ВЕЛИКАЯ?.. БЕЗКРОВНАЯ?.. РУССКАЯ?.. (25)
«Генерал Иванов». Лубок периода Великой войны.
Революционные заслуги генерала Иванова
Одним из последних арестантов, прибывших в Таврический дворец, был генерал-адъютант, генерал от инфантерии. Член Государственного совета Николай Иудович Иванов (1851†1919). Доставили его 18 марта в три часа дня.
Миссия генерала всерьез тревожила заговорщиков. 27 февраля, напомним, он был назначен Императором командующим Петроградским военным округом с чрезвычайными полномочиями и во главе Георгиевского батальона отправлен в Петроград для восстановления порядка.
В связи с эти еще 27 и 28 февраля обитатели Таврического дворца испытывали большую неуверенность в будущем. «Слухи о подступающих к Петрограду правительственных войсках, - писал Г.Г. Перетц, - становились все более и более определенными. Население шло в Таврический дворец за оружием, тут раздавались винтовки, револьверы, патроны и снаряжение. Таврический дворец походил на крепость, приготовляющуюся к обороне. Кругом были расставлены пулеметы; у портала стояли орудия; чувствовалось, что все надежды петроградцев - в Думе, в Таврическом дворце».
Защитники «свободы».
О том, что к противодействию правительственным войскам там готовились всерьез, имеется немало свидетельств. «Немедленно, - читаем в воспоминаниях В.М. Зензинова о событиях 28 февраля, - было отдано распоряжение об организации наружной охраны, выдвинуты воинские заслоны на соседние улицы, в самих комнатах Таврического дворца, которые уже кишели различными только что созданными комиссиями, расставлена была стража. […] Это был, действительно, острый психологический момент - реальная угроза возможного общего разгрома вдруг встала перед нами».
По словам депутата М.М. Ичаса, отвечавшего за охрану внутреннего порядка внутри Думы, 28 февраля во дворец «стали привозить на грузовых автомобилях муку, сахар, чай и всякие съестные припасы».
«Попадаю в Круглый зал, - писал очевидец. - Грязь, разорванная бумага на полу… Все в верхней одежде, в калошах… В правой стороне зала - груды каких-то ящиков, мучные кули и прочие предметы продовольствия. Был приказ запасать все это, на случай осады».
Зал собраний Государственной думы. Дореволюционная открытка.
«Таврический, - писал понимавший всю серьезность обстановки член Военной комиссии С.Д. Масловский (Мстиславский), - был, по существу говоря, не боеспособен. Хотя в первую же ночь удалось стянуть туда значительные запасы оружия и дворец был переполнен солдатами, - в случае удара скопление это содействовало бы лишь вящшей панике: бросить его на встречный удар - нам, работникам Военной комиссии, не удалось бы. В этом убедил нас инцидент 2-го марта, в безопасный уже для революции момент, когда подобравшаяся по чердакам к самому Таврическому команда протопоповских пулеметчиков открыла огонь по дворцу […]
Можно сказать с уверенностью: если бы в ночь с 27-го на 29-е противник мог бы подойти ко дворцу даже незначительными, но сохранившими строй и дисциплину, силами, он взял бы Таврический с удара - наверняка; защищаться нам было нечем: утомленные за день люди, вповалку лежавшие по коридорам и залам, спали мертвым сном… под прикрытием двух нестрелявших пулеметов и орудия, смотревшего жерлом к Литейному, но не имевшего ни одного снаряда».
Царский автомобиль-сани, конфискованный временщиками.
Предметом торга в случае неудачи могли стать арестованные мятежниками Царские сановники. Заложники - это ключевое слово по отношению к арестованным министрам было произнесено в первые дни революции известной журналисткой (сотрудницей «Речи»), членом кадетской партии, супругой корреспондента лондонской газеты «Таймс» масонкой А.В. Тырковой-Вильямс (1869-1962).
В заложников участники переворота поспешили превратить и Саму Царскую Семью: Императрицу и тяжело больных корью Наследника и Великих Княжен.
В девять часов вечера 1 марта эшелон генерала Иванова прибыл на Царскосельский вокзал.
С часа до половины третьего ночи шла беседа Императрицы с генерал-адъютантом. Тотчас по возвращении Н.И. Иванова из Дворца в его вагон пожаловали трое делегатов гарнизона и представителей «передовой общественности» Царского Села.
Генерал-адъютант Николай Иудович Иванов (1851 - 1919) - генерал от артиллерии. В 1914-1916 гг. главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта. Принимал участие в Белом движении. Скончался в Одессе от тифа.
В ответ на приказ генерала арестовать смутьянов возглавлявший делегацию начальник тракторной школы капитан В.А. Нарушевич заявил, что в случае их невозвращения, а также если генерал не оставит немедленно Царского Села, Александровский Дворец подвергнется разрушительному артиллерийскому обстрелу.
Однако ничего бы не помогло заговорщикам, решись власти на план, который еще 27 февраля был бы вполне реален.
