К ПОНИМАНИЮ ЛИЧНОСТИ «LE PRINCE DE L`OMBRE» (32)
Сигнальный костер товарища Быкова (начало)
Очерк П.М. Быкова «Последние дни последнего царя» занимал в сборнике «Рабочая революция на Урале» 23 страницы.
«…Настоящий очерк, - сообщал автор, - является сводкой бесед с отдельными товарищами, принимавшими то или иное участие в событиях, связанных с семьей бывшего царя, а также принимавшими активное участие в ее расстреле и уничтожении трупов…»
В нем была изложена судьба Царской Семьи от ареста Их Временным правительством вплоть до убийства, а также подтверждена гибель Великого Князя Михаила Александровича и Алапаевских Мучеников.
Н.А. Соколов придавал большое значение этой публикации, не только присвоив ей, как мы уже писали, статус вещественного доказательства, но также включив в состав дела текст самого очерка. Особенно важным было для него признание этим официальным советским лицом факта гибели всей Царской Семьи.
Американский историк Роберт Мэсси в своей книге «Романовы. Последняя глава» называл эту публикацию «первой советской версией обстоятельств гибели Царской Семьи».
Титульный лист сборника 1921 г. с очерком П.М. Быкова.
«Следует отметить то обстоятельство, - пишет Быков, - что в официальных советских сообщениях своевременно не были опубликованы полные постановления о расстреле членов семьи Романовых. Было сообщено о расстреле лишь бывшего царя, а великие князья, по нашим сообщениям, или бежали, или увезены-похищены неизвестно кем. То же самое было сообщено и о жене, сыне и дочерях Николая, которые будто бы были увезены в “надежное место”».
Далее следует неожиданный поворот темы: «Это не было результатом нерешительности местных советов. Исторические факты говорят, что наши Советы, и областной, и пермский, и алапаевский, действовали смело и определенно, решив уничтожить всех близких к самодержавному престолу.
Кроме того, рассматривая теперь эти сообщения уже как факты истории рабочей революции, следует признать, что Советы Урала, расстреливая бывшего царя и действуя в отношении всех остальных Романовых на свой страх и риск, естественно пытались отнести на второй план расстрел семьи и бывших великих князей Романовых.
Это дало возможность сторонникам монархии говорить о побеге некоторых членов семьи».
Дальнейшее развитие событий, по мнению автора, подтвердило этот расчет: «Находились даже фантазеры, которые пытались внушить населению, что семья Романовых вместе с Николаем из Екатеринбурга вывезена».
Ошибочным, однако, было бы думать, что быковский очерк напечатали с целью прояснить как всё было на самом деле или даже просто для того, чтобы представить взгляд на происходившее большевиков.
Это был один из первых трудов типичной советской историографии, основанной вовсе не на ошибочной (по незнанию) или догматической позиции, а на совершенно преднамеренной фальсификации событий. В ней, по словам Л.А. Лыковой, «четко прослеживается одна заданная официальными властями тенденция - скрыть следы преступления».
С 1921 по 1930 гг. П.М. Быков имел никак официально не зафиксированный, но всё же фактический статус советского историографа цареубийства.
Ко времени написания этого очерка он обладал большим опытом как полиработник, журналист и, одновременно, руководитель репрессивных органов.
После оставления красными Екатеринбурга он редактировал газеты «Солдат революции», «Красноармеец» и «Красный набат». С июля 1919 г., возвратившись в город, Павел Михайлович возглавлял сначала ревком, а затем губернский отдел юстиции. Став в марте 1920 г. председателем Екатеринбургского губернского ревтрибунала, он был одним из организаторов репрессий против врагов советской власти.
Однако на следующий год, когда был написан и издан очерк, Быков уже занимал должность заведующего Уральским областным отделением Российского телеграфного агентства (РОСТА), а также редактировал крупную газету «Уральская новь» и руководил областным отделением Госиздата.
Павел Михайлович Быков.
Вернемся, однако, к очерку 1921 года.
Один из главных пунктов фальсификации в нем - неучастие Центра в принятии решения убить Царскую Семью
«Советы Урала расстреливали бывшего царя и действовали в отношении всех остальных Романовых, - утверждал автор, - на свой страх и риск».
