ВОЗВРАЩЕНИЕ В БЕССАРАБИЮ (39)

[sergey_v_fomin]

Портрет Сикара кисти неизвестного художника. Фрагмент.

Друг Пушкина и Ришелье (продолжение)

Вслед за разрешением обосноваться в Одессе Сикар начал постепенно налаживать свой быт. На Садовой был куплен приличный дом, превращенный впоследствии в подворье для заезжей «чистой» публики.
В том самом 1814 году, когда герцог Ришелье покинул Одессу, Сикар женился на Лауре ван Тис, по происхождению голландкой, родившейся в 1797 в Itlagenfurth и скончавшейся 1 февраля 1864 г. в Одессе («Din trecutul nostru». Chişinău. 1939. Ianuarie-aprilie. Р. 10).
По словам одесского историка А.И. Третьяка, Карл Яковлевич «был совершенно счастлив и в браке, а его юная и прелестная супруга одарила его многочисленным потомством». И действительно, в этом браке родилось семеро детей: Каролина-Елизавета-Екатерина-Мария-Лаура (род. 04.04.1818, в замужестве Лысаковская), Жан-Людвиг-Теодор (род. 10.03.1819), Карл-Христофор-Николай (род. 30.04.1820), Лаура-София-Елизавета (род. 08.05.1824, в замужестве Сикар), Сусанна-Лаура-Георгия (род. 01.03.1822, в замужестве Сорон), Каролина-Елизавета (род. 08.04.1826, в замужестве Вассал) и Михаил (род. 28.10.1830): https://odessitclub.org/publications/almanac/alm_43/alm_43_6-19.pdf



Лаура Сикар. Репродукция портрета из журнала бессарабского пушкиниста Г.Г. Безвиконного «Din trecutul nostru». Chişinău. 1939. Ianuarie-aprilie. Р. 10).

Кроме гостиницы на Итальянской (о которой речь далее) Сикар с 1820 г. владел домом на улице Канатной (№ 17). Там проживала вся его семья, а после его кончины он перешел к его внебрачному сыну Карлу (1809-1885): http://genealogia.ru/170/299/frantsuzskij-negotsiant-karl-yakovlevi
С самого основания города место это считалось престижным.
С возвышавшегося над Одесским заливом и Карантинной гаванью этого места открывался чудесный вид. На возникшей в 1817 г. Канатной улице стояли дома польской знати из Подолии - экспортеров зерна и сельскохозяйственных продуктов через одесский порт. В 1840-е годы здесь числился также дом (№ 28-30) «коммерции советницы Лауры Сикар»: http://odesskiy.com/ulitsi-v-istorii-odessi/kanatnaya.html
В послевоенное время дом К.Я. Сикара снесли, однако его память сохранилась в названии находящегося рядом моста, переброшенного через Карантинную балку, на углу Деволановского спуска и Еврейской улицы. Эта улица (первоначально Жидовская, с 1908 г. Скобелевская, с 1920 г. Бебеля, с 1941 г. Муссолини, с 1944 г. разведчика Бадаева, с 1947 г. Бебеля, с 1994 г. Еврейская) получила свое название в 1820 г. по находившейся на ней синагоге.



Мост Сикара на Еврейской улице.

Каменный «Полумост Сикарда», построенный в 1824-1825 гг., сохранился лишь частично: http://www.odessaguide.net/locations_bridges_sikard.ru.html



Остатки «Полумоста Сикарда».

