с противными ветрами, которые налетали с востока с такой же частотой, как и с запада.
Мыс Горн, которого Нокс-Джонстон достиг 17 января, встретил его мертвым штилем. Никто не ждал его, ни один самолет не показался над далекой землей, и он, никем не замеченный, проскользнул в Атлантический океан, затем мимо Фолклендских островов и еще дальше, вдоль побережья Южной Америки, до экватора. Он был уже на отрезке пути, который вел непосредственно к дому, хотя идти еще предстояло долго. Единственный, кто мог достать его, - это Муатесье, который передал несколько писем какому-то рыбаку неподалеку от Хобарта в Тасмании 18 декабря. Затем Муатесье заметили 10 февраля мористее Фолклендских островов, но там, где он ожидал встретить противные ветры, было переменно, в то время как Нокс-Джонстон достиг зоны юго-восточного пассата. Было маловероятно, чтобы Муатесье смог догнать Нокс-Джонстона, но совершенно очевидно, что у него было значительно лучшее время, так как Муатесье стартовал на два месяца позже.
Вместо того чтобы финишировать, Бернар Муатесье на своем «Джошуа» проделал полтора оборота вокруг земного шара, сообщив всем: «потому что чувствую себя счастливым в море и, может быть, чтобы спасти свою душу». Фото Golden Globe Race
Этот вопрос стал чисто академическим, потому что в следующий раз Муатесье заявил о себе уже у мыса Доброй Надежды, в то время как все считали, что он на подходе к экватору. Он зашел на внешний рейд Кейптауна и с помощью пращи забросил на палубу стоявшего на якоре танкера сообщение для «Санди таймс», в котором говорилось: «Мыс Горн пройден 5 февраля, сегодня 18 марта. Я продолжаю безостановочную гонку и иду на острова Тихого океана, потому что чувствую себя счастливым в море и, может быть, чтобы спасти свою душу».
Эта новость была встречена с недоверием. Как можно отказаться от успеха и славы, когда те были у него в кармане? «Санди таймс» попыталась довести до него послание его жены, передав текст в радиотрансляции новостей по Южно-Африканской Республике: «Бернар, тебя ждет вся Франция. Пожалуйста, возвращайся в Плимут как можно скорее. Не ходи вокруг света снова. Мы будем ждать тебя в Англии. Пожалуйста, не разочаровывай нас. Франсуаза и дети».
Муатесье так и не услышал этого обращения, да и вообще невозможно сказать, как бы он повел себя, если бы получил его. Конечно, он подумывал о том, чтобы все-таки зайти в Плимут, получить приз, забрать все оборудование, которое там оставил, и утешить семью, но затем отказался от этого намерения, опасаясь вновь оказаться вовлеченным в жизнь, которую считал фальшивой, страшась снова очутиться в обществе, которое, по его мнению, губило себя голым потребительством, осквернением духовных ценностей и насилием. На этот раз плавание от мыса Доброй Надежды при жестоких зимних штормах было много сложнее первого. Четырежды его судно опрокидывалось, покуда он продвигался вдоль берегов Австралии еще дальше, в Тихий океан к острову Таити.
Муатесье дошел до Таити 21 нюня 1969 года, сделав полтора оборота вокруг земного шара. т. е. совершил самое длительное плавание в одиночку. По прибытии он сказал журналистам:
- Говорить о рекордах глупо - это значит оскорблять море. Мысль о каком-то соревновании - нелепость. Вам надо понять, что когда человек остается в одиночестве месяц за месяцем, то он эволюционирует. Кое-кто скажет - рехнулся. Да, по-своему я сошел с ума. Четыре месяца я видел только звезды. Мой слух не терзали неестественные звуки. Такое одиночество рождает чистоту. Я сказал самому себе: «Какого черта ты собираешься делать в Европе?» Возвращение во Францию - вот настоящее сумасшествие.
Ему было достаточно самого путешествия, он не нуждался в декорациях соревнований, отвергая в равной степени как материальные вознаграждения, так и акколады[ 20] славы, ведь поговаривали даже о том, что во Франции его собираются наградить орденом Почетного Легиона. Он проявил редкую независимость суждения. Большинство альпинистов, например, также отказывались принимать участие в каких-либо формально организованных соревнованиях, но, вернувшись домой, нередко благосклонно относились к овациям, которые раздавались в их честь. Однако Муатесье не столько отвергал награды, принятые в обществе людей, желающих льстить своим героям, сколько как бы говорил: «Я не собираюсь поступать по вашим правилам. Я буду делать только то, что желаю, и вести такой образ жизни, какой считаю для себя приемлемым». Он предпочел простую жизнь на островах Тихого океана, свободу плавать когда и куда угодно.
