(no subject)
Сегодня приезжают - вы слышали? - к вечеру приезжают мои жена и дети, и снова в этой квартире станут звонко вытворяться детские хулиганские штуки, раздаваться по любому поводу крики "папа-папа, ты опять?!" и происходить ядовитые колкости женщин. Ну, одной женщины: моей жены Наташи.
Поскольку я в отпуске, и мне не надо вставать на работу: можно выспаться напоследок перед приездом детей, я проснулся, конечно же, на пару часов раньше рабочего графика: за окном еще стояла глухая и очень непролазная ночь. И хоть глаз мне коли: не закрывается он, ни один, ни второй! Полежал так, потом побродил из угла в угол, из комнаты в ванную, из коридора к окну, и пошел на улицу молиться. А на улице какой-то микроскопический штрихованный дождик идет: не дождь, а чуть переевший на ночь туман.
Ходил я под ним, зонта не раскрывая, и просил у Бога помощи для всех для вас, ребята, а себе просил, ёлки, терпения. Терпение мне очень-очень нужно, просто позарез. А то куда в меня не ткни, прохожий, своим лакированным ногтем: везде одно недержание, а терпения нигде не видать. Энурез души и мозга.
И случилось со мной удивительное дело: еще в темноте возле сберкассы поймали меня в свои лапы хитрые злобные бандиты. Хотели меня убить, испугать и за это ограбить. А я бандитов почему-то совсем не боюсь, и они когда зловеще выскочили из кустов, посмотрели вдруг на моё скорбное лицо сквозь прорези масок и как-то сразу стушевались, замолчали, повинились, маски сдернули с голов. Хорошие ребята. Предлагали мне своих денег и проституток, только бы я не грустил. А я тихонько то и дело отказывался, едва заметно мотая головою, и говорил им в сотый раз: "Спаси, Господи, этого я не хочу. Спаси, Господи, и этого я не хочу".
Ну, и оказалось: один из них, из бандитов, ко мне пару лет назад на беседы в храм приходил: крёстным становился. Вот было смеху! Сели с ними на лавке всё у той же сберкассы, и я им на бис снова всю лекцию прочёл от начала и до конца, едва заметно мотая головою и делая небольшой акцент в сторону того, что бандитизм вообще-то говоря, Богу не очень угоден. "А благоразумный разбойник?" - уел меня тот самый крёстный, и я был посрамлён. "Тогда, - говорю, - хотя б проституток своих отпустите к мамам и папам: стыдно же таким огромным лбам такой гадостью заниматься и девочек неволить!". - "Девочек отпустим!", - обещали бандиты, сунули мне в карман брюк тысячу рублей, сели в тонированные жигули и уехали в ночь и темень.
"Вот тебе, бабушка, и Юрьев день", - подумал я, разглядывая зеленую тыщу. Пошел и всучил её одной, там, бабушке, которая круглосуточно у универсама - только с перерывом на краткий сон, видимо - всё-то продает какую-то зелень, чеснок и прочую дребедень со своей сумки-коляски в шотландскую клеточку. Ну, чтобы не отпиралась, взял у неё головку чеснока, ходил потом по району, радовался Богу и встречным прохожим, и всё подмечал и подмечал, как то тут, то там рассветает и становится светло. Ел этот чеснок: не выкидывать же. Вкусный такой, зараза, молодой. Только вот хлеба в универсаме взял, чтобы не в сырую честнок-от есть. У Бога - всё всегда гораздо интереснее получается, чем нам сначала казалось. Слава Ему, нашему Богу. И вам, ребята, не хворать.
Поскольку я в отпуске, и мне не надо вставать на работу: можно выспаться напоследок перед приездом детей, я проснулся, конечно же, на пару часов раньше рабочего графика: за окном еще стояла глухая и очень непролазная ночь. И хоть глаз мне коли: не закрывается он, ни один, ни второй! Полежал так, потом побродил из угла в угол, из комнаты в ванную, из коридора к окну, и пошел на улицу молиться. А на улице какой-то микроскопический штрихованный дождик идет: не дождь, а чуть переевший на ночь туман.
Ходил я под ним, зонта не раскрывая, и просил у Бога помощи для всех для вас, ребята, а себе просил, ёлки, терпения. Терпение мне очень-очень нужно, просто позарез. А то куда в меня не ткни, прохожий, своим лакированным ногтем: везде одно недержание, а терпения нигде не видать. Энурез души и мозга.
И случилось со мной удивительное дело: еще в темноте возле сберкассы поймали меня в свои лапы хитрые злобные бандиты. Хотели меня убить, испугать и за это ограбить. А я бандитов почему-то совсем не боюсь, и они когда зловеще выскочили из кустов, посмотрели вдруг на моё скорбное лицо сквозь прорези масок и как-то сразу стушевались, замолчали, повинились, маски сдернули с голов. Хорошие ребята. Предлагали мне своих денег и проституток, только бы я не грустил. А я тихонько то и дело отказывался, едва заметно мотая головою, и говорил им в сотый раз: "Спаси, Господи, этого я не хочу. Спаси, Господи, и этого я не хочу".
Ну, и оказалось: один из них, из бандитов, ко мне пару лет назад на беседы в храм приходил: крёстным становился. Вот было смеху! Сели с ними на лавке всё у той же сберкассы, и я им на бис снова всю лекцию прочёл от начала и до конца, едва заметно мотая головою и делая небольшой акцент в сторону того, что бандитизм вообще-то говоря, Богу не очень угоден. "А благоразумный разбойник?" - уел меня тот самый крёстный, и я был посрамлён. "Тогда, - говорю, - хотя б проституток своих отпустите к мамам и папам: стыдно же таким огромным лбам такой гадостью заниматься и девочек неволить!". - "Девочек отпустим!", - обещали бандиты, сунули мне в карман брюк тысячу рублей, сели в тонированные жигули и уехали в ночь и темень.
"Вот тебе, бабушка, и Юрьев день", - подумал я, разглядывая зеленую тыщу. Пошел и всучил её одной, там, бабушке, которая круглосуточно у универсама - только с перерывом на краткий сон, видимо - всё-то продает какую-то зелень, чеснок и прочую дребедень со своей сумки-коляски в шотландскую клеточку. Ну, чтобы не отпиралась, взял у неё головку чеснока, ходил потом по району, радовался Богу и встречным прохожим, и всё подмечал и подмечал, как то тут, то там рассветает и становится светло. Ел этот чеснок: не выкидывать же. Вкусный такой, зараза, молодой. Только вот хлеба в универсаме взял, чтобы не в сырую честнок-от есть. У Бога - всё всегда гораздо интереснее получается, чем нам сначала казалось. Слава Ему, нашему Богу. И вам, ребята, не хворать.