Последнее искушение Христа Или реклама журнала Аввакум
http://avvakoum.livejournal.com/
Чюьудеса чудеватые, или гималайская доктрина один из взглядов
Для правильного понимания страшненьких взглядов на прекрасное.
Test
Как вы думаете, какое из искушений Христа - главное?
Задайте себе этот вопрос и попытайтесь на него ответить. Только не торопитесь. Ответ на этот вопрос покажет насколько глубоко вы понимаете то, что весь мир называет Россией. Замечу, что для того, чтобы на этот вопрос ответить, вовсе не обязательно быть русским и православным. Для этого не обязательно быть даже и верующим. Достаточно просто прочесть Евангелие.
Г.А.
Тотальная разница во взглядах, проявляется в языке. Запад=Иметь, Россия =быть.
Можно начитаться Фромма, но не знать древних столпов - отрезать понимание, а о чём это они все.
Дальше про совесть бытия. Ценящих иметь - можно не читать.
Сказания бытия - или души работа.
Оригинал взят уalexandrov_gв Последнее искушение Христа
Традиционное прочтение Евангелий, а каждый из нас, пишущих, читающих и думающих по-русски, в той или иной степени традиционалист, предполагает и традиционное же понимание "искушений". Под ними всегда понимается лишь то самое - "И приступил к Нему искуситель и сказал...". Далее следуют три искушения (здесь неодолимо притягательна антицифра "три"), трижды подступает искуситель ко Христу и трижды же отступает, побеждённый. И уходит ни с чем. "Тогда оставляет Его диавол". Оставляет ли?
А как нам быть вот с этим:
21 С того времени Иисус начал открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин, и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть.
22 И отозвав Его, Петр начал прекословить Ему: будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою.
23 Он же обратившись, сказал Петру: отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн, потому что думаешь не о том что Божие, но что человеческое.
Христос - Петру! Тому самому Петру, самое имя которого на нашем, человеческом, языке значит "камень", тому самому Петру, которому сам же Христос и сказал: "Я говорю тебе: ты - Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её."
"Отойди от меня, сатана!"
Если внимательно прочесть Евангелия, то можно увидеть, что события, изложенные там, - это последовательное преодоление искушений. Это крестный путь, шаг за шагом, вверх, к вершине, к Голгофе. К кресту. Каждое искушение - это ступень, и чем дальше, тем ступени эти становятся неодолимее. Христос, несущий крест, слабеет, а ступени становятся всё выше.
Моление о чаше - это ведь тоже искушение. Многие усматривают в словах "если возможно, да минует Меня чаша сия" оттенок малодушия, что, впрочем, не мешает и некоему умилению перед таким чисто человеческим, близкии и понятным каждому сомнению в собственных силах. Но ведь речь идёт совсем не о том. Моление о чаше - это преодоление искушения сомнением. Но Христос сомневается не в своих силах, он сомневается в силах и возможностях своего человеческого естества. Его сомнения - это сомнения о "плоти". Ключ к пониманию этого момента ведь здесь же, в следующей же фразе: "...приходит к ученикам и находит их спящими, и говорит Петру: так ли не могли вы один час бодрствовать со Мною? Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна." Плоть же немощна, кому, как не нам, того не знать. Искушение Христа, его сомнения в способности человеческой плоти выдержать то, что предстоит, усиливаются почти неодолимо при зрелище спящих. Жалкая человеческая плоть не может противиться даже и сну. Преодоление этого искушения совершается в назидание нам - человек, маленький, ничтожный, смертный человек, может всё. Если "будет у вас вера хотя бы с горчичное зерно", то вы не только сможете сдвигать горы, но если в вас будет то самое зерно веры, то и плоть ваша, та самая, что "прах есмь", вас не подведёт.
Но, однако, посмотрите на сами искушения - какой искус! Какое знание человеков, какая глубина зла, какой бепощадный, холодный и земной ум стоит за ними! Как нарастает сатанинская сила. Как после каждого удара молотом по твердыне, приникает сатана и быстрым змеиным языком ощупывает её, ищет щель, куда можно будет просочиться. Христом последовательно преодолеваются искушения земным могуществом, богатством, славою, земной властью и пошлостью, искушение сомнением в собственных силах и силах учеников, и вот приходит момент, когда Христос предстаёт перед Иродом. Здесь уже никто не соблазняет Сына Человеческого царствами земными. Здесь происходит простое, страшное и понятное любому искушение человеческой жизнью. Той самой жизнью, которой живём мы с вами, и за которую мы готовы отдать всё, что угодно. А потом Христа вновь отводят к Пилату и происходит искушение страхом перед страданием, что для многих и многих куда страшнее самой смерти. И страх перед страданием многократно усиливается тем, что позади уже бичевание. И вот только после этого наступает черёд последнего и главного искушения Христа. Искушения, в котором искушаются оба - и Бог, и человек.
Вот крестный путь позади, вот уже и гвозди вбиты, вот поднят крест, вот уже последние земные часы позади, вот уже умирает плоть, вот уже и разум слабеет и только теперь приходит последнее искушение:
39 Проходящие же злословили Его, кивая головами своими
40 и говоря: Разрушающий храм и в три дня Созидающий! спаси Себя Самого; если Ты Сын Божий, сойди с креста.
