часть2: как Серошевский с Пилсудским к айнам ходили....
продолжение предыдущего поста. Начало см. здесь: http://community.livejournal.com/sakhalin_war/27917.html
"Я понял наконец в чём дело, но не успели мы толком переодеться с удобных японских кимоно в наши европейские одежды, сам «каку-сонг-коцио» появился на пороге. Стал по-европейски и был в полной форме, в чёрном полицейском мундире со сверкающими пуговицами и брюках с лампасами, при сабле и в гамашах. Отдал честь, отстегнул саблю, пригнул на мате колено и оружие положил около себя. Пожали мы друг другу руки и приветствовали по-японски друг друга «коннитива».
Изображения местных чиновников того времени не нашла, но вот вам: Японский принц Куни (в центре) и сопровождающие его лица 1909. Атмосфера, мне кажется похожая....
Протянул нам свою визитку, на которой рядом с японскими иероглифами был написан по-английски длинный его титул. Мы со своей стороны подали ему свои визитные карточки, как этого требовал обычай Дальнего Востока. Считаю, что это приличнее, вежливее, чем промычать под нос себе свою фамилию и потом поспешно записывать на клочках бумаги адрес гостя или хлопотно побочными путями выведывать сведения о нём, как это практикуется у нас.
Спаньрам поник. Начался с японцем обычный товарищеский разговор о дороге, погоде, о наших намерениях, целях, с которыми мы сюда прибыли. Появился неизменный чай, сладости и пирожные. «Каку-сонг-коцио» долго ещё разглагольствовал о почётных задачах науки, о том, что японское правительство очень уважает науку и поощряет учёных.
- Но каждый профессор имеет свои пределы, за которые не может выходить… Вы, к примеру, что ищете?
- Хотим прежде всего узнать айнских богов… - поспешил я его успокоить.
- Ага, эти точёные деревяшки «инау»?.. - рассмеялся он высокомерно. - Так это можете изучать, но карту рисовать нельзя!..
- У нас есть японская! - ответил я. Впрочем, вы наверное получили от своего генерал-губернатора из Саппоро соответствующее распоряжение, касающееся нас?..
- Никакого я распоряжения не получал… Всё, что я говорю, истинно от всего сердца и заботясь о вашем благополучии!.. Советую вам быть осторожным, потому что айны очень алчные и хитрые. Поэтому нужно, чтобы все счета за приобретённые для музея предметы проводили через меня. Я им буду платить. Я этого требую, потому что от меня требует моё начальство. Я должен вас опекать!..
Говорил долго, но Тародзи нам коротко перевёл: подозреваю, что лучшую половину утаил. Уходя, полицейский согласился, чтобы мы поселились у Спаньрама.
- Так вы уже знаете об этом?
- Я всё знаю!.. - закончил разговор, кланяясь и пятясь задом к дверям.
Не знал однако ничего о Польше и несмотря на наш протест и пояснений постоянно называл нас «россиянами» (орос).
В тот же день вечером мы перебрались к Спаньраму. Приняли нас там с искренней радостью. Поместили нас в престижном углу, справа от «святого восточного окна».
Расстелили нам тонкие маты из камыша и поставили деревянные изголовья. Одеяла и маленькие подушечки у нас были свои. Хозяин совершил сразу «малые молитвы», т.е. выпил принесённую нами бутылку водки, перелив её предварительно в красную лаковую чашу с золотым медведем, нарисованным на дне. Перед тем, как пить, капнул на огниво несколько капель и промурлыкал молитву к «богине огня».
- Она - женщина, - объяснял нам, - и сердится на любую глупость, поэтому ещё сегодня её нужно задобрить, хотя настоящее «нуса» по поводу вашего прибытия сделаем только завтра!..
Подвыпив, хозяин сообщил нам, что на ночь пришлёт нам свою дочь, чтобы нам не было «скучно» спать самим. Наш отказ его огорчил, сидел несколько минут пригорюнившийся и посоловевший.
- Ну в таком случае возьмите мою жену!.. Неужели побрезгуете ею!.. - высказался наконец.
