КАК ОНИ ЕГО ЖГЛИ (1)
«Ищущие найдут».
ГРИГОРИЙ РАСПУТИН-НОВЫЙ.
«Неправда поможет открыть правду».
Старец НИКОЛАЙ ПСКОВОЕЗЕРСКИЙ.
Жертва «необходимая»
Убийство Друга Царственных Мучеников Григория Ефимовича Распутина-Нового до сих пор остается не только не расследованным, но и не изученным как подобает. Удачный анализ его духовной сути в книге Т. Гроян «Мученик за Христа и за Царя Григорий Новый» (М. 2000) лишь подчеркивает эту нашу нищету. В самом деле, нельзя же строить представление о преступлении на основе даже не показаний, а воспоминаний убийц, ставящих целью, по крайней мере, замести оставшиеся еще, возможно, следы их преступления. До сих пор, по словам А.А. Вырубовой, это преступление остается «одной из самых темных страниц в истории русского общества».
Между тем, сама важность выверенного исследования этой темы вытекает из того непреложного факта, что убийство Царского Друга послужило не только прологом свержения Самодержавия, но включило механизм самоуничтожения Российской Империи. Сами «изверги» (определение Государя) ведали, что творили. В.М. Пуришкевич в ночь убийства так и сказал, что то была «первая пуля революции». Другой оставшийся за кадром соучастник убийства, друг князя Ф.Ф. Юсупова, начальник английской секретной миссии в Петербурге английский еврей Сэмюэль Хор, пытаясь позднее оправдываться, ссылаясь на якобы совершенную заговорщиками досадную ошибку, указывал, тем не менее, четкое место преступления в закономерно последовавшем вслед за ним крушении союзной Великобритании Державы, причем на завершающем этапе войны (когда Россия, как мы знаем, уже принесла все необходимые Западу жертвы, а расплачиваться за них у последнего не было никакого желания).
[Подробно об участии английской разведки в убийстве Г.Е. Распутина см. в нашей книге-альбоме «Весь ветром подбит» (2015) и в нашем ЖЖ под рубрикой: «Убийство Распутина: английский след».]
Сэмиюэль Хор. 1921 г.
«Я глубоко ошибался, - писал Хор, - полагая, что это убийство уничтожит “темные силы”. Я не понял, какую опасность представляет такой неожиданный удар, нанесенный скрипучим колесам государственного аппарата. Политическое положение приняло такой оборот и общественное мнение достигло такого болезненного возбуждения, что неизбежно такое событие должно было увеличить болезнь страны, вызвать еще большие страсти. Повторялась старая история “ожерелья Королевы” и убийства герцогини де Прален. Когда политический кризис назрел, нет ничего более опасного, как преступление или политический скандал. В тот самый момент, когда надо было усилить авторитет власти, а не ослабить его, произошел взрыв, который поколебал до самых оснований структуру власти».
Хор, несомненно, лукавил. Последствия акции ему были прекрасно известны. Свидетельство тому его донесение в Великобританию по линии разведки, направленное на следующий день после преступления 1 января 1917 г. (н. ст.): «Ранним утром в субботу, 30 декабря, в Петрограде совершено одно из тех преступлений, которые из-за своего масштаба пятнают благоограниченные законы этики и из-за своих последствий меняют историю поколения».
Место убийства Г.Е. Распутина в духовном осмыслении последовавших за тем событий четко сформулировал еще в 1990 году один из глубоких современных исследователей А.А. Щедрин (Николай Козлов), труды которого по историософии нашего времени, к сожалению, известны лишь узкому кругу читателей: «Но как же похожа эта смерть-предсказание на блаженную кончину Царственных Мучеников, в точности повторивших таинственный смертный путь своего Друга! То же нисхождение в зловещий подвал, тот же труп убитой собаки, подбрасываемый рядом с Их Честными Телами, то же сожжение окровавленных одежд, перезахоронение и сожжение тел. И те же попытки изуверов вот уже на протяжении 70-ти лет всеми способами и средствами скрыть, затемнить картину происшедшего на месте убиения, несмотря на казалось бы достаточное количество свидетельских показаний и улик, продолжающую оставаться неясной».
Далее автор справедливо обращал особое внимание на «подробности имеющих ритуально-мистический характер событий, в которых отражается лицом к лицу происходящее столкновение Добра и Зла».
В полной мере мы ощутили это, когда, опираясь на доступные любому интересующемуся опубликованные источники, предприняли специальное исследование истории осквернения в первые пореволюционные дни могилы Г.Е. Распутина и сожжения его тела изуверами.
Из хроники марта 1917 г.
