Чума
Совсем не по мартовски греет солнышко, прохладный ветерок срывает лепестки с цветущих вишен на Второй Авеню. Обычно они расцветают в середине апреля, но в этом году подсуетились на месяц раньше.
Нью-Йорк теперь такой, каким я его больше всего люблю.
Безлюден.
Обычно так бывает на Рождество или День благодарения - народ разъезжается по корням и на улицах остаются только бомжи, туристы, люди без денег на билет к бабушке в Миссисипи и безродные космополиты. То есть, практически никого нет.
Еду в метро, в полупустом вагоне стоит тётечка, снизу одетая в скучное демисезонное пальто, а сверху - в квадратный шлем от костюма химзащиты. Вышли на одной остановке; сначала она, за ней, крадучись, я с телефоном наперевес. Тётечка обернулась и глаза её, сквозь очки и скафандровое забрало полыхнули таким обжигающим ужасом, что я опустил телефон и просто стоял и смотрел, как она убегает от меня. Солнечные зайчики отражались от забрала и лепестки цветущих вишен медленно кружились вокруг неё, будто снежинки, которых мы в эту зиму так и не дождались.
Зато вишни расцвели, подсуетились, на месяц раньше. На всякий случай.
Нью-Йорк теперь такой, каким я его больше всего люблю.
Безлюден.
Обычно так бывает на Рождество или День благодарения - народ разъезжается по корням и на улицах остаются только бомжи, туристы, люди без денег на билет к бабушке в Миссисипи и безродные космополиты. То есть, практически никого нет.
Еду в метро, в полупустом вагоне стоит тётечка, снизу одетая в скучное демисезонное пальто, а сверху - в квадратный шлем от костюма химзащиты. Вышли на одной остановке; сначала она, за ней, крадучись, я с телефоном наперевес. Тётечка обернулась и глаза её, сквозь очки и скафандровое забрало полыхнули таким обжигающим ужасом, что я опустил телефон и просто стоял и смотрел, как она убегает от меня. Солнечные зайчики отражались от забрала и лепестки цветущих вишен медленно кружились вокруг неё, будто снежинки, которых мы в эту зиму так и не дождались.
Зато вишни расцвели, подсуетились, на месяц раньше. На всякий случай.