С выходом Муатесье в гонке осталось только трое участников. В последний раз Нокс-Джонстона видели у Отаго (Новая Зеландия), и теперь, в середине марта, он должен был находиться где-то в Атлантике, хотя его семья и спонсоры тревожились все сильней: суда и самолеты, находящиеся в Центральной Атлантике, получили извещение, рекомендующее им принять участие в поисках. Кроухёрст тоже не выходил в эфир. Связь не прерывалась только с Тэтли. Он уверенно, словно играя на нервах публики, шел Южным океаном, заботливо ухаживая за своим тримараном среди гигантских валов, которые в любую минуту могли перевернуть судно. Казалось, он выбрал идеальное время для плавания в океане, так как похоже, что погода была к нему более благосклонна, чем к другим участникам, особенно в районе мыса Доброй Надежды, где все остальные испытали ужасные штормы, которые вынудили Блая и Кинга прекратить гонку и чуть было не вывели из строя Нокс-Джонстона. Тэтли тоже, как говорится, висел на волоске, когда на подходе к мысу Горн, застигнутый штормом, сопровождавшимся толчеей волн, его тримаран едва не перевернулся «через нос», при этом повредило каюту, а один иллюминатор выдавило волной. Он даже подумывал о прекращении плавания и направился было в Вальпараисо, однако упрямство победило, и он снова пошел к мысу Горн. Тэтли тоже обогнул этот мыс при полном безветрии, затем повернул на северо-восток, чтобы оставить Фолклендские острова к западу, а затем лег на курс, ведущий домой. Достижение Тэтли уже само по себе было значительным ведь он прошел на тримаране весь Южный океан, однако начала сказываться нагрузка, которая выпала на долю его судна. Оба поплавка и главный корпус дали течь, а это - верный признак повреждения корпуса от тяжелых ударов волн в течение месяцев. Однако при бережном отношении к «Виктресс» он все же сумел бы вернуться в Англию и, возможно, оказаться единственным участником соревнования, завершившим все плавание. 5 апреля танкер «Мобил Акме» заметил «Сухаили» западнее Азорских островов. Это значило, что Нокс-Джонстон уже лег на курс, ведущий домой, и, без всякого сомнения, должен был оказаться первым. Но Тэтли имел более высокую среднюю скорость переходов, и, по всей вероятности, его ждал приз за самое быстрое плавание даже в том случае, если бы он проявил в Атлантике сверхосторожность при управлении «Виктресс».
Примечания
[17] Пластырь - аварийный материал для заделки небольших пробоин.- Прим. ред Обратно
[18] Бейдевинд - курс судна под острым углом к линии ветра,- Прим. ред. Обратно
[19] Шверт - стальной киль, который может втягиваться внутрь корпуса яхты или ставиться снова в силу необходимости - Прим ред. Обратно
[20] Акколада - обряд посвящения в рыцари. - Прим. ред. Обратно
Вперёд. Часть 4.
Безостановочная гонка вокруг света, 1968 г.
Назад. Часть 2.
Ниджел Тэтли впервые услышал о гонке на приз «Золотой Глобус» в марте 1968 года. Он служил в Плимуте и имел тримаран «Виктресс», пользуясь им как плавучим домом для себя и своей жены Эвелин, с которой состоял в браке всего полтора года. Тэтли было сорок пять лет, он имел двух сыновей - четырнадцати и шестнадцати лет - от первого брака. В его жизни наступал перелом - Тэтли сделал интересную карьеру в военно-морском флоте, командовал фрегатом, много ходил по свету. Его хобби - плавание под парусом - заполняло досуг. Приняв однажды участие в гонке вокруг Британских островов, он занял почетное пятое место. Однако лишь немногие офицеры получают очередное повышение - звание капитана 2-го ранга, и Тэтли не добился этого. В результате в возрасте сорока пяти лет он подлежал автоматическому увольнению в запас - весьма тяжелый период в жизни большинства офицеров, состоящих на действительной службе.
