Виктория Ивлева
Виктория Ивлева
Зачем люди идут в фотожурналистику? Что движет молодыми людьми, делающими выбор в пользу кочевой жизни с фотокамерой, и что потом даёт силы продолжать так жить-работать? Существует ли особый женский взгляд в фотожурналистике? Отличаются ли российские профессиональные фотожурналисты от своих коллег по всему миру?
Мы работали с Викторией Ивлевой над её персональной выставкой
в 2005 году; тогда главным сюжетом была война, экспозиция так и называлась - «Апофеоз войны», и в фокусе Виктории постоянно оказывались дети, матери, бескрайние сумасшедшей красоты пейзажи, на которых
в нарушение всех законов гармонии шла война. И от фотографий начинало щемить в груди: желание любоваться красотой огромных глаз и линией гор боролось с инстинктом самосохранения - отвернуться, забыть, - или с мучительными поисками ответа на вопрос, как помочь и что делать…
За несколько десятилетий в фотожурналистике Ивлева работала во время военных конфликтов и на документации их последствий долгое время. Но снимала не только их. В этом портфолио мы решили представить её «другие», цветные сюжеты: цветные тени и блики, мазки цвета внутри порой совершенно банальных сюжетов того времени, таких, как Птичий рынок. Цвет внутри жанровой и street-фотографии. Цвет, про который совсем забыли, характеризуя «советскую эпоху». Но ни для кого не секрет, что в то время цвет был совсем другой, во всех смыслах. Об этом и о фотожурналистике вообще мы говорим с Викторией Ивлевой.
Ирина Чмырева: Что для тебя фотография?
Виктория Ивлева: Способ общения - моего с миром и мира со мной. Попытка свободы.
И.Ч.: Ты выбирала между «журналистикой и фотожурналистикой» или между «снимать и делать что-то ещё»?
В.И.: Я выбирала между «снимать что-то ещё» и фотожурналистикой.
И.Ч.: Тебе было страшно когда-нибудь, когда ты ехала снимать?
В.И.: Как правило, становилось страшно потом, когда возвращалась. По дороге на съёмку бояться особо нечего - ведь не знаешь, что тебя ждёт, вперёд ведёт только любопытство, чего ж попусту бояться - на всякий случай, что ли? А вот потом - как подумаешь, куда лазил, что делал и что могли бы сделать с тобой, - вот тут-то и становилось страшно. Ну, допустим, после похода в чернобыльский реактор… Во время ты, как правило, отделен от события камерой и работой - много про что чисто фотографического нужно думать одновременно, времени бояться просто нет.
И.Ч.: Как тебе 1980-е? Что вспоминается из той эпохи, с учётом того, что ты тогда снимала не первых лиц государства, но жизнь людей на огромной территории?
В.И.: Какая часть из 80-х? Если первая - было ощущение, что ты живешь, как будто писаешь в песок, не оставляя следа, как в серой вате.
А конец - самое замечательное время, дуновение свободы, вперёд и вверх, такие надежды - мне сейчас кажется, что я несколько лет просто летала. В стране, в которой никогда ничего не происходило, начали происходить события мирового масштаба. Что может быть лучше и интереснее для журналиста?
И.Ч.: Ты много снимаешь сегодня в тех же местах, где бывала двадцать пять лет назад; там многое изменилось?
В.И.:Может быть, стало менее живописно. Всё более унифицировалось. Для жизни, в общем, это хорошо, для фотографа - не очень…
И.Ч.: Сейчас мы просматривали с тобой архив 1980-х, когда ты много снимала на цвет, и эти снимки прекрасны, независимо от сюжетов. Позже ты много снимала на чёрно-белую плёнку; чем было вызвано это изменение?
В.И.: Ну вот я сейчас начну дудеть как все - ч/б драматичнее и т.д. и т.п. Это так и есть. Но есть и ещё одно: теперь, с приходом цифровых камер, ты можешь снять в цвете, тут же перевести в чёрно-белое, - я так часто делаю, даже когда мыслю в ч/б - и сравнить. И вот, сравнивая, я стала замечать, что то, что в ч/б смотрится - в цвете проигрывает, дробится из-за немыслимых сочетаний красок. Картинок, хорошо смотрящихся в ч/б, гораздо больше, чем классных картинок в цвете. Драматизм драматизмом, но цвет-то труднее снимать - я это поняла только совсем недавно.
И.Ч.: Тебя очень многие считают мастером чёрно-белой фотографии; как ты считаешь, это во многом связано с местом твоей сегодняшней работы, с «Новой газетой», где публикуют много чёрно-белой фотографии?
