Я ОБЕЩАЮ ВАМ ЛЮТЫЙ ПИЗДEЦ
Вот только успокойтесь: я не буду вещать вам ни о падении цен на нефть, ни о зависимости цен от курса доллара, ни даже о третьей мировой войне или бунте российского населения, - обо всём том, что в последнее время так любят обсасывать на разные лады доморощенные ванги. Моему пиздецу - лет этак сорок, так что все его непосредственные участники либо отбросили копыта, либо потихоньку впадают в старческий идиотизм. Я - одна из последних работоспособных моделей, ещё сохраняющих свежесть мысли, чувство юмора и необходимую временнýю дистанцию от своих героев.
О РАЗНОВИДНОСТЯХ ПРАВДЫ
Меня всегда плющило лицемерие исторических деятелей и ветеранов всех мастей, садящихся писать мемуары. Как ни почитаешь, все они, сука, видели события в исторической перспективе, осознавали героизм своих поступков, а все их товарищи поголовно являлись кристально честными людьми, даже ни разу не пукнувшими в честнóй компании. Как-то сразу перестаёшь верить в этих картонных персонажей, изъясняющихся на плакатной фене, и хочется поставить под сомнение всё, содеянное ими. Я понимаю, что любые воспоминания - некая разновидность агитки и способ приукрасить действительность в собственных интересах, но помилуйте: надо же честь знать и не завираться даже там, где память отказывает тебе.
В детстве был у меня корефан, которого мы с пацанами звали запросто - дед Тикан. Я даже имени его не знал никогда, и несколько лет назад, наткнувшись на кладбище на двойное захоронение Тикана и его бабки, с удивлением узнал, что звали деда Никитой Тикановым. Они со старухой жили в небольшом бревенчатом доме на нашей улице, и дед Тикан любил попиздеть по душам с пацанами. Это выгодно отличало его от всех взрослых, не воспринимавших нас всерьёз и по уши поглощённых более серьёзными заботами. А дед Тикан в своей неизменной чёрной шляпе садился на лавочку у ворот дома, мы окружали его, и старик обстоятельно, как с вполне оформившимися мужиками, разговаривал с нами о жизни. От него у меня сохранился единственный снимок, сделанный примитивным фотоаппаратом «Смена-8М», аналогом современных мыльниц.
Пройдя всю войну, молодой тогда ещё Никита Тиканов добрался до самой Германии, и его истории о том, как наши солдаты стояли на оккупированной немецкой территории, въелись мне в плоть и кровь. «В самом конце войны, - рассказывал дед Тикан, - нас продуктами снабжали уже хорошо: не то что поначалу, когда полуголодными воевали. Сливочное масло, помню, привозили в больших картонных бочках. И вот наш повар для своей кухни масло из бочки выгребет, но не основательно, так что ещё много маслица на стенках бочки остаётся. Мы с мужиками найдём какую-нибудь приблуду, масло ею тщательно выскребем и в газетку завернём. Ни много, ни мало - с полкилограмма можно было с каждой бочки набрать. И вот с этим маслом собираемся и идём в ихний бордель. Немки тогда голоднющие были, так немочка тебе за кусок масла и пизду подвернёт, и отсосёт, как надо».
Можно было бы утверждать, что участник войны клеветал тогда на славных советских солдат, но много лет спустя встретился мне в интернете документ военсовета 47-й армии от 26 апреля 1945 года, где сообщалось: «В марте число венерических заболеваний среди военнослужащих возросло по сравнению с февралем сего года в четыре раза. Женская часть населения Германии в обследованных районах поражена на 8-15%». А в войсках 33-й армии даже распространялась листовка со слёзным призывом: «Товарищи военнослужащие! Вас соблазняют немки, мужья которых обошли все публичные дома Европы, заразились сами и заразили своих немок. Перед вами и те немки, которые специально оставлены врагами, чтобы распространять венерические болезни и этим выводить воинов Красной Армии из строя. Надо понять, что близка наша победа над врагом и что скоро вы будете иметь возможность вернуться к своим семьям. Какими же глазами будет смотреть в глаза близким тот, кто привезёт заразную болезнь? Разве можем мы, воины героической Красной Армии, быть источником заразных болезней в нашей стране?».