41 Подобно и первосвященники с книжниками и старейшинами и фарисеями, насмехаясь, говорили:
42 других спасал, а Себя Самого не может спасти; если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него;
Вы слышите: "Сойди с креста и уверуем в Тебя!"
Христос явился в наш мир, чтобы исполнилось Предначертание. Он явился в Иерусалиме потому, что если бы уверовали иудеи, это значило бы, что уверовал весь мир. Он знал, что случится то, что случилось. Изменить предначертанное могло только чудо. Но чуда не произошло. Он алкал, но Ему не дали есть, Он жаждал и Его не напоили. Он постучал в самую наглухо запертую дверь и Ему - не отворили. Произошло то, чему было суждено произойти. Богу противостоял дьявол. Мир. Сатана, искушая, стоял рядом с Христом на крыле храма, сатана, искушая, говорил с Христом устами Его учеников, сатана, искушая, показывал Ему беспечно спящего в Гефсиманском саду Петра, сатана, искушая, говорил через Ирода: "Не один ли ты из пророков?", сатана, искушая, спрашивал Пилатом: "Что есть истина?". Сатана, глумясь над попытками прокуратора спасти Христа, тысячеглотно ревел: "Распни Его!", сатана был гвоздями, вбитыми в Его ладони. И теперь сатана от лица всего нашего мира говорил: "Сойди с креста и уверуем в Тебя."
Как противостоять этому, как преодолеть сатанинский соблазн и неодолимую сатанинскую логику? "Ведь ты же явился в этот мир, чтобы мы уверовали в Тебя, ведь такова была Твоя Цель. Так вот же мы и готовы. Мы поклонимся Тебе, только сойди с креста, сойди с креста, сойди с креста. Сойди с креста."
Перестань быть собою, признай, что всё было напрасно, покажи, что Ты такой же как мы, яви Себя в земной славе и могуществе, накажи нас, покарай нас, ведь Ты же спасал других, не надо больше спасать нас, спаси теперь Себя, заставь нас поверить, покажи нам, что Ты - Божий сын. Сойди с креста! И мы - поверим.
Г.А.
Последнее искушение Христа
Традиционное прочтение Евангелий, а каждый из нас, пишущих, читающих и думающих по-русски, в той или иной степени традиционалист, предполагает и традиционное же понимание "искушений". Под ними всегда понимается лишь то самое - "И приступил к Нему искуситель и сказал...". Далее следуют три искушения (здесь неодолимо притягательна антицифра "три"), трижды подступает искуситель ко Христу и трижды же отступает, побеждённый. И уходит ни с чем. "Тогда оставляет Его диавол". Оставляет ли?
А как нам быть вот с этим:
21 С того времени Иисус начал открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин, и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть.
22 И отозвав Его, Петр начал прекословить Ему: будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою.
23 Он же обратившись, сказал Петру: отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн, потому что думаешь не о том что Божие, но что человеческое.
Христос - Петру! Тому самому Петру, самое имя которого на нашем, человеческом, языке значит "камень", тому самому Петру, которому сам же Христос и сказал: "Я говорю тебе: ты - Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её."
"Отойди от меня, сатана!"
Если внимательно прочесть Евангелия, то можно увидеть, что события, изложенные там, - это последовательное преодоление искушений. Это крестный путь, шаг за шагом, вверх, к вершине, к Голгофе. К кресту. Каждое искушение - это ступень, и чем дальше, тем ступени эти становятся неодолимее. Христос, несущий крест, слабеет, а ступени становятся всё выше.
Моление о чаше - это ведь тоже искушение. Многие усматривают в словах "если возможно, да минует Меня чаша сия" оттенок малодушия, что, впрочем, не мешает и некоему умилению перед таким чисто человеческим, близкии и понятным каждому сомнению в собственных силах. Но ведь речь идёт совсем не о том. Моление о чаше - это преодоление искушения сомнением. Но Христос сомневается не в своих силах, он сомневается в силах и возможностях своего человеческого естества. Его сомнения - это сомнения о "плоти". Ключ к пониманию этого момента ведь здесь же, в следующей же фразе: "...приходит к ученикам и находит их спящими, и говорит Петру: так ли не могли вы один час бодрствовать со Мною? Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна." Плоть же немощна, кому, как не нам, того не знать. Искушение Христа, его сомнения в способности человеческой плоти выдержать то, что предстоит, усиливаются почти неодолимо при зрелище спящих. Жалкая человеческая плоть не может противиться даже и сну. Преодоление этого искушения совершается в назидание нам - человек, маленький, ничтожный, смертный человек, может всё. Если "будет у вас вера хотя бы с горчичное зерно", то вы не только сможете сдвигать горы, но если в вас будет то самое зерно веры, то и плоть ваша, та самая, что "прах есмь", вас не подведёт.
