Об астрономах, горах, истории и звездном небе над головой.
Почти репортаж из обсерватории в Кампо Императоре.
Я всю жизнь думала, что астрономия - это кабинетная наука. Что астроном - изысканный ученый муж, что спит весь день, а ввечеру одевает колпак со звездами и идет наблюдать темнеющее небо, прихватив со стола любимую астролябию. Ну, или что хотя бы сидит в уютном кабинете и лениво поглядывает, как на одном из мониторов выстраивается график яркости звезды. Элегантно и не пыльно.
Поэтому когда оказалось, что неподалеку от Рима, в горах, два астронома из Санкт-Петербурга наблюдают сверхновые в обсерватории, занесенной снегом почти до второго этажа, да еще зовут навестить - я не могла не отправиться к ним в гости. Любопытство - страшная штука, способная поднять на ноги в пять утра. Кошки, те вообще от него просто дохнут, а простуженные, сонные девушки плетутся до автобусных остановок по темным еще улицам, неловко придерживая на плече сумку с фотоаппаратом.
_________
От Рима до Аквилы ехать всего ничего - полтора часа автобусом, но кажется, что путешествуешь не сколько в пространстве, сколько во времени - сто с лишним километров дороги отбрасывают на три месяца назад, в глубокую зиму перед Рождеством, в такую, какой в Риме и не бывает.
Я засыпала на сиденье автобуса мартовским утром под мелькание за окном листьев пальм да зеленых полей с серыми пятнами овечьих стад, да зонтиков пиний. Через час я проснулась в декабрьском дне, среди двухцветного мира, укрытого белым со всех сторон, как заботливо подоткнутое одеяло.
Мне остается еще две пересадки - от Аквилы на городском до Паганики, а оттуда, уже на совсем крошечном, похожем больше на миниван-переростка - до канатной дороги. В Аквиле добрый водитель автобуса, отделившийся от толпы других, кучкующихся, словно грачи под навесом, у пустой, продуваемой всеми ветрами станции отвел меня за руку к кассе, помог купить дневной проездной. Вторая пересадка, от уменьшения размера автобусика уменьшается и количество людей, постепенно исчезают все мои римские попутчики и в самом маленьком до канатной дороги мы едем вдвоем - я и молодой человек с оранжевым рюкзаком. Я искоса с уважением поглядываю на его отличное горное обмундирование - правильные ботинки, непромокаемые лыжные штаны, а он с легким удивлением осматривает мои легкомысленные ботиночки, джинсы и короткий пуховик и в этой атмосфере недоумения автобусик плывет по туманной горной дороге, с усилием перебирая колесами мокрый снег, а деревья вдоль дорог то и дело вздрагивают. отряхивая с ветвей крупные снежные шапки.
Остановился, выпустил нас и канул. Окружающий мир предстал поворотом дороги, половиной дома с надписью "Бар", с крыльцом, занесенным снегом. Столбом расписания, тремя высокими елями. Бетонной лестницей с редкой цепочкой следов. Детским смехом и шумом возни, откуда-то слева и сверху. Плотным снегом под ногами - и торжественным, крупным и редким, что планировал сверху, из молочного тумана, бывшего тут везде, отъедающего кусок за куском от дороги, бара, елей - и, вздрогнула от веселого, сказочного ужаса, я отправилась к лестнице.
За лестницей обнаружились канатная дорога, возящиеся в снегу дети и касса с надписью - "Расписание- один раз в час по причине бурана". Немедленно же обнаружилось, что ботинки мои не предназначены для снега по щиколотку.
Кабинка должна была отправиться через 10 минут, получалось, что если меня спустятся встречать, то мы застрянем здесь на целый час, до следующего подъема - и я, малодушно вздрагивая и ощущая стопой расплывающееся по носку мокрое пятно, принялась стучать в окошко комнатки управления канаткой. "Хм" - сказал смотритель - "говоришь, в обсерваторию? Подожди секунду!" - и снял со стены огромную черную эбонитовую трубку, из тех, что увидишь, пожалуй, уже только в старых фильмах; "Марко! Да что они там все, оглохли?! Марко, слышишь меня?! Марко! Тут девушка из Рима в обсерваторию. Скажи чтоб встречающий не спускался, мы ее сразу поднимем, а то буран и еще час ждать придется. Что? Ага, хорошо. Нет. Нет. Понял, пока." - и махнул мне рукой - Давай, проходи!
