Пёзский Волок, рассказ-экспедиция. Часть первая - «Вверх по Пёзе и Рочуге!» 2. 28 августа.
в начало (Вступление и Пролог)
в начало первой части (вверх по Пёзе и Рочуге)
28 августа.
Изба Вирюга - всё, что осталось от бывшей на этом месте деревни.
Изнутри изба производит такое же впечатление, как и снаружи - всё какое-то сильно обветшавшее. Немного подгнившая лестница ведет на поветь, где обнаруживаются остатки пахучего сена, на которых мы с Олежкой и Серегой решили вчера переночевать, оставив другую часть команды в избе.
Пожалуй, отношение к ночевкам в избах - чуть ли не единственное разногласие в нашей команде. Но это разногласие носит, скорее, географическую подоснову - замечали, что в северных домах в холода всегда сильно натоплено? И баньку северяне любят погорячей… Я думаю, это оттого, что, зная цену настоящему морозу, они компенсируют свою теплоотдачу на холоде, оказавшись в тепле. Или наоборот, в преддверии, так сказать, холодов, северяне «накапливают» в организме тепло прозапас. Да. При любой маломальской возможности северяна-мещана, к коим относятся наши проводники, будут стремиться переночевать в избе, а попав в оную, непременно растопить в ней печь. И даже когда вы, вытирая пот со лба, настоите, чтоб приоткрыли дверь, Олег, улучив момент ослабления вашей бдительности, бросит охапку дров в топку… Мы же, как истинные походники, предпочитаем теплу свежий воздух и душистое сено. Особенно после покупки спальника «Арктик, минус 14». Изба Вирюга предоставила удобства обеим частям экипажа, выспались все отменно, особенно Серега, обнаруживший в процессе сна, что спит на оленьей шкуре.
Вирюга никогда не была большой деревней - «пик» ее расцвета пришелся на 1958-й, когда тут было 6 дворов. В 71-м осталось три, и в конце 70-х - одна и, похоже, именно эта, «жалкая изба»… «…мы прибыли к местечку Вируге…обитаемому одним семейством; да и всё-то оно состоит из одной жалкой лачужки с пристроенной к ней баней. Какой-то старик-крестьянин живет тут с женою своею, ведет здесь пустынническую жизнь, занимаясь разведением ячменя и стрелянием рябчиков»* (Александр Шренк). Никуда от Судьбы не уйдешь. А Федотыч, похоже, знает того старика - так и владеет он этой избой, только бывает здесь наездами из Бычья, потому и ячмень больше не разводит. Зато место ячменя заняла вкуснейшая душистая малина вперемешку с шиповником. А рябчиков стрелять приезжает, да.
Выспавшиеся и довольные, в 8-15 мы уже на реке. Безветренно и очень тепло,
что даже проснулась мошкара. За Вирюгой лес вплотную подошел к воде. Берега здесь высокие,
лес очень плотный, лиственницы с обеих сторон. Но такой лес годится только на дрова, - сетуют проводники. Потому и зовётся он тут Удоровье.. В районе выхода зимника, срезающего петлю у Вирюги, стая гусей села на воду. Взлетела и развернулась. Красота.
Кстати, о петле (носе, или кляпе). Это тут срезал 6-километровую излучину реки Шренк, пройдя напрямую через ягельные беломошники - боры пешком. Мы же пока еще наслаждаемся движением по воде. На реке периодически появляются другие лодки - вот, сафоновские рыбаки везут полную лодку рыбы с верховий вниз, на продажу.
Еще издали примечаем этот высокий угор - щелью,
куда, по идее, должен был выйти Шренк пешком. Но никто не рассказал ему эту историю.
Около 10 утра (9-50) подходим мы к высокому холму, на котором отчетливо виден крест. Зажёгины Холмы.
Пришвартовавшись, начинаем подниматься на 60-ти метровую верхушку, что само по себе оказывается непростой задачей - с холмов стекают многочисленные ручейки, питаемые верхними болотами, превращающие берег, кажущийся песчаным, в топкую засасывающую няшу.
За няшей - полоса кустарника с переплетающимися ветвями, за которым - подъем на крутой холм по осыпающемуся отвесу. Вылезаем наверх и с трудом переводим дыхание. Недаром злодей Зажёга облюбовал себе это место.
Злодей - Зажёга. Зажёгины Холмы. Крест. Нестыковка?
- Конечно, нестыковка. Холмы всегда тут звались Зажёгиными, по имени разбойника. По преданию, тут и нагнал его лешуконский крестьянин Пашко, всю ватагу перебил, а самого младшего - отпустил, наказав рассказать всему миру, что произошло. Потому мы и знаем и о Зажёге, и о Пашко, - и Федотыч рассказывает, стоя у креста на высоком холме эту историю…
История эта известна теперь по произведению «Житие и страдание святого преподобномученика Иова Ущельского, мезенского чудотворца вкупе со сказкою о разбойнике Зажёге», но Федотыч говорит, что слышал ее, рассказанную стариками, еще в детстве.
События происходили в первой трети 17 века, в оправляющейся после Смуты России. Наверное, поэтому основными действующими лицами этой истории являются поляки. Зажёга - разбойник, польский атаман, не ушедший обратно в Речь Посполитую, а организовавший ватагу, грабившую, разорявшую и сжигавшую деревни. Собственно, потому и Зажёга. А Иов Ущельский - Иов Патрикеев Мазовский - тоже оставшийся на Руси поляк, ставший иноком Соловецкого монастыря. И пока Зажёга уходил всё дальше на Север, от преследователей и в поисках наживы, Иов, «неведомо почему оттуда (из Соловецкого монастыря - kvas) изыде», основал, тем временем, скит на Мезени, в семи километрах от Усть-Вашки, нынешнего Лешуконского, в местечке Ущелье (на первый слог!)