Но, однако, посмотрите на сами искушения - какой искус! Какое знание человеков, какая глубина зла, какой бепощадный, холодный и земной ум стоит за ними! Как нарастает сатанинская сила. Как после каждого удара молотом по твердыне, приникает сатана и быстрым змеиным языком ощупывает её, ищет щель, куда можно будет просочиться. Христом последовательно преодолеваются искушения земным могуществом, богатством, славою, земной властью и пошлостью, искушение сомнением в собственных силах и силах учеников, и вот приходит момент, когда Христос предстаёт перед Иродом. Здесь уже никто не соблазняет Сына Человеческого царствами земными. Здесь происходит простое, страшное и понятное любому искушение человеческой жизнью. Той самой жизнью, которой живём мы с вами, и за которую мы готовы отдать всё, что угодно. А потом Христа вновь отводят к Пилату и происходит искушение страхом перед страданием, что для многих и многих куда страшнее самой смерти. И страх перед страданием многократно усиливается тем, что позади уже бичевание. И вот только после этого наступает черёд последнего и главного искушения Христа. Искушения, в котором искушаются оба - и Бог, и человек.
Вот крестный путь позади, вот уже и гвозди вбиты, вот поднят крест, вот уже последние земные часы позади, вот уже умирает плоть, вот уже и разум слабеет и только теперь приходит последнее искушение:
39 Проходящие же злословили Его, кивая головами своими
40 и говоря: Разрушающий храм и в три дня Созидающий! спаси Себя Самого; если Ты Сын Божий, сойди с креста.
41 Подобно и первосвященники с книжниками и старейшинами и фарисеями, насмехаясь, говорили:
42 других спасал, а Себя Самого не может спасти; если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него;
Вы слышите: "Сойди с креста и уверуем в Тебя!"
Христос явился в наш мир, чтобы исполнилось Предначертание. Он явился в Иерусалиме потому, что если бы уверовали иудеи, это значило бы, что уверовал весь мир. Он знал, что случится то, что случилось. Изменить предначертанное могло только чудо. Но чуда не произошло. Он алкал, но Ему не дали есть, Он жаждал и Его не напоили. Он постучал в самую наглухо запертую дверь и Ему - не отворили. Произошло то, чему было суждено произойти. Богу противостоял дьявол. Мир. Сатана, искушая, стоял рядом с Христом на крыле храма, сатана, искушая, говорил с Христом устами Его учеников, сатана, искушая, показывал Ему беспечно спящего в Гефсиманском саду Петра, сатана, искушая, говорил через Ирода: "Не один ли ты из пророков?", сатана, искушая, спрашивал Пилатом: "Что есть истина?". Сатана, глумясь над попытками прокуратора спасти Христа, тысячеглотно ревел: "Распни Его!", сатана был гвоздями, вбитыми в Его ладони. И теперь сатана от лица всего нашего мира говорил: "Сойди с креста и уверуем в Тебя."
Как противостоять этому, как преодолеть сатанинский соблазн и неодолимую сатанинскую логику? "Ведь ты же явился в этот мир, чтобы мы уверовали в Тебя, ведь такова была Твоя Цель. Так вот же мы и готовы. Мы поклонимся Тебе, только сойди с креста, сойди с креста, сойди с креста. Сойди с креста."
Перестань быть собою, признай, что всё было напрасно, покажи, что Ты такой же как мы, яви Себя в земной славе и могуществе, накажи нас, покарай нас, ведь Ты же спасал других, не надо больше спасать нас, спаси теперь Себя, заставь нас поверить, покажи нам, что Ты - Божий сын. Сойди с креста! И мы - поверим.
Г.А.
Искушение искушением
Можно ли подправлять Евангелие? Если я христианин, я не имею права менять в нём ничего, даже и запятую. Я могу лишь открыть и прочесть. И вот я открываю и читаю:
29 Проходящие злословили Его, кивая головами своими и говоря: э! разрушающий храм, и в три дня созидающий!
30 Спаси Себя Самого и сойди со креста.
31 Подобно и первосвященники с книжниками, насмехаясь, говорили друг другу: других спасал, а Себя не может спасти.
32 Христос, Царь Израилев, пусть сойдет теперь с креста, чтобы мы видели, и уверуем. И распятые с Ним поносили Его.
Какой же смысл мы вложим в эти строки Священного Писания? Сомневаться в том, что было так, я - не могу. Само по себе сомнение - уже страшное искушение. Можно спорить лишь о том, было ли описываемое искушением или нет. По-моему, не только было, но и было это главным искушением, к этому всё и шло. В этом искушении собраны воедино и пытаются совокупной силой одолеть твердыню все предыдущие искушения. Этим великим искушением искушается уже не человек, но Бог.
Тем, что традиционно называется искушениями, испытывался человек. Сатана отвёл в пустыню, потом возвёл на высокую гору, а затем поставил на крыло храма Человека и искушал его Земным. Сатана хотел знать: "Ты ли тот, кому готовили путь? Ты ли тот, кому делали стези прямыми? Ты ли Христос, Сын Божий? Покажи мне себя."
На кресте же искушение прямо и неприкрыто адресуется Богу. Страшное искушение. Это как зеркало, поставленное против другого зеркала. Отражение в отражении. Тьма во тьме. Провал в глубины, куда не достаёт глаз человеческий: "Сойди с креста, чтобы мы видели, и уверуем." И преодолением этого искушения миру явлен Бог. До креста - Иоанн Креститель, после креста - Христос, Бог Живой. "Идёт за мною сильнейший меня..."
Поскольку смысл искушения от ума человеческого ускользает, ибо суетный этот ум склонен видеть искушение лишь в чём-то столь же человеческом, как то: сила, власть, слава и вообще - полёты во сне и наяву, давайте мы снизим пафос до ниже нижайшего, до гротеска, до примера, всем нам понятного и очевидного, и попытаемся понять, что же это такое - искушение искушением.