«…Один из моих друзей, - писал министр торговли и промышленности князь В.Н. Шаховской, - поделился со мною своей мыслью. Он считал, что для водворения порядка необходимо уничтожить, прежде всего, революционное гнездо Таврического дворца. Для этого, по его мнению, надо предписать летчикам Царского Села, бывшим в то время в числе верных войск, сбросить ночью бомбы на Таврический дворец и не оставить там камня на камне. К сожалению, [военный министр] Беляев не решился сделать это, боясь громадного числа жертв. Но, пожалуй, это был единственный способ эффективного подавления бунта солдатского и бунта думского».
Обложка мемуаров князя В.Н. Шаховского, вышедших в Париже в 1952 г. с дарственной надписью автора. Собрание музея «Наша эпоха» (Москва).
«3-го марта, - писал по горячим следам событий Г.Г. Перетц, - окончательно ликвидирован был старый строй, и Временное правительство, заседавшее в Таврическом дворце, приняло самые решительные меры, чтобы предупредить всякие попытки бороться с новым режимом.
Вместо генерала Иванова, назначенного старым правительством, главнокомандующим войсками Петроградского военного округа был назначен известный боевой генерал Корнилов, о чем председатель Государственной думы Родзянко, телеграммой за № 185, поставил в известность генерала Иванова, дав ему соответствующие директивы. […]
Первый состав Временного правительства. Агитационный плакат. Март 1917 г.
“Генерал-адъютант Алексеев […] просит передать Вашему Высокопревосходительству приказание о возвращении Вашем в Могилев”. […]
А.Ф. Керенский и генерал М.В. Алексеев.
…Поход на Петроград был ликвидирован. Из Могилева генерал Иванов отправился в Киев, где и был, по постановлению местного Совета рабочих депутатов, арестован и препровожден в Петроград в Таврический дворец. Там он был взят на поруки самим министром юстиции Керенским, признававшим за генералом большие боевые заслуги в Галиции, вследствие чего и не считал необходимым держать его в заточении вместе с такими господами, как Штюрмер, Голицын, Протопопов и т.д.»
Дело было, разумеется, не в боевых заслугах генерала, а в услугах, оказанных им революции.
Встретивший ген. Н.И. Иванова комендант Таврического дворца писал: «Хорошо известный всем бывший главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта генерал Иванов безпрекословно подчинился всем формальностям ареста, сдал караульному начальнику золотое оружие, перочинный ножик и портфель с бумагами, показал унтер-офицеру карманы и только просил передать по телефону помощнику военного министра генералу Маниковскому его просьбу заехать в Таврический дворец.
Алексей Алексеевич Маниковский (1865-1920) - сын надворного советника. Во время Великой войны начальник Главного артиллерийского управления Военного министерства. Генерал от артиллерии (1916). Член масонской ложи. После февральской революции помощник военного министра. Поступил на службу в Красную армию. Погиб во время крушения поезда по пути в командировку в Ташкент.
Скромный обед вполне удовлетворил невзыскательного генерала: кто-то из арестованных уступил ему диван, и он лег отдохнуть после пережитых волнений. Проснувшись, генерал Иванов спросил бумагу, перо, чернила и сел писать письмо военному министру. В этом письме он подробно излагал все события дней переворота, начиная с 28 февраля».
Приведенные нами свидетельства Г.Г. Перетца (тонко чувствовавшего степень полезности человека их делу) заставляют еще раз задуматься о причинах провала миссии генерала Н.И. Иванова, посланного Государем не только усмирить столицу, но и обезопасить Свою Семью.
Впервые на это обстоятельство мы обратили внимание в одном из наших комментариев к книге игумена Серафима (Кузнецова) «Православный Царь-Мученик», вышедшей в 1997 г. Написан он был нами, кстати говоря, в связи с помянутым в приведенной выше цитате Г.Г. Перетца генералом М.В. Алексеевым.
Титульный лист первого первого издания книги игумена Серафима (Кузнецова), напечатанной в Пекине в Русской типографии при Духовной миссии в 1920 г. Собрание музея «Наша эпоха» (Москва).
Вот этот комментарий:
«Имеются небезынтересные сведения о происхождении генерала Алексеева из кантонистской семьи. В 1827--1856 гг. действовали правила отбывания евреями рекрутской повинности натурой. Кого сдать в рекруты, предоставлялось решать общинам (сдавали, как правило бедных, не имевших возможности заплатить выкуп, или пойманных безпаспортных единоверцев, не обладавших никакими связями). Как неспособных, как правило, носить оружие, этих еврейских мальчиков чуть старше 13 лет, не спрашивая их согласия, переводили в православие. Это были т.н. кантонисты, общее число которых за 29 лет составило около 50 тысяч человек. “...Многие из них сделали неплохую карьеру как на военной, так и на гражданской службе. Вступая в брак с русскими, они полностью обрусели и для еврейства были потеряны” (Дикий А. Евреи в России и в СССР. Исторический очерк. Нью-Йорк. 1967. С. 93).
