Наконец-то дома!
А.А. Вырубова вернулась к себе домой 15 февраля. Это событие зафиксировано в Царском дневнике: «Вечером посетили Аню, кот[орая] сегодня переехала в свой дом, но всё еще лежит».
Сама Анна Александровна так комментировала свой переезд: «…Как я была счастлива, когда по истечении шести недель, против воли доктора Гедройц, мне удалось выйти из этого отвратительного госпиталя и родители взяли меня домой. Там, в мире и уюте своей спальни, я впервые после катастрофы спокойно заснула освежающим сном» («Неопубликованные воспоминания А.А. Вырубовой» // «Новый Журнал». № 131. Нью-Йорк. 1978. С. 158).
А.А. Вырубова после перевода ее из лазарета в своем доме в Царском Селе.
«После двух месяцев, - писала А.А. Вырубова, - мои родители и Карасева настояли, чтобы меня перевезли домой. Там, по просьбе друзей, меня осмотрел профессор Гагенторн. Он так и развел руками, заявив, что я совсем потеряю ногу, если на другой же день мне не положат гипсовую повязку на бедро. Два месяца нога моя была только на вытяжении, и лишь одна голень в гипсовой повязке; сломанное же бедро лежало на подушках. Гагенторн вызвал профессора Федорова. Последний, чтобы быть приятным г-же Гедройц и косвенно Государыне, Которая верила ей, не желал вмешиваться в неправильное лечение.
Гагенторн не побоялся высказать свое мнение и очень упрекал Федорова. Оба профессора, в присутствии Ее Величества, в моей маленькой столовой на столе положили мне гипсовую повязку. Я очень страдала, так как хлороформа мне не дали. Государыня была обижена за Гедройц и первое время сердилась, но после дело объяснилось. Гедройц перестала бывать у меня, о чем я не жалела» («Верная Богу, Царю и Отечеству». С. 85).
О «каком-то конфликте» врача и пострадавшей помнили даже пореволюционные киевские знакомые Гедройц:
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/368504.htmlХотя бы несколько слов следует сказать и о помянутых здесь врачах, причастных к лечению А.А. Вырубовой.
Барон Иван Эдуардович Гаген-Торн (1867-1931) - хирург, профессор Военно-медицинской академии, родился в Кронштадте в обрусевшей шведской семье потомственных врачей русского военно-морского флота. Его брат Оскар (1852-1926) был также доктором медицины, заведовал больницей Обуховского сталелитейного завода в Петербурге. Супруга Вера Александровна - сестра милосердия, выпускница С.-Петербургского университета. Дочь Нина (1900-1986) - этнограф, фольклорист, историк и поэт.
Воспоминания о семье Гаген-Торнов:
http://www.ihst.ru/projects/sohist/books/ethnography/1/308-341.pdf
Барон Иван Эдуардович Гаген-Торн с с семьей.
Окончив курс Военно-медицинской академии (1890), Иван Эдуардович служил корабельным врачом на судах Балтийского флота, участвовал в кругосветном плавании. Выйдя в отставку, работал хирургом в Тамбовской земской больнице.
Вернувшись в Петербург, стал приват-доцентом кафедры клинической хирургии ВМА, а затем профессором. Автор ряда операций и манипуляций, применяемых в хирургии вплоть до настоящего времени (разрез Гаген-Торна, мезосигмопликация Гаген-Торна). Он часто выступал с публичными лекциями, консультировал в столичных больницах, принимал больных на дому. Заведовал хирургической клиникой барона Виллие, был хирургом-консультантом Крестовоздвиженской общины и Управления железной дороги. Имел чин действительного тайного советника.
В годы Великой войны за большие заслуги в деле подготовки кадров для Русской армии и флота награжден орденом. После революции ведущий хирург во многих больницах Петрограда-Ленинграда, но более всего в больнице водников. Работал также в Институте усовершенствования врачей.
Будучи лютеранином, погребен на Никольском кладбище Александро-Невской Лавры.
Надгробие на могиле барона И.Э. Гаген-Торна с вырванным крестом.
Несомненно важной фигурой являлся и профессор Сергей Петрович Федоров (1869-1936) - почетный Лейб-хирург, действительный тайный советник. Он окончил медицинский факультет Московского университета (1891). Возглавлял кафедру госпитально-хирургической клиники Военно-медицинской академии (1903).
С.П. Федоров: в 1898 г. и будучи профессором Военно-медицинской академии.
Придворная карьера С.П. Федорова началась вскоре после рождения Наследника Престола. Приглашали его только в серьезных ситуациях. С осени 1915 г. он состоял при Царской Ставке. По мнению заведовавшего Царской охраной генерала А.И. Спиридовича, С.П. Федоров вносил в ближайшее окружение Государя «чуждое начало». К таким выводам опытный жандарм пришел, исходя из политических предпочтений Лейб-медика, диктовавшихся родственными связями. «Женатый на москвичке из купеческой семьи, - отмечал генерал, - он хорошо знал среду купечества и много говорил об этой силе, всё более и более добивавшейся власти. Имена Рябушинских, Второвых, Гучковых и др. москвичей пересыпались в разговорах с Федоровым. Много там было неясного, недоговоренного, что уразумелось только потом» (А.И. Спиридович «Великая война и февральская революция. 1914-1917». Т. I. Нью-Йорк. 1960. С. 33).