Возьмём пример хрестоматийный, возьмём ситуацию, в мировой литературе сто раз обыгранную, ситуацию провокативную - "Принц и Нищий". Перенесём действие в среду, нам близкую и понятную. Пусть это будет СССР конца 70-х. Доведём провокацию до конца, до абсурда. Представим себе, что пропал Брежнев.
Как? Почему? Да как же такое даже и вообразить можно? Не знаю... Вот пропал, и всё. Ехал куда-то очередной орден вручать, то ли республике, то ли области, да он и сам толком не знал, сидел в личном вагоне правительственного поезда, думая о своём, глядел в тёмноту за окошком, и вдруг стеснило всё внутри, замерло, а потом заколотилось сердце, он будто очнулся, как-то разом вдруг увидел то, на что смотрел до того тысячу раз и - не видел. Понял то, что понимал всегда и - прятал от себя. Тоска нахлынула такая, что хоть в петлю. И из близких рядом никого. Глянул в окно ещё раз, там замелькали огни какого-то провинциального городка, появилось здание вокзала с неизменным шпилем и круглыми часами под ним, кружевные стрелки показывали третий час ночи; пустой перрон плавно развернулся и уехал назад, пропал вместе с вокзалом и часами. Осталась ночь и редкие, висящие в пустоте фонари. Не понимая сам, зачем он это делает, позвонил. Вошедшему сказал: "Остановите поезд." Дверь мягко поехала вбок, щёлкнула никелированным замком. За дверью задвигались, послышались приглушённые голоса. Поезд начал замедлять ход. Осторожно постучали. "Да, - сказал Брежнев, - войдите." Показался личный врач в наброшенном поверх костюма белом халате. "Когда галстук-то повязать успел?" - пустая мысль всплыла как пузырь и бесшумно лопнула, пропала без следа. "Как Вы себя чувствуете, Леонид Ильич?" - врач стоял, предупредительно пригнув голову, в руках - тот самый саквояжик, где спасение от всех болей и горестей. Брежнев, не отвечая, встал, прошёл несколько шагов к вешалке, молча вдел руку в рукав знаменитого серого плаща-реглан, сгорбившись, невольно закряхтев, пошарил сзади другой рукой, подскочивший врач помог. Не застёгивая плаща, одним движением, не поправляя, нахлобучил шляпу. Несколько мгновений постоял, глядя перед собою. Повернулся к окну. Темнота и неподвижный фонарь в ней. "Нормально чувствую, - недовольно сказал Брежнев. - Хочу покурить." Сделал два шага, перед дверью остановился. Врач, сутулясь и стараясь казаться меньше ростом, пытался сбоку заглянуть в глаза. Брежнев глубоко, с сипом вдохнул воздух, медленно выпусил. Всё так же недовольно, будто отвечая себе, медленно проговорил: "Походить хочу." Уже у выхода, взявшись за холодный, смутно освещённый синим, поручень, он тяжело, всем телом повернулся и, по-прежнему ни на кого не глядя, не двигая губами, добавил: "Один."
Снаружи было тихо. "Как в охотхозяйстве, - подумал он. Только там фоном тишине был хор лягушек, а тут в отдалении лаяли в разнобой собаки. Брежнев сунул в рот сигарету, нашарил в кармане плаща приятно гладкое тельце зажигалки, щёлкнул, затянулся. Стоящим поодаль в темноте охранникам показалось, что они услышали как затрещали пожираемые огнём крошки табака. Несколько пар глаз, не видя самого Брежнева, теперь следили за проплывающим туда сюда огоньком его сигареты. Когда он поворачивался к ним спиной, огонёк пропадал. За вагоном под чьими-то ногами скрипнул гравий. Один из охранников чуть слышно пробубнил что-то в переговорное устройство. Огонёк сигареты вдруг падающей звездой бесшумно полетел вниз. Рассыпая крошечные искры, покатился, потускнел. Охранники перевели глаза на не видимый, а угадываемый в темноте проём вагонной двери, где должна была сгуститься из окутывающего мир мрака коренастая фигура генсека. Подождали. Потом подождали ещё. Всматривались в провал дверного проёма пока в глазах не поплыли огненные, с рваными краями, круги, вслушивались так, что у них шевелились уши. Ничего. Робко мелькнул узкий луч фонарика. Погас. Загорелся вновь. Потом ещё и ещё один. Замелькали, перекрещиваясь, заметались в темноте. Ещё, ещё, кто-то пробежал, кто-то вполголоса выругался, начальник охраны в генеральском звании не скрываясь уже, в голос прокричал что-то в трубку, лопнуло что-то в небе, вспыхнул, будто задымившись, прожектор с крыши соседнего вагона, стало светлее чем днём, разом стал виден разворошённый муравейник, кто идёт, пригнувшись, кто бежит, сломя голову, кто замер, прикрывась рукой от слепящего света. Окинули глазом, потрясли головою, зажмурились, глянули снова - нет генсека. И здесь нет, и там, и вон там тоже нет. И под вагоном нет, и за вагоном. Нигде нету. Исчез Брежнев. Пропал дорогой наш Леонид Ильич.
