Моя бабушка - Аурелия Клайн
Австрия, Румыния, Советский Союз.
Десять фотографий, аттестат зрелости, три серебряные солонки, желтенькая, заклеенная на всех сгибах справочка об освобождении из лагеря в Транснистрии, скатерть, вышитая гладью и украшенная мережками, ее последняя работа - коричневая кофточка, которую я в последний раз надевала тридцать лет тому назад.
И еще от моей бабушки у меня остались воспоминания. Иногда я разговариваю с ней во сне.
Бабуля была сердцем нашей семьи. Oна говорила на шести языках, играла на фортепиано и вышивала необыкновенно красивые вещи. Но вспоминая ее, я думаю больше о другом - как она пережила ад войны (в котором погибли все!) и сохранила жизнь моей маме. И как всю жизнь она так много и тяжело работала.
Под катом те самые фотографии, которые остались (больше нет!) и та самая справочка из лагеря.
Бабушке 9, ее брату Густаву - 13, бар-мицва. О деде я рассказывала несколько лет назад: И век длиною в жизнь
Через 4 года Юго-Западный фронт русской армии приблизится к городу. Они уедут в Вену, там будут жить на городской окраине, все вместе, одной семьей в одной комнате и в напряженке с едой. И все же это было незабываемое время - учеба в венской школе.
Домой, в Черновцы, они вернулись после Брусиловского прорыва и после этого неожиданного перемирия между Германией и Антантой. Но это был уже румынский город, с новыми порядками и с новыми законами.
Сдать экзамены в лицее на аттестат зрелости оказалось непросто. Девушки-еврейки должны были экзаменоваться в другой, не в своей школе, у чужих и незнакомых преподавателей. Французский, английский, латынь, математика, история, история искусств. Заваливали почти всех, для этого этот порядок и был придуман. Но кто мог сравниться с бабулей в старательности и прилежании? Она закончила лицей с отличием.
Вот они, шесть выпускниц, достойно сдавших все предметы. Фотография любительская. Бабушка слева, в ряду сидящих.
А до этого был школьный спектакль - пьеса на французском языке. Для бабули это был почти свой язык и ей дали главную роль. На фотографии она в ряду сидящих, в центре, в светлом платье и расшитой жилетке.
Еще одна фотография, официальная. Те же шесть выпускниц со всем преподавательским составом. Бабушка в светлом платье, сидит, крайняя слева.
Рела (так звали бабулю дома) мечтала учиться дальше. Но учиться в Венский университет все равно послали не ее, а брата. Потому что он был старший сын и надежда семьи. Учить двоих детей родителям было не по карману.
Последняя фотография из бабушкиной молодости. Три подруги. Бабуля самая маленькая (полное соответствие фамилии!), в центре. Через насколько лет их разбросает по свету. Одна с мужем уедет в Палестину, другая с мужем уедет в Штаты.
А дальше - пробел, провал в 30 лет. Из этого куска бабушкиной жизни не осталось НИ ОДНОЙ фотографии. А за эти тридцать лет - Б-же мой, чего только не было. Тотальный экономический кризис и жизнь в бедности. Политика официального румынского антисемитизма, когда еврея могли арестовать за хождение по Herrengasse. Запрет разговаривать в общественном месте на каком-либо языке, помимо румынского. Свастики на флагах, распоясавшиеся в 30-х годах кузисты - крайне правая фашистская партия.
Власти в королевской Румынии тогда сменяли одна другую - либералы, цэрэнисты, кузисты, легионеры.
В 1938-ом году (почти на издыхании своей власти) румыны выпустили закон, по которому жителям Буковины можно было подать просьбу на получение гражданства. Как они жили 20 лет до этого - не имея гражданства? - я без понятия. Но факт, что это стало возможным. Для этого надо было пройти три (3!) судебные инстанции и доказать, что на момент установления румынского режима в 1918 году подававший просьбу нe пытался получить гражданство какой-либо другой страны. Естественно, что будучи 15-летней, моя бабушка была к этому вопросу совершенно непричастна. Но так или иначе, они с мужем собрали денег на адвокатскую тягомотину и прошли первое рассмотрение дела в суде. До второго слушания уже не дошло - пришли Советы.
А дальше была война. Городское гетто, потом по болотной распутице угон в лагерь, Транснистрия, где погибли 200 тысяч человек. Как они с мамой выжили? Я не понимаю. Как вообще кто-то выжил? Я часто об этом думаю и прихожу к мысли, что то, что они выжили и то, что я родилась, это просто какое-то чудо.
Бабуля почти не расказывала о лагере, а я распрашивать боялась. Но одну историю я никогда не забуду - она пересказывала ее много-много раз. Как она делила буханку черного хлеба на 42 больных и изможденных детей.
Вот единственный документ, оставшийся с войны - справочка об освобождении из лагеря. Бумажечка, которую мы дома храним, как зеницу ока. Узников лагеря освободили в феврале 1944-го. Бабушка сразу начала работать санитаркой в госпитале.
В мае они смогли вернуться в родные Черновцы. В город не пускали - люди, уцелевшие во вражеском аду, были предателями, врагами. На работу не брали - нужна была городская прописка. Но прописку невозможно было получить, не имея работы.
Бабушке удалось устроиться на работу няней в ясли.
Вскоре она закончила медсестринские курсы. Двадцать лет она проработала сестрой-хозяйкой в больнице.
Моя Эля.
В доме, где прошла половина моего детства и который снится мне ночью. В доме, на углу которого огромный Атлант с измученным лицом подпирает тяжелый круглый балкон. На тихой улице Лермонтова, бывшей Пуанкаре, бывшей Кохановски-гассе.
Бабушка за книгой, 1967 год. С русским языком она столкнулись в возрасте 37 лет, когда пришла Советская власть. Говорила они на нем с акцентом, но без проблем читала русские газеты и книги.
А еще я помню, как дважды в год, весной и осенью, бабушка закрывалась в комнате с какой-то странной темно-синей книжкой. У книжки этой не было никаких надписей, ни на обложке, ни на сгибе. Я иногда тайком находила эту книжку в бабушкином буфете - она была напечатана на абракадабрском языке. Разве такое вообще можно было прочитать - большие гнутые черные знаки и точечки и палочки под ними?
Последняя фотография, 1979 год. Мне 19, бабушке 76.
Я сейчас думаю, ведь она никогда не жила для себя. Всегда - только для кого-то: для мужа, для брата, для дочки, для внучки (для меня), для своих престарелых родителей. Ее время принадлежало всем - но только не ей. Бесконечные дневные и ночные беспокойства, проблемы, переживания. Никаких мыслей об отдыхе, о косметике, о моде. Никакой пудры и никакой помады. Tолько забота о ближних.
Эли нет уже 28 лет. Но со мной остался немецкий язык, язык моего детства. И остался со мной этот старинно-уютный австро-венгерский дух ее комнаты. Но самое главное, мне достались от бабушки усидчивость, терпеливость, умение концентрироваться и чувство ответственности. И эти качества перешли к ее правнукам - которых она никогда не видела.
Сегодня Эле исполнилось бы 110 лет.
http://kadishin-memorial.org.ua/?p=127&fbclid=IwAR1gNRicpEDgIGfvr3PFESZ9PeKq4Z6a_wziL1gcA6WmIP1Iz2VJdewnxDk