«ПОЭМА О МЕТРОПОЛИТЕНЕ»
Оксане Г. с любовью посвящаю.
Еду в поезде метро -
Вижу всё его нутро.
Мария Бедросова.
О, это было, действительно, прекрасно!..
У меня была УКРАИНСКАЯ ДЕВУШКА!
Понимаете ли вы, что это такое? Для тех, кто не понимает, объяснять бесполезно. Украинская девушка - это апофеоз! Особенно - на персидском ковре...
Здесь очень важно не перепутать: если вам, например, попадется персидская девушка на украинском ковре - это будет совершенно не то! Хотя - я настаиваю - если вы нормальны, то подведет скорее ковер.
И вообще, как показали последние антропологические исследования, человек произошел от украинца.
Эта девушка оказалась в Москве впервые, и мне пришлось изрядно ее прогуливать. Почему-то у нее было какое-то особенное пристрастие к метро, она ужасно им интересовалась и была, прямо скажем, на нём «зациклена». В медицинской психиатрической литературе уже описана метрофобия - как отдельная, самостоятельная разновидность. И каких только психов не появляется - особенно в последнее время... Эти несчастные, действительно, заболевают, оказавшись в метро, и, выйдя на поверхность, подолгу стоят, глубоко дышат, прежде чем двигаться дальше. Так вот, девушка эта являла собой полную, диаметральную противоположность. Пожалуй, уместно ввести новый термин: у нее была ярко выраженная метрофилия.
И всю-то я ее извозил по подземельям. Показал ей и псевдо-витражи на Новослободской, и скульптуры Манизера на «Площади Революции»... Причем более всего ее заинтересовали не экзистирующие в художествах Манизера курочки с петушками и собачки с партизанами, а один-единственный вопрос: сколько за эту работу Манизер получил. Типичная украинка! Кто больше сала себе урвал...
Ох, убьют меня когда-нибудь братья-украинцы за подобное изложение...
В общем, показал ей все, что только знал о московском метро. Светильники на станции Комсомольская-кольцевая, украденные из гитлеровской рейхсканцелярии, сомнительного вкуса лепнину в сталинском духе, сделавшую московское метро всемирно известным, во всех туристических путеводителях оговорённую.
Изредка мы вылезали на поверхность, и случалось при переходе через улицу, что на нас чуть было не наезжала какая-нибудь машина, и она в испуге (или от кокетства, потому что всерьез ей ничего не грозило) прижималась ко мне; и тут же поясняла, изобличая кое-какие познания в области психоанализа: «В мэнэ до тэбэ сексуально притяження. Когда кого-нибудь случайно качнет в сторону другого - це не случайно! По Фрейду это значит, что у него - притяження!».
Звали ее - Оксана. Не какая-нибудь там русская Ксения, а именно украинская Оксана. Она носила красивую желтую кофточку и синие джинсы. Она говорила: «Синьо-жовтий колір дуже гармоніюють!» И нелепое несогласование единственного и множественного числа привносило в этот «колір» особенный колорит и особую прелесть. Брови у нее были угольно-черные, а под ними - синие глаза. И когда я, как и долженствует, оправдывал, реализовывал и доводил до логического конца ее «притяження», глаза эти сверкали молниями.
Еще я ей, конечно же, рассказал про эту совершенно идиотскую параллельную линию - точнее, две линии, дублирующие друг друга, темно-синяя и светло-голубая, между Арбатской и Киевской.
Когда я был маленьким ребенком, мы часто ездили по этой старой (тогда она еще не была светло-голубой, условные цветовые обозначения были изобретены позже) линии с папой. Было так интересно! Вдруг поезд выезжает на свет Божий. И - через речку! А там - Киевский вокзал гениального архитектора Ивана Ивановича Рерберга, с орлами по краям, и оттуда можно поехать в родное мое Подмосковье, в лес за грибами, - или даже на Украину, только не «в Украину», потому что нечего грамматику с политикой перепутывать, а то ведь можно так угодить и «на Францию»... А еще там была пристань, и можно было поплыть на кораблике на Воробьевы горы - опять же, уж пожалуйста, не на «Ленинские»...
А потом эту линию закрыли. Страной тогда безраздельно правил Сталин. Конечная станция с противоположной от Киевского вокзала стороны называлась «станция имени Коминтерна». Лишь много позже, когда эту линию вновь открыли, станцию обозвали «Калининской»; а ныне она - «Александровский сад». Но это - уже новейшая история. А тогда ее закрыли, а заодно и «Коминтерн» разогнали.