(продолжение следует)
Чюьудеса чудеватые, или гималайская доктрина один из взглядов
Для правильного понимания страшненьких взглядов на прекрасное.
Test
Как вы думаете, какое из искушений Христа - главное?
Задайте себе этот вопрос и попытайтесь на него ответить. Только не торопитесь. Ответ на этот вопрос покажет насколько глубоко вы понимаете то, что весь мир называет Россией. Замечу, что для того, чтобы на этот вопрос ответить, вовсе не обязательно быть русским и православным. Для этого не обязательно быть даже и верующим. Достаточно просто прочесть Евангелие.
Г.А.
Тотальная разница во взглядах, проявляется в языке. Запад=Иметь, Россия =быть.
Можно начитаться Фромма, но не знать древних столпов - отрезать понимание, а о чём это они все.
Дальше про совесть бытия. Ценящих иметь - можно не читать.
Сказания бытия - или души работа.
Оригинал взят уalexandrov_gв Последнее искушение Христа
Традиционное прочтение Евангелий, а каждый из нас, пишущих, читающих и думающих по-русски, в той или иной степени традиционалист, предполагает и традиционное же понимание "искушений". Под ними всегда понимается лишь то самое - "И приступил к Нему искуситель и сказал...". Далее следуют три искушения (здесь неодолимо притягательна антицифра "три"), трижды подступает искуситель ко Христу и трижды же отступает, побеждённый. И уходит ни с чем. "Тогда оставляет Его диавол". Оставляет ли?
А как нам быть вот с этим:
21 С того времени Иисус начал открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин, и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть.
22 И отозвав Его, Петр начал прекословить Ему: будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою.
23 Он же обратившись, сказал Петру: отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн, потому что думаешь не о том что Божие, но что человеческое.
Христос - Петру! Тому самому Петру, самое имя которого на нашем, человеческом, языке значит "камень", тому самому Петру, которому сам же Христос и сказал: "Я говорю тебе: ты - Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её."
"Отойди от меня, сатана!"
Если внимательно прочесть Евангелия, то можно увидеть, что события, изложенные там, - это последовательное преодоление искушений. Это крестный путь, шаг за шагом, вверх, к вершине, к Голгофе. К кресту. Каждое искушение - это ступень, и чем дальше, тем ступени эти становятся неодолимее. Христос, несущий крест, слабеет, а ступени становятся всё выше.
Моление о чаше - это ведь тоже искушение. Многие усматривают в словах "если возможно, да минует Меня чаша сия" оттенок малодушия, что, впрочем, не мешает и некоему умилению перед таким чисто человеческим, близкии и понятным каждому сомнению в собственных силах. Но ведь речь идёт совсем не о том. Моление о чаше - это преодоление искушения сомнением. Но Христос сомневается не в своих силах, он сомневается в силах и возможностях своего человеческого естества. Его сомнения - это сомнения о "плоти". Ключ к пониманию этого момента ведь здесь же, в следующей же фразе: "...приходит к ученикам и находит их спящими, и говорит Петру: так ли не могли вы один час бодрствовать со Мною? Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна." Плоть же немощна, кому, как не нам, того не знать. Искушение Христа, его сомнения в способности человеческой плоти выдержать то, что предстоит, усиливаются почти неодолимо при зрелище спящих. Жалкая человеческая плоть не может противиться даже и сну. Преодоление этого искушения совершается в назидание нам - человек, маленький, ничтожный, смертный человек, может всё. Если "будет у вас вера хотя бы с горчичное зерно", то вы не только сможете сдвигать горы, но если в вас будет то самое зерно веры, то и плоть ваша, та самая, что "прах есмь", вас не подведёт.
Но, однако, посмотрите на сами искушения - какой искус! Какое знание человеков, какая глубина зла, какой бепощадный, холодный и земной ум стоит за ними! Как нарастает сатанинская сила. Как после каждого удара молотом по твердыне, приникает сатана и быстрым змеиным языком ощупывает её, ищет щель, куда можно будет просочиться. Христом последовательно преодолеваются искушения земным могуществом, богатством, славою, земной властью и пошлостью, искушение сомнением в собственных силах и силах учеников, и вот приходит момент, когда Христос предстаёт перед Иродом. Здесь уже никто не соблазняет Сына Человеческого царствами земными. Здесь происходит простое, страшное и понятное любому искушение человеческой жизнью. Той самой жизнью, которой живём мы с вами, и за которую мы готовы отдать всё, что угодно. А потом Христа вновь отводят к Пилату и происходит искушение страхом перед страданием, что для многих и многих куда страшнее самой смерти. И страх перед страданием многократно усиливается тем, что позади уже бичевание. И вот только после этого наступает черёд последнего и главного искушения Христа. Искушения, в котором искушаются оба - и Бог, и человек.
Вот крестный путь позади, вот уже и гвозди вбиты, вот поднят крест, вот уже последние земные часы позади, вот уже умирает плоть, вот уже и разум слабеет и только теперь приходит последнее искушение:
39 Проходящие же злословили Его, кивая головами своими
40 и говоря: Разрушающий храм и в три дня Созидающий! спаси Себя Самого; если Ты Сын Божий, сойди с креста.