Подтверждение мы находим в воспоминаниях о. Георгия Шавельского: «…Всё это не означает, что Свита не оказывала никогда и никакого влияния на Государя […] Могу с несомненностью утверждать, что увольнение военного министра генерала Поливанова и назначение на его место генерала Шуваева состоялись под влиянием Свиты и особенно адмирала Нилова и профессора Федорова, не симпатизировавших генералу Поливанову. Как и учреждение Министерства здравоохранения, и назначение министром профессора Рейна […] состоялись под давлением профессора Федорова» (Протопресв. Георгий Шавельский «Воспоминания последнего протопресвитера Русской Армии и Флота». Т. 1. М. 1996. С. 339).
Впоследствии сам профессор признавался: «Здорово пришлось нам потрудиться, пока мы убедили Государя сместить Поливанова» (То же. Т. 2. С. 55). После таких откровений о. Георгий стал обращаться к нему за помощью при решении различных вопросов (То же. Т. 1. С. 112).
Профессор С.П. Федоров с группой слушателей Военно-медицинской академии на обходе больных.
http://humus.livejournal.com/4008563.html «Вообще, - считают авторы новейшего исследования, - С.П. Федоров умело маневрировал, оставаясь “своим” для всех группировок Свиты. Его уважала Императрица, вместе с тем, по словам А.И. Спиридовича, он зарекомендовал себя и как либерал и “радовался повороту на общественность”, когда военным министром назначили Поливанова. Через него распространялись сведения о готовящемся заговоре Великих Князей с целью отстранения Императора и заточения Александры Феодоровны в монастырь» («Медицина и Императорская власть в России. Здоровье Императорской Семьи и медицинское обезпечение первых лиц в России в XIX - начале ХХ века». С. 184).
В качестве основания для последнего утверждения можно привести рассказ генерала А.И. Спиридовича из его мемуаров: «Лейб-хирург Федоров лично рассказывал мне (и другим), что, придя однажды во Дворец к больному Наследнику, он увидел плачущую Великую Княжну Марию Николаевну, которая сказала ему, что “дядя Николаша” хочет забрать “Мама” в монастырь. Сергею Петровичу пришлось утешать Девочку…» Спиридович же немедленно доложил об услышанном Дворцовому коменданту (А.И. Спиридович «Великая война и февральская революция. 1914-1917». Т. 1. С. 162).
С.П. Федоров в свите Императора Николая II (слева от Государя). Галиция. 1915 г.
«К весне 1916 г. влияние С.П. Федорова на Царскую Чету настолько возросло, что Императрица лично начинает заниматься вопросами создания специального “Института Федорова”. […] С.П. Федоров предчувствовал грядущие серьезные изменения. Когда А.И. Спиридович, оставив пост начальника охраны и уезжая к месту нового назначения в Ялту, прощался с профессором, тот уверял его, что Спиридович скоро вернется в Петроград, “но как и почему, не объяснял, а только загадочно улыбался и говорил - увидите”. Не исключено, что С.П. Федорову, через А.И. Гучкова, богатого московского предпринимателя и одну из ключевых фигур думского политического бомонда, было известно о перспективах развития политической ситуации в стране гораздо больше, чем недавнему начальнику Царской охраны» («Медицина и Императорская власть в России». С. 185-186).
Однако наиболее значительное историческое событие, связанное с профессором С.П. Федоровым, несомненно, было «отречение Царя». И в этом судьбоносном решении врачу принадлежала отнюдь не пассивная роль консультанта. Одним из важнейших мест, где некоторыми членами Свиты вырабатываются рекомендации по оказанию влияния на решения Государя, становится купе профессора, привычное место посиделок членов Свиты. А он сам становится главным агентом этого влияния (См. подробную подборку свидетельств в кн.: «Медицина и Императорская власть в России». С. 186-187, 301-302).
Именно с профессором Федоровым обсуждал Император Николай II здоровье Наследника Престола, прежде чем принять решение об отречении.
Станция Дно.
Анализируя поведение С.П. Федорова в конце февраля 1917 г., исследователи приходят к выводу: «…Его политическая роль в течение 1916-1917 гг. осталась недостаточно оцененной в исторической литературе. В приведенных эпизодах мы видим не медика, который публично декларировал принцип “Моя хата с краю”, а жесткого прагматичного политика, использовавшего свои медицинские знания для оказания влияния на принятие важнейших политических решений. Эта прагматичность подтверждается также поведением С.П. Федорова в марте 1917 г. В биографии С.П. Федорова, изданной в 1972 г., подчёркивается: “Отрадно констатировать, что здравый смысл и любовь к народу отстранили С.П. Федорова в период революции от Царской Семьи в противоположность Лейб-медику Е.С. Боткину. Известно, что С.П. Федоров буквально на второй день после падения Царского режима пришел на кафедру и с большим подъемом прочитал лекцию, призывая слушателей с удвоенной энергией работать и творить по-новому”…» («Медицина и Императорская власть в России». С. 188).