Дело в том, что не такая уж эта станция и конечная, потому что дальше ведет в кремлевское подземелье. А там - чудеса, там леший бродит... И устроил там Сталин такую штуку. По всей этой линии - из кремлевского подземелья до Киевского вокзала (а там и Москва тогда кончалась, там и за город - вольному воля) - поверх рельсов был сделан дубовый настил, и в начале этого настила, в кремлевском подземелье, круглосуточно стоял автомобиль, и дежурили в нём, сменяя друг друга, шофёры с ногой на стартёре, готовые в любой момент вывезти прямо из Кремля к чертям на кулички великого вождя революции - если понадобится ему спасаться от любящего народа... Впрочем, народ был таков, что ничегошеньки вождю не угрожало.
А на мосту через реку - на этой самой линии, между Смоленской и Киевской, - уж и вовсе было весело. По обе стороны моста были установлены по два стеклянных стакана, в которых сидели энкавэдешники, и предписано было им смотреть не только за входом в туннель, но и друг за другом. И было всего - четыре стакана, по два на каждом конце, и за всю историю советского государства никто на вход в секретный туннель так ни разу и не посягнул.
Похоже, что люди совсем - искренно - забыли об этой линии метро. А Сталин повелел проложить новую - дублирующую тот же маршрут - темно-синюю, оставив светло-голубую для своих паранойяльных нужд. Вот, так и появились две нелепые, друг дружку повторяющие.
Когда «лучший друг детей и физкультурников» издох, власти предержащие не сразу эту линию открыли. Всё сомневались, наверное... Они и сейчас, до сих пор сомневаются. На станции «Александровский сад», например, всё еще так и стоит бюст Калинина - слабó его сковырнуть, никак не можем расстаться с коммунистическим говном. Всё сомневаемся. Или - ленимся?
Но вот, наконец, эту линию открыли, и теперь на станции «Смоленская» (по дороге куда-нибудь в Фили) мы вновь можем созерцать стены, отделанные кафельными плитками, поразительно напоминающими пол общественного туалета провинциального вокзала.
Пожалуй, всё-таки мы не ленимся, но сомневаемся. Иначе как объяснить, что после упразднения названия «Калининская» оказалась целая «Калининская линия»? (На схеме - бледно-желтая, гнойного цвета.) И при чём тут Калинин? Ну, допустим, он маленьких девочек насиловать любил, и это, пожалуй, его единственное качество, заслуживающее более широкой огласки. Но доколе же мы будем прославлять в наименованиях большевичков?!
Более всего пострадал «Охотный ряд». Спервоначалу Московский метрополитен был «имени Кагановича». Потом его сделали «имени Ленина». А чтобы Кагановичу обидно не было, станцию «Охотный ряд» переименовали в «Станцию имени Кагановича». Господи, Царица Небесная, до чего же всё это тягостно, сейчас уже кажется невероятным, но ведь это было! И ведь выбрали для переименования, пожалуй, самое драгоценное из старомосковских названий! Потом Кагановича отменили, и некоторое время снова был «Охотный ряд»; но не потому, что кто-нибудь из переименователей что-нибудь понял, а только лишь из-за разборок в ЦК партии! Однако и во второй раз «Охотному ряду» суждено было просуществовать недолго: вскоре его опять переименовали - в «Проспект Маркса». Ну, куда же мы, русские, без Маркса-то? Никак!
А сейчас - что вы думаете - лучше? Библиотека - бывшая «имени Ленина» - давно уже именуется Российской государственной библиотекой. И это славно, это правильно, это благородно! А станция метро - всё еще «Библиотека имени Ленина». Что это? Инерция? Хотя я бы решительно назвал это по-другому. Нехватка средств? Не верится, что только в этом дело. При желании такие миллионные средства находятся (на нужды куда менее государственные), что тут явно либо всё «до лампочки», либо какие-то совсем уж воинствующие коммуняки засели и специально тормозят... И вот ведь что еще любопытно. Когда самый Охотный ряд - улицу - переименовали, то основным и излюбленным аргументом было то, что нет больше Охотного ряда, что название станции может даваться только вслед за объектом, должно соответствовать ему. Что же тогда, скажите на милость, этот аргумент работает в одну только сторону? Что же тогда теперь - не «вслед»? Где «соответствие»? Впрочем, вопрос риторический. Многое работает у нас только в одну сторону - и известно, в какую.