41 Подобно и первосвященники с книжниками и старейшинами и фарисеями, насмехаясь, говорили:
42 других спасал, а Себя Самого не может спасти; если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него;
Вы слышите: "Сойди с креста и уверуем в Тебя!"
Христос явился в наш мир, чтобы исполнилось Предначертание. Он явился в Иерусалиме потому, что если бы уверовали иудеи, это значило бы, что уверовал весь мир. Он знал, что случится то, что случилось. Изменить предначертанное могло только чудо. Но чуда не произошло. Он алкал, но Ему не дали есть, Он жаждал и Его не напоили. Он постучал в самую наглухо запертую дверь и Ему - не отворили. Произошло то, чему было суждено произойти. Богу противостоял дьявол. Мир. Сатана, искушая, стоял рядом с Христом на крыле храма, сатана, искушая, говорил с Христом устами Его учеников, сатана, искушая, показывал Ему беспечно спящего в Гефсиманском саду Петра, сатана, искушая, говорил через Ирода: "Не один ли ты из пророков?", сатана, искушая, спрашивал Пилатом: "Что есть истина?". Сатана, глумясь над попытками прокуратора спасти Христа, тысячеглотно ревел: "Распни Его!", сатана был гвоздями, вбитыми в Его ладони. И теперь сатана от лица всего нашего мира говорил: "Сойди с креста и уверуем в Тебя."
Как противостоять этому, как преодолеть сатанинский соблазн и неодолимую сатанинскую логику? "Ведь ты же явился в этот мир, чтобы мы уверовали в Тебя, ведь такова была Твоя Цель. Так вот же мы и готовы. Мы поклонимся Тебе, только сойди с креста, сойди с креста, сойди с креста. Сойди с креста."
Перестань быть собою, признай, что всё было напрасно, покажи, что Ты такой же как мы, яви Себя в земной славе и могуществе, накажи нас, покарай нас, ведь Ты же спасал других, не надо больше спасать нас, спаси теперь Себя, заставь нас поверить, покажи нам, что Ты - Божий сын. Сойди с креста! И мы - поверим.
Г.А.
Последнее искушение Христа
Традиционное прочтение Евангелий, а каждый из нас, пишущих, читающих и думающих по-русски, в той или иной степени традиционалист, предполагает и традиционное же понимание "искушений". Под ними всегда понимается лишь то самое - "И приступил к Нему искуситель и сказал...". Далее следуют три искушения (здесь неодолимо притягательна антицифра "три"), трижды подступает искуситель ко Христу и трижды же отступает, побеждённый. И уходит ни с чем. "Тогда оставляет Его диавол". Оставляет ли?
А как нам быть вот с этим:
21 С того времени Иисус начал открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин, и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть.
22 И отозвав Его, Петр начал прекословить Ему: будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою.
23 Он же обратившись, сказал Петру: отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн, потому что думаешь не о том что Божие, но что человеческое.
Христос - Петру! Тому самому Петру, самое имя которого на нашем, человеческом, языке значит "камень", тому самому Петру, которому сам же Христос и сказал: "Я говорю тебе: ты - Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её."
"Отойди от меня, сатана!"
Если внимательно прочесть Евангелия, то можно увидеть, что события, изложенные там, - это последовательное преодоление искушений. Это крестный путь, шаг за шагом, вверх, к вершине, к Голгофе. К кресту. Каждое искушение - это ступень, и чем дальше, тем ступени эти становятся неодолимее. Христос, несущий крест, слабеет, а ступени становятся всё выше.
Моление о чаше - это ведь тоже искушение. Многие усматривают в словах "если возможно, да минует Меня чаша сия" оттенок малодушия, что, впрочем, не мешает и некоему умилению перед таким чисто человеческим, близкии и понятным каждому сомнению в собственных силах. Но ведь речь идёт совсем не о том. Моление о чаше - это преодоление искушения сомнением. Но Христос сомневается не в своих силах, он сомневается в силах и возможностях своего человеческого естества. Его сомнения - это сомнения о "плоти". Ключ к пониманию этого момента ведь здесь же, в следующей же фразе: "...приходит к ученикам и находит их спящими, и говорит Петру: так ли не могли вы один час бодрствовать со Мною? Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна." Плоть же немощна, кому, как не нам, того не знать. Искушение Христа, его сомнения в способности человеческой плоти выдержать то, что предстоит, усиливаются почти неодолимо при зрелище спящих. Жалкая человеческая плоть не может противиться даже и сну. Преодоление этого искушения совершается в назидание нам - человек, маленький, ничтожный, смертный человек, может всё. Если "будет у вас вера хотя бы с горчичное зерно", то вы не только сможете сдвигать горы, но если в вас будет то самое зерно веры, то и плоть ваша, та самая, что "прах есмь", вас не подведёт.