В новом обличье.
После переезда в Москву проф. С.П. Федоров был принят на работу в Кремлевскую больницу. В 1928 г. он получил звание заслуженного деятеля науки РСФСР.
Скончался профессор в 1936 г. и был похоронен в Ленинграде на т.н. «Коммунистической площадке» - напротив Троицкого собора Александро-Невской Лавры.
Могила бывшего Лейб-медика на «Коммунистической площадке».
Ну, а мы вновь возвратимся назад - к весне 1915-го.
Долгое время Императрица не могла поверить в некомпетентность В.И. Гедройц, которой так доверяла. Отголоски этой внутренней борьбы хорошо видны в Ее письме Государю от 4 марта: «…Ее нога - большая мука для нее, - к тому же она совершенно не срастается. - Кн[яжна] вчера осматривала ее. Но А[ню] удовлетворить совершенно невозможно, и это страшно утомительно».
В обстановке работы под началом княжны в лазарете и постоянного неформального общения с ней трудно было избавиться от этого гипноза. Вот описание обычного дня в дневнике Великой Княжны Татьяны Николаевны того времени (15 марта): «…После чая поехали 2 к В.А. Вильчковской […] потом к княжне Гедройц. Пили у нее чай. Оттуда к Ане» («Августейшие сестры милосердия». С. 89).
Однако реальность, в конце концов, брала свое. Даже дочь Лейб-медика Е.С. Боткина, который рекомендовал, продвигал, а затем и прикрывал своим авторитетом княжну В.И.Гедройц, признавала: «…Перелом был настолько неудачен, что нога срослась неправильно, и она не могла после этого случая ходить без костылей» (Т. Мельник (рожденная Боткина) «Воспоминания о Царской Семье и Ее жизни до и после революции». С. 20).
«Гедройц, - писал А.И. Спиридович, - пользовалась большою симпатией Императрицы, но репутация ее, как врача, была далеко не важная. И, позже, когда Вырубова осталась калекой на всю жизнь, - она хромала, - она сама, да и многие другие говорили, что тому виною исключительно госпожа Гедройц» (А.И. Спиридович «Великая война и Февральская революция, 1914-1917 гг.» Т. I. С. 86).
Итак, в результате лечения В.И. Гедройц Анна Александровна осталась инвалидом. Если бы не личное вмешательство Императрицы, то Ее покинутой на железнодорожных путях без надлежащей медицинской помощи подруги вообще бы не было в живых, а не окажись впоследствии подле А.А. Вырубовой других опытных врачей (таких, как, например, профессор И.Э. Гаген-Торн), она бы всю оставшуюся жизнь передвигалась на инвалидной коляске.
Лечение А.А. Вырубовой, которое осуществляла княжна В.И. Гедройц, было не только неэффективным, но и вредоносным, что, учитывая опять-таки фронтовой опыт этого врача-хирурга, наводит на размышления.
Признание этих очевидных фактов далось Государыне далеко не сразу. Она долго отказывалась верить тому, что работавшие в Ее лазарете не только уже давно знали, но и совершенно открыто обсуждали в своих семьях. Вот как, например, сын старшей хирургической сестры подавал в своих мемуарах миссию княжны Гедройц: «Эта в высшей степени замечательная женщина и прекрасный человек всеми силами пыталась противостоять дурному влиянию на Императрицу фрейлины Анны Александровны Вырубовой» (Г.П. Чеботарев «Правда о России». М. 2007. С. 84).
И всё же некоторые сомнения постепенно закрадывались в сознание Царицы, что прослеживается в Ее письмах.
(15 апреля): «Нога Ани совсем не хороша, такие красные пятна - и Я боюсь, что флебит затянется на неопределенное время».
(18 апреля): «Вчера вечером Гагенторн снял гипсовую повязку с живота Ани, так что она в восторге - может сидеть прямо, и спина больше не болит. Затем она смогла поднять свою левую ногу, впервые за три месяца. - Это показывает, что кость срастается. - Но флебит в другой ноге очень сильный, так что массировать ноги, к сожалению, нельзя».
Тут было одно из двух: или профессиональная репутация В.И. Гедройц была слишком завышена, или цели у нее были какие-то иные…
Вряд ли Государыня задавалась последним вопросом, ведь революционное прошлое Веры Игнатьевны было Ей неизвестно, а политическое ее лицо выяснилось много позже.
Позорное предательское поведение княжны по отношении к Императрице, Которой она была многим обязана, после февральского переворота 1917 г. зафиксировано в воспоминаниях находившегося на излечении в лазарете оставшегося преданным Царской Семье офицера С.В. Маркова, а также в письмах Великой Княжны Татьяны Николаевны и некоторых других источниках:
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/368504.html Продолжение следует.