Дороти Бранд. Пробудись и живи. Глава 2 - Воля к поражению.
Автор: Дороти Бранд
Перевод с английского: Sergey Toronto
Введение
Глава 1 - Почему мы терпим неудачу?
Глава 2 - Воля к поражению.
От последователей Шопенгауэра, Фрейда, Ницше и Адлера мы узнали, что такое «Воля к жизни» и «Воля к власти». Эти определения, обозначающие (иногда несколько преувеличенно) - стремление организма к самореализации и росту, соответствуют тем истинам, которые мы приобрели через наш жизненный опыт. Мы все не раз видели, как старательно дети пытаются сделать так, чтобы на них обратили внимание; в молодости, сами при любой возможности стремились выплеснуть переполняющую нас энергию, а после долгой болезни чувствовали необычайный прилив сил. Мы знаем, что всякий человек, в неблагоприятных обстоятельствах, будет мириться с нищетой, бедствиями, унижениями, с условиями, которым многие предпочли бы смерть; и только воля к жизни может объяснить то упорство, с которым люди в таких обстоятельствах цепляются за простое право жить и дышать.
Кроме того, сначала мы приобретаем жизненный опыт, а затем осознаём процесс роста в нас самих. Человек переходит из детства в отрочество, из юности в зрелость; и в каждый из этих переломных моментов, мы обнаруживаем, что одни занятия и интересы предыдущего периода жизни заменяются другими, что природа готовит наш организм к новой роли в этом мире, она фактически примиряет нас с новыми требованиями предъявляемыми к нам, показывая радости и награды в надвигающемся состоянии, что заменят те, от которых мы должны отказаться.
Идею существования воли к поражению, воли к смерти, принять не так-то легко. Какое-то время одним из постулатов психоанализа было то, что ни один человек не может реально вообразить себе, прекращение своего существования. Даже мысли о смерти и угрозы самоубийства, у болезненно впечатлительных пациентов, основаны исключительно на идеях мести и это объяснялось тем, что они полагают будто смогут продолжать жить невидимыми для других и насладятся раскаянием и сожалением, которое последует за их смертью у тех кто, как по их мнению, жестоко с ними обращался.
Действительно, есть монография Фрейда, опубликованная им после войны, где описана его работа с пациентами, пострадавшими от контузии. Там он заявляет, что ему приходилось сталкиваться со случаями, искреннего желания смерти. И, хотя в книге содержатся многие лучшие гипотезы Фрейда, идеи о том, что логически в обычной жизни может существовать сила подталкивающая нас к смерти, в этой работе нет.
Но смерть - это такой же опыт, как рождение и взросление; и если природа подготавливает нас к каждой новой фазе жизни, убирая старые желания и открывая нам новые перспективы, кажется, не слишком сложно представить, что нас постепенно и мягко примиряют с неизбежной потерей всего, чем мы дорожим при жизни. Отказ от борьбы, усилий, освобождение от желаний и амбиций это нормальные процессы происходящие в организме, который природа мягко уговаривает прекратить заботиться о своём существовании.
Именно по этой причине мы имеем право говорить о реальности существования такого феномена, как «Воля к поражению».
Если бы инертность, робость, имитация активности, пассивность, бездействие и покорность появлялись только в конце жизни или когда мы истощены болезнью или изнурены тяжким трудом, если бы всё это не превращало нас в инвалидов в те моменты когда мы должны быть на пике нашей жизненной силы, не было бы никаких причин сражаться с волей к поражению, считая её (и коей она на самом деле является) величайшим врагом всего хорошего и эффективного в нас.
Но когда эта воля обнаруживается у нас в молодом или зрелом возрасте, точно также, как постоянная сонливость сигнализирует о телесном заболевании, она говорит нам о том, что что-то неправильно (глубоко, внутренне неправильно) во всей нашей жизни.
Если бы волю к поражению можно было заметить также легко как опереточных злодеев, появляющихся всякий раз в определённое время, бороться с ней было бы легко. Но, почти всегда, мы попадаем под её власть прежде чем что-то заподозрим, а потом лишь смутно ощущаем, что всё в нашей жизни пошло наперекосяк. Мы так привыкли к негативным разговорам о поражении, разочаровании, робости, что когда нам начинают советовать бороться с симптомами неудач, это похоже на приглашение сразиться с ветряными мельницами.