- Ты глупый!.. - напал на него Бронислав, - мы не японские купцы и у нас нет такого обычая.
- Конечно, я глупый!.. Но таким, как вы, друзьям, мы даём самое лучшее, что у нас есть… Что случилось бы с нами, если бы вы нас не спасли в Хакодате?.. Японцы заключили бы нас в тюрьму как бродяг и в цепях отправили к нашему великому позору и ещё стянули бы с нас штраф… А ведь мой дед и отец были «нишпа» и сам я здесь был избранным старостой несколько лет тому назад!… - повторял расчувствованный.
Знали ли женщины о нашем разговоре - нам это не было известно, но отношение к нам сразу стало более сердечным, а молоденькая Сиотунас откровенно с нами кокетничала.
На следующее утро организовали нам купание. Это очень нам было кстати, ночью кусали нас немилосердно клопы и блохи. Сиотунас вместе с тёткой и Исюци приволокли в сени большую полубочку с железным дном, поставили её на очаг из кирпичей, наполнили водой и под ней разожгли огонь. Пригласили нас торжественно влезть в этот подогреваемый снизу котёл; начали с меня. Хотя в Японии все привыкают к наготе, возникающей при необходимости, и не делают из раздевания церемонии, я развесил из-за отсутствия ширмы свою чёрную палатку, которая служила мне для проявления фотоплёнок (кассет), чтобы хоть как-то прикрыться от любопытных взглядов. Недолго всё же оставался я сам, то тётка, то Сиотунас появлялись ежеминутно, чтобы поддержать огонь под котлом. От этой заботы вода в котле стала так горяча, что выскочил я из этой ванны к большому удивлению и веселью айнов, ожидающих конца этой купели.
Настала очередь Бронислава, но тот знал айнский язык, сказал в нужный момент Сиотунас погасить огонь под котлом. Повторял потом мне, что она спрашивала, что понимают, почему мы отказались от предложения отца, потому что это было бы один только раз, а «тем временем она знает, что мы остаёмся здесь на длительное время, а она хотела бы быть всё время с нами!»
Принялись мы активно за работу, упорядочили наши заметки, наладили фотоприборы и антропометрические инструменты.
В дождь и вечерами - фольклор, записывание данных, рассказов, верований, сказок, поиск и приобретение музейных экспонатов.
Кроме того, я с помощью детей собирал бабочек и жуков - за каждые 10 штук я им давал по одному сену (два гроша)! Это предложение очень понравилось всему молодому поколению села. Вначале не доверяли, но когда первые несколько смельчаков получили свои несколько монет, начали собираться группы мальчишек и даже девчонок с просьбой получить чудесные баночки. Предполагали, что что-то есть особенное в том, чтобы насекомых складывать в эти удивительные баночки, в пробках к которым было прикреплено нечто, «похожее на сахар» - а это был цианистый калий, я его опасался давать детям, чтобы случайно не соблазнились и не попробовали «заморский сахар». Я заменил цианистый калий бензином, но итог был хуже, потому что насекомые, которых я собирал, увлажнялись и теряли форму.
На отцов и матерей большое впечатление производили наши закупки у них музейных экспонатов: за старое барахло, хлам они получали сказочные деньги. На этой почве возникали даже недоразумения, когда они приносили мне совсем новые наспех сделанные предметы и требовали за них двойную цену, как за вещи, ещё не бывшие в употреблении.
Сложнее всего было узнать что-то о культовых вещах, тем более достать их. Те «инау», которые мы видели, были для нас пока недоступны. Нам не разрешали их даже фотографировать! Недоверие к нам не уменьшалось, а, кажется, даже возрастало.
Обиженная на Бронися Сиотунас привела себе какого-то молодого айна, который даже не зашёл в избу, не поздоровался ни с кем, нам не представился, но сидя в тени в сенях на кровати девушки, наблюдал за нами непрестанно блестящими глазами.
