Больная музыка. Эссе о Блоке
Автор - Игорь ШКЛЯРЕВСКИЙ (родился в 1938 г.), поэт, лауреат Государственной премии СССР (1987 год).
Мне это эссе показалось весьма любопытным. Настолько, что я, как видите, вытащил его сюда. Почитайте, а потом сравним впечатления.
Больная музыка
Врубель нарисовал душу Блока, хотя не знал об этом. Он рисовал поверженного Демона.
Пушкин - гений гармонии.
Лермонтов - свободы.
Блок - отчаяния…
Он уже перепутал законы жизни и поэзии. В жизни был поэтом. В поэзию внёс личную жестокость.
Гибель - одно из его неосознанно любимых слов. У Блока не много стихотворений - от начала до конца радостных, хотя радость труднее даётся поэтам.
И если поэты пушкинской поры могли сравнить росу с брильянтами, то Блок - со слезами. Он оплакивал цветок, ребёнка, туманные поля. Прошлое и будущее. Настоящее - нет. Оно его злило. Даже единственный исторический цикл «На поле Куликовом» трагичен, хотя эта битва ознаменовала возрождение России.
Блок чуть ли не единственный наш поэт, которому удавалось общие слова, грубо скажу - риторические, сделать вдохновенными. Кого не волновала больная сила Блока, больная музыка его души, - у каждого талантливого читателя есть период в жизни, когда Блок - любимейший поэт, а все другие уже после Блока. Несколько лет я не расставался с томом его стихов. Казалось, поэзия уже не поднимается выше. Мне так казалось, потому что гений Блока не имеет продолжения.
Лермонтов одной строкой порождал поэта. Корни его поэзии прорастают в наш век.
У Блока крона была мощнее корней, потому что корни росли только с одной стороны. И он упал в будущее - кроной. Есть люди, которые жить не могут без тревоги. Нянчат её, смакуют. Блок подневольно любил тревогу и жертвенность, бледное небо, бледные щёки и тени под глазами, больную красоту. Частое соседство гениальной и посредственной строчки - такой Блок.
Он не понимал Россию, как Лермонтов или Есенин, любил её особенной любовью. Целомудренной. Затуманенной детскими слезами.
Однажды в больнице, когда утихла отнимающая ум боль и просветлело окно, словно после дождя, а вокруг меня лежали страдающие люди, я вдруг подумал: «Кого из поэтов я могу прочесть этим людям?» Гениальный Блок не был в числе тех нескольких, кого я мог бы прочесть. Как же так? Ведь он весь из страданий, из неопределённых надежд? В том-то и дело. Две боли в одном теле не живут.
У Пушкина, Лермонтова, Есенина - серевные леса, полуденные степи, горы, моря, пальмы, пустыни. У Блока такой широкой географии нет. Его Россия - Петроград. Небо Лермонтова - непостижимая мука. Небо Блока - небеса. Или пустота, в которой только поэтические ангелы. Видел ли Блок в небесах бога? Чисто поэтически. Даже Иисус Христос в белом венчике - символ личных страданий, но личная трагедия и общая уже совпали. И ночные кошмары утром он с жестокой точностью записывал в дневник.
Источник: Игорь ШКЛЯРЕВСКИЙ «Избранное». Москва, «Художественная литература», 1990 год.
Уф! Вот это да! Многих фраз не понимаю, ну да ладно - логика поэтизированной речи.
Что понравилось: про больницу. Собственно, на ней глаз и остановился. Её я потом и отыскал в книге. Ещё понравилось наблюдение, что у каждого бывает период в жизни, когда Блок - номер один.
Что вызывает недоумение, так это: «В поэзию внёс личную жестокость». Чем это Блок жесток?
Если бы я писал о Блоке, я бы назвал его глубоко страдающим человеком. Поэтом, которому страдание застит глаза, пожирая талант и сердце.
«Упал в будущее кроной», - так это ж здорово! Ну их, корни эти грязные… «В жизни был поэтом», - что за беда!..
Всё равно считаю это эссе любопытным. К тому же у меня не было такого в жизни, чтобы я несколько лет не расставался с томом стихов Александра Александровича. И - да: неудачный заголовок. Даже для затравки. С Блоком никак не ассоциируется. По крайней мере, у меня. Пока не начнёшь читать, не догадаешься, о чём это.