Дед Тикан не упоминал никогда, подцепил ли он что-нибудь себе на конец в германских бардаках, но его свидетельства и по сей день видятся мне той самой настоящей солдатской окопной правдой, которую никогда не напишут в своих мемуарах военачальники, видевшие войну лишь в стереотрубу из хорошо укреплённых блиндажей на передовой да на картах в штабных кабинетах. Я могу позабыть Александра Матросова, бросающегося грудью на дзот, и Алексея Мересьева, на манер выжившего Ди Каприо жующего ёжиков в зимнем лесу, но Никиту Тиканова, с куском масла за пазухой бегущего в немецкий бордельеро, мне не забыть никогда.
Впрочем, всё, рассказанное мной выше, было лишь лирическим зачином к главному предисловию.
ПОГРУЖЕНИЕ В БЫЛОЕ
В баснословные года, относящиеся ко второй половине прошлого века, я был поэтом. Хорошим ли, херовым ли - каждый из вас может составить впечатление самостоятельно, ознакомившись с собранием моих виршей вот по этому адресу: http://stihi.ru/avtor/sergofan2006. Морок поэзии одолел меня ещё со школьной скамьи - и более чем на целое десятилетие. Я строчил стихи и жил этой страстью долгое время, пока вдруг умение рифмованно изъясняться вмиг не ушло из меня, как вода в песок. Сначала я высаживался было по этому поводу, но потом рассудил: «Видимо, высшие силы, которые и транслируют в мир свои откровения через поэтов, сочли меня недостойным впредь заниматься этим либо посредством меня сказали всё, что считали нужным». И я успокоился, тем более, что перед моими глазами был пример гениального Артюра Рембо, который все свои стихи написал за четыре года и в 19 лет, задолго до собственной физической смерти, уже умер как поэт. Я знаю немало стихотворцев, которые исписались вечность назад, но до сих пор пыжатся, по капле выдавливая из себя строчки, сидят в жюри литературных конкурсов да трясут еблом на торжественных мероприятиях. В поэзии, как и в любой сфере деятельности, очень важно уйти достойно и вовремя, чтобы не позориться потом перед людьми своей творческой импотенцией. Надеюсь, мне это удалось.
Но тогда, в конце семидесятых, божий дар пёр из меня во все стороны, и в течение нескольких лет я был тесно связан с местной литературной группой, действовавшей при городской газете «Ленинский шахтёр». Собирались в ней самые обычные школьники, работяги и интеллигенты, у которых зудило в мозгу неудержимое желание сочинять. Никакого имени у литгруппы изначально не было, потом - во времена перестройки - она получила название «Парус» (крайне сомнительное, на мой взгляд: парусом в тюрьмах называют кусок ткани, которым зеки задёргивают от сокамерников толчок, когда идут посрать) и до сих пор, оказывается, плывёт под этим именем. Потом от «Паруса» отпочковалось литературное объединение «ЛИК», а год назад один из самых понтовитых рифмоплётов «ЛИКа» основал ещё и собственный литературный цех «Образ». Всюду жизнь, хули.
Честно говоря, уехав четверть века назад из родного Ленинска-Кузнецкого, отношений со своими бывшими соратниками по перу я не поддерживал и их судьбой - литературной либо половой - не интересовался. Всё это осталось где-то там, в одной из предыдущих моих жизней. А буквально на днях случайно набрёл в интернете на страничку городской литгруппы «Парус», полюбовался на младое и ни хуя не знакомое мне племя современных её участников и даже отметил мысленно, что некоторые из поэтессок вполне себе ебабельны. А потом любопытно стало мне, что же осталось в памяти у тех, кто со своими наивными творениями тусовался вместе со мной среди литгрупповцев 30-40 лет назад? Нашёл, прочёл, и душа моя уязвлена этим унылым говном стала. Дежурные корявые тексты, барабанные воспоминания с примитивным перечислением имён и фамилий (в одном месте даже упоминание о себе увидел) - как будто не люди творческие делились рассказами о своей бесшабашной юности, а какие-нибудь менты-пенсионеры, усевшись в кружок со спущенными штанами, натужно высирали предания давно минувших дней.