В молодости мы редко распознаем у себя эти симптомы. Мы объясняем наше нежелание браться за дело, естественной робостью новичка; но проходят годы и мы с тревогой замечаем, что то, что когда-то было очаровательной юной неуверенностью в себе, теперь стало чем-то совсем другим, болезненным и отталкивающим. Тогда, чтобы найти оправдание, мы выискиваем какую-то ситуацию в семье, извиняющую нас за то, что мы никогда не брались за дело всерьез. Ведь мы не можем оставить того или иного родственника покинутым и беззащитным. А потом члены семьи вырастают, разъезжаются кто куда и мы остаемся в одиночестве, замещающая активность, которой мы были так заняты, безжалостно исчезает из жизни, и мы боимся идеи вернуться к давным-давно заброшенными планам. Или же мы оправдываем себя другой причиной, почему мы не стараемся изо всех сил: большинство из нас стоят перед выбором работать или голодать, а то занятие, что мы смогли найти, когда нам было нужно начать зарабатывать - это вовсе не та работа, для которой мы созданы. С появлением семьи и детей, необходимость в деньгах становится еще больше. Если бы дело касалось только нас самих, может быть мы и могли бы прожить несколько лет впроголодь, но на то, чтобы попросить родных об этом, нужно гораздо больше эгоизма и мужества, чем у нас есть.
Особенно в Америке, где как правило браки совершаются по любви, большинство молодых людей начинают семейную жизнь, имея за душой лишь здоровье, молодость и ум. Мы привыкли считать европейскую идею просить приданое за невесту неблагородной и торгашеской, однако этот небольшой резервный фонд, может сильно помочь семье на первых порах, и факт того, что у нас нет такого обычая, вероятно является одной из причин, почему в Америке, хваленой стране возможностей, многие люди в расцвете лет, тратят свои силы и время на тяжёлой и нудной работе, не приносящей им никакой радости, и ждут от будущего, в лучшем случае серой монотонности, а в худшем - кошмара нищеты и безработицы.
Уже одной этой необходимости хвататься за первую подвернувшуюся работу, достаточно для объяснения того, почему столь немногим из нас удается воплотить в жизнь свои планы. Часто в начале, у нас есть твердое намерение не упускать из виду нашу истинную цель, даже несмотря на то, что мы должны зарабатывать на жизнь выполняя чуждые нам по духу обязанности. Мы планируем поддерживать наши амбиции, и во чтобы то ни стало добиться своего, трудясь вечерами, по выходным, в отпуске. Но работа с девяти до пяти отнимает всю энергию и нужно обладать сверхчеловеческой силой воли, чтобы в одиночку, не имея никакой гарантии того, что ты добьешься успеха, продолжать свой труд. И поэтому, даже не осознавая этого, мы попадаем в водоворот воли к поражению. Мы все ещё шевелимся, но понимаем, что нас просто утягивает на дно.
Большинство скрывает свою неудачу от других, но ещё более успешно мы прячем её от себя. Вовсе нетрудно игнорировать тот факт, что ты делаешь гораздо меньше, того на что способен, намного меньше того, чего планировал добиться, даже по самым скромным меркам, к определенному возрасту и то, что никогда, наверное, ты уже не сможешь осуществить свои планы. Одной из причин, по которой нам так легко обманывать себя, является то, что где-то по пути мы, кажется, молча вступаем в какое-то джентльменское соглашение с нашими друзьями и знакомыми. «Не говори мне о моей неудаче, - беззвучно умоляем мы, - и я никогда не намекну, что ты совершенно не оправдал моих ожиданий». Это тактичное безмолвие редко нарушается в молодости или в зрелые годы, ведь конвенция гласит, что в этом возрасте ещё ничего не потеряно и мы в любой момент можем начать двигаться вперед семимильными шагами. Чуть позже режим молчания становится менее строгим. Приходит время, когда проще печально улыбнуться и признать, что надежды, которые были у нас в начале жизни, оказались слишком завышенными и наивными, особенно те, что мы питали в отношении нашей собственной успешности. В пятьдесят, а иногда и раньше, уже можно немного расслабиться и ворчливо брюзжать, подтрунивая над собой, ведь, в конце концов, мало кто из твоих ровесников готов задать вопрос: «Почему бы тебе не попытаться начать сейчас?» И все же, многие величайшие работы, бессмертные мировые шедевры, были созданы мужчинами и женщинами, давно миновавшими тот период, который мы, слишком уж безоглядно, считаем возрастом расцвета.