«Виктресс» был тримараном массового промышленного производства, способным выжимать до 22 узлов. Однако судно такого типа неспособно вставать на ровный киль после опрокидывания, и плавание по Южному океану должно было стать для него «моментом истины». Фото: "Vela"
Однажды воскресным утром, набросив пальто поверх ночной рубашки, его жена Эвелин выскользнула на причал, чтобы купить воскресные газеты. Когда она вернулась, Тэтли выбрал «Санди таймс», перелистал страницы, и его внимание приковало объявление о гонке на приз «Золотой Глобус».
- Без остановки вокруг света. Решить проблему вечного движения. Почему это всегда притягивало мое воображение? Плыть вперед, и только вперед, словно «Летучий Голландец». Походящее сравнение для меня года два назад. Однако теперь потерянная душа обрела друга. Вызов из прошлого? Теперь или никогда-так, кажется, называют в покере блефование.
Тэтли немедленно начал строить планы на будущее. В идеальном случае ему понадобится новое судно, спроектированное для такого трудного плавания; он написал всем предположительно заинтересованным лицам, но, как и Нокс-Джонстон, получил только отказы. Тогда он решил остановиться на собственном тримаране, несмотря на то что это было заурядное судно массового производства, сконструированное скорее для семейных прогулок, чем для одиночного плавания. На тримаране центральный корпус содержит жилые помещения, а два других корпуса - не что иное, как просто поплавки для балансировки, которые используются также для хранения запасов. Если однокорпусное судно имеет снизу тяжелый киль, который в сочетании с балластом всегда поможет спрямляться судну в случае полного опрокидывания, тримаран обходится без киля и вообще имеет более легкую конструкцию. Это платформа, установленная на трех поплавках. Такое устройство придает судну большую остойчивость и сообщает почти неограниченную скорость. Например, на курсе фордевинд тримаран в буквальном смысле движется вместе с гребнем волны, достигая скорости двадцати двух узлов. Это намного быстрее любого однокорпусного судна. Однако и здесь не обходится без сучков и задоринок - например, если тримаран опрокинется, то уже не вернется сам в первоначальное положение. Тот факт, что плавание на многокорпусном судне сопряжено с риском, особенно подчеркивается тем обстоятельством, что рьяные сторонники и ведущие конструкторы таких судов - Хедли Никол и Артур Ривер - оба недавно пропали без вести в море.
Риск не мог испугать Тэтли. Он был душой и телом предан многокорпусным судам и проявлял чуть ли не рвение проповедника в своем желании доказать возможности тримарана. Его жена Эвелин оказала мужу поддержку во всем и даже изобретала изысканные и, как я подозреваю, самые питательные блюда для его рациона в море. Если Риджуэй ради простоты взял с собой стандартные армейские рационы, да и Нокс-Джонстон питался не слишком разнообразно, то Тэтли лакомился как настоящий гурман тушеными почками, жареной гусятиной и утятиной, тушеной зайчатиной, омарами, мясом осьминога, ярмутской копченой сельдью. Он имел в каюте великолепную акустическую систему и вышел в море с богатой фонотекой магнитофонных записей. Совершенно логичным выглядело то обстоятельство, что он заручился покровительством и финансовой поддержкой компании «Музыка для развлечения», выпускающей диски. Единственное, что он не взял с собой, - это книги, и в пути часто жаловался, что ему недостает чтения.
Он сам переоснастил свое судно, испытав при этом обычные трудности, он был готов к выходу в море 16 сентября. Привлекательный внешне, он выглядел как-то по-особому, по-военно-морски аккуратно, был прекрасным собеседником, ладил с любой компанией, и все же в его поведении наблюдалась какая-то сдержанность, выработанная отчасти обучением в паблик-скул и службой в военном флоте. Эта сдержанность особенно заявляет о себе в книге Тэтли «В одиночку на тримаране», так как выдает очень немногое из области его чувств и переживаний. Его судовой журнал тоже довольно лаконичен, записи в нем содержат весьма скудные сведения о жизни на борту парусного судна, пестрят отчетами о меню и программах развлекательной музыки.
Каюта Ниджела Тэтли была оборудована превосходной проигрывающей аппаратурой и фонотекой. Фото из книги.