2 марта, по приказу министра юстиции временного правительства А.Ф. Керенского, в Сергиевом Посаде была уничтожена большая часть тиража (из пяти тысяч уцелело лишь шестьсот экземпляров) отпечатанной в январе 1917 г. в типографии Свято-Троицкой Сергиевой Лавры книги С.А. Нилуса «Близ есть, при дверех. О том, чему не желают верить и что так близко», включающей известные Протоколы Сионских мудрецов, стоявшие как кость в горле выползающему из норы жидовскому синедриону.
Обложка и титульный лист сожженной книги С.А. Нилуса «Близ есть при дверех», изданной в 1917 г. в Сергиевом Посаде в типографии Свято-Троицкой Сергиевой Лавре.
Жгли книги и в Петрограде. «В конце февраля 1917 г., - вспоминал Н. Д. Жевахов, - в Петербург прибыло из Москвы два вагона последнего издания “Протоколов”, выпущенного С.А. Нилусом в январе 1917 года. Книги были немедленно конфискованы и уничтожены, и при последующих обысках революционная власть, представляемая еврейчиками и ротою солдат с телячьими выражениями лиц, искала не столько оружия, якобы скрытого, и следов контрреволюционной деятельности, сколько этой страшной евреям книги С.А. Нилуса, разоблачавшей и обличавшей их тайны».
4 марта - «министр юстиции Керенский приказал дело об убийстве Распутина прекратить, а кн. Юсупову, гр. Сумарокову-Эльстон и [Вел.] Кн. Дмитрию Павловичу (участникам убийства Распутина) разрешить возвратиться в Петербург». Заметим, что указ об «общей политической амнистии» был утвержден временщиками лишь через два дня, 6 марта.
Сразу же после оставления Государем Престола, по личному указанию Керенского, покушавшуюся на жизнь Г.Е. Распутина 29 июня 1914 г. в с. Покровском сызранскую мещанку Х. Гусеву из психиатрической лечебницы велено было отпустить. Медицинское свидетельство, выданное ей перед освобождением, свидетельствовало о полной вменяемости «сумасшедшей», признанной таковой менее чем за два года до этого «авторитетной» комиссией. Причем вышла она на свободу не просто так, а получив «охранную грамоту», почетный, так сказать, диплом:
27 марта 1917.
УДОСТОВЕРЕНИЕ
Предъявительница сего есть освобожденная из-под стражи, по распоряжению Временного правительства, покушавшаяся на убийство Распутина - Хиония Кузьминична Гусева.
Тобольский губернский комиссар
ПИГНАТТИ.
Хиония Кузьминична Гусева. Тюменская тюрьма. 4 июля 1914 г.
Связка фактов, согласитесь, говорящая о многом...
Нет, никого и ничего не забыл «душка Керенский».
Итак, во всех перечисленных случаях инициатором выступало одно и то же лицо - Александр Федорович Керенский, на совести которого был также арест Государя и Его Семьи, отправка Их в Тобольск - то есть завязывание того узла, который, по словам его собрата по масонской ложе, управляющего делами временного правительства В.Д. Набокова, был «разрублен» в Екатеринбурге в июле 1918 года.
При этом нужно учитывать, что ни одному слову этого человека просто так верить нельзя. Необходимо всегда иметь в виду, так сказать, контекст. Приведем один лишь пример.
Начало марта 1917 г. А.Ф. Керенский выступает в Москве...
«Из толпы рабочих раздались возгласы:
- Почему Николаю II позволено разъезжать по России? Кто верховный главнокомандующий?
- Я только что об этом хотел сказать вам, товарищи, - подхватывает А. Ф. Керенский.
И коротко и ясно заявляет:
- Николай Николаевич [Великий Князь] верховным главнокомандующим не будет. А что касается Николая II, то бывший Царь сам обратился к новому правительству с просьбой о покровительстве. Сейчас Николай II в моих руках, в руках генерал-прокурора! И я скажу вам, товарищи: русская революция прошла безкровно, и я не хочу, не позволю омрачить ее. Маратом русской революции я никогда не буду... Но в самом непродолжительном времени Николай II под моим личным наблюдением будет отвезен в гавань и оттуда на пароходе отправится в Англию...
Раздаются клики “ура”, бурные рукоплескания».
А.Ф. Керенский выступает перед народом.
А вот на ту же тему, но уже в другой обстановке и с другим человеком, адвокатом Н.П. Карабчевским (1851-1925) - масоном, защищавшим многочисленных революционеров (Брешко-Брешковскую, Гершуни; Сазонова, убийцу Плеве), а в 1913 г. М. Бейлиса на известном киевском процессе по делу об убийстве православного отрока Андрюши Ющинского.