"Погодите, мне же тогда надо сходить билет купить?" - замялась я, но он замахал руками, какой билет, проходи, чего уж тут.
Кабинка дернулась, заскрипела - и сколько б я не пыталась достать замерзшими руками фотоаппарат - снимать было нечего, кроме белой мглы. Дважды нас останавливали, пережидая особо сильные порывы ветра. Земли не было видно - но странным чувством я понимала, что она очень далека. Дрогнуло в последний раз, замедлило ход, показались стены станции. Приехали.
Кампо Императоре, снежный буран, 2150 метров над уровнем моря.
___________
История сотрудничества Пулковской обсерватории с Римской, к которой относится отделение на Кампо Императоре, началась, как и положено любой интересной истории, с цепи случайностей. Начинается она в начале девяностых, когда еще завод ЛОМО выпускал телескопы. Одним из последних оказался этот, полное название - рефлектор Ричи-Кретьена АЗТ-24 с диаметром зеркала в 1,1 м. Телескоп был доведен до ума - и тут вся привычная жизнь вместе со страной начали осыпаться мелкими осыпями, телескоп забыли и забили в ящики, которые пролежали два года под снегом и дождем, дожидаясь того момента, когда на одной из конференций кто-то не упомянет о нем при директоре Римской обсерватории. Тот сразу же вспомнил о пустующем втором куполе Кампо Императоре, вполне подходящем по размеру и разговор тут же перешел в русло "у нас товар, у вас купец". Итальянцы были готовы вывезти его за свой счет и слезно умоляли хотя бы отгрузить - но тогда не смогли и этого, купцу пришлось заниматься всем и сразу. Потом еще несколько лет монтировали и отлаживали, уже совместными усилиями, под амбициознейший, по тем временам, проект по поиску сверхновых.
Так и повелось - вот уже восемь лет пулковчане приезжают сюда несколько раз в год наблюдать за сверхновыми.
Вот он, последний отпрыск ЛОМО.
А это - Аркадий Александрович Архаров, кандидат физико-математических наук,заведующий лабораторией спектрофотометрии звезд Пулковской обсерватории, мой проводник по Кампо Императоре.
Первый раз он приехал сюда собирать телескоп и с тех пор так и повелось - каждый год он возвращается сюда на месяц-полтора, вести наблюдения. В 2002 году они вместе с Валерием Ларионовым (Лаборатория наблюдательной астрофизики Астрономического института СПбГУ) обнаружили вспышку сверхновой SN2002cv в инфракрасном излучении - вторую инфрокрасную сверхновую за всю историю наблюдений за звездами.
До недавнего времени считалось, что в обычной спиральной галактике сверхновые вспыхивают раз в 40/100 лет. И тут, наблюдая за только что вспыхнувшей сверхновой, неподалеку от нее находят вторую, причем видна она только в инфракрасном диапазоне, потому что видимый спектр перебивают скопления газа и пыли. Как ведут себя сверхновые, которые находятся в "галактической гуще" и похоже ли их поведение на "видимые", стоит ли доверять предыдущим расчетам - именно этим и занимаются здесь.
На самом деле заниматься приходится, не покладая рук - и работа эта вполне тяжелая и физическая. Во-первых, надо постоянно контролировать степень обледенения купола - во время снежных бурь на нем быстро образовывается наледь и тогда астрономы устраивают чуть ли не круглосуточные дежурства, чтобы раз в несколько часов подняться вверх и "повращать" купол - иначе он примерзнет так, что не справится поворотный механизм и придется руками сбивать лед - на гладкой обледеневшей крыше, под пронизывающим ветром минусовой температуры.
А так работает поворотный механизм купола - лазерный датчик считывает штрих-код с наклеек, которыми размечена вся внутренняя окружность
Процессор, обрабатывающий поступающую от телескопа информацию, находится в цилиндре с жидким азотом. Температура в 73 градуса по Кельвину (-200°C) необходима для того, чтобы процессор не нагревался и своим теплом не забивал картинку.
Жидкий азот астрономы каждый день привозят со склада у подножья горы - взять пустой, донести по длинному подземному тоннелю до канатной дороги а оттуда до склада. Взять полный и повторить весь путь - вверх. Баллон тяжелый, носить лучше вдвоем. Нет азота - не будет и наблюдений.
