Три с половиной истории
Лет 30 назад эта история всколыхнула бы наш небольшой сонный городок и вызвала бы приличный резонанс. Ей бы непременно заинтересовались всяческие райкомы-парткомы и другие органы, контролирующие половую жизнь сограждан. Все - а не только бабульки на лавочке - осуждающе качали головой. И, возможно, все сложилось бы совсем иначе. Только как именно - я не знаю. Трудно предугадать. А сейчас - как есть, так есть… И самое для меня невероятное, что никому, в общем-то, до этого нет дела...
Новый 2006 мы встречали с друзьями. Ну, как с друзьями: три хороших друга и их жены, которые друг друга еле знали. Хотя, женой была только я, остальные носили звание подруги и очень им гордились. Пока мужчинки потягивали в зале пивко и собирали праздничный стол (в прямом смысле, ножки там всякие к нему прикручивали), мы на кухне увлеченно делали салатики.
Мне на тот момент было 21, Кате - 22, Наташе- 15…
Я уже не помню, о чем конкретно мы говорили в тот момент, когда Наташа, ничуть не смутясь, а наоборот - улыбаясь, заявила: «А вот у меня в начале декабря была такая задержка, что я чуть не испугалась. Думала - залетела. Но ничего, вроде обошлось».
Она тогда училась в 10-м классе.
Мы с Катей переглянулись. Она чуть видно покачала головой, я округлила бровь… Но Наташа этого не заметила. И, пока мы тихо натирали вяло-уставшую свеколку в «Сельдь под шубой» и строгали хрусткие пупырчатые огурчики в «Оливье», делилась с нами, как с лучшими подругами подробностями своей личной жизни… Очень бурной личной жизни…
Перед новым - своим последним учебным годом - Наташа успешно «понесла».
Они поженились в январе, на Старый Новый год. Скоропалительную свадьбу гуляли в теткином доме на окраине города. 24-х летний жених напился, как дурак на поминках, 16-летняя невеста с большим, словно бутафорским животом, светилась от счастья и ее голова всю свадьбу пролежала на серопиджачном плече новоиспеченного мужа и будущего папаши. Все гости дарили подарки и, ухая, пили за счастье молодых. Стол, накрытый родней невесты, так как жених к тому времени похоронил родителей, ломился от всяких закусок и бутылок спиртного, какая-то доморощенная тамада проводила баянистые конкурсы, в моей груди плескалось, неудержимо просясь наружу, молоко, в квартире свекрови нас с мужем ждала, размазывая кулачонками по розовым щеками слезки-колёски, моя десятимесячная дочка, а дома на столе призывно белели страницы курсовика за 4 курс Универа.
Что? Школа? Конечно, Наташа ее не закончила. Она отучилась три месяца 11-го класса - а потом ушла. И как ни уговаривали ее учителя походить еще немного, перевестись на домашнее обучение - муж Серьга был непреклонен. «А кто будет ребенком заниматься?» - вопрошал он меня, глядя мутно-тупым взглядом, когда мы в разгаре свадьбы вышли на перекур и я поинтересовалась учебными успехами Наташи. Действительно, что ж я, дура такая, об этом не подумала…
Мы ушли со свадьбы раньше всех - часов в 7. Те, кто остался, рассказывали мне потом, что в конце этого торжества жених отвесил невесте пощечину за то, что она себя плохо почувствовала и настойчиво попросилась домой…
И она осталась. И тогда на свадьбе, и потом - в жизни. А куда ей было деваться? Вот оно - пузо, вот он - штамп в паспорте, вот он пьяный муж - лежит , храпит, вот они - родители, которые предупреждали… Вот они - бывшие одноклассники, весело и беспечно встречающие последнюю школьную весну, все в ожидании новой жизни, перемен, грядущих перспектив и юношеской свободы…
Нет, Наташа долго пыталась делать хорошую мину при плохой игре. Они затеяли ремонт в доме, оставшемся Серьге от родителей, она всем и каждому улыбалась своей милой детской улыбкой, говоря, что счастлива и любима, что все у них хорошо, так, что можно только мечтать…
Мы молчали и делали вид, что верим.
В мае у Наташи родился сын. Хороший, крепкий курносый мальчик, как две капли похожий на своего отца. И недели через три мы собрались в гости - на смотрины. Вооружились подарками и - в путь. Серьги дома не было. Нас встретила немного заспанная Наташа - все такая же милая, круглощекая, правда, немного похудевшая после родов. Пока мы нянчились с малышом, в не пахнущий «живым» дом пришел Серьга, позвенел грязными пустыми кастрюльками на плите, и стал варить себе магазинные вареники. Пили пиво. Смеялись. Наташа рассказывала, как на последних неделях беременности копала огород, а мой муж многозначительно на меня смотрел: мол, учись у людей, как надо; такая молодая - и копала, а тебя в огород не загонишь, да и последнюю половину беременности ты пол мыть отказалась - наклоняться типа тяжело…
«Канеш, тяжело, - сказала я мужу, когда мы вернулись домой, - еще как тяжело было. Зато я тебя встречала с работы с первым-вторым-третьим и причесанная-накрашенная. И продолжаю это делать. И учусь, кстати, параллельно… И ты не знаешь, что такое магазинные вареники с картошкой. Вот понравилось бы тебе, если бы я тебя ими кормила?»