Итак, буквально в те же первые дни марта 1917 года, но уже в Петрограде министр юстиции А.Ф. Керенский явился в Совет присяжных поверенных посоветоваться с «партийными его товарищами», раздать назначения. Н.П. Карабчевскому он предложил пост сенатора уголовного кассационного департамента. Николай Платонович вежливо отказался:
«- Нет, А.Ф., разрешите мне остаться тем, что я есть, адвокатом, - поспешил я ответить. - Я еще пригожусь в качестве защитника...
- Кому? - с улыбкой спросил Керенский. - Николаю Романову?..
- О, его я охотно буду защищать, если вы затеете его судить.
Керенский откинулся на спинку кресла, на секунду призадумался и, проведя указательным пальцем левой руки по шее, сделал им энергичный жест вверх. Я и все поняли, что это намек на повешение.
- Две, три жертвы, пожалуй, необходимы! - сказал Керенский, обводя нас своим, не то загадочным, не то подслеповатым взглядом, благодаря тяжело нависшим на глаза, верхним векам.
- Только не это, - дотронулся я до его плеча, - этого мы вам не простим!.. Забудьте о французской революции, мы в двадцатом веке, стыдно, да и безсмысленно идти по ее стопам...
Почти все присоединились к моему мнению, и стали убеждать его не вводить смертной казни в качестве атрибута нового режима.
- Да, да! - согласился Керенский. - Безкровная революция, это была моя всегдашняя мечта...»
Здесь и далее карикатуры «великой бездарной». Они дают представление о духе эпохи, о той силе ненависти, которую тогдашняя «либеральная тусовка» испытывала к Царскому Другу, простому русскому верующему мужику.
Братья-масоны вели, однако Россию целенаправленно вели именно по пути «великой французской революции». В первые дни книжный рынок был буквально наводнен книгами о ней. Люди расхватывали их, напитываясь духом кровавой вакханалии конца XVIII столетия. А чего стоили многозначительные статьи ставшей тогда выходить газеты «Русская воля».
Приведем только названия некоторых: № 12 - «Знаменательная годовщина» (сравнение Императора Павла I с Государем Николаем II, приуроченное к «годовщине одного из самых замечательных и поучительных дней русской истории “петербургского периода”»); № 13 - «Австриячка» (сопоставление Императора Николая II и Императрицы Александры Феодоровны с королем Франции Людовиком XVI и королевой Марией-Антуанеттой).
11 марта в «Петроградском листке» в заметке «Какая в них кровь» рассказывалось о наглядном ответе знаменитого историка С.М. Соловьева на вопрос о проценте крови Романовых в современных Всероссийских самодержцах. Дело было за чаем, и Сергей Михайлович якобы, взяв пустой чайный стакан, налил его до половины красным вином и, рассказывая о брачных связях Русских Государей, стал подливать воду. Жидкость «становилась все светлее и светлее, пока совершенно потеряв старую окраску, сохранила лишь ее слабый оттенок».
Читатель подводился к мысли о том, что эту жидкость сомнительного оттенка не жалко и выплеснуть. Всё это, повторяем, было напечатано только в марте. Так что вели именно к тому...
Собрат по масонской ложе министра юстиции оказался проницательнее его. По словам Карабчевского, сам Керенский через некоторое время «обмолвился»: «Беда мне с этим Николаем II-м, Он всех очаровывает».
Как опытный юрист, Н.П. Карабчевский вполне понимал неосуществимость «требования момента»: «Надо “разоблачить короля” перед всем мiром и убить его в сознании всех современников». (Суд над Царем не смогли впоследствии провести, как известно, и большевики.)
«Когда Временное правительство, - пишет Николай Платонович, - после значительных колебаний, установило своим декретом отмену “навсегда” смертной казни, я искренно желал, чтобы отрекшегося Царя предали суду. Его защита могла бы вскрыть в Его лице психологический феномен, перед которым рушилось бы всякое обвинение... А, вместе с тем, какое правдивое освещение мог бы получить переживаемый исторический момент. Нерешительность Государя именно в нужные моменты, и, наряду с этим, упрямая стойкость точно околдованного чей-то волей человека, были его характерными чертами. Будь Царица при Нем в момент Его отречения, отречения бы не последовало.
И, кто знает, не было бы это лучше для Него и для России. Его, вероятно, убили бы тогда же [Ценное свидетельство человека, вполне сознававшего серьезность заговора. Шутить, как видим, не собирались. - С.Ф.], и Он пал бы жертвою, в сознании геройски исполненного долга. Но престиж Царя, в народном сознании, остался бы неприкосновенным. Для огромной части населения России феерически быстрое отречение Царя, с последующим третированием Его, как последнего узника, было сокрушительным ударом самому царизму.
Николай Платонович Карабчевский.
Вся дальнейшая, глубоко печальная участь Царя и Семьи Его [Воспоминания были написаны в Копенгагене в 1918 году, но, заметим, судьба Царской Семьи, а не одного лишь Царя (как утверждалось в официальных сообщениях большевиков), определенно была известна информированному адвокату. - С.Ф.], которою Он дорожил превыше всего, возвышает Его в моих глазах, как человека, почти до недосягаемой высоты.