А если по сермяге - если кто знает и помнит - это ведь была (до развалюции) Румянцевская библиотека! Вот было бы ладно и станцию метро назвать «Румянцевской» - уж всё лучше, чем «имени Ленина». Утопия! И безнадёга.
Ау, начальник Московского метрополитена! (Гаев, милый, ты об чём думаешь?) При советской власти твоя должность равнялась замминистра путей сообщения СССР! Ведь ты же могущественный человек! Какого лешего ты совсем мышей не ловишь? Или тебе, может быть, нравится экзистирующая до сих пор станция «Марксистская»?!
Или - «Октябрьское поле»? Если ты русский человек, то подумай, как поле может быть октябрьским? Совсем свихнутый мир... Поле-то - Ходынское. Еще одно драгоценное старомосковское название.
Помню, когда станцию «Дзержинская» переименовали в «Лубянку» (и слава Богу, это ведь тоже старомосковское драгоценное название), какой-то еврей выступал: «Ах, как это ужасно, какое чудовищное название, страшно теперь даже проезжать мимо этой станции, ведь Лубянка - это символ репрессий» и т. д., и т. п. (Дзержинского он, похоже, совсем не боялся...). Этот убогий, скудоумный человек представлял себе наименование «Лубянка» исключительно в специфическом «кагэбэшном» смысле; а вся предшествующая история Москвы для него ничего не значила - потому что он об ней ничего не знал! Может быть, и «Ходынку» мы стесняемся восстановить из-за какой-то подобной ханжеской, ложной стыдливости? «Октябрьское», видите ли, поле...
...Всемирно известное село Коломенское. Г. Берлиоз (не тот, которого зарезало трамваем на Патриарших, а выдающийся французский композитор - «однофамилец нашего Михаила Александровича»), посетив Москву, воспел гимн этой потрясающей русской красоте. Но и без француза Берлиоза мы знаем ей цену. Коломенское!
Какому малограмотному дегенерату пришло в голову, что если станция женского рода, то, стало быть, и название должно быть - «Коломенская»?! («Коломенская» - это в честь Коломны, а не Коломенского!) Конечно же, «станция Коломенское»! Ведь существует же станция Беляево, станция Свиблово, станция Октябрьское поле на худой конец, и никого несогласование родов не смущает. Почему до сих пор не исправили (ведь были уже разговоры об этом, в печати в том числе)?
Слава Богу, соседствующая неподалеку электричечная платформа называется «Коломенское». Потому что названа была раньше. Еще до появления дегенератов, которых столь обильно порождала советская власть плюс электрификация всей страны.
Я знал одну женщину, которая жила в поселке Рыбное Дмитровского района Московской области. Всю жизнь она упорно писала и говорила «поселок Рыбный» и активно возмущалась названием. Для нее была слишком сложна, никак не могла уместиться в голове такая простая вещь, что Рыбное - это Рыбное, даже если оно - поселок. И не счесть на Руси деревень с названиями среднего рода, невзирая на то, что «деревня» - женского. А на Дону есть славный хутор Государево. (В котором нынче живет и здравствует казачий атаман, носящий соблазнительнейшую фамилию Жидоморов.)
На метрополитене, естественно, имеются депо. (Ну, конечно же, электродепо! Разве мыслимое дело изъясняться нормально, по-человечески! Нужно уточнить, что не просто какое-нибудь там депо, а электродепо. И вообще всё нужно уточнять. «Находясь на эскалаторе, держитесь за поручень эскалатора, не ставьте вещи на ступени эскалатора и не заходите за ограничительную черту на ступенях эскалатора».)
Их несколько, и они имеют названия. Например, там, где станция Варшавская, - электродепо «Варшавское», а где Планёрная, - «Планерное»! Ну, конечно, а как же вы хотели! Если бы при станции «Коломенская» было депо, оно наверняка называлось бы «Коломенское»! Но не потому, что Коломенское - это Коломенское, а только потому, что депо - среднего рода! Тут же, перед носом у начальства, есть электродепо «Печатники» - казалось бы, вот он, живой пример, что не обязательно рабски согласовывать этот несчастный род (женский для Коломенского, средний для Варшавской и Планёрной)... Но увы, остается только гадать, почему в случае с Печатниками, раз уж средний род никак не получился, не предусмотрели какой-нибудь особой формы множественного числа для депо...
Впрочем, оставим до поры всё «планёрное». Мы еще до него доедем, уж будьте благонадежны.