Зажёгу, говорят, многократно ловили, но он всегда ускользал. В Колмогорах посадили его в темницу, но кто-то сердобольный дал ему уголек. Нарисовал Зажёга угольком на стене темницы кораблик, сел в него, и уплыл. Так и пришел на Мезень. А к Иову в Ущелье тоже стала стекаться братия - для молитв и дел праведных, что вскоре скит стал монастырьком.
В 1625 (по другим данным 1628) году поляки повстречались. Был Праздник Преображения Господня, Иов был в молитвах, а братия - на покосе, когда в монастырёк пришла ватага, ведомая местным крестьянином, завистником и злохотцем Анфимом, указавшем на Иова, как обладателя золота, Зажёге. Кто-то подслушал начало диалога двух поляков, и выложил его в интернете:
«- Пан будет поляк? - усмехнулся атаман.
- Я Иов, чернец.
- Откуда у бедного мниха сия вещица? - показал атаман ладонку.
- Надо ли знать тебе? Хорошо, я скажу. Это наша родовая реликвия, тут написано по-латыни "Да хранит тебя Бог" и наше имя.
- Тут написано - Мозовский.
- Таково было моё мирское имя.
- Так ты шляхтич? - и, вынув саблю, он обрезал путы на ногах и руках пленника. - Скажи, как ты стал монахом в этой варварской стране?
- А как ты, пан, стал разбойником?
- Мне не было иного выхода.
- Мне тоже, пан атаман.»
Целиком история эта живет тут или даже тут, гляньте на досуге…
В общем, пытали Иова нещадно. А когда тот отдал Богу душу, скинули с высокой щельи вниз. А за ним и Анфима, чтоб неповадно было…
Анфим в этой истории сыграл еще одну роль - до Зажёги он пытался подговорить против Иова местного крестьянина, богатыря Пашко из деревни Юрома (на Ю!) Но Пашко, придя в Ущелье и увидев, в каких трудах Иов сам среди дремучего леса строит храм, взял топор и стал ему помогать. А потом, узнав, что Иова не стало, бросился за Зажёгой в погоню. Зажёга, говорят, хотел идти на Окладникову Слободу (будущий город Мезень), там грабить, но то ли испугавшись слободских стрельцов, то ли чувствуя погоню, свернул на Пёзу. Тут, у Зажёгиных Холмов, Пашко его и настиг. Говорят, ватага расположилась на привал, стала кашу есть, когда над Пёзой прогремел страшный клич «Иоооов!!!», и полетели стрелы.
- Конечно, нестыковка, - продолжает Федотыч, - каждый раз, проезжая на лодке эти Зажёгины холмы, под которыми течёт ещё Зажёгин ручей, я думал: «Как же так? Прозвище убийцы и нелюдя память человеческая увековечила, а имя Пашко нигде не запечатлелось. Где справедливость?» И появилась мысль поставить там памятник. А какой у нас, русских, может быть памятник? Православный крест.
Федотыч берет в руки топор:
- Потемнел за год. В прошлом году мы с батюшкой (отец Алексей - kvas) поставили, белый был. Нать чуть подновить…
Спускаемся медленно, склоны, словно ковром, покрыты ягодой. Тут и брусника, и черника.
А вот совсем черная - водяника. Проводники называют ее сика и считают лучшим средством для утоления жажды. Действительно, нейтральная на вкус, очень водянистая, и пить после горсти не хочется. Но аккуратнее с ней, особенно в лодке - мочегонный эффект присутствует.
Спускаемся к лодкам.
(не реклама ни разу, бензин у нас там, в бочке, а не Газпром)
Димон снова ставит на резинку Ветерок. Вот так и экспериментируем - под Ямахой - идет, но медленно. Под Ветерком - топливо жрет и заводится плохо…
10-40 отходим от Зажёгиных Холмов. Сразу за холмами - участок бурелома. Тут похозяйничал шквал. А дальше - огромный камень - Ботвинь - посреди реки
К нему нужно подойти, встать на него
И, оставив кого-нибудь на Ботвине, идти дальше
Кстати, на предыдущей фотографии видно, что Димон таки поднял колеса прицепа из воды. Когда только успел? Но больше они воду не рютят.
А следующая фотография важна. Так, говорят, в этих местах мишки развлекаются. Садятся на ж.. на высоком берегу и съезжают в воду, как с горки, увлекая за собой все вставшие на пути деревья.
Важна, поскольку шутка эта так и прошла с нами весь поход - про мишек, съезжающих с горок.
Увидев навигационный знак,
ребята на резинке рванули вперед,
Впереди - Мосеево, центр средней Пёзы.
Вот его первые проявления - на реке появляются островки - мели, огороженные этаким частоколом из палок. Это приспособа для ловли сёмги, здесь ставят снасть, некий аналог мерёжи.
Река тут разлилась, став при этом мелкой. У деревень всегда сложен проход меду мелей и песчаных кос - кошек. Или наоборот, деятельность человека приводит к тому, что река всегда вблизи деревень широко разливается, образуя мели. И лиственницы с берегов ушли куда-то.
Подходим к Мосеево.
Вот в этом месте мы даже запутались - настолько мелко, а проход-фарватер имеет такую причудливую форму, что находим его с трудом. Крутой берег облюбовали ласточки,
а пологий - люди.
Мосеево.
Кстати, на следующем фото - мерёжа, которую вынули из воды. Вот ее и укрепляют кольями на мелководье.
А так выглядит директор местной транспортной компании, или вип - таксист
До Сафоново (куда нам отсюда два дня ходу) на своей технике он готов дойти за 15 часов. Мотор Меркьюри, 30 лошадок, да.
Как отличить школу в российской глубинке? По спутниковой тарелке. В Мосеево у нас остановка, обед - дозаправка у родственника Окулова, а по совместительству директора местной школы. Вот и поговорим с ним о школе.