Но, однако, посмотрите на сами искушения - какой искус! Какое знание человеков, какая глубина зла, какой бепощадный, холодный и земной ум стоит за ними! Как нарастает сатанинская сила. Как после каждого удара молотом по твердыне, приникает сатана и быстрым змеиным языком ощупывает её, ищет щель, куда можно будет просочиться. Христом последовательно преодолеваются искушения земным могуществом, богатством, славою, земной властью и пошлостью, искушение сомнением в собственных силах и силах учеников, и вот приходит момент, когда Христос предстаёт перед Иродом. Здесь уже никто не соблазняет Сына Человеческого царствами земными. Здесь происходит простое, страшное и понятное любому искушение человеческой жизнью. Той самой жизнью, которой живём мы с вами, и за которую мы готовы отдать всё, что угодно. А потом Христа вновь отводят к Пилату и происходит искушение страхом перед страданием, что для многих и многих куда страшнее самой смерти. И страх перед страданием многократно усиливается тем, что позади уже бичевание. И вот только после этого наступает черёд последнего и главного искушения Христа. Искушения, в котором искушаются оба - и Бог, и человек.
Вот крестный путь позади, вот уже и гвозди вбиты, вот поднят крест, вот уже последние земные часы позади, вот уже умирает плоть, вот уже и разум слабеет и только теперь приходит последнее искушение:
39 Проходящие же злословили Его, кивая головами своими
40 и говоря: Разрушающий храм и в три дня Созидающий! спаси Себя Самого; если Ты Сын Божий, сойди с креста.
41 Подобно и первосвященники с книжниками и старейшинами и фарисеями, насмехаясь, говорили:
42 других спасал, а Себя Самого не может спасти; если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него;
Вы слышите: "Сойди с креста и уверуем в Тебя!"
Христос явился в наш мир, чтобы исполнилось Предначертание. Он явился в Иерусалиме потому, что если бы уверовали иудеи, это значило бы, что уверовал весь мир. Он знал, что случится то, что случилось. Изменить предначертанное могло только чудо. Но чуда не произошло. Он алкал, но Ему не дали есть, Он жаждал и Его не напоили. Он постучал в самую наглухо запертую дверь и Ему - не отворили. Произошло то, чему было суждено произойти. Богу противостоял дьявол. Мир. Сатана, искушая, стоял рядом с Христом на крыле храма, сатана, искушая, говорил с Христом устами Его учеников, сатана, искушая, показывал Ему беспечно спящего в Гефсиманском саду Петра, сатана, искушая, говорил через Ирода: "Не один ли ты из пророков?", сатана, искушая, спрашивал Пилатом: "Что есть истина?". Сатана, глумясь над попытками прокуратора спасти Христа, тысячеглотно ревел: "Распни Его!", сатана был гвоздями, вбитыми в Его ладони. И теперь сатана от лица всего нашего мира говорил: "Сойди с креста и уверуем в Тебя."
Как противостоять этому, как преодолеть сатанинский соблазн и неодолимую сатанинскую логику? "Ведь ты же явился в этот мир, чтобы мы уверовали в Тебя, ведь такова была Твоя Цель. Так вот же мы и готовы. Мы поклонимся Тебе, только сойди с креста, сойди с креста, сойди с креста. Сойди с креста."
Перестань быть собою, признай, что всё было напрасно, покажи, что Ты такой же как мы, яви Себя в земной славе и могуществе, накажи нас, покарай нас, ведь Ты же спасал других, не надо больше спасать нас, спаси теперь Себя, заставь нас поверить, покажи нам, что Ты - Божий сын. Сойди с креста! И мы - поверим.
Г.А.
Искушение искушением
Можно ли подправлять Евангелие? Если я христианин, я не имею права менять в нём ничего, даже и запятую. Я могу лишь открыть и прочесть. И вот я открываю и читаю:
29 Проходящие злословили Его, кивая головами своими и говоря: э! разрушающий храм, и в три дня созидающий!
30 Спаси Себя Самого и сойди со креста.
31 Подобно и первосвященники с книжниками, насмехаясь, говорили друг другу: других спасал, а Себя не может спасти.
32 Христос, Царь Израилев, пусть сойдет теперь с креста, чтобы мы видели, и уверуем. И распятые с Ним поносили Его.
Какой же смысл мы вложим в эти строки Священного Писания? Сомневаться в том, что было так, я - не могу. Само по себе сомнение - уже страшное искушение. Можно спорить лишь о том, было ли описываемое искушением или нет. По-моему, не только было, но и было это главным искушением, к этому всё и шло. В этом искушении собраны воедино и пытаются совокупной силой одолеть твердыню все предыдущие искушения. Этим великим искушением искушается уже не человек, но Бог.
Тем, что традиционно называется искушениями, испытывался человек. Сатана отвёл в пустыню, потом возвёл на высокую гору, а затем поставил на крыло храма Человека и искушал его Земным. Сатана хотел знать: "Ты ли тот, кому готовили путь? Ты ли тот, кому делали стези прямыми? Ты ли Христос, Сын Божий? Покажи мне себя."
На кресте же искушение прямо и неприкрыто адресуется Богу. Страшное искушение. Это как зеркало, поставленное против другого зеркала. Отражение в отражении. Тьма во тьме. Провал в глубины, куда не достаёт глаз человеческий: "Сойди с креста, чтобы мы видели, и уверуем." И преодолением этого искушения миру явлен Бог. До креста - Иоанн Креститель, после креста - Христос, Бог Живой. "Идёт за мною сильнейший меня..."
Поскольку смысл искушения от ума человеческого ускользает, ибо суетный этот ум склонен видеть искушение лишь в чём-то столь же человеческом, как то: сила, власть, слава и вообще - полёты во сне и наяву, давайте мы снизим пафос до ниже нижайшего, до гротеска, до примера, всем нам понятного и очевидного, и попытаемся понять, что же это такое - искушение искушением.