Так, впустую и проходит наша жизнь, мы бесследно исчезаем, даже не раскрыв свой потенциал, не использовав и малой толики своих способностей, как тех, что были даны нам при рождении, так и приобретенных. А если вдруг нам удаётся достичь комфорта, некоторого уважения и восхищения, вкусить «миг краткой власти» и любви, мы даже начинаем гордиться собой, вовсе не подозревая о том, как же сильно нас обманули, ведь на самом деле, это успокоение перед смертью, а не награда за жизнь. Если хоть на миг не прервать эту сложную игру, в которую мы все играем с собой и друг с другом, не остановить её на мгновение, чтобы увидеть, что это всего лишь игра, - воля к поражению может мягко убедить нас сдаться и никто даже и не подумает бунтовать. Но этой игре свойственно внезапно заканчиваться на самом интересном месте и тогда мы вдруг задаёмся вопросом, почему мы постоянно от чего-то убегали и прятались, что стало с той настоящей жизнью, которую мы хотели прожить и почему, вместо этого бездельничали или вкалывали на нелюбимой работе ради куска хлеба.
Иногда момент понимания озаряет нас, но потом забывается, а со временем и вовсе стирается из памяти. Хотя некоторые не могут забыть открывшейся им истины. Если мы продолжим игру по тем же правилам, она превращается в кошмарный сон, и вопрос того, как нам пробудиться от него и вернуться в реальность, становится основной нашей заботой. А затем, несмотря на попытки проснуться, кажется, что ночной кошмар усиливается; мы пробуем разные пути выглядящие так, будто они приведут к свободе, но в результате снова и снова, словно Алиса оказываемся в центре зазеркального сада и начинаем новые поиски.
Но все же мы можем найти выход, но для этого, как и Алисе, поначалу, повернувшей назад, нам нужно согласиться с тем, что воля к поражению существует, а затем признать, что, возможно, мы стали её жертвами.
Глава 3 - Жертвы воли к поражению.
Перевод с английского: Sergey Toronto
Введение
Глава 1 - Почему мы терпим неудачу?
Глава 2 - Воля к поражению.
От последователей Шопенгауэра, Фрейда, Ницше и Адлера мы узнали, что такое «Воля к жизни» и «Воля к власти». Эти определения, обозначающие (иногда несколько преувеличенно) - стремление организма к самореализации и росту, соответствуют тем истинам, которые мы приобрели через наш жизненный опыт. Мы все не раз видели, как старательно дети пытаются сделать так, чтобы на них обратили внимание; в молодости, сами при любой возможности стремились выплеснуть переполняющую нас энергию, а после долгой болезни чувствовали необычайный прилив сил. Мы знаем, что всякий человек, в неблагоприятных обстоятельствах, будет мириться с нищетой, бедствиями, унижениями, с условиями, которым многие предпочли бы смерть; и только воля к жизни может объяснить то упорство, с которым люди в таких обстоятельствах цепляются за простое право жить и дышать.
Кроме того, сначала мы приобретаем жизненный опыт, а затем осознаём процесс роста в нас самих. Человек переходит из детства в отрочество, из юности в зрелость; и в каждый из этих переломных моментов, мы обнаруживаем, что одни занятия и интересы предыдущего периода жизни заменяются другими, что природа готовит наш организм к новой роли в этом мире, она фактически примиряет нас с новыми требованиями предъявляемыми к нам, показывая радости и награды в надвигающемся состоянии, что заменят те, от которых мы должны отказаться.
Идею существования воли к поражению, воли к смерти, принять не так-то легко. Какое-то время одним из постулатов психоанализа было то, что ни один человек не может реально вообразить себе, прекращение своего существования. Даже мысли о смерти и угрозы самоубийства, у болезненно впечатлительных пациентов, основаны исключительно на идеях мести и это объяснялось тем, что они полагают будто смогут продолжать жить невидимыми для других и насладятся раскаянием и сожалением, которое последует за их смертью у тех кто, как по их мнению, жестоко с ними обращался.