В.И.: Нет, с газетой это никак не связано. Газета сейчас вся перешла на цвет, только Юрий Михайлович Рост и я продолжаем давать чёрно-белое. Я уже начала отвечать на этот вопрос чуть раньше. Дело всё в том, что чистого цвета почти не найти, очень сложно. Поэтому в цвете лучше всего получаются закаты и рассветы: там сам основной цвет - небо - чистый, беспримесный. Самый интересный цвет всё равно монохромен, только монохромность не чёрно-белая, а, допустим, красно-оранжевая, или сине-сиреневая. В журналистской жизни цвет снимать очень сложно, ты ведь не можешь ничего в кадре менять, людей просить переодеваться и так далее. Я сейчас понимаю, что во многих съёмках я выехала только потому, что снимала на чёрно-белую плёнку и, допустим, дама в розовом платье, зелёных колготках, синих сапогах и шали с блёстками смотрелась не павлином, а дамой в приятно-сером оперении…
И.Ч.: Для тебя важен цвет в фотографии? Ты реагируешь на него как-то специально, или это неизбежная часть сюжета, который ты снимаешь?
В.И.: Вот я затрудняюсь ответить. Наверное, реагирую, и, поскольку реагирую, он и становится частью сюжета.
И.Ч.: Издавна фотожурналистика считалась мужской стезёй, а сейчас? Ты чувствуешь в профессиональной среде конкуренцию между профессиональными фотожурналистами или между мужчинами и женщинами фотожурналистами?
В.И.: Я редко бываю в профессиональной среде, а, бывая, всегда робею. Все так вспышками вспыхивают, камерами стрекочут, как сеялки-веялки на поле. А я так не умею. Со вспышкой не дружу, тыщу кадров в секунду не снимаю - мне кажется, это уже кино, а не фотография, и я это воспринимаю как нечестность по отношению к фотографии: чего стрекотать-то? Ты увидь кадр - да и сними его. Не вышло - значит, завтра приходи. А до завтра - тренируйся. Чтобы вышло. А про конкуренцию - я чувствую, что все вокруг как-то ловчее, что ли, а я вроде как из фотокружка, дурища такая наивная…
И.Ч.: Тебе приходилось выбирать между фотографией и своей личной жизнью?
В.И.: Фотография и есть личная жизнь. Вернее, часть её.
И.Ч.: Если бы пришлось заново прожить, ты бы выбрала фотографию?
В.И.: Я бы выбрала журналистику - и с помощью ручки, и с помощью фотокамеры. Или бы стала клоуном. Хотя я знаю, что по-настоящему в мире нужны только трое - крестьянин, учитель и врач. Но журналист, как и клоун, тоже может от чего-то вылечить, чему-то научить, а иногда и подбросить какой-нибудь пищи - если не для желудка, то хотя бы для размышлений. Этим и спасаюсь.
© «Издательский дом МедиаПАБ» и Эдитриче Прогрессо, 2005 - 2010
© MediaPUB Publishing House and Editrice Progresso, 2005 - 2010
Любое полное или частичное копирование и/или воспроизведение материалов, опубликованных на сайте www.zoom-russia.ru
и/или в журнале Russian ZOOM, возможно исключительно с письменного разрешения правообладателя.
Зачем люди идут в фотожурналистику? Что движет молодыми людьми, делающими выбор в пользу кочевой жизни с фотокамерой, и что потом даёт силы продолжать так жить-работать? Существует ли особый женский взгляд в фотожурналистике? Отличаются ли российские профессиональные фотожурналисты от своих коллег по всему миру?
Мы работали с Викторией Ивлевой над её персональной выставкой
в 2005 году; тогда главным сюжетом была война, экспозиция так и называлась - «Апофеоз войны», и в фокусе Виктории постоянно оказывались дети, матери, бескрайние сумасшедшей красоты пейзажи, на которых
в нарушение всех законов гармонии шла война. И от фотографий начинало щемить в груди: желание любоваться красотой огромных глаз и линией гор боролось с инстинктом самосохранения - отвернуться, забыть, - или с мучительными поисками ответа на вопрос, как помочь и что делать…
За несколько десятилетий в фотожурналистике Ивлева работала во время военных конфликтов и на документации их последствий долгое время. Но снимала не только их. В этом портфолио мы решили представить её «другие», цветные сюжеты: цветные тени и блики, мазки цвета внутри порой совершенно банальных сюжетов того времени, таких, как Птичий рынок. Цвет внутри жанровой и street-фотографии. Цвет, про который совсем забыли, характеризуя «советскую эпоху». Но ни для кого не секрет, что в то время цвет был совсем другой, во всех смыслах. Об этом и о фотожурналистике вообще мы говорим с Викторией Ивлевой.
Ирина Чмырева: Что для тебя фотография?
Виктория Ивлева: Способ общения - моего с миром и мира со мной. Попытка свободы.
И.Ч.: Ты выбирала между «журналистикой и фотожурналистикой» или между «снимать и делать что-то ещё»?
В.И.: Я выбирала между «снимать что-то ещё» и фотожурналистикой.
И.Ч.: Тебе было страшно когда-нибудь, когда ты ехала снимать?