Или вот еще перл - если уж говорить о словесности. Долгие годы (кажется, на Курской, при переходе с кольцевой на радиальную) висела самым великоторжественным образом оформленная штуковина - под стеклом, украшенная витой бронзовой рамкой:
ПЕРЕХОД НА ПЕРЕСАДКУ.
Согласитесь, в стилистическом отношении - коряво. И даже комично. Сейчас ее уже нет - сняли. Но представляете ли вы себе, какую огромную свечку поставил бы я в ближайшем храме, если бы можно было хотя бы надеяться, что сняли ее из-за того, о чём я говорю, а не по какой-то другой причине?!
Слушай, начальник, найди себе мужа разумного, мудрого и просвещенного, который следил бы за всем этим. Чтобы не позориться.
В общем, изложил я это всё Оксанке, и еще много чего, и вообще много в нее вложил... Всё на свете имеет конец. И пришла пора отвезти ее на тот самый Киевский вокзал и попрощаться.
И тут она, прежде чем скрыться в вагоне, выдает такую фразу:
- Ты должен написать поэму о метрополитене! Обещай мне!
Я ей, конечно, обещал. Я ей тогда что угодно обещать готов был, лишь бы скорее уж ехала, потому что после всех этих сверкавших подо мною молний был как выжатый лимон.
С тех пор прошло много лет. И где-то она теперь, как она? Наверное, уже бабушка... А вдруг где-нибудь на Украине (только не «в Украине»!) бегает, топает ножками какой-нибудь мой внучонок (прости Господи мою грешную душу!)... Уж больно много я в нее вложил...
Мой дедушка - еще до революции - был начальником железной дороги. (И как только его не расстреляли, ведь он белую рубашку с галстуком носил, а это было смертельно опасно...) Отец мой тоже всю жизнь посвятил железнодорожному делу (правда, по специфически военной части). Строил железные дороги. Во время войны - отступая - взрывал их. Потом - снова строил. «Почетный железнодорожник». «Ударник сталинского призыва». «Отличный восстановитель». И еще, помимо всех этих званий и побрякушек (это были серьезные такие нагрудные знаки, на винтах, изготовленные на монетном дворе, не чета нынешним), имел множество высоких орденов. Я первый в роду, кто пошел по другому пути (т. е. не по железнодорожным путям, а по совсем другим...). Однако, наверное, гены дают о себе знать, вот и по отношению к метрополитену дышу неровно, а тут еще, спустя много времени, что-то вдруг стукнуло мне в голову, вспомнил данное Оксане обещание... То, что написал до сих пор, вылетело из меня одним духом. Уж не знаю, какая тут получается «поэма» (не мое это определение, да и вообще не мой жанр)...
Что ж, продолжим нашу «поэму». Сейчас буду импровизировать (и даже, пожалуй, немного хулиганить).
Возьмем хотя бы, к примеру, ближайший ко мне (живу около него) Таганско-Краснопресненский радиус. Поехали!
Прежде всего, почему Краснопресненский, а не просто - Пресненский? Только вы уж не подумайте, будто я и впрямь не знаю, почему. Когда же, наконец, наша многострадальная матушка-Россия отмоется от бандитского красного цвета, очистится? (Ох, не будет добра на Руси до тех пор, пока на святом Московском Кремле продолжают по вечерам зажигать антихристову звезду.)
Когда поезд выезжает со станции Текстильщики в сторону центра на поверхность, сукин сын сразу же сбавляет скорость и ползет, как черепаха. Видать, обрыдло ему под землей, ясное дело. Потом, въехав в туннель, он наддаёт, разгоняется и компенсирует время. А пока снаружи - тащится, что твоя улитка, и кайф ловит. Только на работе следует работать, а не свое удовольствие справлять! Вот кончится смена - и иди на все четыре стороны м е д л е н н о - м е д л е н н о . А на работе - не смей. Сукин сын - он и есть сукин сын. Нынешняя модификация извозчика.
Станция Пролетарская. Кто-то как-то раз мне сказал, что это - историческое название, потому что пролетариев, дескать, у нас теперь уже больше нет, и так далее... Ничего подобного! Вы только посмотрите на эти физиономии - кто там входит и выходит! Никакое оно не «историческое»! (Где-нибудь на Кунцевской, например, вы в жизни никогда таких физиономий не встретите.) Что поделаешь - заводской район... И я иногда с ужасом думаю: а что было бы, если бы они, действительно, соединились? Да еще - всех стран?
Наверняка меня давно - еще при Сталине - следовало бы расстрелять.