Все же он добился значительных успехов. Во время плавания на юг по Атлантике он, по-видимому, прекрасно отдавал себе отчет в том, насколько рискованна его затея. Его тримаран с удобной каютой, высоко поднятой штурманской рубкой, несомненно, был самым комфортабельным судном, идущим вокруг света, и в то же время именно каюта и штурманская рубка несли в себе потенциальную угрозу, ослабляя общую конструкцию корпуса, что могло привести к фатальным последствиям. Каждый мореплаватель-одиночка переживает свои сомнения, не был исключением и Тэтли. Одиночество и однообразие плавания тяжело отразились на его состоянии. Вот о чем гласит запись в журнале от 2 октября, на семнадцатые сутки пребывания в море:
- Сегодня меня впервые одолели мысли о прекращении гонки. По-моему, это вызвано слишком длительным пребыванием в компании с самим собой. Что может быть проще - зайти в любой порт и заявить, что судно не обладает достаточной прочностью либо просто не подходит для такого плавания. Особенно выводил меня из равновесия психологический фактор - что будет со мной через год? Останусь ли я прежним, либо вернусь другим человеком? Я знал, что Эвелин тоже сильно обеспокоена именно этой проблемой. Затем я осознал,что несмотря на то, что она безоговорочно примет любые мои объяснения по поводу прекращения гонки и согласится со всем, если я прекращу соревнования, скажем, в Кейптауне, все же мы будем чувствовать, что оба, и я, и она, упали в глазах и во мнении своих друзей, самих себя, доброжелателей и помощников. Но это был лишь наплыв плохого настроения, связанный с медленным продвижением.
Подобно Нокс-Джонстону, он одержал верх над депрессией, занявшись практическими делами - в данном, конкретном случае просто подстригся. В длительном морском путешествии дела всегда хватает. Помимо ухода за корпусом судна, есть еще неистощимая рутина профилактического ремонта такелажа, оборудования, и, каким бы квалифицированным ни был моряк, усталость дает себя знать. Тэтли имел на борту настоящую мастерскую и даже электродрель; будучи, как и Нокс-Джонстон, человеком практичным, он умело ухаживал за судном по мере того, как углублялся в Южный океан, где ему предстояли суровые испытания.
Когда затея зафрахтовать «Джипси Мот» провалилась, Дональд Кроухёрст также решил отдать предпочтение тримарану, несмотря на то что никогда прежде не ходил на таких судах. Со временем выяснилось, что он не выйдет в море раньше конца октября (последний срок старта) и, стало быть, уже не догонит никого из участников, стартовавших раньше. Чтобы добиться известности, ему не оставалось ничего другого, как рассчитывать на самый быстрый переход, а для этого было необходимо самое быстроходное судно. Он остановил выбор на тримаране, конструктивно почти не отличавшемся от тримарана Тэтли, но имевшем обтекаемую, подкрепленную надстройку и снабженном всевозможными электронными приспособлениями для обеспечения безопасности плавания. На все это нужны были деньги, и именно в добывании их он сделал самый удачный ход. Главным кредитором его шаткого предприятия был некто Стэнли Бест - бизнесмен до мозга костей, которого совершенно не трогала романтическая сторона дела. Тем не менее Кроухёрсту удалось убедить этого человека в том, что самым верным способом вернуть вложенные деньги будет увеличить кредит и оплатить стоимость нового судна.
Дональд Кроухёрст. Фото Gettyimages
Теперь он мог собираться в дорогу, но наступила уже середина мая, и оставалось слишком мало времени для строительства нового судна, в особенности такого, которое было бы оборудовано в соответствии с чуть ли не революционными идеями самого Кроухёрста. Например, судно должно иметь «мешок плавучести» на топе мачты: по замыслу Кроухёрста, электронные датчики, вмонтированные в корпус, автоматически наполнили бы мешок сжатым воздухом из баллонов в случае, если бы судно легло на борт. Кроухёрст придумал также множество других электронных приспособлений, управляемых с помощью компьютера, установленного в каюте. Идеи Кроухёрста были, конечно, оригинальны и, возможно, пригодились бы в море, однако, к несчастью, у него не хватало ни времени, ни твердости характера, чтобы привести их в исполнение. Он метался между верфью и собственным домом в Бриджуотере и вообще по всей стране, «подбирая концы», зазывая покровителей и давая интервью для прессы. У него было слишком много блестящих идей, но сам он оказался неспособным претворять их в жизнь или доводить до конца и часто упускал не столь эффектные, но существенные мелочи. В результате этого, а в общем-то из-за всевозможных неизбежных сюрпризов, которые возникают при строительстве судна, все шло с отставанием от графика. 30 октября наступило слишком быстро, а Кроухёрст был все еще не готов. Интерьер каюты представлял собой путаницу разобщенных проводов, не прибыл баллон со сжатым воздухом для наполнения мешка-поплавка неопрятного вида, который свисал с топа мачты. Более того, пришлось смириться со многими недоделками, которые повлияли на мореходные качества яхты. Ему помогали многочисленные друзья, но делали это хаотически. Кроухёрст оказался не в состоянии координировать их усилия и становился жертвой различных противоречивых проблем. Не меньше хлопот возникло в результате энергичной деятельности его пресс-атташе Родни Холлворта - человека с внушительной наружностью и властного, который занимался «внешними сношениями».