При этом, говоря о принятом на месте решении, П.М. Быков назвал лишь имена левых эсеров В.И. Хотимского и Н.А. Саковича: «На заседаниях Областного Совета вопрос о расстреле Романовых ставился еще в конце июня. Входившие в состав Совета эсэры - Хотимский, Сакович (оставшийся в Екатеринбурге при белых и расстрелянный ими) и другие были, по обыкновению, безконечно “левыми” и настаивали на скорейшем расстреле Романовых…»
В последующих публикациях П.М. Быков (вернее было бы сказать: те, кто стоял за ним) стал утверждать противоположное. Об этом мы расскажем позднее, а сейчас приведем свидетельство Ф.П. Другова, члена Петроградского ВРК, Коллегии ВЧК и ВЦИК, подтверждающее, что вопрос о судьбе Царской Семьи активно дебатировался в то время в большевицких верхах, в том числе и на Лубянке:
«…Коллегия неоднократно обсуждала вопрос о Царской Семье […] …В ВЧК высказывалось мнение о необходимости “ликвидации” Царской Семьи. Однако осуществление такой жестокой меры считалось в тот момент нецелесообразным по многим соображениям.
Главным препятствием было, конечно, то, что в сознании значительной части крестьянства глубоко было заложено понятие о священности Царской особы. Религиозный фанатизм мог превратить казненного Царя в святого мученика и увековечить память о нем среди верующих, не говоря даже о возможных выступлениях фанатической толпы. […]
Это был главный мотив для оставления Царя живым.
С мнением правящих классов Европы большевики считались меньше всего, так как в то время была ставка на мiровую революцию и потому “сентименты с буржуазией” не считались необходимыми» («Иллюстрированная Россия». Париж. 1931. 28 февраля).
Приведенное свидетельство вносит весьма важное уточнение: именно с предупреждением возможности появления Царских мощей связаны все дальнейшие предосторожности, предпринятые большевиками, как во время убийства, так и при уничтожении тел.
Как серьезную недоработку, расценивал Быков то, что Алапаевские Мученики «были разысканы белогвардейской контрразведкой и торжественно похоронены в склепе алапаевского собора».
Такого с Царской Семьей нельзя было допустить.
«Вопрос о расстреле Николая Романова и всех бывших с ним, - читаем далее в очерке, - принципиально был разрешен в первых числах июля. Организовать расстрел и назначить день поручено было президиуму Совета».
Имена палачей Быков не упоминает. (Это на собраниях старых большевиков, между собой, можно было оспаривать первенство, но публично называть имена было запрещено.) «При расстреле, - пишет Быков, - присутствовало только четыре человека, которые и стреляли в осужденных».
И все-таки одно имя было названо. Оно потом вызвало яростные споры. Сначала среди причастных к цареубийству, а впоследствии у исследователей: «Организация расстрела и уничтожения трупов расстрелянных поручена была одному надежному революционеру, уже побывавшему в боях на дутовском фронте, рабочему В.-Исетского завода - Петру Захаровичу Ермакову».
Вскоре (и именно в связи с этой публикацией П.М. Быкова) слава П.З. Ермакова, как главного палача Царской Семьи выходит на всесоюзный уровень. Свидетельство тому появившаяся в 1922 г. в «Московской правде» рецензия на сборник «Рабочая революция на Урале», в которой имя Петра Захаровича поминалось особо.
Кстати, тот же Ермаков, не игравший на самом деле той роли, которую ему приписывали, однако всё же причастный к преступлению, в записанных им позднее совершенно безграмотных воспоминаниях подтверждал эту боязнь, которую испытывали большевики при самой мысли о появлении Царский Мощей: «С 17 на 18 июля я снова прибыл лес, привёс верёвку, меня спустили шахту, я стал кажного по отдельности привязыват, а двое ребят вытаскивали. Все трупы были достаты из шахты для того, чтобы окончательно покончить Романовыми и чтоб ихние друзья недумали создать святых мощей».
Нет никаких сомнений, что оглашение этого имени было согласовано в верхах. Важнейшим критерием выбора было русское происхождение Ермакова.
Обойденный славой, разобиженный Янкель Юровский с горя описал свою версию событий в состряпанных им наспех в Москве в апреле-мае 1922 г. мемуарах. Однако публиковать их, как оказалось, никто не собирался. Они попали в архив Политбюро ЦК ВКП(б) на секретное хранение.