Продолжение.
Я всю жизнь думала, что астрономия - это кабинетная наука. Что астроном - изысканный ученый муж, что спит весь день, а ввечеру одевает колпак со звездами и идет наблюдать темнеющее небо, прихватив со стола любимую астролябию. Ну, или что хотя бы сидит в уютном кабинете и лениво поглядывает, как на одном из мониторов выстраивается график яркости звезды. Элегантно и не пыльно.
Поэтому когда оказалось, что неподалеку от Рима, в горах, два астронома из Санкт-Петербурга наблюдают сверхновые в обсерватории, занесенной снегом почти до второго этажа, да еще зовут навестить - я не могла не отправиться к ним в гости. Любопытство - страшная штука, способная поднять на ноги в пять утра. Кошки, те вообще от него просто дохнут, а простуженные, сонные девушки плетутся до автобусных остановок по темным еще улицам, неловко придерживая на плече сумку с фотоаппаратом.
_________
От Рима до Аквилы ехать всего ничего - полтора часа автобусом, но кажется, что путешествуешь не сколько в пространстве, сколько во времени - сто с лишним километров дороги отбрасывают на три месяца назад, в глубокую зиму перед Рождеством, в такую, какой в Риме и не бывает.
Я засыпала на сиденье автобуса мартовским утром под мелькание за окном листьев пальм да зеленых полей с серыми пятнами овечьих стад, да зонтиков пиний. Через час я проснулась в декабрьском дне, среди двухцветного мира, укрытого белым со всех сторон, как заботливо подоткнутое одеяло.
Мне остается еще две пересадки - от Аквилы на городском до Паганики, а оттуда, уже на совсем крошечном, похожем больше на миниван-переростка - до канатной дороги. В Аквиле добрый водитель автобуса, отделившийся от толпы других, кучкующихся, словно грачи под навесом, у пустой, продуваемой всеми ветрами станции отвел меня за руку к кассе, помог купить дневной проездной. Вторая пересадка, от уменьшения размера автобусика уменьшается и количество людей, постепенно исчезают все мои римские попутчики и в самом маленьком до канатной дороги мы едем вдвоем - я и молодой человек с оранжевым рюкзаком. Я искоса с уважением поглядываю на его отличное горное обмундирование - правильные ботинки, непромокаемые лыжные штаны, а он с легким удивлением осматривает мои легкомысленные ботиночки, джинсы и короткий пуховик и в этой атмосфере недоумения автобусик плывет по туманной горной дороге, с усилием перебирая колесами мокрый снег, а деревья вдоль дорог то и дело вздрагивают. отряхивая с ветвей крупные снежные шапки.
Остановился, выпустил нас и канул. Окружающий мир предстал поворотом дороги, половиной дома с надписью "Бар", с крыльцом, занесенным снегом. Столбом расписания, тремя высокими елями. Бетонной лестницей с редкой цепочкой следов. Детским смехом и шумом возни, откуда-то слева и сверху. Плотным снегом под ногами - и торжественным, крупным и редким, что планировал сверху, из молочного тумана, бывшего тут везде, отъедающего кусок за куском от дороги, бара, елей - и, вздрогнула от веселого, сказочного ужаса, я отправилась к лестнице.
За лестницей обнаружились канатная дорога, возящиеся в снегу дети и касса с надписью - "Расписание- один раз в час по причине бурана". Немедленно же обнаружилось, что ботинки мои не предназначены для снега по щиколотку.
Кабинка должна была отправиться через 10 минут, получалось, что если меня спустятся встречать, то мы застрянем здесь на целый час, до следующего подъема - и я, малодушно вздрагивая и ощущая стопой расплывающееся по носку мокрое пятно, принялась стучать в окошко комнатки управления канаткой. "Хм" - сказал смотритель - "говоришь, в обсерваторию? Подожди секунду!" - и снял со стены огромную черную эбонитовую трубку, из тех, что увидишь, пожалуй, уже только в старых фильмах; "Марко! Да что они там все, оглохли?! Марко, слышишь меня?! Марко! Тут девушка из Рима в обсерваторию. Скажи чтоб встречающий не спускался, мы ее сразу поднимем, а то буран и еще час ждать придется. Что? Ага, хорошо. Нет. Нет. Понял, пока." - и махнул мне рукой - Давай, проходи!