Посещавшие Одессу в ту пору путешественники, деловые люди и чиновники, а также горожане, старожилы и краеведы - каждый из них - воспринимал город по-своему.
«В самый сочельник, 24 декабря 1823 г. рано поутру, - читаем в записках Ф.Ф. Вигеля, чиновника и знакомого Пушкина, - оставил я Кишинев.
Было очень поздно, когда приехал я в Дольник, где последняя перемена лошадей до Одессы. Как мне было не возблагодарить себя, отчасти за лень свою, которая заставила меня накануне остановиться в Дольнике, когда днем только что проехал я Тираспольскую заставу! Ночью был изрядный мороз, и меня повезли так называемым греческим базаром, как местом, где дорога глаже. Взрытая и остывшая грязь представляла вид окаменевших морских волн. Для проезда по одесским улицам мне нужно было столько же времени, как на сделание последней станции. Измученный приехал я в обычную уже мне гостиницу Рено.
Надобно, однако, объяснить причины этой, для не видавших ее, баснословной грязи. Когда строился город, то, по приказанию Ришелье, с обеих сторон улиц вырыты были глубокие и широкие канавы. Вынутый из них чернозем высоко поднялся на середине улицы. Сия рыхлая земля, вязкого свойства, не была еще большим неудобством при малом народонаселении; когда же оно увеличилось, то проезд через эту клейкую землю по временам делался невозможным даже для легоньких дрожек тройкой.
Все отпечатывалось на этом липком веществе, ступни людей и скотов, и уверяли, что кто-то, упав в него прямо носом, надолго оставил на нем свою маску. Сообщения делались невозможны; дабы посетить друг друга, все должны были идти пешком между канав и домов, а для перехода через улицы надевать длинные сапоги выше колен сверх других сапогов и панталон. В таком бедственном положении нашел я Одессу» (Ф.Ф. Вигель «Записки». Кн. II. М. 2003. С. 1071). https://imwerden.de/pdf/vigel_zapiski.pdf
«В первые дни Одессы, - вспоминал одесский старожил в самом начале ХХ в., - в ней, понятно, не было гостиниц. Каждый жил у себя.
Все явившиеся на зов де Рибаса пришельцы стали сразу собственниками и домовладельцами. Им было сказано: вот вам земля, вот вам камень, стройтесь и живите. […]
Дом за домом, лавка за лавкою строился город - и не было надобности в нем в гостинице, потому что каждый строил в нем свой дом для себя.
Но вот вслед за строителями города потянулись к нему чумаки с возами с запасами строительного леса, всякого товара, обозы с хлебом, с провиантом. Надо было возам разгрузиться и надо было чумакам отдохнуть, чтобы наутро, смазав колеса дегтем и салом, пуститься в далекий обратный путь по невылазной грязи.
И были устроены в Одессе так называемые заезжие дома, подобие которых можно видеть и теперь в подворьях для овидиопольских подвод. Скрип возов, жующие волы, сладкая горилка.
Когда же вместе со своей пшеницей стали приезжать в Одессу и помещики из Польши, Подолии, Бессарабии и Новороссийских степей - а приезжали они со всей своей челядью в передвижных домах - огромных тарантасах, с провизией в широких внутренних карманах и с запыленными сундуками позади, - то понадобилось приготовление для этих богатых гостей более комфортабельных помещений.
Такими заезжими домами для “чистой” публики служили в первые времена Одессы два подворья: Сикара на Садовой улице и Рено на углу Ланжероновской и Ришельевской.
Подворье Сикара существовало еще сравнительно недавно. Подворье Рено из заезжего дома стало гостиницей и даже называлось “Hôtel Renaud”» (А. де Рибас «Старая Одесса». С. 67-68).



Карло Боссоли. Мост Сабанеева в Одессе. Цветная литография 1842 г.

«Город, - писал об Одессе Пушкинской поры краевед Арсений Иванович Маркевич (1855-1942), - был весьма не велик. Хотя он занимал место нынешних лучших его частей, но дома были небольшие и редкие и перемежались с хлебными магазинами, особенно частыми и большими на окраинах города. […] На Херсонской улице было несколько недурных домов, например, негоцианта Ризнича; но далее шли хлебные магазины и расположены были здания городской больницы. Собор уже существовал, и была застроена местность по Дворянскую улицу, а затем шли плохие домишки и пустыри, среди которых начиналась постройка института.
Дерибасовская улица, хотя и существовала, но приобрела некоторое значение лишь с того времени, когда на углу ее и Преображенской улицы поселился начальник края граф Воронцов. Дерибасовский городской сад, примыкавший к зданиям генерал-губернаторской канцелярии, и в то время был не особенно посещаем. На той же улице были расположены здания Ришельевского лицея, сохранившиеся доныне среди дома Вагнера. Бульвара еще не было, но место под него, занятое растительностью, где еще недавно можно было охотиться, уже начали расчищать, для чего были сломаны остатки турецкой крепости. Внизу бульвара был порт, представляющий, конечно, только слабый очерк нынешнего; зато море в то время было для одесситов гораздо доступнее. На нынешней Театральной площади стоял театр, местность вокруг которого была завалена камнями от развалин бывшего дома де Ришелье, а в начале Ришельевской улицы находилась популярная кофейня.
Улицы в Одессе были еще немощенные; осенью они тонули в грязи, а летом купались в облаках пыли […] Одесса страдала от безводия […] Растительность была жалкая […] Недурен был Ботанический сад, теперь, к сожалению, погибший. За пределами Одессы было несколько оазисов-дач: де Ришелье, графа Ланжерона, нескольких богатых негоциантов […] Но всё это было в самом примитивном виде…» (А.И. Маркевич «Пушкинские дни в Одессе». Одесса. 1900. С. 129-131).
Для полноты картины еще раз обратимся к мемуарам Ф.Ф. Вигеля, в которых он описывал город и состояние одесского общества вскоре после назначения 9 мая 1823 г. Новороссийским генерал-губернатором и полномочным наместником Бессарабской области графа М.С. Вороноцова, совпавшим по времени с переводом А.С. Пушкина из Кишинева в Одессу.