Янкель Хаимович (Яков Михайлович) Юровский (1878-1938) с женой Маней Янкелевой (Марией Яковлевной), по другим сведениям С.А. Юровской, урожденной Каганер (1875-1933).
На нижнем снимке: родители Янкеля Юровского (Хаим Ицкович и Эстер Моисеевна, урожденная Варшавская) с его женой и сыном.
Само название этих воспоминаний Юровского («Последний царь нашел свое место») говорит о многом. Позднее знакомившийся с их текстом, по просьбе хлопотавшего за них другого цареубийцы Ф.Ф. Сыромолотова, Вл.Д. Бонч-Бруевич дал заключение, почему публикация этого текста в принципе совершенно невозможна.
Даже из этого весьма сдержанного, по условиям времени, отзыва чувствуется, на каких дрожжах была замешана та сила ненависти, которая клокотала в том тексте.
Рецензент подчеркивал «навязчивость со своим национальным происхождением» автора, перенесение события «из сферы общенациональной в дело, в которое примешаны элементы почти личной [sic!] мести».
«Вскрытие национальной принадлежности, - заключал максимально пытавшийся сгладить углы автор рецензии, - незаслуженно заостряло [внимание], что и дало после повод буржуазной печати к сильнейшим антисоветским выпадам».
Вот, однако, какими на деле оказывались заявляемые ими «интернационализм», «атеизм», одинаково удаленный от христианства и талмудизма; «борьба за общечеловеческие интересы», причем отнюдь не в чьей-либо интерпретации, а в их же собственных текстах!
Вполне достойными заметавших следы своего преступления цареубийц оказываются и наши современники - продолжатели их дела, такие же лгунишки, вроде «первооткрывателя екатеринбургских останков» Гелия Рябова.
Вот, например, что утверждал этот советский следователь и литератор, внештатный консультант министра внутренних дел СССР Н.А. Щелокова в нашумевшей в свое время публикации «Принуждены вас расстрелять…», а редакция иллюстрированного исторического журнала «Родина» (1989. № 5. С. 80), в котором печаталась статья, явное это враньё «подмахнула».
Для того, чтобы ни у кого не возникало никаких сомнений, вот фрагмент книги Н.А. Соколова об этом:
К чести Н.А. Соколова прибавим: следователь сразу же почувствовал намеренный подлог в очерке Быкова относительно роли Ермакова в преступлении.
«Неоднократно советская пресса, - писал он в своей книге, - пыталась наделить П.З. Ермакова ролью руководителя убийством. Напрасно».
Предметом особой заботы цареубийц, как мы уже писали, было уничтожение Царских тел. Факт этот был установлен следствием, о чем осведомлены были и большевики.
В очерке П.М. Быкова читаем: «Предпринятое военными властями обследование того района, куда вывезены были трупы казненных, ничего не дало. […] Генерал Дитерихс, которому Колчак поручил общее руководство следствием по делу расстрела Романовых, официально заявил, что вся семья Романовых расстреляна и трупы уничтожены без остатка».
Исходя из этого, необходимо было подвергнуть сомнению само обнаруженное место уничтожения тел. Тем самым ставились бы под сомнение выводы следствия, в том числе о характере убийства. Делалось это, возможно, и для того, чтобы подготовить «чудесное» обретение (если возникнет такая ситуация) сохранившихся якобы Царских останков, обезценив обретенные во время работ на Ганиной Яме подлинные мощи.
«Около часу ночи, - пишет Быков, - трупы казненных были отвезены за город в лес, в район Верх-Исетского завода и дер. Палкиной, где и были на другой день сожжены».
А вот как это место звучит в неопубликованных пока что его же подготовительных материалах: «…С большой дороги, на телегах, надежные товарищи из Верх-Исетских рабочих перевезли их [Тела Царственных Мучеников. - С.Ф.] дальше в лес и временно опустили в шахту. На другой день все трупы из шахты вновь были вынуты. Отвезены еще дальше в лес, облиты серной кислотой, керосином и сожжены на костре. Безформенные остатки костей были отвезены еще дальше и зарыты глубоко в землю».