Станция Китай-город. Отвратительное, варварское безграмотное произношение - «Китай-гóрод». В этом названии вторая часть - после черточки - должна произноситься безударно. Совершенно таким же образом, как и в названиях Новгород, Звенигород. Такова старомосковская традиция. Только, увы, давно и отчаянно забытая. Как и многое другое. Ну кто, скажите на милость, должен объяснить дикторам, как надобно объявлять? Если обратиться за консультацией в Институт русского языка Академии наук - это ведь тоже сомнительно: там тоже полным-полно быдла. «Красная профессура» - ее потомки, и последствия их деятельности.
И еще: здесь тоже до сих пор стоит бюст очередного коммунистического говнюка (Ногина). Ну, не можем мы жить без этих друзей. Ну, никак!
Станция Баррикадная. Поезд дальше не пойдет, просьба вагоны поставить поперек рельсов.
«Испокон веку во всех странах бунтовала только подлая чернь, и притом без всякого позволения. Из-за чего бунтовала - этого не знает ни один учебник, но бунтовала всегда самым неблаговоспитанным способом».
М. Е. Салтыков-Щедрин.
Поменьше баррикад! И поменьше бы прославлять этот позор нашей истории!
Станция Улица 1905 года. Не говоря уж о том, что это очередное напоминание о позоре, о бунте подлой черни, - умеют же у нас формулировать всякие уродства! И что это за «станция-улица» такая? И знать не знаю, и ведать не ведаю, какая-такая «салфеточка-подковочка»...
Станция Улица 1905 года. Следующая станция - улица 1906 года...
Станция Беговая. Следующая станция - Полежаевская. Логично. Побегали - и полежать.
Станция Октябрьское поле. Следующая станция - ноябрьское поле...
Станция Сходненская. Все сходят. Нет, действительно, я не шучу! Если вам приходилось там ездить, вы должны были заметить - после Сходненской в вагоне остается maximum человек пять. И опять же - очень даже логично. Однако помните: если вы сходите на «Сходненской», вы допускаете тавтологию!
Ну, вот, господа, мы и приехали. Только если вы думаете, что приехали на Планёрную, то фигушки вам с маслом: вы приехали на «Плáнерную»!
В кремлевском подземелье на дубовом настиле дежурили не «шóферы» (и не «шоферá») с ногой на «стáртере»! «Плáнер» - точно такая же грубая ошибка. Правильно - планёр. И станция - Планёрная. И даже когда речь идет о дельтаплане, этот вид спорта называется дельтапланёрным - а не как-нибудь иначе.
(Меня не любят. Говорят, что я - резонёр. Это всё пустяки! Спасибо, что не «резóнер»!)
В августе 1998 года я написал отчаянную болезненную статью - Об ударении в русском языке. В ней, в частности, говорилось: «То, что дикторы объявляют название этой станции, слава Богу, правильно, не помогает. Добро бы в надписях на станции - и на схемах - поставить две точки над ё». (Написал я в той статье и про «Китáй-город», да толку-то что...) Да, действительно, до недавнего времени дикторы объявляли: «Станция Планёрная». И это грело душу - на фоне, как говорил дед Щукарь, «всеобщей ликвидации безграмотности».
Редко приходится мне доезжать до Планёрной. Разве что - если в Шереметьево, а там на самолет, куда-нибудь в Дюссельдорф, к друзьям-фашистам... Но вот, недавно пришлось - и чуть было не случился у меня инфаркт миокарда: дикторша с необыкновенно красивым голосом (давно ее заприметил, и всякий раз, едучи в метро, слушаю, как музыку: действительно, прекрасный тембр) объявляет: «Станция Плáнерная»... Будь оно неладно, да что же это за несчастье такое?
Чтобы придать литературной форме законченность и изящество, завершу свой рассказ украинской темой, с которой начал. Говорят, один хохол во время войны попал к немцам в плен и угодил в концлагерь. Спустя значительное время, на ежедневном построении на плацу для отправки очередной партии заключенных в газовую камеру, когда вызвали его, он не выдержал и взмолился: «Товарыщ хвашист! Та що ж це такэ? Позавчера газовая камера, вчера газовая камера, сегодня газовая камера... Голова болит!»
Господа метрополитеновцы! Не калечьте русский язык! Позавчера была еще «Планёрная», это я точно помню. Но вчера - «Плáнерная», сегодня - «Плáнерная»... Голова болит!
http://sergedid.livejournal.com/234906.html
---------------
См. также:
http://sergedid.livejournal.com/19788.html