- Не обращайте на него внимания и, Боже сохрани, не спрашивайте о нём Спаньрама, поскольку он ухажёр Сиотунас. Родители должны делать вид, что они его вовсе не видят…
Парня не позвали даже на ужин, ел, что ему девушка украдкой принесла, вечером исчез, а с ним и Сиотунас, которая возвратилась только утром. Отец не сказал ей ни слова, а мать на мой неосторожный вопрос, что это за парень, ответила:
- Какой парень? Здесь никакого парня не было, я не видела.
Сиотунас убегала из избы, когда мы там пребывали, и с рвением полола или копала в огороде картошку, а хозяйка всё время злилась и огрызалась.
- Что за муха её укусила? - спрашивал я Тародзи ; тот дипломатично молчал и покручивал серебряную цепочку часов, которые постоянно носил за японским ремнём, наконец ответил:
- Она огорчается, что мало взяла с вас денег за проданные вещи… Если бы вы спали с её дочерью, то были бы вы ей родными, а так другое дело. Она очень огорчена!
Для нас многое зависело от добрых отношений с аборигенами, но объяснение Тарондзи нам показалось неправдоподобным и смешным.
- Дело сомнительное! - доказывал Бронислав, - гостеприимство такого рода не так уж и распространено среди айнов. На Сахалине этого нет вовсе. Здесь, правда, обычаи несколько более вольные, так что могли супруги Спаньрам наш отказ воспринять как пренебрежение, но не в такой же степени… Здесь что-то другое! Лучше я пойду и узнаю обо всём от самой Сиотунас!
Взял ей в подарок маленькие ножнички и исчез. Вскоре донеслись с огорода разговор и весёлый смех, к которым с любопытством прислушивались Тародзи и хозяйка.
- Понятно, что это не… пояснял мне, смеясь, Бронислав. - С Сиотунас уже мир, ножнички приняла с большой благодарностью… Но дело несколько посерьёзнее. Прекратился лов. Уже несколько дней никто не поймал ни одной штуки… Хотели устроить приветственное торжество в нашу честь и не с чего… Исчезновение рыб можно объяснить… недовольствием богов нашим пребыванием!… Японцы распространяют эти слухи!.. Если сегодня вечером вернутся ни с чем, будут возноситься на берегу моря большие моления и будет поставлена новая «нуса»…
Экас-тепа («пояс стыдливости»), прозвище старшего родственника Спаньрама, уже послал гонца в соседнее село, Сикиу , к старому Самукус с просьбой совета, когда устроить моления и какое водрузить «инау»? Советы Самукуса всегда хорошие, его считают «таматкото» - мудрецом. Ещё не пришёл ответ?.. Все взволнованы!
Мы тоже заволновались и заинтересовались всем этим делом, ведь от положительного решения дела зависело и наше пребывание здесь и в какой-то степени судьба нашей экспедиции. Даже Тародзи изменяло спокойствие и он всё время носил нам услышанные новости.
- Спорят, когда должна состояться «нуса», потому что у них нет денег на сакэ, а без сакэ нельзя ставить «нуса»!
- Одни жаждут, чтобы Номура подал нам сейчас, сегодня «толкооса» (прощальную трапезу), но Нентасик не соглашается, она говорит, что от вас они получили и ещё получат помощь!..
- Самукус долго не отвечает!.. Значит, будет плохо!.. Все много говорят!..
Когда Номура возвратился с моря с вестью о неудаче в рыбной ловле, я попросил Бронися, чтобы он сказал ему, что мы тоже, как друзья, примем участие в торжестве, но сами не умеем ни рыбачить, ни ставить «инау», но мы хотим обеспечить необходимым для ритуала сакэ. Номура сразу повеселел, но этикет сдерживал его эмоции, надолго задумался, прежде чем пообещал нам поговорить об этом со старцами.