А ведь в реальности, блядь, жили и дышали люди из мяса и крови, творили в силу своих возможностей, влюблялись друг в друга, бухали, интриговали и совершали множество безумств, до которых нынешнему кастрированному поколению - как до Китая пёхом. Вот только в сухом остатке - горстка золы, пожелтевшие листки с четверостишиями, седина в голову и маразм в мозг. Эй, нешто зря мы замерзали в товарных вагонах, пили морковный чай и кровь горшками проливали?!
«И тогда, любуясь своим отражением в зеркале, вопросил он себя: если не я, то кот?»
ЭТИМ ПОЛУКРЕСЛОМ МАСТЕР ГАМБСЪ…
Я расскажу о том, как это было на самом деле. Я напишу о том, о чём никогда не сообщат вам официальные СМИ и сайты. Моя окопная правда о литераторах во времена позднего брежневского правления в отдельно взятом провинциальном городишке будет непричёсанной, угарной, похабной, местами мерзкой. Но так всё это воспринималось и так было прожито мной. Как выразилась по схожему поводу одна малоизвестная поэтесса, «когда б вы знали, из какого сора растут стихи…»
Вы спросите меня: а на хера нам читать твои воспоминания о каких-то прыщах на теле русской словесности, если мы и слыхом о них не слыхивали никогда? может, их в реальности и не было вовсе? А я вам отвечу так: вам ведь ничто не мешает ежедневно дрочить на истории из жизни звёзд и прочих селебрити, несмотря на то, что ни с одним из них вы не бухали и даже на одном гектаре срать не садились. Вы ведь периодически смотрите в теленовостях истории про Путина, хотя большинство из вас его живьём не видели. А что если вам просто показывают занимательный сериал о нём, снятый в угоду публике, тем более, что путинские телодвижения на телеэкранах всё больше и больше расходятся с реальностью? Не желаете считать документальным чтивом мои воспоминания - воспринимайте их как забавный художественный текст.
Вы скажете мне: сейчас, когда исстрадавшаяся Россия-матушка стоит на пороге великих катаклизмов, не время ковыряться в перхоти былых времён - надо жечь глаголом, наставляя соотечественников на правильный путь. Так я спрошу вас в качестве ответа: а чего ради? Я не толкал свою страну в жопу распродажей углеводородов, не ходил на митинги «Крымнаш» и не обеспечивал на выборах 146% голосов за правящую партию, так почему сейчас я обязан сочинять для вас рецепты выживания? Я не доктор и не механик, я - литератор, как сказали бы в гитлеровской Германии - völkischer Beobachter, народный наблюдатель. В своих постах я не единожды предупреждал вас о том, что ожидает страну, если мы будем вести себя, как бараны. Не верите - перелистайте мой журнал. Так с какого перепугу я буду сейчас хватать за рукава вереницу слепцов, бредущую вдоль кромки обрыва?
Во времена, когда окружающая действительность ничего, кроме рвотного рефлекса, не вызывает, самое правильное - держаться за своих близких и за воспоминания, которые чисто психологически выглядят в твоём сознании привлекательней. Потому лучше уж я буду писать о временах своей юности, когда небо было синей, трава зеленей, и хуй торчал на всё, что носило юбку. А вы станете читать это, хотя бы из чистого любопытства, ведь признайтесь, что вам всегда было интересно знать, сколько целок переломал Есенин и болел ли сифилисом Маяковский, кому подставлял своё очко Кузмин и сколько бабёнок совратила Цветаева.
По большому счёту, всякий поэт - это несчастное существо, болтающееся меж двумя мирами, как говно в проруби, ожидая, когда его призовёт к священной жертве кто-то там, неназываемый по имени. Не соглашусь с Пушкиным насчёт того, что творческий человек мал и мерзок не так, как мы - иначе. В бытии своего физического тела поэт - такой же ком грязи, как и все смертные. Вот только живёт он по-настоящему лишь тогда, когда испытывает мучительное удовольствие от своего бесполезного дара, а его пьянство, блядство и бытовая неустроенность - от неумения и нежелания противостоять подлой жизни, в которой обычные люди чувствуют себя, как рыба в воде.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЦИКЛА:
В МЕЧТАХ О ШЛЮХАХ И РУБЛЯХ
Poll Кстати, о птичках