Знакомьтесь,
Николай Лачехин, директор Мосеевской школы - интерната. Николаю слегка за тридцать, и ведет он всю нашу честную компанию, мимо своей школы, в свой дом.
Дом достаточно велик, но внутри он кажется меньше, чем ожидалось. А может, это оттого, что нас много - 6 человек, да в доме - дети, супруга. В центре комнаты - большой стол, место за которым уже свободно для нас, по краям, у стен - стулья. В углу, ближе к печи - девчушка лет 13-14 вышивает на пяльцах. Да, у печи. От печки мы и начнем, пока будем обедать нехитрой едой, которую достает оттуда хозяйка. Знаете, наверное мы и это утеряли. Даже вот, например, простые русские щи. Все придумываем там приправы, специи, все пытаемся что-то добавить, пережарить с подливой. А секрета вкуса русских щей нам никогда не достичь - если только нет русской печи. Вы будете жарить лук и морковку, варить мясо, капусту и картошку, если на огне… а в русской печи все это томится. И это словечко кардинально меняет состояние пищевых продуктов, делая ненужными все ухищрения, типа специй. И без того вкусно. Впрочем, чего это я про щи, когда хозяйка достала из печи уху?
Так вот с печи, а не со школы, начался наш разговор со школьным учителем. Перестраивая дом, он вынужден был решать проблему перекладки печи. А печи-то тут не кладут… За деревней, в месте, известном всем, есть некая особая глина. Все печи во всей деревне и во все времена были сделаны из этой глины. То есть сбиты. Так это и называется - бить печь, настоящая русская печь - глинобитная. Но Николаю пришлось попутно решать еще одну задачу. К тому времени ни в селе, ни на всей Пёзе, не осталось печников, умеющих печь именно бить, поэтому это искусство он осваивал, восстанавливая по крупицам-рассказам, заглядывая в дома. Как опечки - деревянные формы и опалубки - делать, да мало ли еще премудростей… но Николай же, помимо всего прочего, учитель математики и физики. Посмотрел, вычислил, сообразил, прорисовал. Судя по ухе, получилось.
Вообще, хозяйство у Лочихиных крепкое. Даже конюшня есть, незаменимый помощник. И с мясом нет проблем - кролики. Этим мясом он и детей кормит в школьной столовой.
- А как в школе-то работается? Сложно?
- Интересно.
Вот так односложно. Вообще, здешние люди отличаются какой-то уверенной, спокойной немногословностью. Что стоИт за этим «интересно»? То, что много раз Николаю предлагали перебраться куда-нибудь поближе, возглавить другую, может, более престижную, чем эта, самая дальняя (уж в Архангельске-то точно), школу? Нет. Здесь интересно - интересная работа, семья, природа, позволяющая тем, кто умеет с ней обращаться, жить привычными поморскими промыслами, кормиться «от своих рук». А Мосеево - это местный центр, муниципальный округ, или сельсовет по старому, куда входят деревни куста Средней Пёзы - кроме Мосеево - еще КалинО, БакОвская и ЕзЕвец. И до райцентра здесь уже как до Луны, 160 км до Мезени по прямой и те же 160 по реке до Бычья, края автомобильных дорог. Мосеево связано со «своими» деревнями локальной дорожкой, но это, скорее, тропинка, проходимая, в лучшем случае для стоящих тут у многих во дворах железных коней - ржавых мотоциклов, и уж конечно, для коней обычных. Когда эта дорожка подойдет к берегу, я вам ее покажу. Но школа работает - в ней 14 человек детей, есть все классы, кроме 9-го. Пять учителей. На мой вопрос о том, что школьное здание совсем старенькое, Николай отвечает с сожалением - было новое, только сгорело («Не понравилось детишкам - сожгли», - мрачно шутит Федотыч). Но ничего, вот уже практически закончен ремонт в старом, 1 сентября детишки снова пойдут.
… Шренка, пришедшего в Мосеево, застал сильнейший снегопад. Было 24 мая, и «проснувшись, мы увидели, что вся местность была покрыта снегом, и метель еще продолжалась»*. Может, поэтому Мосеево показалось ему столь унылым; мы же представили себе в этот момент детишек, идущих в Мосеево из соседних Калино (6 км) или Баковской (еще 10) по заросшей, толком не знавшей автомобилей, дороге в единственную в этих краях, на сотни верст вокруг, школу. На «последний звонок», по щиколотку в Шренковском майском снегу… «Деревня, в которой мы находились, населена двумя семействами, из которых в настоящее время были налицо только две бабы, между тем как мужья их находились в Мезени, куда они отправлялись для закупки хлеба в казенных хлебных магазинах»*. Шренку вторит Окладников - «Ни церкви, ни часовни, здесь не было»**. Сейчас тут есть, спасибо Лачехину и слава Богу, школа. Дизельная электростанция в Калино. 70 постоянных жителей (по переписи -200). Почта, фельдшерский пункт и авиаплощадка, раз в неделю принимающая Ан-2 из Мезени. Живем, пока очередной реформатор не посмеет придумать, что эту школу надо закрыть.
Пора и честь знать. Идем к реке, к «пристани», куда, вслед за Николаем, бежит ватага ребятишек. Это ли не награда учителю? Они осваиваются в лодках, седлают квадрик, черпают своими короткими сапожками воду, и весело смеются,
пока мы переливаем остатки бензина из старой бочки по канистрам, чтобы оставить ее тут пустую, а взамен взять еще одну полную, заготовленную для нас Николаем. Переливаем, кстати, посредством самодельного металлического насоса, сваренного Николаем из воронки и трубки, работающего посредством движения в трубке гирьки-поршня.
(Федотыч, качай…)
Следующую фотку хотел, как мусор, стереть… ээ, нет. На заднем плане - бабанька. С удочкой.
Бабушке 79, она аккуратно в сапогах идет по воде к берегу.