Исчез и поздно за полночь вернулся крепко навеселе. Нентасик ждала его и была разгневана, и не разрешила дочери идти спать. Разыгралась семейная ссора. Долго и красноречиво говорил что-то ей Номура. Не отвечала, лёжа на мате лицом к земле; не помогли и просьбы, не дала ему ужин и вместо своей постели, пошла в сени спать с дочерью. Расстроенный Номура жаловался нам, высунув голову из-за занавески. Но утром уже был мир. Номура торжественно нам сообщил, что наше сакэ принято и мы приглашены на торжество. А вот когда оно состоится, зависит от Самукуса. Никто из деревни не вышел в море на лов, - не полагается искушать богов перед жертвоприношением. К тому же может прийти приказ приношения жертвы прямо сейчас, и не полагается, чтобы в это время лодки были в море.
Воцарилось праздничное настроение. «Люди знающие» занялись пропаркой кусков дерева, предназначенного для «инау». От молодежи родственной Сиотунас, а было их где-то человек пять, мы узнали, что доверено сделать «инау» нашему соседу из дерева «утукани». Мы решили сходить, присмотреться к этой работе, а перед этим хозяин попросил нас, чтобы мы ещё проведали «каку-сонг-коцио».
- Вы у него не были, а он у вас был… Сегодня здесь соберётся много людей! Лучше, чтобы он ни на кого не сердился…- многозначительно нам доказывал хозяин.
Надели мы свои европейские сюртуки и направились в японскую деревню. По дороге на минутку зашли к изготовителю «инау». Он сидел на топчане под окном и потом тоненько выстругивал стружки из куска размягченной на огне древесины. Кудри стружки создавали на конце древка нечто похожее на кудрявый клок волос.
- Собственно эти стружки напоминают самих айнов! - заметил я Брониславу.
- Ну да!.. Некоторые из них ещё имеют бороды и вырубленные губы, глаза и носы… - поддержал меня Пилсудский.
- И являются посредниками между живущими на земле айнами и богами.
- Так они утверждают!..
- Нет ли у айнов данных о людских жертвах богам?
- Не знаю. Не слышал такого и не спрашивал… Они слишком мягкие, миролюбивые!
- Но мы будем вести в этом направлении поиски, может наступило здесь то же, что в Монголии, где когда-то приносили в жертву живых лошадей, а потом их заменили изображения на бумаге…
Так разговаривая, мы очутились перед домом «каку-сонг-коцио». Он занимал чистенькую маленькую комнатку при офисе. Пригласил нас в офис, усадил на матах около «хибачи», старался быть гостеприимным, разговорчивым. Но за его улыбкой скрывалась тревога и раздражение. Его жена довольно молодая и миловидная поднесла нам вскоре по маленькой чашечке горького чая и пододвинула на лаковом подносе с ножками пирожные.
«Каку» ни с того, ни с сего переменил тон и потребовал от нас «бумаг». А когда мы ответили, что никаких бумаг у нас нет, кроме обыкновенного дипломатического паспорта и что везде его было достаточно для предъявления, когда я ему повторил, что он должен был получить из Саппоро касающееся нас распоряжение генерал-губернатора - грубо ответил, что никаких бумаг не получал, и что мы оба должны сейчас пройти на полицейскую гауптвахту, а это значило, что мы попросту арестованы.
Я ответил, что и не подумаю слушать его, что мы находимся под опекой японских научных обществ, что на гауптвахту не пойдём без чёткого распоряжения из Токио.
Он тогда смягчился и начал объяснять, что сегодня через деревню передвигаются военные, направляющиеся из Хакодате в Саппоро и что иностранцы не должны его видеть…
Поскольку не хотим идти «под арест», он нам советует, чтобы мы не выходили вовсе на улицу, иначе будет плохо… Мы его заверили, что военные нас вовсе не интересуют и попросили, чтобы он дал разрешение на пребывание в Сираой в научных целях до времени, когда придут документы от генерал-губернатора. Он смягчился и написал на куске промокашки, что такие-то и такие-то поляки («порондо») задержались в деревне Сираой и околицах для ознакомления с жизнью айнов. Наконец закончился этот неприятный визит, подслащённый фальшивыми улыбками и низкими поклонами.