В 2 часа утра 31 октября палуба и каюта судна Кроухёрста все еще были завалены припасами, многие из которых он приобрел в последние минуты. Совершенно изможденные, Кроухёрст и его жена Клэр вернулись в отель, где собирались провести то самое время, которое стало для них последней ночью, когда они были вместе. Большинство искателей приключений переживают тяжелые сомнения, особенно накануне отправления, однако Кроухёрст мучился сильнее других. Он признался Клэр, что судно не годится для такого плавания, и спросил, не сойдет ли она с ума от тревоги за него. Каким-то шестым чувством Клэр поняла, чего он добивался, - он хотел, чтобы она попросила его остаться. Однако эта догадка была слишком смутной, и она сделала все возможное, чтобы ободрить его. Весь остаток ночи он проплакал.
Фото Northwest Yahting
В 3 часа дня 31 октября, всего за несколько часов до закрытия старта, Кроухёрст поставил паруса. Это было беспорядочное прощание, он сразу же заметил, что мешок плавучести, который накануне в спешке прихватили к мачте, зажал два фала, отчего ни кливер, ни грот не поднимались. Кроухёрст разразился бранью в адрес провожающих и потребовал, чтобы его отбуксировали обратно в гавань, чтобы там очистить такелаж. Ему все же удалось выйти, но пришлось лавировать по заливу Лайм против сильного южного ветра. Наконец он растаял в туманной дымке.
За время плавания по Английскому каналу Кроухёрст разобрал вещи, сваленные на палубе и в каюте, однако через несколько дней безнадежность его путешествия начала становиться все более очевидной. Ветровое рулевое устройство типа «Хаслер», идеальное для однокорпусного судна, но не вполне подходящее для тримарана, начало причинять мореплавателю хлопоты. Затем, что было еще серьезней, он обнаружил, что в левый поплавок поступает вода - люки оказались негерметичными. За этим последовали новые неприятные открытия. На судне смонтировали мощный водоотливной насос, с помощью которого можно было откачивать воду из любых отсеков, но в спешке на борт так и не доставили шланги «Хеллифлекс». Теперь Кроухёрст мог «осушаться» только вручную (медленный, утомительный процесс), но делать это почти невозможно при сильном волнении, потому что тогда в открытый люк неминуемо попадет столько же воды, сколько успеваешь вычерпать. (Тэтли предвидел такие трудности и установил трубопроводы в носовые отсеки своей «Виктресс».) Кроме того, Кроухёрст обнаружил, что некоторые запасные части и аварийные материалы, в том числе фанерные пластыри[ 17], так необходимые в плавании, каким-то образом исчезли, хотя он отчетливо помнил, что доставил их на борт.
В Бискайском заливе и у побережья Португалии Кроухёрст встретил противные ветры и продвигался вперед очень медленно, даже слишком медленно. Он напоминал преступника, который бежал из заключения и теперь ломает голову над тем, что же делать дальше. Би-би-си вручило ему магнитофон и целую гору пленки, на которой он должен был записывать свои впечатления. Но какие бы сомнения и тайные помыслы ни закрадывались в его душу, он был, очевидно, уверен в том, что его записи станут достоянием широкой публики. и поэтому в его монологах нередко звучит бравада, он то и дело срывается на фальшивую ноту, когда слишком расходится с действительностью.