Действительно, есть монография Фрейда, опубликованная им после войны, где описана его работа с пациентами, пострадавшими от контузии. Там он заявляет, что ему приходилось сталкиваться со случаями, искреннего желания смерти. И, хотя в книге содержатся многие лучшие гипотезы Фрейда, идеи о том, что логически в обычной жизни может существовать сила подталкивающая нас к смерти, в этой работе нет.
Но смерть - это такой же опыт, как рождение и взросление; и если природа подготавливает нас к каждой новой фазе жизни, убирая старые желания и открывая нам новые перспективы, кажется, не слишком сложно представить, что нас постепенно и мягко примиряют с неизбежной потерей всего, чем мы дорожим при жизни. Отказ от борьбы, усилий, освобождение от желаний и амбиций это нормальные процессы происходящие в организме, который природа мягко уговаривает прекратить заботиться о своём существовании.
Именно по этой причине мы имеем право говорить о реальности существования такого феномена, как «Воля к поражению».
Если бы инертность, робость, имитация активности, пассивность, бездействие и покорность появлялись только в конце жизни или когда мы истощены болезнью или изнурены тяжким трудом, если бы всё это не превращало нас в инвалидов в те моменты когда мы должны быть на пике нашей жизненной силы, не было бы никаких причин сражаться с волей к поражению, считая её (и коей она на самом деле является) величайшим врагом всего хорошего и эффективного в нас.
Но когда эта воля обнаруживается у нас в молодом или зрелом возрасте, точно также, как постоянная сонливость сигнализирует о телесном заболевании, она говорит нам о том, что что-то неправильно (глубоко, внутренне неправильно) во всей нашей жизни.
Если бы волю к поражению можно было заметить также легко как опереточных злодеев, появляющихся всякий раз в определённое время, бороться с ней было бы легко. Но, почти всегда, мы попадаем под её власть прежде чем что-то заподозрим, а потом лишь смутно ощущаем, что всё в нашей жизни пошло наперекосяк. Мы так привыкли к негативным разговорам о поражении, разочаровании, робости, что когда нам начинают советовать бороться с симптомами неудач, это похоже на приглашение сразиться с ветряными мельницами.
В молодости мы редко распознаем у себя эти симптомы. Мы объясняем наше нежелание браться за дело, естественной робостью новичка; но проходят годы и мы с тревогой замечаем, что то, что когда-то было очаровательной юной неуверенностью в себе, теперь стало чем-то совсем другим, болезненным и отталкивающим. Тогда, чтобы найти оправдание, мы выискиваем какую-то ситуацию в семье, извиняющую нас за то, что мы никогда не брались за дело всерьез. Ведь мы не можем оставить того или иного родственника покинутым и беззащитным. А потом члены семьи вырастают, разъезжаются кто куда и мы остаемся в одиночестве, замещающая активность, которой мы были так заняты, безжалостно исчезает из жизни, и мы боимся идеи вернуться к давным-давно заброшенными планам. Или же мы оправдываем себя другой причиной, почему мы не стараемся изо всех сил: большинство из нас стоят перед выбором работать или голодать, а то занятие, что мы смогли найти, когда нам было нужно начать зарабатывать - это вовсе не та работа, для которой мы созданы. С появлением семьи и детей, необходимость в деньгах становится еще больше. Если бы дело касалось только нас самих, может быть мы и могли бы прожить несколько лет впроголодь, но на то, чтобы попросить родных об этом, нужно гораздо больше эгоизма и мужества, чем у нас есть.
Особенно в Америке, где как правило браки совершаются по любви, большинство молодых людей начинают семейную жизнь, имея за душой лишь здоровье, молодость и ум. Мы привыкли считать европейскую идею просить приданое за невесту неблагородной и торгашеской, однако этот небольшой резервный фонд, может сильно помочь семье на первых порах, и факт того, что у нас нет такого обычая, вероятно является одной из причин, почему в Америке, хваленой стране возможностей, многие люди в расцвете лет, тратят свои силы и время на тяжёлой и нудной работе, не приносящей им никакой радости, и ждут от будущего, в лучшем случае серой монотонности, а в худшем - кошмара нищеты и безработицы.