Но так ли это? Известный израильский ученый С. Дудаков приводит отрывок из романа писателя Н.П. Вагнера “Темное дело” (1882). Выступающий в 1850-х гг. перед соплеменниками за кулисами театрально-циркового балагана в одном из провинциальных городков раввин говорит: “Братья божьей семьи! Страдания, гонения, скитания - удел наш, но всемогущий когда-нибудь выведет народ свой из неволи и приведет в землю обетованную. Враг восстал на нас с мечом, но мы положили золото на чашу гнева божия, да умилостивится! Враг силен своими полчищами, но унас есть чем купить их. Он сосет кровь из нас и чад наших. Мы сосем из него золото. Он сделал кантонистами детей наших. Но это маленькие львята, которые вырастут, посеют раздор в полках его и растерзают его внутренности. У него сила, у нас хитрость. Мы лисы Самсона и пожжем хвостами своими пажити филистимлян. Глада и разорения выпьют они полную чашу. Матери и жены их проклянут свою плодоносную жилу, видя, как чада их у ног их будут умирать с голода. Мы, тощие кравы, пожрем жирных крав, но сперва выдоим все сосцы их. Смерть филистимлянам! Смерть врагам народа Божьего”.
Внешне израильский профессор недоумевает: “Что имел в виду Вагнер, сказать трудно”. Но тем не менее дает к этому месту комментарий: “Еще в 1910 году генерал А.А. Поливанов сделал запись в своем дневнике о масонских связях генералов А.Н. Куропаткина, Я.Г. Жилинского, Д.И. Субботича, а также о цели евреев проникнуть в армию, в часности в Генеральный штаб, в котором уже и так были представлены они под русскими фамилиями. В последнем случае мы видим ясный намек на генерала М. В. Грулева (см.: Поливанов А.А. Из дневника и воспоминаний по должности военного министра и его помощника. 1907--1916. М. 1924. Т. 1. С. 94). Кто из упомянутых или не упомянутых генералов был выходцем из кантонистской семьи - сказать трудно, но есть несколько лиц безусловно кантонистского происхождения: Иванов Николай Иудович, генерал-лейтенант, командующий Юго-Западным фронтом, генерал Василий Федорович Новицкий, генерал Александр Памфамилович Николаев. Последние двое перешли на сторону советской власти. Более того, попавший в плен к Юденичу генерал Николаев ‘отказался покаяться’ и со словами: ‘Да здравствует III интернационал и мiровая революция!’ - был казнен белогвардейцами. Имеются сведения, что и генерал М.В. Алексеев происходил из кантонистской семьи. [...] Вышеупомянутый генерал М.В. Грулев, временно исполнявший в 1909 году должность военного министра, был крещенным евреем. [...] Что же до проникновения в Генеральный штаб, то А.И. Деникин в своих мемуарах писал о семи своих товарищах - евреях-выкрестах, учившихся вместе с ним в Академии Генерального штаба, шесть из которых к первой мiровой войне были генералами (см.: Деникин А.И. Путь русского офицера. Нью-Йорк. 1953. С. 283)” (Дудаков С.Ю. История одного мифа. Очерки русской литературы XIX-XX вв. М. “Наука”. 1993. С. 246, 259)».
Надпись князя Н.Д. Жевахова на книге игумена Серафима (Кузнецова) «Православный Царь-Мученик»: «Получил от автора - Игумена Серафима. В библиотеку Барградского Подворья Св. Николая». 1938 г. Собрание музея «Наша эпоха» (Москва).
Керенский, весьма неохотно освобождавший арестованных, генерала Иванова, тем не менее, практически сразу же освободил из заключения, переведя под домашний арест. Причем, как и в случае с одним из причастных к убийству Г.Е. Распутина, Великим Князем Димитрием Павловичем, не побоялся из-за этого вступить в конфликт с Советом рабочих и солдатских депутатов.
Выступая 26 марта на заседании солдатской секции Совета, министр юстиции заявил: «Ген. Иванова я освободил, но он находится все время под моим контролем на частной квартире. Я освободил его, так как он болен и стар, и врачи утверждают, что он не проживет и трех дней, если останется в той среде, куда он был помещен…»
Французские союзники также весьма ценили генерала Иванова.
Не так Керенский поступал с другими арестованными, пусть даже и отягченными более серьезными болезнями. Это отметили и некоторые участники событий.
«…И на сторонников самых мягких мер, - писал Н.Н. Суханов, - этот акт произвел сильное и неприятное впечатление. Допустим даже, что этого господина следовало освободить. Но ведь не больше же было к тому оснований, чем для освобождения многих и многих сидящих в Петропавловке и в других местах […] …Надо же считаться с психологией масс (да еще избирателей, не так ли?), учитывающих характер преступления и болезненно реагировавших именно на Иванова».
Продолжение следует.