- Здорово, когда бабушки в 79 могут с удочкой посидеть, - пускаюсь я рассуждать.
- Ага, - поддакивает Федотыч, - это она сейчас мальков наловит, на наживку, и на рыбалку пойдет…
И только в полчетвертого мы отходим от этого удивительного селения Мосеево, в котором интересно работать и жить 30-летнему директору школы, а 79-летние бабульки удят рыбу для наживки.
Меньше часа у нас уходит на то, чтобы подойти к деревне КалинО.
Нет, почему она Калинино на генштабовских километровках, я могу понять, особенно после керосинной избы. Но Шренк-то? Впрочем, Шренк от Мосеево до Калино пешком шел, даже не заметив эти 5 километров пути за разговорами со своим «сопутником». Бочка на следующем фото - емкость для солярки дизельэлектростанции, питающей энергией все четыре среднепёзские деревни.
За деревней широкий плес, на котором отдыхают кони
До чего ж красивые, они еще и в воде отражаются, как в зеркале..
Кто-то увидел нас с высокого угора над рекой…
...но мы лишь машем в ответ и идем дальше.
Именно тут (на верхнем фото) Серега дал определение этой части нашего путешествия, как Вип-туризм: Везут лёжа, кормят, байки рассказывают, экзотику показывают…красота!
В 16-45 проходим место впадения в Пёзу речки КалинОвский ВыжлЕц - обещанный мной мостик дороги, соединяющий среднепёзские деревни.
Перейти, конечно, можно. Даже переехать, если два колеса или четыре ноги. Здесь же - широкий пологий спуск к реке, бывшее кАтище - место, куда скатывают заготовленный для сплава лес, чтобы потом сделать плоты (полоты плотЯт)
После Калино, где Пёза была широкой, а лес по берегам - низкий, за Выжлецем, лес снова подступает к реке, появляются высокие щЕльи.
Здесь я ошибся. Почему-то я решил, что Шренк срезал нос в этом месте - это было бы логично. Но к этому моменту он уже дважды выходил из лодки, перед Мосеево и после, а вот этот широкий кляп, обходя который Пеза проходит почти 7 километров и возвращается к месту, в 500-х метрах от его начала, мы срежем. Федотыч высаживает нас с Олежкой, и мы топаем в лес, считая, что по следам Шренка. Тем более удивительно, что у Шренка был сухой беломошник, а у нас - чавкающий под ногами тяжелый темный лес. Ну ладно, Шренк. Федотыч сказал, что 150 метров и тропинка. А тут ни тропинки, ни просеки. Сверяюсь с навигатором. Ну, 300-то, минимум, а то и пятьсот. Изба, куда мы должны выйти - обозначена. Берем на нее курс, и… навигатор повисает. Компас есть, конечно. Где-то в лодке. Да ладно, идем. А когда навигатор вновь включается, говорит, что за 5 минут ходьбы по сильно заваленному заболоченному лесу мы «сбили прицел» градусов этак на 45. Вот ведь… Но всё равно выходим к реке, прямо к избушке на карте, вместо обещанных 200 и топографических 500 метров протопав целых семьсот.
Эта избушка явно брошена. Во-первых, на краю. Во-вторых, внутри все покорежено. Ну ничего, бывает… Зато вокруг, потрясающая красота
Съехавший с обрыва (вместе с мишкой?) и оставшийся расти в воде кусочек "родины", которую с журчанием обтекает вода. Стоп-стоп. А куда это она тут журчит? И тут я совсем впадаю в ступор. Мы шли по воде. Срезали кусок. Значит, вода должна течь вот туда - показываю я рукой от избушки к «родине». А она течет наоборот. Блин. Но ведь…быть не может. Вот карта. Вот навигация. Вот река. И только потом до меня доходит, что я никогда до сих пор не ходил ни по каким рекам против течения, всегда сплавлялся. Вот это да. Привычка - стереотип настолько прочно сидела во мне, что я просто не мог понять и представить, что вода должна течь не туда, куда мне надо идти, а оттуда. Вот это орография. Чего смеетесь-то, я в эти пять минут чуть с ума не сошел. Время - 17-43.
А березка-то желтеть начала. Долго ли, коротко ли, но на горизонте появились основные силы.
И эти силы очень быстро нам объяснили, что мы вышли к старой избе, брошенной, перенесенной на новое место, туда, где пожня, и куда ведет хорошая тропинка…
Ну, это-то понятно. Навигация и карты - зло. Тропинки - форэва.
За перешейком снова часто появляются сосновые боры, чередующиеся со смешанным лесом
А затем река опять разливается в расступившихся берегах.
Это мы подходим к деревне БакОвская. Время 19-15.
Уже в сутемёнках проходим устье притока Цемы, и на правый берег выходят из полумрака лиственницы, первые после Мосеево за этот долгий день.
(это не лиственница, это мне елка такая понравилась. Лиственница в самом правом углу).
В полдевятого подходим к деревне ЕзЕвец, крайней в череде деревень средней Пёзы и останавливаемся в доме Владимира Яковлева,
слегка ворчащего по поводу того, что завтра ему рано вставать - везти двух очаровательных белокурых девчушек в город. Конец августа, девчонкам в школу, вот и живет Владимир здесь только летом. Была бы школа в Езевце, или транспорт нормальный до Мосеево - жил бы круглый год. Тут-то лучше. Девчонки уже улеглись, было спать, но куда там - гости, да какие смешные… Делаем над собой усилие - дом смотреть будем завтра. А посмотреть есть что. За ужином Владимир ставит на стол бутылку, но составить компанию нам отказывается - завтра за руль моторки, и ему надо за световой день дойти до Бычья. Дойдет, вниз-то, да без груза. Если только в 6 утра уже отойдет от берега.
продолжение следует.
* Александр Шренк. "путешествие к Северо-Востоку Европейской России..."