- Нос не высовывайте из дома, особенно ночью, я вас остерегаю для вашего же добра… - наставлял, провожая нас за порог.
продолжение следует......
"Я понял наконец в чём дело, но не успели мы толком переодеться с удобных японских кимоно в наши европейские одежды, сам «каку-сонг-коцио» появился на пороге. Стал по-европейски и был в полной форме, в чёрном полицейском мундире со сверкающими пуговицами и брюках с лампасами, при сабле и в гамашах. Отдал честь, отстегнул саблю, пригнул на мате колено и оружие положил около себя. Пожали мы друг другу руки и приветствовали по-японски друг друга «коннитива».
Изображения местных чиновников того времени не нашла, но вот вам: Японский принц Куни (в центре) и сопровождающие его лица 1909. Атмосфера, мне кажется похожая....
Протянул нам свою визитку, на которой рядом с японскими иероглифами был написан по-английски длинный его титул. Мы со своей стороны подали ему свои визитные карточки, как этого требовал обычай Дальнего Востока. Считаю, что это приличнее, вежливее, чем промычать под нос себе свою фамилию и потом поспешно записывать на клочках бумаги адрес гостя или хлопотно побочными путями выведывать сведения о нём, как это практикуется у нас.
Спаньрам поник. Начался с японцем обычный товарищеский разговор о дороге, погоде, о наших намерениях, целях, с которыми мы сюда прибыли. Появился неизменный чай, сладости и пирожные. «Каку-сонг-коцио» долго ещё разглагольствовал о почётных задачах науки, о том, что японское правительство очень уважает науку и поощряет учёных.
- Но каждый профессор имеет свои пределы, за которые не может выходить… Вы, к примеру, что ищете?
- Хотим прежде всего узнать айнских богов… - поспешил я его успокоить.
- Ага, эти точёные деревяшки «инау»?.. - рассмеялся он высокомерно. - Так это можете изучать, но карту рисовать нельзя!..
- У нас есть японская! - ответил я. Впрочем, вы наверное получили от своего генерал-губернатора из Саппоро соответствующее распоряжение, касающееся нас?..
- Никакого я распоряжения не получал… Всё, что я говорю, истинно от всего сердца и заботясь о вашем благополучии!.. Советую вам быть осторожным, потому что айны очень алчные и хитрые. Поэтому нужно, чтобы все счета за приобретённые для музея предметы проводили через меня. Я им буду платить. Я этого требую, потому что от меня требует моё начальство. Я должен вас опекать!..
Говорил долго, но Тародзи нам коротко перевёл: подозреваю, что лучшую половину утаил. Уходя, полицейский согласился, чтобы мы поселились у Спаньрама.
- Так вы уже знаете об этом?
- Я всё знаю!.. - закончил разговор, кланяясь и пятясь задом к дверям.
Не знал однако ничего о Польше и несмотря на наш протест и пояснений постоянно называл нас «россиянами» (орос).
В тот же день вечером мы перебрались к Спаньраму. Приняли нас там с искренней радостью. Поместили нас в престижном углу, справа от «святого восточного окна».
Расстелили нам тонкие маты из камыша и поставили деревянные изголовья. Одеяла и маленькие подушечки у нас были свои. Хозяин совершил сразу «малые молитвы», т.е. выпил принесённую нами бутылку водки, перелив её предварительно в красную лаковую чашу с золотым медведем, нарисованным на дне. Перед тем, как пить, капнул на огниво несколько капель и промурлыкал молитву к «богине огня».
- Она - женщина, - объяснял нам, - и сердится на любую глупость, поэтому ещё сегодня её нужно задобрить, хотя настоящее «нуса» по поводу вашего прибытия сделаем только завтра!..
Подвыпив, хозяин сообщил нам, что на ночь пришлёт нам свою дочь, чтобы нам не было «скучно» спать самим. Наш отказ его огорчил, сидел несколько минут пригорюнившийся и посоловевший.
- Ну в таком случае возьмите мою жену!.. Неужели побрезгуете ею!.. - высказался наконец.
