Хулиганская троица. Часть первая.
У меня тут снова поднакопилось рассказов. Правда, на этот раз не о докторах и научных сотрудниках, а о нескольких пациентах :))
Их называют "троe на колесах". Они и впрямь на колесах: три дядечки солидного возраста - лет пятидесяти-шестидесяти - на инвалидных колясках. Истории их похожи как три капли воды: поздно и случайно поставленный диагноз "сахарный диабет" плюс то, что называется заковыристым словом нонкомлайенс, а на деле означает банальное наплевательство: нерегулярный прием лекарств, реакция в стиле "само пройдет" на любое недомогание и, разумеется, никакого ежедневного контроля уровня глюкозы в крови. Результат впечатляющ: две ампутированные стопы и ампутированная до колена нога на троих.
Первым к нам в центр попал пан Шимунька (если кто захихикал, знайте, это не такая уж редкая фамилия в Чехии, так что хихиканье неуместно :)) Он же первым расстался с изъеденной гангреной ступней - диабетологи, испробовав все возможное, развели руками и переправили пана Шимуньку хирургам, наказав тем сильно не размахиваться и не пытаться в порыве перестраховки оттяпать побольше. Пан Шимунька, человек подверженный приступам мрачного сарказма, и весьма уважающий Доктора Хауса, перед операцией раздобыл где-то черный маркер, протащил его до самой предоперационной - бог весть, как ему это удалось, и, когда оперсестры на минуту оставили его, уже помытого и готового к операции, без присмотра, быстренько написал на здоровой ноге "Не эту ногу, лиходеи! Другую!!!" Говорят, весь оперзал покатывался от смеха, кроме Доктора Ш., оперирующего хирурга, который принял надпись близко к сердцу и успел прошипеть засыпающему строптивцу:"Думаете, я потому кандидат наук, что здоровую ногу от больной не могу отличить?! Ну, подождите, вот только проснетесь, я вам назначу бессолевую диету на все время выздоровления, и с терапевтами договорюсь, попрыгаете у меня!" " Я и так теперь только прыгать буду, без половины ноги-то..." - сонно отозвался пан Шимунька, после чего Доктор Ш. был оттеснен возмущенным анестезиологом на свое законное место - подальше от головы пациента и поближе к операционному полю. Очнувшись и немного оправившись после операции пан Шимунька потребовал обед. Когда обед принесли, пан Шимунька долго принюхивался, осторожно попробовал бульон, потом второе и потребовал к себе Доктора Ш. Когда явился Доктор Ш., довольный пациент долго жал ему руку, приговаривая:"Спасибо, что вы не злопамятны! Ненавижу еду без соли." На что Доктор Ш. усмехнулся и стянул одеяло со здоровой ноги пана Шимуньки. На ней каллиграфическими буквами йодом было выведено: "Как договорились, эту - не трогал!"
Через пару дней в палату к пану Шимуньке подселили пана Браду, только что лишившегося правой ноги от колена и вниз. В отличае от местами мрачноватого и частенько саркастичного пана Шимуньки, голосистый и дородный пан Брада сеет вокруг себя хаос, бардак и хорошее настроение. Его навещает вся его многочисленная семья по очереди, начиная с внуков и заканчивая тремя зятьями. Голосище пану Браде природа отвесила - дай бог каждому оперному певцу и не дай бог вашему соседу по лестничной клетке, поэтому, когда пану Браде что-то нужно, что-то не нравится или, наоборот, нравится до глубины души, об этом знает все отделение и еще пара этажей. Благодаря своему голосу, пан Брада вошел в историю нашей локальной хирургии как "великий и ужасный излечитель икоты". Рассказывают, что когда он только поступил в отделение для подготовки к операции, в палату к нему подложили старичка-божьего одуванчика, который, пребывая в состоянии легкой комы, на внешние раздражители не отвечал, лежал тихо-смирно, но - вот беда - беспрестанно икал. Тихо, деликатно, но вполне отчетливо. Пана Браду об этом предупредили и развели руками: поделать ничего не можем, ну бывает так при биохимических нарушениях и после них, икает пациент, как заведенный, так что вы уж не обессудьте. Пан Брада к сведению принял, но одно дело - кивнуть, а другое дело - спать под мерное икание ночь напролет, тем более, что пан Брада хоть и громок, как слон и во сне храпит, как паровоз, к звукам, источником которых не является лично он сам, относится очень чутко. Словом, помаялся он час, помаялся второй, по палате поковылял на больной ноге, покурить сходил, но к трем часам ночи озверел так, что во тьме спящего отделения вдруг раздался нечеловеческий рев: "Да перестанешь ты икать наконец, икун?!! Впал в кому так лежи тихо, жди пока тебя из нее достанут, чего людей-то изводить!!!" В отделении несколько секунд стояла полнейшая тишина, а потом разразилась паника: сбежались все дежурные сестры, доктора и проснувшиеся пациенты. Кто-то кричал, что пожар, другие предполагали, что - учебная тревога, третьи путанно и со всхлипами высказывались на предмет третьей мировой.