Филипп Филиппович Вигель.

«Исключая двух столиц, - описывал свои впечатления от города Филипп Филиппович, - нет ни одного города в России, где бы находилось столько материалов для составления многочисленного и даже блестящего общества, как в Одессе; а оно тогда как бы не существовало. Вообще Одесса была всегда, или по крайней мере долго, невеселым городом. Настоящий основатель ее, дюк де Ришелье, был человек сериозный; он искал одного только полезного и думал, что приятное придет после само собою: строил дома и магазины и не заботился о заведении рощиц, разведении лесных деревьев, как бы не зная, что тень в степи есть райское блаженство.
Не столько по его примеру, как по собственной охоте, и купцы поступали так же: каждый из них жил особняком, проведя утро в заботах и трудах, отдыхал в семейном кругу и неохотно из него выходил. Некоторые из жителей имели вдоль моря спрятанные хутора; но и тут выгодному пожертвовано было приятное: в них насадили одни фруктовые деревья, некрасивые и высокого роста не достигающие.
Посреди города, на весьма небольшом пространстве, был публичный сад; на него было отвратительно и жалко смотреть. С мая невозможно было в нем гулять; видел ли в нем кто зелень когда-нибудь, не знаю: густые облаки пыли с окружающих его улиц всегда его обхватывали и наполняли; мелкие листки акаций и тополей, коими был он засажен, серый цвет сохраняли все лето. И это было единственное место соединения для жителей и вечерних для них прогулок; зато никого в нем не было видно. Зимой страшная грязь препятствовала сообщениям; о том одесситы мало заботились: это служило им новым предлогом, чтобы сидеть дома. […]
Не Ланжерону было заставить жителей Одессы отставать от принятых ими привычек; они его не уважали, его бы не послушались, и при нем сохранили они весь прежний образ жизни. Улучшений по устройству города он также ввести не был в состоянии. Ему было весело, он был главным лицом, мог болтать сколько ему было угодно, его все слушали, а вечером всегда готова ему была партия виста или бостона.
В том состоянии, в коем Ришелье оставил Одессу, нашел ее граф Воронцов. К сожалению, должно сказать, что и он сначала мало помышлял о введении в ней общежительности. Казалось, что знатный помещик приехал в богатое село свое, начал в нем жить по-барски, судить крестьян своих по правде, искать умножения их благосостояния, но что до забав их ему нет никакого дела. Еще скорее можно было сравнить сие с житьем владетельного немецкого герцога в малой столице: двор, его окружающий, достаточен для составления ему приятного общества.
Однако же чиновники, служащие и отставные, повыше в классах, небольшое число помещиков и главные негоцианты, равно как и жены их, представленные графине, несколько раз в зиму приглашаемы были на полуофициальные вечера, на которых танцевали. Сколь ни лестно было сим господам находиться на таких вечерах, они охотно отказались бы от сей чести. Роскошь, только что приличная сану и состоянию графа, их пугала.
Но что по справедливости должно было приводить их в ужас -- это богатые костюмы графини и подруги ее Ольги (Потоцкой), которые они беспрестанно меняли. Женщинам невозможно было не следовать, хотя издали, сим блестящим примерам. Графиня же без памяти любила наряды и не только на себе, но и на других, как сие было после, в другом месте. Оттого-то столь приветливо разговаривала она с посетительницами, и было о чем: о цвете, о покрое их платий.
Но каково же было крохоборству, меркантильности отцов и мужей? Они, которые дрожали над каждым рублем, видя в нем зародыш сотни тысяч, должны были сотни сих рублей тратить на красивое и щеголеватое тряпье. Это более отдаляло их от приятностей общественных, чем привлекало их к ним.
Прибыль, барыш были единственною постоянною их мыслию. Конечно, она приводит в движение как умы, так и большие и малые капиталы, и необходима для первоначального основания торгового города. Неужели Одесса не имеет и другого предназначения?
Давно уже повадились мы ездить за границу, там находим теплый, благорастворенный климат, со всеми удобствами и приятностями жизни. Зачем бы не поискать в России места, которое все это соединяло бы в себе? Да где же бы? В Киеве; но находят, что там еще довольно холодно. Подольская губерния, рай земной; но как в него попасть? Поляки мешают русским в нем селиться.
Остается только берег Черного моря: на нем возник и быстро вырос молодой город со всеми недостатками молодости. Искусный правитель мог бы их исправить; стоит только приложить хорошенько к нему руки, и он заменил бы нам Флоренцию и Ниццу. Об этом после много думали; к сожалению, поздно; привычка едва ли не сильнее натуры, и мы более чем когда таскаемся в южную Европу.
Ни в городе, ни за городом не было [тогда] такого места, где бы после удушливого, знойного дня можно было освежиться вечерним воздухом и где бы знакомые и приезжие могли встретиться и беседовать. Ничего, кроме денег, не нужно было жадным и негостеприимным купцам Одессы. Из свиты графа никого не приглашали они к себе и таким образом совсем отделяли городское общество от того, которое почитали придворным.
Сия новорожденная колония при Ришелье, а еще более при Ланжероне, была демократическою республикой; Воронцов, как отблеск Трона, поразил и ослепил ее. Жаловаться никто не смел, не было к тому ни малейшей причины; но сначала втайне все были недовольны этой переменой»: https://imwerden.de/pdf/vigel_zapiski.pdf