- Ты глупый!.. - напал на него Бронислав, - мы не японские купцы и у нас нет такого обычая.
- Конечно, я глупый!.. Но таким, как вы, друзьям, мы даём самое лучшее, что у нас есть… Что случилось бы с нами, если бы вы нас не спасли в Хакодате?.. Японцы заключили бы нас в тюрьму как бродяг и в цепях отправили к нашему великому позору и ещё стянули бы с нас штраф… А ведь мой дед и отец были «нишпа» и сам я здесь был избранным старостой несколько лет тому назад!… - повторял расчувствованный.
Знали ли женщины о нашем разговоре - нам это не было известно, но отношение к нам сразу стало более сердечным, а молоденькая Сиотунас откровенно с нами кокетничала.
На следующее утро организовали нам купание. Это очень нам было кстати, ночью кусали нас немилосердно клопы и блохи. Сиотунас вместе с тёткой и Исюци приволокли в сени большую полубочку с железным дном, поставили её на очаг из кирпичей, наполнили водой и под ней разожгли огонь. Пригласили нас торжественно влезть в этот подогреваемый снизу котёл; начали с меня. Хотя в Японии все привыкают к наготе, возникающей при необходимости, и не делают из раздевания церемонии, я развесил из-за отсутствия ширмы свою чёрную палатку, которая служила мне для проявления фотоплёнок (кассет), чтобы хоть как-то прикрыться от любопытных взглядов. Недолго всё же оставался я сам, то тётка, то Сиотунас появлялись ежеминутно, чтобы поддержать огонь под котлом. От этой заботы вода в котле стала так горяча, что выскочил я из этой ванны к большому удивлению и веселью айнов, ожидающих конца этой купели.
Настала очередь Бронислава, но тот знал айнский язык, сказал в нужный момент Сиотунас погасить огонь под котлом. Повторял потом мне, что она спрашивала, что понимают, почему мы отказались от предложения отца, потому что это было бы один только раз, а «тем временем она знает, что мы остаёмся здесь на длительное время, а она хотела бы быть всё время с нами!»
Принялись мы активно за работу, упорядочили наши заметки, наладили фотоприборы и антропометрические инструменты.
В дождь и вечерами - фольклор, записывание данных, рассказов, верований, сказок, поиск и приобретение музейных экспонатов.
Кроме того, я с помощью детей собирал бабочек и жуков - за каждые 10 штук я им давал по одному сену (два гроша)! Это предложение очень понравилось всему молодому поколению села. Вначале не доверяли, но когда первые несколько смельчаков получили свои несколько монет, начали собираться группы мальчишек и даже девчонок с просьбой получить чудесные баночки. Предполагали, что что-то есть особенное в том, чтобы насекомых складывать в эти удивительные баночки, в пробках к которым было прикреплено нечто, «похожее на сахар» - а это был цианистый калий, я его опасался давать детям, чтобы случайно не соблазнились и не попробовали «заморский сахар». Я заменил цианистый калий бензином, но итог был хуже, потому что насекомые, которых я собирал, увлажнялись и теряли форму.
На отцов и матерей большое впечатление производили наши закупки у них музейных экспонатов: за старое барахло, хлам они получали сказочные деньги. На этой почве возникали даже недоразумения, когда они приносили мне совсем новые наспех сделанные предметы и требовали за них двойную цену, как за вещи, ещё не бывшие в употреблении.
Сложнее всего было узнать что-то о культовых вещах, тем более достать их. Те «инау», которые мы видели, были для нас пока недоступны. Нам не разрешали их даже фотографировать! Недоверие к нам не уменьшалось, а, кажется, даже возрастало.
Обиженная на Бронися Сиотунас привела себе какого-то молодого айна, который даже не зашёл в избу, не поздоровался ни с кем, нам не представился, но сидя в тени в сенях на кровати девушки, наблюдал за нами непрестанно блестящими глазами.