Но смущенный пан Брада объяснил ввалившимся в палату медсотрудникам и нескольким ходячим больным, что ничего дурного не хотел, что оно как-то само собой получилось и что он так больше не будет. В последнем он, чуть не плача, готов был поклясться на Библии, своде больничных правил и клятве Гиппократа, если надо. Тем не менее, пациента в коме решили от греха подальше перекатить в другую палату. И вот когда катили, кто-то из врачей вдруг сказал: "Ребята, а с пациентом-то что-то не так, он ведь не икает!" Остановились, прислушались: точно, не икает. Проверили на всякий случай все жизненные показатели, интерна даже в лабораторию сгоняли с экстренным образцом мочи и крови. Интерн вернулся злой, потому что лаборантки на него наорали через приемное окошко. Правда образцы мочи и крови проворная рука, высунувшаяся под непрекращающиеся ругательства, у интерна таки отобрала. И через пятнадцать минут злобное окошко, бормотнув напоследок: "Ходят тут, ходят всякие, хоть бы чего интересного принесли, если уж будят!" выплюнуло листок из которого следовало, что с биохимической точки зрения, пациент за последние десять часов ничуть не изменился. Однако факт оставался фактом: икота прекратилась. На следующий день сестра, пришедшая к коматозному дедушке сменить капельницу, застала у постели больного пана Браду, который тихо говорил: "Ну прости, погорячился. Оно ведь знаешь как бывает, тут нога эта дурацкая, и страшно ведь - операция все-таки, а я за всю жизнь и в больнице-то ни разу не лежал. И мысли всякие в голову лезут. А тут еще ты лежишь и икаешь. Так что прости, я не со зла." Пациент потом, кстати, дней через пять, когда пан Брада уже жил в палате "веселой троицы", очнулся. И что самое интересное, он, когда начал вставать, некоторое время ходил вокруг пана Брады, присматривался к нему, а однажды решился, и очень вежливо, даже боязливо спросил: "Простите, пожалуйста, а мы с вами раньше нигде не встречались? Мне почему-то ваш голос кажется очень знакомым, никак не могу понять, откуда..." Пан Брада покраснел, недобро посмотрел на прыснувшую в кулак молоденькую медсестру и пробурчал: "Нет, не встречались,- потом подумал и добавил зачем-то, - а мне две недели назад ногу отрезали..." И показал на свою культю. "Сочувствую, - сказал старичок, усаживаясь на соседний с паном Брадой стул, - а я вот в коме неделю провалялся..." Это стало началом хорошей дружбы :))
А про третьего персонажа этой истории и про приключения всей троицы на колесах я расскажу вам в следующем посте, потому что у меня за окном - роскошный дождь и вообще-то через несколько часов пора на работу :))
Их называют "троe на колесах". Они и впрямь на колесах: три дядечки солидного возраста - лет пятидесяти-шестидесяти - на инвалидных колясках. Истории их похожи как три капли воды: поздно и случайно поставленный диагноз "сахарный диабет" плюс то, что называется заковыристым словом нонкомлайенс, а на деле означает банальное наплевательство: нерегулярный прием лекарств, реакция в стиле "само пройдет" на любое недомогание и, разумеется, никакого ежедневного контроля уровня глюкозы в крови. Результат впечатляющ: две ампутированные стопы и ампутированная до колена нога на троих.
Первым к нам в центр попал пан Шимунька (если кто захихикал, знайте, это не такая уж редкая фамилия в Чехии, так что хихиканье неуместно :)) Он же первым расстался с изъеденной гангреной ступней - диабетологи, испробовав все возможное, развели руками и переправили пана Шимуньку хирургам, наказав тем сильно не размахиваться и не пытаться в порыве перестраховки оттяпать побольше. Пан Шимунька, человек подверженный приступам мрачного сарказма, и весьма уважающий Доктора Хауса, перед операцией раздобыл где-то черный маркер, протащил его до самой предоперационной - бог весть, как ему это удалось, и, когда оперсестры на минуту оставили его, уже помытого и готового к операции, без присмотра, быстренько написал на здоровой ноге "Не эту ногу, лиходеи! Другую!!!" Говорят, весь оперзал покатывался от смеха, кроме Доктора Ш., оперирующего хирурга, который принял надпись близко к сердцу и успел прошипеть засыпающему строптивцу:"Думаете, я потому кандидат наук, что здоровую ногу от больной не могу отличить?! Ну, подождите, вот только проснетесь, я вам назначу бессолевую диету на все время выздоровления, и с терапевтами договорюсь, попрыгаете у меня!" " Я и так теперь только прыгать буду, без половины ноги-то..." - сонно отозвался пан Шимунька, после чего Доктор Ш. был оттеснен возмущенным анестезиологом на свое законное место - подальше от головы пациента и поближе к операционному полю. Очнувшись и немного оправившись после операции пан Шимунька потребовал обед. Когда обед принесли, пан Шимунька долго принюхивался, осторожно попробовал бульон, потом второе и потребовал к себе Доктора Ш. Когда явился Доктор Ш., довольный пациент долго жал ему руку, приговаривая:"Спасибо, что вы не злопамятны! Ненавижу еду без соли." На что Доктор Ш. усмехнулся и стянул одеяло со здоровой ноги пана Шимуньки. На ней каллиграфическими буквами йодом было выведено: "Как договорились, эту - не трогал!"