** Н.А. Окладников. "Мезенские Деревни"
в начало первой части (вверх по Пёзе и Рочуге)
28 августа.
Изба Вирюга - всё, что осталось от бывшей на этом месте деревни.
Изнутри изба производит такое же впечатление, как и снаружи - всё какое-то сильно обветшавшее. Немного подгнившая лестница ведет на поветь, где обнаруживаются остатки пахучего сена, на которых мы с Олежкой и Серегой решили вчера переночевать, оставив другую часть команды в избе.
Пожалуй, отношение к ночевкам в избах - чуть ли не единственное разногласие в нашей команде. Но это разногласие носит, скорее, географическую подоснову - замечали, что в северных домах в холода всегда сильно натоплено? И баньку северяне любят погорячей… Я думаю, это оттого, что, зная цену настоящему морозу, они компенсируют свою теплоотдачу на холоде, оказавшись в тепле. Или наоборот, в преддверии, так сказать, холодов, северяне «накапливают» в организме тепло прозапас. Да. При любой маломальской возможности северяна-мещана, к коим относятся наши проводники, будут стремиться переночевать в избе, а попав в оную, непременно растопить в ней печь. И даже когда вы, вытирая пот со лба, настоите, чтоб приоткрыли дверь, Олег, улучив момент ослабления вашей бдительности, бросит охапку дров в топку… Мы же, как истинные походники, предпочитаем теплу свежий воздух и душистое сено. Особенно после покупки спальника «Арктик, минус 14». Изба Вирюга предоставила удобства обеим частям экипажа, выспались все отменно, особенно Серега, обнаруживший в процессе сна, что спит на оленьей шкуре.
Вирюга никогда не была большой деревней - «пик» ее расцвета пришелся на 1958-й, когда тут было 6 дворов. В 71-м осталось три, и в конце 70-х - одна и, похоже, именно эта, «жалкая изба»… «…мы прибыли к местечку Вируге…обитаемому одним семейством; да и всё-то оно состоит из одной жалкой лачужки с пристроенной к ней баней. Какой-то старик-крестьянин живет тут с женою своею, ведет здесь пустынническую жизнь, занимаясь разведением ячменя и стрелянием рябчиков»* (Александр Шренк). Никуда от Судьбы не уйдешь. А Федотыч, похоже, знает того старика - так и владеет он этой избой, только бывает здесь наездами из Бычья, потому и ячмень больше не разводит. Зато место ячменя заняла вкуснейшая душистая малина вперемешку с шиповником. А рябчиков стрелять приезжает, да.
Выспавшиеся и довольные, в 8-15 мы уже на реке. Безветренно и очень тепло,
что даже проснулась мошкара. За Вирюгой лес вплотную подошел к воде. Берега здесь высокие,
лес очень плотный, лиственницы с обеих сторон. Но такой лес годится только на дрова, - сетуют проводники. Потому и зовётся он тут Удоровье.. В районе выхода зимника, срезающего петлю у Вирюги, стая гусей села на воду. Взлетела и развернулась. Красота.
Кстати, о петле (носе, или кляпе). Это тут срезал 6-километровую излучину реки Шренк, пройдя напрямую через ягельные беломошники - боры пешком. Мы же пока еще наслаждаемся движением по воде. На реке периодически появляются другие лодки - вот, сафоновские рыбаки везут полную лодку рыбы с верховий вниз, на продажу.
Еще издали примечаем этот высокий угор - щелью,
куда, по идее, должен был выйти Шренк пешком. Но никто не рассказал ему эту историю.
Около 10 утра (9-50) подходим мы к высокому холму, на котором отчетливо виден крест. Зажёгины Холмы.
Пришвартовавшись, начинаем подниматься на 60-ти метровую верхушку, что само по себе оказывается непростой задачей - с холмов стекают многочисленные ручейки, питаемые верхними болотами, превращающие берег, кажущийся песчаным, в топкую засасывающую няшу.
За няшей - полоса кустарника с переплетающимися ветвями, за которым - подъем на крутой холм по осыпающемуся отвесу. Вылезаем наверх и с трудом переводим дыхание. Недаром злодей Зажёга облюбовал себе это место.
Злодей - Зажёга. Зажёгины Холмы. Крест. Нестыковка?
- Конечно, нестыковка. Холмы всегда тут звались Зажёгиными, по имени разбойника. По преданию, тут и нагнал его лешуконский крестьянин Пашко, всю ватагу перебил, а самого младшего - отпустил, наказав рассказать всему миру, что произошло. Потому мы и знаем и о Зажёге, и о Пашко, - и Федотыч рассказывает, стоя у креста на высоком холме эту историю…
История эта известна теперь по произведению «Житие и страдание святого преподобномученика Иова Ущельского, мезенского чудотворца вкупе со сказкою о разбойнике Зажёге», но Федотыч говорит, что слышал ее, рассказанную стариками, еще в детстве.
События происходили в первой трети 17 века, в оправляющейся после Смуты России. Наверное, поэтому основными действующими лицами этой истории являются поляки. Зажёга - разбойник, польский атаман, не ушедший обратно в Речь Посполитую, а организовавший ватагу, грабившую, разорявшую и сжигавшую деревни. Собственно, потому и Зажёга. А Иов Ущельский - Иов Патрикеев Мазовский - тоже оставшийся на Руси поляк, ставший иноком Соловецкого монастыря. И пока Зажёга уходил всё дальше на Север, от преследователей и в поисках наживы, Иов, «неведомо почему оттуда (из Соловецкого монастыря - kvas) изыде», основал, тем временем, скит на Мезени, в семи километрах от Усть-Вашки, нынешнего Лешуконского, в местечке Ущелье (на первый слог!)