Для начала можно сказать, что его судно плохо зарекомендовало себя на курсах бейдевинд[ 18] и, что еще серьезней, на нем обнаружилось много губительных конструктивных недостатков. Наконец 15 ноября Кроухёрст подвел такие итоги в судовом журнале:
- Меня мучает растущее опасение, что перед лицом настоящего положения вещей скоро придется решать, смогу ли я продолжать плавание. До чего чертовски тяжелое решение!
Он продолжал записывать очень ясные, тщательно продуманные оценки своего положения, перечисляя множество ошибок и упущений, которые указывали на неизбежность неудачи, поджидавшей его в Южном океане, - неудачи, которая, по всей вероятности, должна была завершиться его гибелью. Он то и дело задавался вопросом - должен ли он прекратить плавание немедленно или все же попытаться добраться хотя бы до Кейптауна или даже до Австралии, чтобы выйти из игры с честью и в то же самое время предъявить своему патрону Стэнли Бесту чуть больше миль, пройденных благодаря вложенным им средствам.
И все же 18 ноября, когда ему удалось установить радиосвязь как с Клэр, так и со Стэнли, он даже не упомянул о возможном выходе из гонки. Он попросил Беста перепроверить, были ли в самом деле поставлены на борт шланги «Халлифлекс», и жаловался на невысокую скорость своего продвижения, указав свое местоположение так - «около ста миль севернее Мадейры». Несколько дней спустя в разговоре с Бестом он все еще ни словом не обмолвился о вероятном выходе из гонки, но предупредил, что, по-видимому, не сможет выходить в эфир из-за неполадок в дизель-генераторе. Создается впечатление, что он не мог заставить себя признать свое поражение и вернуться к проблемам, которые ожидали его дома.
Напарником Кроухёрста по позднему выходу в море оказался Алекс Кароццо, у которого не нашлось каких бы то ни было сдерживающих начал, как и слишком большого выбора. Этот тридцатишестилетний экспансивный итальянец был очень опытным моряком. Подобно Нокс-Джонстону, он служил в торговом флоте и построил свою 11-метровую яхту в трюме торгового судна на пути в Японию. Там он спустил яхту на воду и в одиночку дошел на ней до Сан-Франциско, претерпев по дороге потерю мачты. Его вступление в гонку «Золотой Глобус» было не менее экстравагантным.
Алекс Кароццо. Фото "Vela"
Уже выступая в гонке одиночек, проводившейся под покровительством «Обсервера», он вышел из Плимута и в необозримых просторах Атлантики случайно встретился с Риджуэем, который незадолго до этого отправился в кругосветное плавание. Они обменялись приветствиями, и скорее всего именно эта встреча заставила Кароццо вернуться в Англию, чтобы построить специальное судно для кругосветного плавания. Оставалось совсем немного времени, но он уже имел судно через семь недель. Проект судна отличался оригинальностью - оно имело два стальных руля и впереди киля 90-сантиметровый шверт[ 19], который использовался также для дифферентовки судна. Это было самое крупное судно из числа всех участвующих в гонке. Если бы Кароццо справился с его управлением в одиночку, оно оказалось бы самым быстроходным. Однако, к несчастью, в Бискайском заливе у Кароццо начались сильные боли в желудке, был поставлен диагноз - язва желудка, и в конечном счете его пришлось отбуксировать к португальскому берегу у Опорто. Без сомнения, нервный стресс, полученный при спешной подготовке к участию в этом предприятии, сделал свое дело.
Вот какие новости сообщил Брюс Максвелл Нокс-Джонстону. Наиболее реальную угрозу для него представлял только Муатесье, который быстро дошел до мыса Доброй Надежды, где его в последний раз видели 26 октября. Ученые мужи подсчитали, что он может угрожать Нокс-Джонстону, т.е. прийти к финишу грудь в грудь, и несомненно победит по времени. Нокс-Джонстон комментировал это так: «Именно такое известие и было нужно, чтобы подхлестнуть меня».