Через пару дней в палату к пану Шимуньке подселили пана Браду, только что лишившегося правой ноги от колена и вниз. В отличае от местами мрачноватого и частенько саркастичного пана Шимуньки, голосистый и дородный пан Брада сеет вокруг себя хаос, бардак и хорошее настроение. Его навещает вся его многочисленная семья по очереди, начиная с внуков и заканчивая тремя зятьями. Голосище пану Браде природа отвесила - дай бог каждому оперному певцу и не дай бог вашему соседу по лестничной клетке, поэтому, когда пану Браде что-то нужно, что-то не нравится или, наоборот, нравится до глубины души, об этом знает все отделение и еще пара этажей. Благодаря своему голосу, пан Брада вошел в историю нашей локальной хирургии как "великий и ужасный излечитель икоты". Рассказывают, что когда он только поступил в отделение для подготовки к операции, в палату к нему подложили старичка-божьего одуванчика, который, пребывая в состоянии легкой комы, на внешние раздражители не отвечал, лежал тихо-смирно, но - вот беда - беспрестанно икал. Тихо, деликатно, но вполне отчетливо. Пана Браду об этом предупредили и развели руками: поделать ничего не можем, ну бывает так при биохимических нарушениях и после них, икает пациент, как заведенный, так что вы уж не обессудьте. Пан Брада к сведению принял, но одно дело - кивнуть, а другое дело - спать под мерное икание ночь напролет, тем более, что пан Брада хоть и громок, как слон и во сне храпит, как паровоз, к звукам, источником которых не является лично он сам, относится очень чутко. Словом, помаялся он час, помаялся второй, по палате поковылял на больной ноге, покурить сходил, но к трем часам ночи озверел так, что во тьме спящего отделения вдруг раздался нечеловеческий рев: "Да перестанешь ты икать наконец, икун?!! Впал в кому так лежи тихо, жди пока тебя из нее достанут, чего людей-то изводить!!!" В отделении несколько секунд стояла полнейшая тишина, а потом разразилась паника: сбежались все дежурные сестры, доктора и проснувшиеся пациенты. Кто-то кричал, что пожар, другие предполагали, что - учебная тревога, третьи путанно и со всхлипами высказывались на предмет третьей мировой.
Но смущенный пан Брада объяснил ввалившимся в палату медсотрудникам и нескольким ходячим больным, что ничего дурного не хотел, что оно как-то само собой получилось и что он так больше не будет. В последнем он, чуть не плача, готов был поклясться на Библии, своде больничных правил и клятве Гиппократа, если надо. Тем не менее, пациента в коме решили от греха подальше перекатить в другую палату. И вот когда катили, кто-то из врачей вдруг сказал: "Ребята, а с пациентом-то что-то не так, он ведь не икает!" Остановились, прислушались: точно, не икает. Проверили на всякий случай все жизненные показатели, интерна даже в лабораторию сгоняли с экстренным образцом мочи и крови. Интерн вернулся злой, потому что лаборантки на него наорали через приемное окошко. Правда образцы мочи и крови проворная рука, высунувшаяся под непрекращающиеся ругательства, у интерна таки отобрала. И через пятнадцать минут злобное окошко, бормотнув напоследок: "Ходят тут, ходят всякие, хоть бы чего интересного принесли, если уж будят!" выплюнуло листок из которого следовало, что с биохимической точки зрения, пациент за последние десять часов ничуть не изменился. Однако факт оставался фактом: икота прекратилась. На следующий день сестра, пришедшая к коматозному дедушке сменить капельницу, застала у постели больного пана Браду, который тихо говорил: "Ну прости, погорячился. Оно ведь знаешь как бывает, тут нога эта дурацкая, и страшно ведь - операция все-таки, а я за всю жизнь и в больнице-то ни разу не лежал. И мысли всякие в голову лезут. А тут еще ты лежишь и икаешь. Так что прости, я не со зла." Пациент потом, кстати, дней через пять, когда пан Брада уже жил в палате "веселой троицы", очнулся. И что самое интересное, он, когда начал вставать, некоторое время ходил вокруг пана Брады, присматривался к нему, а однажды решился, и очень вежливо, даже боязливо спросил: "Простите, пожалуйста, а мы с вами раньше нигде не встречались? Мне почему-то ваш голос кажется очень знакомым, никак не могу понять, откуда..." Пан Брада покраснел, недобро посмотрел на прыснувшую в кулак молоденькую медсестру и пробурчал: "Нет, не встречались,- потом подумал и добавил зачем-то, - а мне две недели назад ногу отрезали..." И показал на свою культю. "Сочувствую, - сказал старичок, усаживаясь на соседний с паном Брадой стул, - а я вот в коме неделю провалялся..." Это стало началом хорошей дружбы :))
А про третьего персонажа этой истории и про приключения всей троицы на колесах я расскажу вам в следующем посте, потому что у меня за окном - роскошный дождь и вообще-то через несколько часов пора на работу :))