- Не обращайте на него внимания и, Боже сохрани, не спрашивайте о нём Спаньрама, поскольку он ухажёр Сиотунас. Родители должны делать вид, что они его вовсе не видят…
Парня не позвали даже на ужин, ел, что ему девушка украдкой принесла, вечером исчез, а с ним и Сиотунас, которая возвратилась только утром. Отец не сказал ей ни слова, а мать на мой неосторожный вопрос, что это за парень, ответила:
- Какой парень? Здесь никакого парня не было, я не видела.
Сиотунас убегала из избы, когда мы там пребывали, и с рвением полола или копала в огороде картошку, а хозяйка всё время злилась и огрызалась.
- Что за муха её укусила? - спрашивал я Тародзи ; тот дипломатично молчал и покручивал серебряную цепочку часов, которые постоянно носил за японским ремнём, наконец ответил:
- Она огорчается, что мало взяла с вас денег за проданные вещи… Если бы вы спали с её дочерью, то были бы вы ей родными, а так другое дело. Она очень огорчена!
Для нас многое зависело от добрых отношений с аборигенами, но объяснение Тарондзи нам показалось неправдоподобным и смешным.
- Дело сомнительное! - доказывал Бронислав, - гостеприимство такого рода не так уж и распространено среди айнов. На Сахалине этого нет вовсе. Здесь, правда, обычаи несколько более вольные, так что могли супруги Спаньрам наш отказ воспринять как пренебрежение, но не в такой же степени… Здесь что-то другое! Лучше я пойду и узнаю обо всём от самой Сиотунас!
Взял ей в подарок маленькие ножнички и исчез. Вскоре донеслись с огорода разговор и весёлый смех, к которым с любопытством прислушивались Тародзи и хозяйка.
- Понятно, что это не… пояснял мне, смеясь, Бронислав. - С Сиотунас уже мир, ножнички приняла с большой благодарностью… Но дело несколько посерьёзнее. Прекратился лов. Уже несколько дней никто не поймал ни одной штуки… Хотели устроить приветственное торжество в нашу честь и не с чего… Исчезновение рыб можно объяснить… недовольствием богов нашим пребыванием!… Японцы распространяют эти слухи!.. Если сегодня вечером вернутся ни с чем, будут возноситься на берегу моря большие моления и будет поставлена новая «нуса»…
Экас-тепа («пояс стыдливости»), прозвище старшего родственника Спаньрама, уже послал гонца в соседнее село, Сикиу , к старому Самукус с просьбой совета, когда устроить моления и какое водрузить «инау»? Советы Самукуса всегда хорошие, его считают «таматкото» - мудрецом. Ещё не пришёл ответ?.. Все взволнованы!
Мы тоже заволновались и заинтересовались всем этим делом, ведь от положительного решения дела зависело и наше пребывание здесь и в какой-то степени судьба нашей экспедиции. Даже Тародзи изменяло спокойствие и он всё время носил нам услышанные новости.
- Спорят, когда должна состояться «нуса», потому что у них нет денег на сакэ, а без сакэ нельзя ставить «нуса»!
- Одни жаждут, чтобы Номура подал нам сейчас, сегодня «толкооса» (прощальную трапезу), но Нентасик не соглашается, она говорит, что от вас они получили и ещё получат помощь!..
- Самукус долго не отвечает!.. Значит, будет плохо!.. Все много говорят!..
Когда Номура возвратился с моря с вестью о неудаче в рыбной ловле, я попросил Бронися, чтобы он сказал ему, что мы тоже, как друзья, примем участие в торжестве, но сами не умеем ни рыбачить, ни ставить «инау», но мы хотим обеспечить необходимым для ритуала сакэ. Номура сразу повеселел, но этикет сдерживал его эмоции, надолго задумался, прежде чем пообещал нам поговорить об этом со старцами.
