ТАРКОВСКИЕ: ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ (часть 22)
Отец и сын. Компьютерная графика А.Н. Кривомазова.
«Безсмертны все. Безсмертно всё»
Отвечая на вопросы одного из своих собеседников Андрей Тарковский как-то сказал: «Для меня играло, конечно, огромную роль то, что мой отец - поэт.
На меня оказали огромное влияние и его поэзия, и его взгляды на русскую литературу, искусство».
Арсений Тарковский с сыном. 1930-е годы. Фото Льва Горнунга.
По словам близкого знакомого Арсения Тарковского Михаила Синельникова, «в доме отца сын появлялся нечасто. […]
Являясь, сын иногда затворялся с отцом в одной из комнат. Но всегда умел ладить с мачехой. Приезжая из-за границы с подарками, не забывал и Татьяны Алексеевны».
Андрею Тарковскому 17 лет. У дома на Щипке 1949 г.
Отвечая на вопрос иностранной журналистки, не написаны ли прозвучавшие в «Зеркале» стихи специально для фильма, андрей Тарковский заявил:
«Стихи взяты из сборника. Я бы никогда не осмелился просить отца написать стихи к фильму. Однажды отец сказал: “Андрей, ты же не фильмы снимаешь…” И мне стало легче жить на свете».
Андрей Тарковский - студент ВГИКа.
Не секрет, что именно в фильмах Андрея Тарковского многие будущие чтители таланта его отца впервые прикоснулись к его творчеству и уже навсегда полюбили его.
Первоначально (еще в сценарии) в «Зеркале» было единственное стихотворение: «Игнатьевский лес» (1937), в котором отразились трагедия разрушения семьи и крушения дома:
Последних листьев жар сплошным самосожженьем
Восходит на небо, и на пути твоем
Весь этот лес живет таким же раздраженьем,
Каким последний год и мы с тобой живем.
В заплаканных глазах отражена дорога,
Как в пойме сумрачной кусты отражены.
Не привередничай, не угрожай, не трогай,
Не задевай лесной наволгшей тишины.
Ты можешь услыхать дыханье старой жизни:
Осклизлые грибы в сырой траве растут,
До самых сердцевин их проточили слизни,
А кожу все-таки щекочет влажный зуд.
Все наше прошлое похоже на угрозу -
Смотри, сейчас вернусь, гляди, убью сейчас!
А небо ежится и держит клен, как розу, -
Пусть жжет еще сильней! - почти у самых глаз.
Отец, мать и сын. 1930-е годы. Фото Льва Горнунга.
В итоге в «Зеркале» прозвучало четыре стихотворения Арсения Тарковского. Причем в исполнении автора.
При этом он отнесся к фильму сына весьма серьезно и ответственно.
«Стихотворение “Первые свидания”, - вспоминал его зять - Арсений Александрович читал одиннадцать раз.
Свои прозаические реплики, очень разные по интонации, не говорю актерской, просто человеческой, он произносил, не видя снятых сцен, но понимая, что они касаются его собственной жизни.
Это не могло не волновать Арсения Александровича. Запись отняла у него много сил.
Жена его возмущалась: “Как можно так мучить отца!” А Арсений Александрович в ответ сказал, не декларативно, и торопливо и как бы смущаясь: “В искусстве не может быть компромиссов…”».
Директор фильма Т.Г. Огородникова вспоминала: «…Отца на “Зеркале” он заставлял раз десять переписывать одни и те же стихи: что-то ему не подходило, какая-то интонация.
Вдруг Андрей Арсеньевич сказал: “Это то, что мне надо” - и ушел куда-то. А мы с Арсением Александровичем стали слушать.
И когда прослушали последнюю запись, он сказал: “Да, если бы мне кто-нибудь сказал, что у меня гениальный сын, я бы не поверил; а вот я сам чувствую: он добился того, что это не похоже ни на один из прежних дублей”».
Отец и сын.
Стихи в фильме во время обсуждения отснятого материала на худсовете студии вызвали разноречивые отклики. По большей части, негативные.
Юрий Бондарев: «Когда я слышу прямой диалог, то воспринимаю его как реальность, а стихи - это отражение реальности. Слушая стихи, я должен включать разум, но разум включать не надо. Не нужно здесь искусства в искусстве».