Зажёгу, говорят, многократно ловили, но он всегда ускользал. В Колмогорах посадили его в темницу, но кто-то сердобольный дал ему уголек. Нарисовал Зажёга угольком на стене темницы кораблик, сел в него, и уплыл. Так и пришел на Мезень. А к Иову в Ущелье тоже стала стекаться братия - для молитв и дел праведных, что вскоре скит стал монастырьком.
В 1625 (по другим данным 1628) году поляки повстречались. Был Праздник Преображения Господня, Иов был в молитвах, а братия - на покосе, когда в монастырёк пришла ватага, ведомая местным крестьянином, завистником и злохотцем Анфимом, указавшем на Иова, как обладателя золота, Зажёге. Кто-то подслушал начало диалога двух поляков, и выложил его в интернете:
«- Пан будет поляк? - усмехнулся атаман.
- Я Иов, чернец.
- Откуда у бедного мниха сия вещица? - показал атаман ладонку.
- Надо ли знать тебе? Хорошо, я скажу. Это наша родовая реликвия, тут написано по-латыни "Да хранит тебя Бог" и наше имя.
- Тут написано - Мозовский.
- Таково было моё мирское имя.
- Так ты шляхтич? - и, вынув саблю, он обрезал путы на ногах и руках пленника. - Скажи, как ты стал монахом в этой варварской стране?
- А как ты, пан, стал разбойником?
- Мне не было иного выхода.
- Мне тоже, пан атаман.»
Целиком история эта живет тут или даже тут, гляньте на досуге…
В общем, пытали Иова нещадно. А когда тот отдал Богу душу, скинули с высокой щельи вниз. А за ним и Анфима, чтоб неповадно было…
Анфим в этой истории сыграл еще одну роль - до Зажёги он пытался подговорить против Иова местного крестьянина, богатыря Пашко из деревни Юрома (на Ю!) Но Пашко, придя в Ущелье и увидев, в каких трудах Иов сам среди дремучего леса строит храм, взял топор и стал ему помогать. А потом, узнав, что Иова не стало, бросился за Зажёгой в погоню. Зажёга, говорят, хотел идти на Окладникову Слободу (будущий город Мезень), там грабить, но то ли испугавшись слободских стрельцов, то ли чувствуя погоню, свернул на Пёзу. Тут, у Зажёгиных Холмов, Пашко его и настиг. Говорят, ватага расположилась на привал, стала кашу есть, когда над Пёзой прогремел страшный клич «Иоооов!!!», и полетели стрелы.
- Конечно, нестыковка, - продолжает Федотыч, - каждый раз, проезжая на лодке эти Зажёгины холмы, под которыми течёт ещё Зажёгин ручей, я думал: «Как же так? Прозвище убийцы и нелюдя память человеческая увековечила, а имя Пашко нигде не запечатлелось. Где справедливость?» И появилась мысль поставить там памятник. А какой у нас, русских, может быть памятник? Православный крест.
Федотыч берет в руки топор:
- Потемнел за год. В прошлом году мы с батюшкой (отец Алексей - kvas) поставили, белый был. Нать чуть подновить…
Спускаемся медленно, склоны, словно ковром, покрыты ягодой. Тут и брусника, и черника.
А вот совсем черная - водяника. Проводники называют ее сика и считают лучшим средством для утоления жажды. Действительно, нейтральная на вкус, очень водянистая, и пить после горсти не хочется. Но аккуратнее с ней, особенно в лодке - мочегонный эффект присутствует.
Спускаемся к лодкам.
(не реклама ни разу, бензин у нас там, в бочке, а не Газпром)
Димон снова ставит на резинку Ветерок. Вот так и экспериментируем - под Ямахой - идет, но медленно. Под Ветерком - топливо жрет и заводится плохо…
10-40 отходим от Зажёгиных Холмов. Сразу за холмами - участок бурелома. Тут похозяйничал шквал. А дальше - огромный камень - Ботвинь - посреди реки
К нему нужно подойти, встать на него
И, оставив кого-нибудь на Ботвине, идти дальше
Кстати, на предыдущей фотографии видно, что Димон таки поднял колеса прицепа из воды. Когда только успел? Но больше они воду не рютят.
А следующая фотография важна. Так, говорят, в этих местах мишки развлекаются. Садятся на ж.. на высоком берегу и съезжают в воду, как с горки, увлекая за собой все вставшие на пути деревья.
Важна, поскольку шутка эта так и прошла с нами весь поход - про мишек, съезжающих с горок.
Увидев навигационный знак,
ребята на резинке рванули вперед,
Впереди - Мосеево, центр средней Пёзы.
Вот его первые проявления - на реке появляются островки - мели, огороженные этаким частоколом из палок. Это приспособа для ловли сёмги, здесь ставят снасть, некий аналог мерёжи.
Река тут разлилась, став при этом мелкой. У деревень всегда сложен проход меду мелей и песчаных кос - кошек. Или наоборот, деятельность человека приводит к тому, что река всегда вблизи деревень широко разливается, образуя мели. И лиственницы с берегов ушли куда-то.
Подходим к Мосеево.
Вот в этом месте мы даже запутались - настолько мелко, а проход-фарватер имеет такую причудливую форму, что находим его с трудом. Крутой берег облюбовали ласточки,
а пологий - люди.
Мосеево.
Кстати, на следующем фото - мерёжа, которую вынули из воды. Вот ее и укрепляют кольями на мелководье.
А так выглядит директор местной транспортной компании, или вип - таксист
До Сафоново (куда нам отсюда два дня ходу) на своей технике он готов дойти за 15 часов. Мотор Меркьюри, 30 лошадок, да.
Как отличить школу в российской глубинке? По спутниковой тарелке. В Мосеево у нас остановка, обед - дозаправка у родственника Окулова, а по совместительству директора местной школы. Вот и поговорим с ним о школе.