Исчез и поздно за полночь вернулся крепко навеселе. Нентасик ждала его и была разгневана, и не разрешила дочери идти спать. Разыгралась семейная ссора. Долго и красноречиво говорил что-то ей Номура. Не отвечала, лёжа на мате лицом к земле; не помогли и просьбы, не дала ему ужин и вместо своей постели, пошла в сени спать с дочерью. Расстроенный Номура жаловался нам, высунув голову из-за занавески. Но утром уже был мир. Номура торжественно нам сообщил, что наше сакэ принято и мы приглашены на торжество. А вот когда оно состоится, зависит от Самукуса. Никто из деревни не вышел в море на лов, - не полагается искушать богов перед жертвоприношением. К тому же может прийти приказ приношения жертвы прямо сейчас, и не полагается, чтобы в это время лодки были в море.
Воцарилось праздничное настроение. «Люди знающие» занялись пропаркой кусков дерева, предназначенного для «инау». От молодежи родственной Сиотунас, а было их где-то человек пять, мы узнали, что доверено сделать «инау» нашему соседу из дерева «утукани». Мы решили сходить, присмотреться к этой работе, а перед этим хозяин попросил нас, чтобы мы ещё проведали «каку-сонг-коцио».
- Вы у него не были, а он у вас был… Сегодня здесь соберётся много людей! Лучше, чтобы он ни на кого не сердился…- многозначительно нам доказывал хозяин.
Надели мы свои европейские сюртуки и направились в японскую деревню. По дороге на минутку зашли к изготовителю «инау». Он сидел на топчане под окном и потом тоненько выстругивал стружки из куска размягченной на огне древесины. Кудри стружки создавали на конце древка нечто похожее на кудрявый клок волос.
- Собственно эти стружки напоминают самих айнов! - заметил я Брониславу.
- Ну да!.. Некоторые из них ещё имеют бороды и вырубленные губы, глаза и носы… - поддержал меня Пилсудский.
- И являются посредниками между живущими на земле айнами и богами.
- Так они утверждают!..
- Нет ли у айнов данных о людских жертвах богам?
- Не знаю. Не слышал такого и не спрашивал… Они слишком мягкие, миролюбивые!
- Но мы будем вести в этом направлении поиски, может наступило здесь то же, что в Монголии, где когда-то приносили в жертву живых лошадей, а потом их заменили изображения на бумаге…
Так разговаривая, мы очутились перед домом «каку-сонг-коцио». Он занимал чистенькую маленькую комнатку при офисе. Пригласил нас в офис, усадил на матах около «хибачи», старался быть гостеприимным, разговорчивым. Но за его улыбкой скрывалась тревога и раздражение. Его жена довольно молодая и миловидная поднесла нам вскоре по маленькой чашечке горького чая и пододвинула на лаковом подносе с ножками пирожные.
«Каку» ни с того, ни с сего переменил тон и потребовал от нас «бумаг». А когда мы ответили, что никаких бумаг у нас нет, кроме обыкновенного дипломатического паспорта и что везде его было достаточно для предъявления, когда я ему повторил, что он должен был получить из Саппоро касающееся нас распоряжение генерал-губернатора - грубо ответил, что никаких бумаг не получал, и что мы оба должны сейчас пройти на полицейскую гауптвахту, а это значило, что мы попросту арестованы.
Я ответил, что и не подумаю слушать его, что мы находимся под опекой японских научных обществ, что на гауптвахту не пойдём без чёткого распоряжения из Токио.
Он тогда смягчился и начал объяснять, что сегодня через деревню передвигаются военные, направляющиеся из Хакодате в Саппоро и что иностранцы не должны его видеть…
Поскольку не хотим идти «под арест», он нам советует, чтобы мы не выходили вовсе на улицу, иначе будет плохо… Мы его заверили, что военные нас вовсе не интересуют и попросили, чтобы он дал разрешение на пребывание в Сираой в научных целях до времени, когда придут документы от генерал-губернатора. Он смягчился и написал на куске промокашки, что такие-то и такие-то поляки («порондо») задержались в деревне Сираой и околицах для ознакомления с жизнью айнов. Наконец закончился этот неприятный визит, подслащённый фальшивыми улыбками и низкими поклонами.
- Нос не высовывайте из дома, особенно ночью, я вас остерегаю для вашего же добра… - наставлял, провожая нас за порог.
продолжение следует......