Он снова поставил паруса - следующая земля, которую ему предстояло увидеть, был мыс Горн. Несмотря на то что он тщательно продумал систему постановки парусов, чтобы сообразоваться с потерей ветрового рулевого устройства, ему все же приходилось самому браться за руль при попутных ветрах. Это означало просиживать по шестнадцать-семнадцать часов подряд в крошечном кокпите, совершенно открытом для разгула стихий. Заметим, что на «Сухаили» не было рулевой рубки или хотя бы брезентового тента для защиты от непогоды. Нокс-Джонстону не нравились такие устройства, он считал, что моряка должны обдувать все ветры, тогда он по-настоящему почувствует, что же они собираются предпринять с ним и его судном. Он проводил долгие часы за рулем, размышляя о делах мира сего, о своем будущем, заучивал наизусть либо просто декламировал стихи из поэтического сборника, который захватил с собой. Он никогда не позволял себе расслабиться и продолжал скрупулезно ухаживать за «Сухаили», стараясь выжать из нее как можно больше и в то же время избежать перенапряжений, которые могли бы привести судно к неисправимым повреждениям. К этому времени его радиопередатчик успел выйти из строя, и у него не было возможности позвать на помощь или сообщить о своем местоположении, хотя он мог ловить береговые радиостанции Новой Зеландии и позже, когда преодолел южную часть Тихого океана, - станции на побережье Южной Америки.
Он по-прежнему выполнял много нудной, тяжелой работы и терпел всяческие неудобства, будь то вымокшая одежда, недосыпание, вызванное частыми авралами, рука, ошпаренная горячей овсяной кашей, неудача при замене каких-либо частей на судне, борьба с противными ветрами, которые налетали с востока с такой же частотой, как и с запада.
Мыс Горн, которого Нокс-Джонстон достиг 17 января, встретил его мертвым штилем. Никто не ждал его, ни один самолет не показался над далекой землей, и он, никем не замеченный, проскользнул в Атлантический океан, затем мимо Фолклендских островов и еще дальше, вдоль побережья Южной Америки, до экватора. Он был уже на отрезке пути, который вел непосредственно к дому, хотя идти еще предстояло долго. Единственный, кто мог достать его, - это Муатесье, который передал несколько писем какому-то рыбаку неподалеку от Хобарта в Тасмании 18 декабря. Затем Муатесье заметили 10 февраля мористее Фолклендских островов, но там, где он ожидал встретить противные ветры, было переменно, в то время как Нокс-Джонстон достиг зоны юго-восточного пассата. Было маловероятно, чтобы Муатесье смог догнать Нокс-Джонстона, но совершенно очевидно, что у него было значительно лучшее время, так как Муатесье стартовал на два месяца позже.
Вместо того чтобы финишировать, Бернар Муатесье на своем «Джошуа» проделал полтора оборота вокруг земного шара, сообщив всем: «потому что чувствую себя счастливым в море и, может быть, чтобы спасти свою душу». Фото Golden Globe Race
Этот вопрос стал чисто академическим, потому что в следующий раз Муатесье заявил о себе уже у мыса Доброй Надежды, в то время как все считали, что он на подходе к экватору. Он зашел на внешний рейд Кейптауна и с помощью пращи забросил на палубу стоявшего на якоре танкера сообщение для «Санди таймс», в котором говорилось: «Мыс Горн пройден 5 февраля, сегодня 18 марта. Я продолжаю безостановочную гонку и иду на острова Тихого океана, потому что чувствую себя счастливым в море и, может быть, чтобы спасти свою душу».
Эта новость была встречена с недоверием. Как можно отказаться от успеха и славы, когда те были у него в кармане? «Санди таймс» попыталась довести до него послание его жены, передав текст в радиотрансляции новостей по Южно-Африканской Республике: «Бернар, тебя ждет вся Франция. Пожалуйста, возвращайся в Плимут как можно скорее. Не ходи вокруг света снова. Мы будем ждать тебя в Англии. Пожалуйста, не разочаровывай нас. Франсуаза и дети».
Муатесье так и не услышал этого обращения, да и вообще невозможно сказать, как бы он повел себя, если бы получил его. Конечно, он подумывал о том, чтобы все-таки зайти в Плимут, получить приз, забрать все оборудование, которое там оставил, и утешить семью, но затем отказался от этого намерения, опасаясь вновь оказаться вовлеченным в жизнь, которую считал фальшивой, страшась снова очутиться в обществе, которое, по его мнению, губило себя голым потребительством, осквернением духовных ценностей и насилием. На этот раз плавание от мыса Доброй Надежды при жестоких зимних штормах было много сложнее первого. Четырежды его судно опрокидывалось, покуда он продвигался вдоль берегов Австралии еще дальше, в Тихий океан к острову Таити.