Возьмём пример хрестоматийный, возьмём ситуацию, в мировой литературе сто раз обыгранную, ситуацию провокативную - "Принц и Нищий". Перенесём действие в среду, нам близкую и понятную. Пусть это будет СССР конца 70-х. Доведём провокацию до конца, до абсурда. Представим себе, что пропал Брежнев.
Как? Почему? Да как же такое даже и вообразить можно? Не знаю... Вот пропал, и всё. Ехал куда-то очередной орден вручать, то ли республике, то ли области, да он и сам толком не знал, сидел в личном вагоне правительственного поезда, думая о своём, глядел в тёмноту за окошком, и вдруг стеснило всё внутри, замерло, а потом заколотилось сердце, он будто очнулся, как-то разом вдруг увидел то, на что смотрел до того тысячу раз и - не видел. Понял то, что понимал всегда и - прятал от себя. Тоска нахлынула такая, что хоть в петлю. И из близких рядом никого. Глянул в окно ещё раз, там замелькали огни какого-то провинциального городка, появилось здание вокзала с неизменным шпилем и круглыми часами под ним, кружевные стрелки показывали третий час ночи; пустой перрон плавно развернулся и уехал назад, пропал вместе с вокзалом и часами. Осталась ночь и редкие, висящие в пустоте фонари. Не понимая сам, зачем он это делает, позвонил. Вошедшему сказал: "Остановите поезд." Дверь мягко поехала вбок, щёлкнула никелированным замком. За дверью задвигались, послышались приглушённые голоса. Поезд начал замедлять ход. Осторожно постучали. "Да, - сказал Брежнев, - войдите." Показался личный врач в наброшенном поверх костюма белом халате. "Когда галстук-то повязать успел?" - пустая мысль всплыла как пузырь и бесшумно лопнула, пропала без следа. "Как Вы себя чувствуете, Леонид Ильич?" - врач стоял, предупредительно пригнув голову, в руках - тот самый саквояжик, где спасение от всех болей и горестей. Брежнев, не отвечая, встал, прошёл несколько шагов к вешалке, молча вдел руку в рукав знаменитого серого плаща-реглан, сгорбившись, невольно закряхтев, пошарил сзади другой рукой, подскочивший врач помог. Не застёгивая плаща, одним движением, не поправляя, нахлобучил шляпу. Несколько мгновений постоял, глядя перед собою. Повернулся к окну. Темнота и неподвижный фонарь в ней. "Нормально чувствую, - недовольно сказал Брежнев. - Хочу покурить." Сделал два шага, перед дверью остановился. Врач, сутулясь и стараясь казаться меньше ростом, пытался сбоку заглянуть в глаза. Брежнев глубоко, с сипом вдохнул воздух, медленно выпусил. Всё так же недовольно, будто отвечая себе, медленно проговорил: "Походить хочу." Уже у выхода, взявшись за холодный, смутно освещённый синим, поручень, он тяжело, всем телом повернулся и, по-прежнему ни на кого не глядя, не двигая губами, добавил: "Один."
Снаружи было тихо. "Как в охотхозяйстве, - подумал он. Только там фоном тишине был хор лягушек, а тут в отдалении лаяли в разнобой собаки. Брежнев сунул в рот сигарету, нашарил в кармане плаща приятно гладкое тельце зажигалки, щёлкнул, затянулся. Стоящим поодаль в темноте охранникам показалось, что они услышали как затрещали пожираемые огнём крошки табака. Несколько пар глаз, не видя самого Брежнева, теперь следили за проплывающим туда сюда огоньком его сигареты. Когда он поворачивался к ним спиной, огонёк пропадал. За вагоном под чьими-то ногами скрипнул гравий. Один из охранников чуть слышно пробубнил что-то в переговорное устройство. Огонёк сигареты вдруг падающей звездой бесшумно полетел вниз. Рассыпая крошечные искры, покатился, потускнел. Охранники перевели глаза на не видимый, а угадываемый в темноте проём вагонной двери, где должна была сгуститься из окутывающего мир мрака коренастая фигура генсека. Подождали. Потом подождали ещё. Всматривались в провал дверного проёма пока в глазах не поплыли огненные, с рваными краями, круги, вслушивались так, что у них шевелились уши. Ничего. Робко мелькнул узкий луч фонарика. Погас. Загорелся вновь. Потом ещё и ещё один. Замелькали, перекрещиваясь, заметались в темноте. Ещё, ещё, кто-то пробежал, кто-то вполголоса выругался, начальник охраны в генеральском звании не скрываясь уже, в голос прокричал что-то в трубку, лопнуло что-то в небе, вспыхнул, будто задымившись, прожектор с крыши соседнего вагона, стало светлее чем днём, разом стал виден разворошённый муравейник, кто идёт, пригнувшись, кто бежит, сломя голову, кто замер, прикрывась рукой от слепящего света. Окинули глазом, потрясли головою, зажмурились, глянули снова - нет генсека. И здесь нет, и там, и вон там тоже нет. И под вагоном нет, и за вагоном. Нигде нету. Исчез Брежнев. Пропал дорогой наш Леонид Ильич.
(продолжение следует)