Уже одной этой необходимости хвататься за первую подвернувшуюся работу, достаточно для объяснения того, почему столь немногим из нас удается воплотить в жизнь свои планы. Часто в начале, у нас есть твердое намерение не упускать из виду нашу истинную цель, даже несмотря на то, что мы должны зарабатывать на жизнь выполняя чуждые нам по духу обязанности. Мы планируем поддерживать наши амбиции, и во чтобы то ни стало добиться своего, трудясь вечерами, по выходным, в отпуске. Но работа с девяти до пяти отнимает всю энергию и нужно обладать сверхчеловеческой силой воли, чтобы в одиночку, не имея никакой гарантии того, что ты добьешься успеха, продолжать свой труд. И поэтому, даже не осознавая этого, мы попадаем в водоворот воли к поражению. Мы все ещё шевелимся, но понимаем, что нас просто утягивает на дно.
Большинство скрывает свою неудачу от других, но ещё более успешно мы прячем её от себя. Вовсе нетрудно игнорировать тот факт, что ты делаешь гораздо меньше, того на что способен, намного меньше того, чего планировал добиться, даже по самым скромным меркам, к определенному возрасту и то, что никогда, наверное, ты уже не сможешь осуществить свои планы. Одной из причин, по которой нам так легко обманывать себя, является то, что где-то по пути мы, кажется, молча вступаем в какое-то джентльменское соглашение с нашими друзьями и знакомыми. «Не говори мне о моей неудаче, - беззвучно умоляем мы, - и я никогда не намекну, что ты совершенно не оправдал моих ожиданий». Это тактичное безмолвие редко нарушается в молодости или в зрелые годы, ведь конвенция гласит, что в этом возрасте ещё ничего не потеряно и мы в любой момент можем начать двигаться вперед семимильными шагами. Чуть позже режим молчания становится менее строгим. Приходит время, когда проще печально улыбнуться и признать, что надежды, которые были у нас в начале жизни, оказались слишком завышенными и наивными, особенно те, что мы питали в отношении нашей собственной успешности. В пятьдесят, а иногда и раньше, уже можно немного расслабиться и ворчливо брюзжать, подтрунивая над собой, ведь, в конце концов, мало кто из твоих ровесников готов задать вопрос: «Почему бы тебе не попытаться начать сейчас?» И все же, многие величайшие работы, бессмертные мировые шедевры, были созданы мужчинами и женщинами, давно миновавшими тот период, который мы, слишком уж безоглядно, считаем возрастом расцвета.
Так, впустую и проходит наша жизнь, мы бесследно исчезаем, даже не раскрыв свой потенциал, не использовав и малой толики своих способностей, как тех, что были даны нам при рождении, так и приобретенных. А если вдруг нам удаётся достичь комфорта, некоторого уважения и восхищения, вкусить «миг краткой власти» и любви, мы даже начинаем гордиться собой, вовсе не подозревая о том, как же сильно нас обманули, ведь на самом деле, это успокоение перед смертью, а не награда за жизнь. Если хоть на миг не прервать эту сложную игру, в которую мы все играем с собой и друг с другом, не остановить её на мгновение, чтобы увидеть, что это всего лишь игра, - воля к поражению может мягко убедить нас сдаться и никто даже и не подумает бунтовать. Но этой игре свойственно внезапно заканчиваться на самом интересном месте и тогда мы вдруг задаёмся вопросом, почему мы постоянно от чего-то убегали и прятались, что стало с той настоящей жизнью, которую мы хотели прожить и почему, вместо этого бездельничали или вкалывали на нелюбимой работе ради куска хлеба.
Иногда момент понимания озаряет нас, но потом забывается, а со временем и вовсе стирается из памяти. Хотя некоторые не могут забыть открывшейся им истины. Если мы продолжим игру по тем же правилам, она превращается в кошмарный сон, и вопрос того, как нам пробудиться от него и вернуться в реальность, становится основной нашей заботой. А затем, несмотря на попытки проснуться, кажется, что ночной кошмар усиливается; мы пробуем разные пути выглядящие так, будто они приведут к свободе, но в результате снова и снова, словно Алиса оказываемся в центре зазеркального сада и начинаем новые поиски.
Но все же мы можем найти выход, но для этого, как и Алисе, поначалу, повернувшей назад, нам нужно согласиться с тем, что воля к поражению существует, а затем признать, что, возможно, мы стали её жертвами.
Глава 3 - Жертвы воли к поражению.