Муатесье дошел до Таити 21 нюня 1969 года, сделав полтора оборота вокруг земного шара. т. е. совершил самое длительное плавание в одиночку. По прибытии он сказал журналистам:
- Говорить о рекордах глупо - это значит оскорблять море. Мысль о каком-то соревновании - нелепость. Вам надо понять, что когда человек остается в одиночестве месяц за месяцем, то он эволюционирует. Кое-кто скажет - рехнулся. Да, по-своему я сошел с ума. Четыре месяца я видел только звезды. Мой слух не терзали неестественные звуки. Такое одиночество рождает чистоту. Я сказал самому себе: «Какого черта ты собираешься делать в Европе?» Возвращение во Францию - вот настоящее сумасшествие.
Ему было достаточно самого путешествия, он не нуждался в декорациях соревнований, отвергая в равной степени как материальные вознаграждения, так и акколады[ 20] славы, ведь поговаривали даже о том, что во Франции его собираются наградить орденом Почетного Легиона. Он проявил редкую независимость суждения. Большинство альпинистов, например, также отказывались принимать участие в каких-либо формально организованных соревнованиях, но, вернувшись домой, нередко благосклонно относились к овациям, которые раздавались в их честь. Однако Муатесье не столько отвергал награды, принятые в обществе людей, желающих льстить своим героям, сколько как бы говорил: «Я не собираюсь поступать по вашим правилам. Я буду делать только то, что желаю, и вести такой образ жизни, какой считаю для себя приемлемым». Он предпочел простую жизнь на островах Тихого океана, свободу плавать когда и куда угодно.
С выходом Муатесье в гонке осталось только трое участников. В последний раз Нокс-Джонстона видели у Отаго (Новая Зеландия), и теперь, в середине марта, он должен был находиться где-то в Атлантике, хотя его семья и спонсоры тревожились все сильней: суда и самолеты, находящиеся в Центральной Атлантике, получили извещение, рекомендующее им принять участие в поисках. Кроухёрст тоже не выходил в эфир. Связь не прерывалась только с Тэтли. Он уверенно, словно играя на нервах публики, шел Южным океаном, заботливо ухаживая за своим тримараном среди гигантских валов, которые в любую минуту могли перевернуть судно. Казалось, он выбрал идеальное время для плавания в океане, так как похоже, что погода была к нему более благосклонна, чем к другим участникам, особенно в районе мыса Доброй Надежды, где все остальные испытали ужасные штормы, которые вынудили Блая и Кинга прекратить гонку и чуть было не вывели из строя Нокс-Джонстона. Тэтли тоже, как говорится, висел на волоске, когда на подходе к мысу Горн, застигнутый штормом, сопровождавшимся толчеей волн, его тримаран едва не перевернулся «через нос», при этом повредило каюту, а один иллюминатор выдавило волной. Он даже подумывал о прекращении плавания и направился было в Вальпараисо, однако упрямство победило, и он снова пошел к мысу Горн. Тэтли тоже обогнул этот мыс при полном безветрии, затем повернул на северо-восток, чтобы оставить Фолклендские острова к западу, а затем лег на курс, ведущий домой. Достижение Тэтли уже само по себе было значительным ведь он прошел на тримаране весь Южный океан, однако начала сказываться нагрузка, которая выпала на долю его судна. Оба поплавка и главный корпус дали течь, а это - верный признак повреждения корпуса от тяжелых ударов волн в течение месяцев. Однако при бережном отношении к «Виктресс» он все же сумел бы вернуться в Англию и, возможно, оказаться единственным участником соревнования, завершившим все плавание. 5 апреля танкер «Мобил Акме» заметил «Сухаили» западнее Азорских островов. Это значило, что Нокс-Джонстон уже лег на курс, ведущий домой, и, без всякого сомнения, должен был оказаться первым. Но Тэтли имел более высокую среднюю скорость переходов, и, по всей вероятности, его ждал приз за самое быстрое плавание даже в том случае, если бы он проявил в Атлантике сверхосторожность при управлении «Виктресс».
Примечания
[17] Пластырь - аварийный материал для заделки небольших пробоин.- Прим. ред Обратно
[18] Бейдевинд - курс судна под острым углом к линии ветра,- Прим. ред. Обратно
[19] Шверт - стальной киль, который может втягиваться внутрь корпуса яхты или ставиться снова в силу необходимости - Прим ред. Обратно
[20] Акколада - обряд посвящения в рыцари. - Прим. ред. Обратно
Вперёд. Часть 4.