Н.А. Соколов, занося в первых числах июня 1922 г. в Париже в «Протокол осмотра вещественного доказательства» текст очерка П.М. Быкова, выделил ключевые, по его мнению слова, подтверждавшие его версию.
Так, приводя текст «Организация расстрела и уничтожения трупов расстрелянных…», он подчеркнул слово «уничтожения».
А в другом фрагменте «трупы казненных […] на другой день сожжены…» - выделил «сожжены».
Устройство т.н. «могилы Юровского» произошло, как считают, в вскоре после занятия Екатеринбурга красными. Летом 1924 г., по данным В.В. Шитова («Дом Ипатьева». Екатеринбург. 2013), руководство Уральской области (13 человек) посетило это место. Пояснения давал П.З. Ермаков. Снимал фотокор газеты «Уральский рабочий» Л. Сурин.
На одной из его фотографий снят Петр Ермаков (в милицейской форме) на мостике из шпал, под которым, по версии большевиков, находились Царские останки.
Другая фотография подписана: «Комиссия, которой т. Ермаков (сидит справа) показывает место сожжения трупов семейства Романовых. Товарищ возле маузера [Ермакова] - заведующий уральским Истпартом Виктор Быков» (брат автора очерка).
В публикации В.В. Шитова дан наиболее полный перечень запечатленных на снимке: сидят в нижнем ряду слева направо - председатель Уралоблсовета Д.Е. Сулимов, полпред ОГПУ по Уралу Г.С. Мороз, М.В. Васильев, В.М. Быков, Р.Н. Кабаков и П.З. Ермаков; стоят слева направо - А.И. Парамонов, неизвестный, первый секретарь Уральского обкома ВКП(б) М.М. Харитонов, Б.В. Дидковский, второй секретарь обкома И.М. Румянцев, неизвестный, А.Л. Борчанинов».
(Ранее бытовала иная датировка события: август 1919 г. и другой автор снимков: Юровский, владевший до революции в Екатеринбурге собственной фотомастерской.)
Об устройстве могильника см.:
http://www.liveinternet.ru/users/sectator/post287173737
https://dvoynik-nikolay.livejournal.com/193221.html
Очерк П.М. Быкова 1921 г. содержал немало и других важных деталей.
Помимо уже описанного нами выведения из-под удара Центральной советской власти, о чем мы уже писали, в этом просмотренном, без всякого сомнения, не одной парой бдительных глаз материале можно легко заметить намек на организацию условий для того, чтобы освободить от ответственности, одновременно, и официальные местные власти, свалив всё на народную стихию, волю рабочего класса или предотвращение мнимых попыток бегства.
Сам этот перевод Царской Семьи из Тобольска в Екатеринбург («в более надежное место») был произведен, как это подчеркнуто в очерке П.М. Быкова, исключительно по настоянию Уральского областного совета.
При этом, говорится там, «в целях предупреждения побега Романовых из Тобольска решено было в первую очередь поставить заставы на возможных путях бегства Романовых на север. […] Всем отрядам были даны инструкции следить за проезжающими из Тобольска, а в случае, если приметы подозрительных лиц будут подходить под приметы Романова, таковых задерживать, при сопротивлении убивать». (В преступных замыслах признавался и председатель Уралоблсовета А.Г. Белобородов в написанных им феврале 1922 г. воспоминаниях: «Мы считали, что, пожалуй, нет даже необходимости доставлять Николая II в Екатеринбург, что, если представятся благоприятные условия во время его перевоза, он должен быть расстрелян в дороге. Такой наказ имел Заславский и все время старался предпринимать шаги к его осуществлению…»)
Наконец, уже после того, как Царственные Узники оказались в Екатеринбурге под крепкой охраной, «областной Совет, - утверждал Быков, - был однажды поставлен перед фактом возможности неорганизованного, стихийного выступления рабочих с целью расправы над царем и собиравшейся вокруг него кликой. Возмущение рабочих масс очевидной организацией контрреволюции было настолько велико, что в рабочих кругах Верх-Исетского завода определенно назначался день расправы - праздник 1-го мая».