Мне это эссе показалось весьма любопытным. Настолько, что я, как видите, вытащил его сюда. Почитайте, а потом сравним впечатления.
Больная музыка
Врубель нарисовал душу Блока, хотя не знал об этом. Он рисовал поверженного Демона.
Пушкин - гений гармонии.
Лермонтов - свободы.
Блок - отчаяния…
Он уже перепутал законы жизни и поэзии. В жизни был поэтом. В поэзию внёс личную жестокость.
Гибель - одно из его неосознанно любимых слов. У Блока не много стихотворений - от начала до конца радостных, хотя радость труднее даётся поэтам.
И если поэты пушкинской поры могли сравнить росу с брильянтами, то Блок - со слезами. Он оплакивал цветок, ребёнка, туманные поля. Прошлое и будущее. Настоящее - нет. Оно его злило. Даже единственный исторический цикл «На поле Куликовом» трагичен, хотя эта битва ознаменовала возрождение России.
Блок чуть ли не единственный наш поэт, которому удавалось общие слова, грубо скажу - риторические, сделать вдохновенными. Кого не волновала больная сила Блока, больная музыка его души, - у каждого талантливого читателя есть период в жизни, когда Блок - любимейший поэт, а все другие уже после Блока. Несколько лет я не расставался с томом его стихов. Казалось, поэзия уже не поднимается выше. Мне так казалось, потому что гений Блока не имеет продолжения.
Лермонтов одной строкой порождал поэта. Корни его поэзии прорастают в наш век.
У Блока крона была мощнее корней, потому что корни росли только с одной стороны. И он упал в будущее - кроной. Есть люди, которые жить не могут без тревоги. Нянчат её, смакуют. Блок подневольно любил тревогу и жертвенность, бледное небо, бледные щёки и тени под глазами, больную красоту. Частое соседство гениальной и посредственной строчки - такой Блок.
Он не понимал Россию, как Лермонтов или Есенин, любил её особенной любовью. Целомудренной. Затуманенной детскими слезами.
Однажды в больнице, когда утихла отнимающая ум боль и просветлело окно, словно после дождя, а вокруг меня лежали страдающие люди, я вдруг подумал: «Кого из поэтов я могу прочесть этим людям?» Гениальный Блок не был в числе тех нескольких, кого я мог бы прочесть. Как же так? Ведь он весь из страданий, из неопределённых надежд? В том-то и дело. Две боли в одном теле не живут.
У Пушкина, Лермонтова, Есенина - серевные леса, полуденные степи, горы, моря, пальмы, пустыни. У Блока такой широкой географии нет. Его Россия - Петроград. Небо Лермонтова - непостижимая мука. Небо Блока - небеса. Или пустота, в которой только поэтические ангелы. Видел ли Блок в небесах бога? Чисто поэтически. Даже Иисус Христос в белом венчике - символ личных страданий, но личная трагедия и общая уже совпали. И ночные кошмары утром он с жестокой точностью записывал в дневник.
Источник: Игорь ШКЛЯРЕВСКИЙ «Избранное». Москва, «Художественная литература», 1990 год.
Уф! Вот это да! Многих фраз не понимаю, ну да ладно - логика поэтизированной речи.
Что понравилось: про больницу. Собственно, на ней глаз и остановился. Её я потом и отыскал в книге. Ещё понравилось наблюдение, что у каждого бывает период в жизни, когда Блок - номер один.
Что вызывает недоумение, так это: «В поэзию внёс личную жестокость». Чем это Блок жесток?
Если бы я писал о Блоке, я бы назвал его глубоко страдающим человеком. Поэтом, которому страдание застит глаза, пожирая талант и сердце.
«Упал в будущее кроной», - так это ж здорово! Ну их, корни эти грязные… «В жизни был поэтом», - что за беда!..
Всё равно считаю это эссе любопытным. К тому же у меня не было такого в жизни, чтобы я несколько лет не расставался с томом стихов Александра Александровича. И - да: неудачный заголовок. Даже для затравки. С Блоком никак не ассоциируется. По крайней мере, у меня. Пока не начнёшь читать, не догадаешься, о чём это.