Карло Боссоли. Дом графа М.С. Воронцова в Одессе. Цветная литография 1842 г.

Вот обстановка города, в котором жил и вел свои дела Карл Яковлевич Сикар.
Живя в Одессе, он развернул обширную торговлю с Францией и Италией, основал черноморскую компанию с центральной конторой в Париже и отделениями в Марселе, Константинополе и Одессе. Он и два его брата (один из них Жан-Батист / Иван-Батист стал впоследствии душеприказчиком Шарля) ввозили через Одессу товары в Россию из Франции.
В 1814-м, будучи уже 1-й гильдии купцом, К.Я. Сикар Высочайшим указом был пожалован почетным званием коммерции советника.
В своем очерке историк А.И. Третьяк характеризует его следующим образом: «Удачливый коммерсант, его купеческий дом в Одессе оперировал сотнями тысяч рублей торговых оборотов, умный, образованный, тонкий ценитель изящных искусств, стоявший у истоков театрального величия Одессы XIX века […]
Остроумный, веселый, жизнерадостный человек, устроитель и участник знаменитых одесских балов, увеселений и маскарадов, душа общества […] …Его деловые качества являли собой гарантию честности и порядочности для купечества, и отнюдь не только в пределах города. Более того, репутация Карла Яковлевича была настолько велика, что русское правительство в течение ряда лет доверяло ему пост генерального консула в Ливорно».
Эта последняя должность, которую он занимал в 1817-1829 гг., принесла ему высокие награды: ордена Св. Владимира 4-й степени (1818) и Св. Анны 2-й степени (1826), что в то время давало ему право на дворянство.
Немало сходных черт имел этот негоциант с образом, изображенным А.С. Пушкиным в «Отрывках из путешествия Онегина», не вошедших в основной текст романа:
Дитя расчета и отваги,
Идет купец взглянуть на флаги,
Проведать, шлют ли небеса
Ему знакомы паруса.
Какие новые товары
Вступили нынче в карантин,
Пришли ли бочки жданных вин?
И что чума? и где пожары?
И нет ли голода, войны
Или подобной новизны?



Карл Яковлевич Сикар. Репродукция портрета из журнала «Din trecutul nostru». Chişinău. 1939. Ianuarie-aprilie. Р. 11).

А еще Сикар был в числе учредителей Общества сельского хозяйства Южной России, а потом и его вице-президентом, председателем популярного в городском свете клуба «La Redoute», членом театральной комиссии при только что построенном тогда, а впоследствии знаменитом, Одесском театре. Входил он также в состав городского магистрата, состоял, наконец, членом одной из масонских лож. Но об этом мы поговорим после…

Продолжение следует.