«Не подлежит сомнению, - пишет уже цитировавшийся нами член Коллегии ВЧК Ф.П. Другов, - что перевод Царской Семьи из Тобольска в Екатеринбург был, несомненно, рассчитан на расправу с ними со стороны рабочих. Воинственность уральских рабочих была известна Москве. Они считались “оплотом революции”. Сам факт перевода Царя в Екатеринбург при тогдашних условиях был равносилен смертному приговору Царю со стороны советского правительства. […]
По приезде моем в Москву, когда стало известно об оставлении Тобольска советскими войсками, во ВЦИКе некоторые члены безпокойно вопрошали: “А как же царь?... Успели ли его увезти с собой?”
- Не безпокойтесь, царь теперь в надежных пролетарских руках и живым не улизнет, - отвечали им, компетентные лица.
Так советское правительство сознательно обрекло Царя суду Линча, желая застраховать себя от ответственности за злодеяние перед русским крестьянством, если бы оно не прошло равнодушно мимо этого факта».
Вокруг этого очерка, впрочем как и других публикаций П.М. Быкова, о которых речь впереди, много неясного.
В одной из своих книг исследователь О.А.. Платонов ставит само авторство П.М. Быкова под вопрос. Писал, мол, очерк не он, а кто-то другой.
Сохранившийся в бывшем Уральском партархиве (ныне находящимся в составе Центра документации общественных организаций Свердловской области) черновик статьи П.М. Быкова «Конец Романовых» 1921 г. содержит не только рукописную правку, но и фрагменты, не вошедшие в окончательный текст, что, безусловно, несмотря руку автора, свидетельствует о коллективном характере труда, по крайней мере, на этапе редактуры. Да по-иному и быть не могло: уже сам предмет разговора предполагал это. Писать же такой текст, без поручения сверху, было просто немыслимо.
Следующая проблема - тираж. Судя по выходным данным сборника, он был немаленький: 10 тысяч экземпляров. Однако, как пишет Л.А. Лыкова, книга ныне является «библиографической редкостью».
Другие утверждают, что «вскоре после выхода» тираж был «конфискован и уничтожен». При этом авторы не упоминают источника этого своего знания. А жаль, потому что сведения эти взяты ими из подстраничного примечания к републикации «Последних дней последнего царя» в XVII томе «Архива Русской Революции» (Берлин. 1926), издававшегося Иосифом Владимiровичем Гессеном - фигурой весьма специфической:
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/240600.html
Титульный лист семнадцатого тома «Архива Русской Революции». Берлин 1926 г.
Было ли екатеринбургское издание 1921 г. действительно запрещено или публикация в берлинском «Архиве» - это тоже вброс информации, инспирированный заинтересованными лицами?
Во всяком случае, у автора конфискованного якобы издания в том же году, когда в Берлине переиздается «опальный» очерк, на родине, в Свердловске, двумя изданиями (!) выходит целая книга на ту же опасную тему.
Не забудем также и положительную рецензию на сборник, появившуюся в 1922 г. в одной из центральных газет, которую мы ранее упоминали.
Начало публикации очерка П.М. Быкова и подстраничное примечание к нему в «Архиве Русской Революции».
Что же касается редкости самого издания, то и все позднейшие книги П.М. Быкова на ту же тему попадаются довольно редко (некоторые просто уникальны).
В свое время - из-за постоянно меняющейся партийно-государственной позиции по этому опасному вопросу - они были изъяты из всех массовых библиотек, а в крупных - отправлены в спецхран, откуда их вызволила лишь перестройка.
При этом сам автор никаким репрессиям не подвергался. О полном к нему доверии говорят посты в издательствах и киносфере, которые он занимал.
Наконец, редкость издания можно объяснить и по-другому.
Обозначенный на той или иной книге тираж в советские времена далеко не всегда означал, что именно столько экземпляров и было отпечатано.
Не стоит также забывать регулируемое и при этом адресное распространение целого ряда изданий. Достаточно вспомнить существовавшие в позднесоветские времена специализированные, вроде «апээновских», издания, а также тиражи, поступавшие по большей части в магазины «Березка» или распространявшиеся через «Совэкспорткнигу».
Так что не исключено, что сборник «Рабочая революция на Урале» был с самого начала предназначен не для внутреннего пользования.
Возможно, совсем не случайно сам выход его совпал с прошедшим в мае 1921 г. в баварском городе Рейхенгалле Первым Монархическим съездом русской эмиграции, за которым, как мы уже писали, внимательно следили чекисты.
Продолжение следует.