Сколько смирения и терпеливой кротости, доходящих до аскетического самобичевания! [...]
...Человек, способный, по отзыву всех к Нему приближавшихся, чаровать людей, человек, сохранивший все Свое Царственное достоинство при всех неслыханных испытаниях, человек-мученик до конца, безпощадно убил Царя.
В каком виде воскреснет когда-нибудь Его образ в народном сознании, - трудно сказать. На могилу Павла I-го до сих пор несут свои мольбы о затаенных нуждах простые люди, и чтут Его, как “Царя-Мученика”.
Мученика, может быть, даже святого, признают и в Николае II-м. В русской душе ореол мученичества есть уже ореол святости.
Но станут ли в Нем искать Царя?..
И не навсегда ли упала на землю, и по ветру покатилась, по “Святой Руси”, искони “тяжелая шапка Мономаха”?»
Иными словами, пусть даже «святой», но не «Царь». Вот почему «мы» убивать не будем (пускай, в крайнем случае, это делают другие). «Мы» будем десакрализировать образ, клеветать, сдирать, так сказать, ореол. Вытопчем место, чтобы на нем никогда не появился Царь и даже сама мысль о Нем выглядела бы крамольной, смешной, нелепой.
Тех же, кто думает иначе, загоним в «маргиналы». Пускай «опыляют» друг друга. Из этих корней произросло и недавно прозвучавшее со стороны некоторых представителей церковной иерархии: «канонизируя Царя, мы не канонизируем Монархию».
[Сегодняшняя история с фильмом «Матильда», снятого режиссером-евреем Учителем, произрастает всё из той же сердцевины.]
О том же, собственно, свидетельствовали размышления и другого масона, первого и последнего министра исповеданий Временного правительства А.В. Карташева. В октябре 1921 г. он заявил о том, что Император Николай Александрович должен быть канонизирован как святой.
Однако вернемся к Керенскому. Именно этот неусыпный страж Царственных Мучеников не забыл и Их усопшего Друга.
Следует определенно заявить, что именно по прямому указанию министра юстиции и с одобрения прочих временщиков был совершен акт осквернения могилы. При этом было совершено святотатство: из гроба украли, а впоследствии продали икону Божией Матери. Преступники открыто глумились над телом православного, уже представшего на суд Божий. Наконец, тело кощунственно сожгли. Обо всем этом открыто писали газеты, смакуя грязные подробности. Всё это Великим Постом... И... никаких протестов со стороны церковной иерархии, Св. Синода, насколько известно, не последовало... Впрочем, также как и в связи с арестом и содержанием под стражей Православного Царя, Царицы, Наследника Цесаревича (тяжко больного мальчика), юных Царевен... (Так чего же мы хотим после всего этого, православные?!!)
«Освящение революции». Духовенство с иконами и хоругвями на Красной площади. Москва. 1917 г.
Но на сей счет существовали (не будем говорить о государственных) законы церковные. 66-е правило св. Василия Великого, например, «повелевает на десять лет отлучать от святого причащения раскапывающего гробы (т.е. того), кто открывает гробы и похищает то, что кладется с мертвыми». Осуждение гробным татям содержится и в 7-м правиле св. Григория Нисского.
«Клянусь честью солдата!» Духовенство принимает присягу Временному правительству.
«В заключение данной мною клятвы осеняю себя крестным знамением и нижеопдписываюсь».
В алфавитной Синтагме Матфея Властаря читаем: «Раскапывающие гробы и обнажающие тела умерших, если делают это с оружием в руках, подвергаются смертной казни; а если без оружия, - ссылаются в рудники. Раздевающие мертвых во гробах должны быть наказываемы отсечением рук. Передвигающие останки или кости, - если простые люди, подвергаются крайнему наказанию, а если знатные, то заточаются или ссылаются в рудники. Останки умерших не должно осязать или раздевать [...] Никто не должен без царского повеления переносить человеческое тело в другое место».
Всё это в полной мере относится и к «героям» нашего повествования. И если по изворотливости преступников, нерадивости и лукавству тех, кому было положено от Господа надзирать за порядком, они смогли избежать земного осуждения, то неотвратимый, неподкупный и справедливый Суд Божий не дано обойти никому.
Продолжение следует.
Некоторые фотографии этого и следующего постов взяты из публикации:
http://humus.livejournal.com/2301579.html
http://humus.livejournal.com/2303105.html
http://humus.livejournal.com/2304341.html
http://humus.livejournal.com/2305797.html
http://humus.livejournal.com/2307548.html
http://humus.livejournal.com/2308965.html