Лазарь Лазарев: «Смоктуновский читает текст очень абстрактно, нет в нем отношения к событиям или людям. Арсений Тарковский тоже читает стихи без эмоционального напора. А когда стихи звучат чистенько и гладко, тогда закономерно возникает такое ощущение, о котором говорил Бондарев. Стихи отделяются от изображения».
Елизар Мальцев: «Категорический протест вызвали стихи - это искусство второго отражения. Не стихи сами по себе, а их присутствие в фильме. Музыка такого ощущения не вызывает, а стихи вызывают».
Константин Пудалов: «Мне стихи не мешали, и читаются они прекрасно: очень хорошо, они мне не навязываются. А сочетание военной хроники со стихами в смысловом отношении очень точно и емко. Здесь есть неотчетливое, но гармоничное соответствие».
Автор биографии режиссера (И.И. Евлампиев) отмечает, что стихи - «дают ясную формулировку некоторым ключевым идеям».
Но не только. Они словно цементируют подлинность всего происходящего.
В начале фильма звучит стихотворение «Первые свиданья» (1962).
Автор называл его, с некоторой долей смущения, «слишком роскошным».
Оно звучит на протяжении нескольких эпизодов, начиная с ухода врача (прохожего) и вплоть до пожара.
Свиданий наших каждое мгновенье
Мы праздновали, как богоявленье,
Одни на целом свете. Ты была
Смелей и легче птичьего крыла,
По лестнице, как головокруженье,
Через ступень сбегала и вела
Сквозь влажную сирень в свои владенья
С той стороны зеркального стекла.
Когда настала ночь, была мне милость
Дарована, алтарные врата
Отворены, и в темноте светилась
И медленно клонилась нагота,
И, просыпаясь: «Будь благословенна!» -
Я говорил и знал, что дерзновенно
Мое благословенье: ты спала,
И тронуть веки синевой вселенной
К тебе сирень тянулась со стола,
И синевою тронутые веки
Спокойны были, и рука тепла.
А в хрустале пульсировали реки,
Дымились горы, брезжили моря,
И ты держала сферу на ладони
Хрустальную, и ты спала на троне,
И - Боже правый! - ты была моя.
Ты пробудилась и преобразила
Вседневный человеческий словарь,
И речь по горло полнозвучной силой
Наполнилась, и слово ты раскрыло
Свой новый смысл и означало: царь.
На свете все преобразилось, даже
Простые вещи - таз кувшин, - когда
Стояла между нами, как на страже,
Слоистая и твердая вода.
Нас повело неведомо куда.
Пред нами расступались, как миражи,
Построенные чудом города,
Сама ложилась мята нам под ноги,
И птицам с нами было по дороге,
И рыбы подымались по реке,
И небо развернулось пред глазами...
Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке.
Нa словах «как сумасшедший с бритвою в руке» - идет показ пожара.
Второе стихотворение «С утра я тебя дожидался вчера» (1941) сопровождает проход матери по коридору типографии.
Алла Демидова и Маргарита Терехова. Андрей Тарковский: «Две подруги - это женщины, вырванные из своей среды и посаженные на чужеродную им почву. У них будет такой разговор, в котором никто ничего не будет понимать, - такие две безумные женщины».
С утра я тебя дожидался вчера,
Они догадались, что ты не придешь,
Ты помнишь, какая погода была?
Как в праздник! И я выходил без пальто.
Сегодня пришла, и устроили нам
Какой-то особенно пасмурный день,
И дождь, и особенно поздний час,
И капли бегут по холодным ветвям.
Ни словом унять, ни платком утереть...
Третье стихотворение «Жизнь, жизнь» (1965) сопровождает кадры военной хроники.
Композитор фильма Э.Н. Артемьев рассказывал: «Вспоминаю на “Зеркале” эпизод перехода через Сиваш, документальный, но совершенно библейский по смыслу: пространство безконечное, космическое … Эпизод большой, десять минут…»
1.
