Выживание на выходе из черной полосы.
В последний раз, когда я писала на эту тему, здесь, я упомянула включение режима "Я выживу". Сейчас обнаружила запись о том, что эта директива пришла мне пасмурным утром дождливого дня, когда будильник вырвал меня из сна, посвященного какому-то фашистскому режиму. То есть, выжить я решила очень серьезно)
Шимпанзе активно взялся за дело, начав с самообороны. Мантра "Очень трудно одной", каким-то образом настроила его на исключительно одиночное выживание. В результате, он довольно легко впускал в себя чужие проблемы (бывали переполнения и сломы, но это естественно), зато агрессивно оборонялся от любой... помощи. "Раньше надо было помогать, а теперь я и один справлюсь!"))
На самом деле, отодвинувшись на полтора-два года от того момента, я вижу все признаки "неуверенной привязанности" (крайне неудачная терминологическая калька). По избегающему типу. В моей ситуации - в отличие от большинства случаев - этот тип реакции формировался долго и в основном уже во взрослом возрасте. Поэтому у меня есть все шансы задушить его на корню, чем я, собственно, и занимаюсь сейчас, хотя успех совсем не очевиден...
На этом этапе "выживания" первым делом был поставлен крест на самой болезненной проблеме полосы разрушения. В жизни часто так бывает, что самая сильная боль оказывается самой безопасной. Тягучие, терпимые, малые боли шепчут нам о медленно развивающихся по-настоящему опасных процессах... Боль, связанная с исчезновением Человека, была очень сильной, но не опасной. Она не свидетельствовала о внутренних патологических изменениях. Доктор А удалил засохшие цветы из души несчастного Шимпанзе, и рана быстро затянулась. Что там осталось, внутри?) Что осталось, то осталось, но боли нет. Во внешних проявлениях это выразилось резолюцией: "Пора в Таллинн", в самом январе 18-го года. Организационно мне сейчас сделать это весьма сложно, и я не рвусь. Придет час - всё будет...
Однако этот весьма решительный крест был косвенным свидетельством того, что ресурсы срочно должны быть направлены на другую проблему. Ту, что развивалась фоном, понималась трудно, ту, об которую я спотыкалась в этих своих откровениях, пытаясь решить дилемму, которую даже сформулировать в свое время у меня не получилось. Это проблема взаимоотношений с людьми, начавшаяся с чувства "прозрачного человека" и закончившаяся полномасштабной коллизией "Я vs Люди". Весь этот процесс, так или иначе отразился здесь, но ссылок я давать уже не буду...
Текст от февраля 18-го: "Я знаю, что никто не станет последовательно заботиться обо мне, а спорадическое предложение помощи диктуется не моими потребностями, а какими-то внутренними мотивами помогающего. Это часто оказывается ловушкой, ибо человек отказывает тебе во внимании, на которое ты рассчитываешь, в самый неподходящий момент. И вот сейчас главная задача - не рассчитывать. Но сразу научиться тому, чтобы принимать случайную помощь, а дальше снова справляться самой, трудно. Оттого и злится Шимпанзе: не отвлекайте, не расслабляйте. Не можете помочь - просто оставьте в покое - я выживаю!"
Это первая более или менее удачная вербализация ощущений, связанных с проблемой взаимоотношений с людьми. До этого я долгое время ходила по одной траектории. "Почему никто мне не поможет?" - "Они не обязаны тебе помогать!" - "Не обязаны. Но чисто по-человечески... Я же им помогаю" - "И они тебе помогают" - "Но они делают совсем не то, что мне нужно!" - "А ты уверена, что ты делаешь то, что им нужно?" - "Не уверена... Но я стараюсь..." На этом наступал коллапс. Я понимала, что реплика "они тоже стараются" заводила меня в режим "купи слона".
И вот, наконец, я сошла с этой колеи, и, стоя в стороне, смогла объяснить себе, почему я больше не хочу помощи. Это ранний, сырой и грубый слой вербализации). И иллюстрация мыслей человека с неуверенной привязанностью по избегающему типу). Сама себя похвалю за то, что с самого начала ищу выхода из этого состояния, не хочу превращать это в свой характер.
В свете таких мыслей мой образ необитаемого острова трансформировался в удаленную базу. Там, на "большой земле", знали о моем существовании, пролетающие самолеты сбрасывали мне все необходимое для жизни. Но попытки приземлиться и забрать меня не было даже в планах. Нет, я не умру от голода, холода и жажды. И от одиночества теперь не умру. Разве что от болезни...
Пуговицы застегивались, пояса затягивались. К весне 18-го я была уже полностью бронирована. Но любые запросы окружающих на мои эмоции мучали меня - приходилось расстегиваться, распаковываться, реагировать, держать себя в руках... В остальном я уже довольно спокойно наблюдала себя со стороны и осознавала большую часть происходящего. Но не всё. В конце мая у меня возникло странное ощущение: процесс пошел, и его уже не остановить, хоть я его и не вижу, и не знаю о нем ничего...