«Не понравилось, - почесав нос сказал муж, - и Серьге не нравится… Вот увидишь, долго он так не протянет…»
Дальше у меня началась сессия, потом я нашла себе подработку, потому что полуторагодовалая дочка требовала меньше внимания, а мне остоебенело сидеть в четырех стенах. И все мои воспоминания о Наташе того периода - сплошные фрагменты, наискось вырванные из общего повествования лета. Вот мы - я, муж, дочка, родители - возвращаемся домой со Святого источника в 8 вечера, а навстречу нам уже «веселые» Серьга, Наташа и еще одна на тот момент бездетная пара. Они уже были три часа на речке, а счас еще на источник…. «А Никитка где?» - « У мааамы» - лениво тянет Наташа. Никитке не было и трех месяцев. После источника они еще заехали к нам и мы пару часов болтали на лавочке во дворе.
Вот Серьга пошел в 10 вечера за молоком для Никитки (молоко к Наташе так и не пришло) и до трех ночи разговаривал с моим мужем. Мне-то что, они на нашем крыльце - прямо под окнами - языки чесали, пока я кропала очередную статью… На все Наташины звонки он отвечал грубо, резко, агрессивно, пару раз посылая ее то «в», то «на», то еще по какому географическому направлению.
Вот мы сталкиваемся в магазине - Наташа бледная, неухоженная, измученная - режущим глаз контрастом к яркому лету. Простуда на губе, мешки под глазами, синяя распухшая скула - «в погребе ударилась» - извиняющимся тоном перехватывает мой взгляд, давно не знавшие краски и фена волосы кое-как схвачены черной резинкой. «Все хорошо?» - «Ну да….» правда, уже не так уверенно…
К осени они разошлись. Развелись. Серьга жестоко колотил Наташу за все - и за вареники, и за кричащего сына, и за то, что начала болеть (тяжелые роды подорвали ее и без того хилое здоровье). Пьяный, трезвый - все равно. А потом выгнал из дома. И ее, и сына - оптом, короче….
Вернулась к маме. Можно было пойти учиться - зачем? Долго рассказывала мне при встрече, какой же Серьга козел и м…дак и как она сейчас будет жить по-другому, вся такая свободная и счастливая.
Ей 18. Промежуточные итоги - неудавшийся брак, маленький ребенок, кандюлин - три килограмма с довеском, никакого образования и никаких перспектив.
Через год она снова вышла замуж. Снова белое платье, фата и все такое. И муж - снова голь перекатная, без ума, без воспитания… Съемные квартиры, оставшаяся в сердце мучительная любовь к Серьге, постоянные скандалы на этой почве, сын, постоянно остающийся у родителей, никому особенно не нужный - ни матери, которая в вечном поиске мужчин, ни отцу, которому вообще на него начхать - там своя жизнь началась (взрослая, лет на 10 старше его баба - именно баба, здоровая, с полумужским лицом и двумя взрослыми детьми), ни, уж тем более, 20-летнему отчиму.
«Да я от своего уже два раза уходила, - говорила Наташа мне через полгода после второй свадьбы, - мутила с Лехой Шпиньковым, помнишь такого? Но этот не фонтан. А вот Женька Сергеенко … Блиииин, вот это мужик, знаешь, какой в кровати… ААААААнька, ты себе не представляешь, какой у него, ну, ты поняла….»
Да поняла я, Наташ, все поняла… Только мне не интересно ни про Леху, ни про Женьку - ни про кого. Я на тебя смотрю - и мне тебя жалко. Ты жизнь свою не то, что прожигаешь - в унитаз спускаешь и ершиком проталкиваешь еще… Штоб утопла быстрее… А в глазах - такое отчаянье и такая тоска по нормальной любви, что жутко становится.
Через год совместной жизни Наташка развелась и со вторым мужем. Ей 19. К прошлым промежуточным итогами прибавился еще один непонятный брак и два аборта на поздних сроках. Жизнь прекрасна, говорите?
Я встретила Наташку совсем недавно - в больнице. Она стояла у двери клинической лаборатории - сдавать кровь. Худые ноги, бледные ладони и … невероятно большой живот… Девятый месяц. Снова замужем. «Ищу принца,» - смеется она. Принцу за 30, за плечами - судимость. Сейчас не работает, живут в доме у Наташиных родителей. Никитка ходит в садик. Смешной такой, на Серьгу похож. Только Серьга Играев об этом не знает - он каждый месяц откупается от этого лопоухого чуда двумя тысячами рублей алиментов (законная четверть его официальной зарплаты, на самом деле он получает в разы больше).
Наташка долго рассказывала мне о том, как ее любит нынешний муж, какой он серьезный, плохого слова не скажет, на руках носит и бла-бла-бла… Как она любит его и наконец встретила того единственного…
Только, когда я уже собиралась уходить, она обронила вскользь: «Чо там Играев-то? Живет со своей маромойкой-то?» и посмотрела на меня такими умоляющими глазами, что я спрятала свои и пробормотала что-то невразумительное….
Господи, бред какой….