"Погодите, мне же тогда надо сходить билет купить?" - замялась я, но он замахал руками, какой билет, проходи, чего уж тут.
Кабинка дернулась, заскрипела - и сколько б я не пыталась достать замерзшими руками фотоаппарат - снимать было нечего, кроме белой мглы. Дважды нас останавливали, пережидая особо сильные порывы ветра. Земли не было видно - но странным чувством я понимала, что она очень далека. Дрогнуло в последний раз, замедлило ход, показались стены станции. Приехали.
Кампо Императоре, снежный буран, 2150 метров над уровнем моря.
___________
История сотрудничества Пулковской обсерватории с Римской, к которой относится отделение на Кампо Императоре, началась, как и положено любой интересной истории, с цепи случайностей. Начинается она в начале девяностых, когда еще завод ЛОМО выпускал телескопы. Одним из последних оказался этот, полное название - рефлектор Ричи-Кретьена АЗТ-24 с диаметром зеркала в 1,1 м. Телескоп был доведен до ума - и тут вся привычная жизнь вместе со страной начали осыпаться мелкими осыпями, телескоп забыли и забили в ящики, которые пролежали два года под снегом и дождем, дожидаясь того момента, когда на одной из конференций кто-то не упомянет о нем при директоре Римской обсерватории. Тот сразу же вспомнил о пустующем втором куполе Кампо Императоре, вполне подходящем по размеру и разговор тут же перешел в русло "у нас товар, у вас купец". Итальянцы были готовы вывезти его за свой счет и слезно умоляли хотя бы отгрузить - но тогда не смогли и этого, купцу пришлось заниматься всем и сразу. Потом еще несколько лет монтировали и отлаживали, уже совместными усилиями, под амбициознейший, по тем временам, проект по поиску сверхновых.
Так и повелось - вот уже восемь лет пулковчане приезжают сюда несколько раз в год наблюдать за сверхновыми.
Вот он, последний отпрыск ЛОМО.
А это - Аркадий Александрович Архаров, кандидат физико-математических наук,заведующий лабораторией спектрофотометрии звезд Пулковской обсерватории, мой проводник по Кампо Императоре.
Первый раз он приехал сюда собирать телескоп и с тех пор так и повелось - каждый год он возвращается сюда на месяц-полтора, вести наблюдения. В 2002 году они вместе с Валерием Ларионовым (Лаборатория наблюдательной астрофизики Астрономического института СПбГУ) обнаружили вспышку сверхновой SN2002cv в инфракрасном излучении - вторую инфрокрасную сверхновую за всю историю наблюдений за звездами.
До недавнего времени считалось, что в обычной спиральной галактике сверхновые вспыхивают раз в 40/100 лет. И тут, наблюдая за только что вспыхнувшей сверхновой, неподалеку от нее находят вторую, причем видна она только в инфракрасном диапазоне, потому что видимый спектр перебивают скопления газа и пыли. Как ведут себя сверхновые, которые находятся в "галактической гуще" и похоже ли их поведение на "видимые", стоит ли доверять предыдущим расчетам - именно этим и занимаются здесь.
На самом деле заниматься приходится, не покладая рук - и работа эта вполне тяжелая и физическая. Во-первых, надо постоянно контролировать степень обледенения купола - во время снежных бурь на нем быстро образовывается наледь и тогда астрономы устраивают чуть ли не круглосуточные дежурства, чтобы раз в несколько часов подняться вверх и "повращать" купол - иначе он примерзнет так, что не справится поворотный механизм и придется руками сбивать лед - на гладкой обледеневшей крыше, под пронизывающим ветром минусовой температуры.
А так работает поворотный механизм купола - лазерный датчик считывает штрих-код с наклеек, которыми размечена вся внутренняя окружность
Процессор, обрабатывающий поступающую от телескопа информацию, находится в цилиндре с жидким азотом. Температура в 73 градуса по Кельвину (-200°C) необходима для того, чтобы процессор не нагревался и своим теплом не забивал картинку.
Жидкий азот астрономы каждый день привозят со склада у подножья горы - взять пустой, донести по длинному подземному тоннелю до канатной дороги а оттуда до склада. Взять полный и повторить весь путь - вверх. Баллон тяжелый, носить лучше вдвоем. Нет азота - не будет и наблюдений.
Продолжение.