Предчувствиям не верю, и примет
Я не боюсь. Ни клеветы, ни яда
Я не бегу. На свете смерти нет:
Безсмертны все. Безсмертно всё. Не надо
Бояться смерти ни в семнадцать лет,
Ни в семьдесят. Есть только явь и свет,
Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.
Мы все уже на берегу морском,
И я из тех, кто выбирает сети,
Когда идет безсмертье косяком.
2.
Живите в доме - и не рухнет дом.
Я вызову любое из столетий,
Войду в него и дом построю в нем.
Вот почему со мною ваши дети
И жены ваши за одним столом -
А стол один и прадеду и внуку:
Грядущее свершается сейчас,
И если я приподнимаю руку,
Все пять лучей останутся у вас.
Я каждый день минувшего, как крепью,
Ключицами своими подпирал,
Измерил время землемерной цепью
И сквозь него прошел, как сквозь Урал.
3.
Я век себе по росту подбирал.
Мы шли на юг, держали пыль над степью;
Бурьян чадил; кузнечик баловал,
Подковы трогал усом, и пророчил,
И гибелью грозил мне, как монах.
Судьбу свою к седлу я приторочил;
Я и сейчас, в грядущих временах,
Как мальчик, привстаю на стременах.
Мне моего безсмертия довольно,
Чтоб кровь моя из века в век текла.
За верный угол ровного тепла
Я жизнью заплатил бы своевольно,
Когда б ее летучая игла
Меня, как нить, по свету не вела.
Последнее четвертое стихотворение «Эвридика» (1961) Арсений Тарковский читает в эпизоде, когда Алексей с матерью возвращаются домой после продажи сережек:
У человека тело
Одно, как одиночка,
Душе осточертела
Сплошная оболочка
С ушами и глазами
Величиной в пятак
И кожей - шрам на шраме,
Надетой на костяк.
Летит сквозь роговицу
В небесную криницу,
На ледяную спицу,
На птичью колесницу
И слышит сквозь решетку
Живой тюрьмы своей
Лесов и нив трещотку,
Трубу семи морей.
Душе грешно без тела,
Как телу без сорочки, -
Ни помысла, ни дела,
Ни замысла, ни строчки.
Загадка без разгадки:
Кто возвратится вспять,
Сплясав на той площадке,
Где некому плясать?
И снится мне другая
Душа, в другой одежде:
Горит, перебегая
От робости к надежде,
Огнем, как спирт, без тени
Уходит по земле,
На память гроздь сирени
Оставив на столе.
Дитя, беги, не сетуй
Над Эвридикой бедной
И палочкой по свету
Гони свой обруч медный,
Пока хоть в четверть слуха
В ответ на каждый шаг
И весело и сухо
Земля шумит в ушах.
В следующий раз стихотворение отца «Вот и лето прошло» (1967) прозвучало в фильме Андрея Тарковского «Сталкер» (1979) в исполнении актера, исполняющего главную роль Александра Кайдановского.
Вот и лето прошло,
Словно и не бывало.
На пригреве тепло.
Только этого мало.
Все, что сбыться могло,
Мне, как лист пятипалый,
Прямо в руки легло,
Только этого мало.
Понапрасну ни зло,
Ни добро не пропало,
Все горело светло,
Только этого мало.
Жизнь брала под крыло,
Берегла и спасала,
Мне и вправду везло.
Только этого мало.
Листьев не обожгло,
Веток не обломало...
День промыт, как стекло,
Только этого мало.
В последний раз стихотворение Арсения Тарковского в фильме сына «Ностальгия» (1983) читал актер Олег Янковский, исполнявший роль отца в фильме «Зеркало».
Стихотворение символическое: «Меркнет зрение - сила моя», написанное в 1977 году.
Меркнет зрение - сила моя,
Два незримых алмазных копья;
Глохнет слух, полный давнего грома
И дыхания отчего дома;
Жестких мышц ослабели узлы,
Как на пашне седые волы;
И не светятся больше ночами
Два крыла у меня за плечами.
Я свеча, я сгорел на пиру.
Соберите мой воск поутру,
И подскажет вам эта страница,
Как вам плакать и чем вам гордиться,
Как веселья последнюю треть
Раздарить и легко умереть,
И под сенью случайного крова
Загореться посмертно, как слово.
Продолжение следует.