Знакомьтесь,
Николай Лачехин, директор Мосеевской школы - интерната. Николаю слегка за тридцать, и ведет он всю нашу честную компанию, мимо своей школы, в свой дом.
Дом достаточно велик, но внутри он кажется меньше, чем ожидалось. А может, это оттого, что нас много - 6 человек, да в доме - дети, супруга. В центре комнаты - большой стол, место за которым уже свободно для нас, по краям, у стен - стулья. В углу, ближе к печи - девчушка лет 13-14 вышивает на пяльцах. Да, у печи. От печки мы и начнем, пока будем обедать нехитрой едой, которую достает оттуда хозяйка. Знаете, наверное мы и это утеряли. Даже вот, например, простые русские щи. Все придумываем там приправы, специи, все пытаемся что-то добавить, пережарить с подливой. А секрета вкуса русских щей нам никогда не достичь - если только нет русской печи. Вы будете жарить лук и морковку, варить мясо, капусту и картошку, если на огне… а в русской печи все это томится. И это словечко кардинально меняет состояние пищевых продуктов, делая ненужными все ухищрения, типа специй. И без того вкусно. Впрочем, чего это я про щи, когда хозяйка достала из печи уху?
Так вот с печи, а не со школы, начался наш разговор со школьным учителем. Перестраивая дом, он вынужден был решать проблему перекладки печи. А печи-то тут не кладут… За деревней, в месте, известном всем, есть некая особая глина. Все печи во всей деревне и во все времена были сделаны из этой глины. То есть сбиты. Так это и называется - бить печь, настоящая русская печь - глинобитная. Но Николаю пришлось попутно решать еще одну задачу. К тому времени ни в селе, ни на всей Пёзе, не осталось печников, умеющих печь именно бить, поэтому это искусство он осваивал, восстанавливая по крупицам-рассказам, заглядывая в дома. Как опечки - деревянные формы и опалубки - делать, да мало ли еще премудростей… но Николай же, помимо всего прочего, учитель математики и физики. Посмотрел, вычислил, сообразил, прорисовал. Судя по ухе, получилось.
Вообще, хозяйство у Лочихиных крепкое. Даже конюшня есть, незаменимый помощник. И с мясом нет проблем - кролики. Этим мясом он и детей кормит в школьной столовой.
- А как в школе-то работается? Сложно?
- Интересно.
Вот так односложно. Вообще, здешние люди отличаются какой-то уверенной, спокойной немногословностью. Что стоИт за этим «интересно»? То, что много раз Николаю предлагали перебраться куда-нибудь поближе, возглавить другую, может, более престижную, чем эта, самая дальняя (уж в Архангельске-то точно), школу? Нет. Здесь интересно - интересная работа, семья, природа, позволяющая тем, кто умеет с ней обращаться, жить привычными поморскими промыслами, кормиться «от своих рук». А Мосеево - это местный центр, муниципальный округ, или сельсовет по старому, куда входят деревни куста Средней Пёзы - кроме Мосеево - еще КалинО, БакОвская и ЕзЕвец. И до райцентра здесь уже как до Луны, 160 км до Мезени по прямой и те же 160 по реке до Бычья, края автомобильных дорог. Мосеево связано со «своими» деревнями локальной дорожкой, но это, скорее, тропинка, проходимая, в лучшем случае для стоящих тут у многих во дворах железных коней - ржавых мотоциклов, и уж конечно, для коней обычных. Когда эта дорожка подойдет к берегу, я вам ее покажу. Но школа работает - в ней 14 человек детей, есть все классы, кроме 9-го. Пять учителей. На мой вопрос о том, что школьное здание совсем старенькое, Николай отвечает с сожалением - было новое, только сгорело («Не понравилось детишкам - сожгли», - мрачно шутит Федотыч). Но ничего, вот уже практически закончен ремонт в старом, 1 сентября детишки снова пойдут.
… Шренка, пришедшего в Мосеево, застал сильнейший снегопад. Было 24 мая, и «проснувшись, мы увидели, что вся местность была покрыта снегом, и метель еще продолжалась»*. Может, поэтому Мосеево показалось ему столь унылым; мы же представили себе в этот момент детишек, идущих в Мосеево из соседних Калино (6 км) или Баковской (еще 10) по заросшей, толком не знавшей автомобилей, дороге в единственную в этих краях, на сотни верст вокруг, школу. На «последний звонок», по щиколотку в Шренковском майском снегу… «Деревня, в которой мы находились, населена двумя семействами, из которых в настоящее время были налицо только две бабы, между тем как мужья их находились в Мезени, куда они отправлялись для закупки хлеба в казенных хлебных магазинах»*. Шренку вторит Окладников - «Ни церкви, ни часовни, здесь не было»**. Сейчас тут есть, спасибо Лачехину и слава Богу, школа. Дизельная электростанция в Калино. 70 постоянных жителей (по переписи -200). Почта, фельдшерский пункт и авиаплощадка, раз в неделю принимающая Ан-2 из Мезени. Живем, пока очередной реформатор не посмеет придумать, что эту школу надо закрыть.
Пора и честь знать. Идем к реке, к «пристани», куда, вслед за Николаем, бежит ватага ребятишек. Это ли не награда учителю? Они осваиваются в лодках, седлают квадрик, черпают своими короткими сапожками воду, и весело смеются,
пока мы переливаем остатки бензина из старой бочки по канистрам, чтобы оставить ее тут пустую, а взамен взять еще одну полную, заготовленную для нас Николаем. Переливаем, кстати, посредством самодельного металлического насоса, сваренного Николаем из воронки и трубки, работающего посредством движения в трубке гирьки-поршня.
(Федотыч, качай…)
Следующую фотку хотел, как мусор, стереть… ээ, нет. На заднем плане - бабанька. С удочкой.
Бабушке 79, она аккуратно в сапогах идет по воде к берегу.
- Здорово, когда бабушки в 79 могут с удочкой посидеть, - пускаюсь я рассуждать.
- Ага, - поддакивает Федотыч, - это она сейчас мальков наловит, на наживку, и на рыбалку пойдет…
И только в полчетвертого мы отходим от этого удивительного селения Мосеево, в котором интересно работать и жить 30-летнему директору школы, а 79-летние бабульки удят рыбу для наживки.
Меньше часа у нас уходит на то, чтобы подойти к деревне КалинО.
Нет, почему она Калинино на генштабовских километровках, я могу понять, особенно после керосинной избы. Но Шренк-то? Впрочем, Шренк от Мосеево до Калино пешком шел, даже не заметив эти 5 километров пути за разговорами со своим «сопутником». Бочка на следующем фото - емкость для солярки дизельэлектростанции, питающей энергией все четыре среднепёзские деревни.
За деревней широкий плес, на котором отдыхают кони
До чего ж красивые, они еще и в воде отражаются, как в зеркале..
Кто-то увидел нас с высокого угора над рекой…
...но мы лишь машем в ответ и идем дальше.
Именно тут (на верхнем фото) Серега дал определение этой части нашего путешествия, как Вип-туризм: Везут лёжа, кормят, байки рассказывают, экзотику показывают…красота!
В 16-45 проходим место впадения в Пёзу речки КалинОвский ВыжлЕц - обещанный мной мостик дороги, соединяющий среднепёзские деревни.
Перейти, конечно, можно. Даже переехать, если два колеса или четыре ноги. Здесь же - широкий пологий спуск к реке, бывшее кАтище - место, куда скатывают заготовленный для сплава лес, чтобы потом сделать плоты (полоты плотЯт)
После Калино, где Пёза была широкой, а лес по берегам - низкий, за Выжлецем, лес снова подступает к реке, появляются высокие щЕльи.
Здесь я ошибся. Почему-то я решил, что Шренк срезал нос в этом месте - это было бы логично. Но к этому моменту он уже дважды выходил из лодки, перед Мосеево и после, а вот этот широкий кляп, обходя который Пеза проходит почти 7 километров и возвращается к месту, в 500-х метрах от его начала, мы срежем. Федотыч высаживает нас с Олежкой, и мы топаем в лес, считая, что по следам Шренка. Тем более удивительно, что у Шренка был сухой беломошник, а у нас - чавкающий под ногами тяжелый темный лес. Ну ладно, Шренк. Федотыч сказал, что 150 метров и тропинка. А тут ни тропинки, ни просеки. Сверяюсь с навигатором. Ну, 300-то, минимум, а то и пятьсот. Изба, куда мы должны выйти - обозначена. Берем на нее курс, и… навигатор повисает. Компас есть, конечно. Где-то в лодке. Да ладно, идем. А когда навигатор вновь включается, говорит, что за 5 минут ходьбы по сильно заваленному заболоченному лесу мы «сбили прицел» градусов этак на 45. Вот ведь… Но всё равно выходим к реке, прямо к избушке на карте, вместо обещанных 200 и топографических 500 метров протопав целых семьсот.
Эта избушка явно брошена. Во-первых, на краю. Во-вторых, внутри все покорежено. Ну ничего, бывает… Зато вокруг, потрясающая красота
Съехавший с обрыва (вместе с мишкой?) и оставшийся расти в воде кусочек "родины", которую с журчанием обтекает вода. Стоп-стоп. А куда это она тут журчит? И тут я совсем впадаю в ступор. Мы шли по воде. Срезали кусок. Значит, вода должна течь вот туда - показываю я рукой от избушки к «родине». А она течет наоборот. Блин. Но ведь…быть не может. Вот карта. Вот навигация. Вот река. И только потом до меня доходит, что я никогда до сих пор не ходил ни по каким рекам против течения, всегда сплавлялся. Вот это да. Привычка - стереотип настолько прочно сидела во мне, что я просто не мог понять и представить, что вода должна течь не туда, куда мне надо идти, а оттуда. Вот это орография. Чего смеетесь-то, я в эти пять минут чуть с ума не сошел. Время - 17-43.
А березка-то желтеть начала. Долго ли, коротко ли, но на горизонте появились основные силы.
И эти силы очень быстро нам объяснили, что мы вышли к старой избе, брошенной, перенесенной на новое место, туда, где пожня, и куда ведет хорошая тропинка…
Ну, это-то понятно. Навигация и карты - зло. Тропинки - форэва.
За перешейком снова часто появляются сосновые боры, чередующиеся со смешанным лесом
А затем река опять разливается в расступившихся берегах.
Это мы подходим к деревне БакОвская. Время 19-15.
Уже в сутемёнках проходим устье притока Цемы, и на правый берег выходят из полумрака лиственницы, первые после Мосеево за этот долгий день.
(это не лиственница, это мне елка такая понравилась. Лиственница в самом правом углу).
В полдевятого подходим к деревне ЕзЕвец, крайней в череде деревень средней Пёзы и останавливаемся в доме Владимира Яковлева,
слегка ворчащего по поводу того, что завтра ему рано вставать - везти двух очаровательных белокурых девчушек в город. Конец августа, девчонкам в школу, вот и живет Владимир здесь только летом. Была бы школа в Езевце, или транспорт нормальный до Мосеево - жил бы круглый год. Тут-то лучше. Девчонки уже улеглись, было спать, но куда там - гости, да какие смешные… Делаем над собой усилие - дом смотреть будем завтра. А посмотреть есть что. За ужином Владимир ставит на стол бутылку, но составить компанию нам отказывается - завтра за руль моторки, и ему надо за световой день дойти до Бычья. Дойдет, вниз-то, да без груза. Если только в 6 утра уже отойдет от берега.
продолжение следует.
* Александр Шренк. "путешествие к Северо-Востоку Европейской России..."
** Н.А. Окладников. "Мезенские Деревни"