В.И.: Как правило, становилось страшно потом, когда возвращалась. По дороге на съёмку бояться особо нечего - ведь не знаешь, что тебя ждёт, вперёд ведёт только любопытство, чего ж попусту бояться - на всякий случай, что ли? А вот потом - как подумаешь, куда лазил, что делал и что могли бы сделать с тобой, - вот тут-то и становилось страшно. Ну, допустим, после похода в чернобыльский реактор… Во время ты, как правило, отделен от события камерой и работой - много про что чисто фотографического нужно думать одновременно, времени бояться просто нет.
И.Ч.: Как тебе 1980-е? Что вспоминается из той эпохи, с учётом того, что ты тогда снимала не первых лиц государства, но жизнь людей на огромной территории?
В.И.: Какая часть из 80-х? Если первая - было ощущение, что ты живешь, как будто писаешь в песок, не оставляя следа, как в серой вате.
А конец - самое замечательное время, дуновение свободы, вперёд и вверх, такие надежды - мне сейчас кажется, что я несколько лет просто летала. В стране, в которой никогда ничего не происходило, начали происходить события мирового масштаба. Что может быть лучше и интереснее для журналиста?
И.Ч.: Ты много снимаешь сегодня в тех же местах, где бывала двадцать пять лет назад; там многое изменилось?
В.И.:Может быть, стало менее живописно. Всё более унифицировалось. Для жизни, в общем, это хорошо, для фотографа - не очень…
И.Ч.: Сейчас мы просматривали с тобой архив 1980-х, когда ты много снимала на цвет, и эти снимки прекрасны, независимо от сюжетов. Позже ты много снимала на чёрно-белую плёнку; чем было вызвано это изменение?
В.И.: Ну вот я сейчас начну дудеть как все - ч/б драматичнее и т.д. и т.п. Это так и есть. Но есть и ещё одно: теперь, с приходом цифровых камер, ты можешь снять в цвете, тут же перевести в чёрно-белое, - я так часто делаю, даже когда мыслю в ч/б - и сравнить. И вот, сравнивая, я стала замечать, что то, что в ч/б смотрится - в цвете проигрывает, дробится из-за немыслимых сочетаний красок. Картинок, хорошо смотрящихся в ч/б, гораздо больше, чем классных картинок в цвете. Драматизм драматизмом, но цвет-то труднее снимать - я это поняла только совсем недавно.
И.Ч.: Тебя очень многие считают мастером чёрно-белой фотографии; как ты считаешь, это во многом связано с местом твоей сегодняшней работы, с «Новой газетой», где публикуют много чёрно-белой фотографии?
В.И.: Нет, с газетой это никак не связано. Газета сейчас вся перешла на цвет, только Юрий Михайлович Рост и я продолжаем давать чёрно-белое. Я уже начала отвечать на этот вопрос чуть раньше. Дело всё в том, что чистого цвета почти не найти, очень сложно. Поэтому в цвете лучше всего получаются закаты и рассветы: там сам основной цвет - небо - чистый, беспримесный. Самый интересный цвет всё равно монохромен, только монохромность не чёрно-белая, а, допустим, красно-оранжевая, или сине-сиреневая. В журналистской жизни цвет снимать очень сложно, ты ведь не можешь ничего в кадре менять, людей просить переодеваться и так далее. Я сейчас понимаю, что во многих съёмках я выехала только потому, что снимала на чёрно-белую плёнку и, допустим, дама в розовом платье, зелёных колготках, синих сапогах и шали с блёстками смотрелась не павлином, а дамой в приятно-сером оперении…
И.Ч.: Для тебя важен цвет в фотографии? Ты реагируешь на него как-то специально, или это неизбежная часть сюжета, который ты снимаешь?
В.И.: Вот я затрудняюсь ответить. Наверное, реагирую, и, поскольку реагирую, он и становится частью сюжета.
И.Ч.: Издавна фотожурналистика считалась мужской стезёй, а сейчас? Ты чувствуешь в профессиональной среде конкуренцию между профессиональными фотожурналистами или между мужчинами и женщинами фотожурналистами?
В.И.: Я редко бываю в профессиональной среде, а, бывая, всегда робею. Все так вспышками вспыхивают, камерами стрекочут, как сеялки-веялки на поле. А я так не умею. Со вспышкой не дружу, тыщу кадров в секунду не снимаю - мне кажется, это уже кино, а не фотография, и я это воспринимаю как нечестность по отношению к фотографии: чего стрекотать-то? Ты увидь кадр - да и сними его. Не вышло - значит, завтра приходи. А до завтра - тренируйся. Чтобы вышло. А про конкуренцию - я чувствую, что все вокруг как-то ловчее, что ли, а я вроде как из фотокружка, дурища такая наивная…
И.Ч.: Тебе приходилось выбирать между фотографией и своей личной жизнью?
В.И.: Фотография и есть личная жизнь. Вернее, часть её.
И.Ч.: Если бы пришлось заново прожить, ты бы выбрала фотографию?
В.И.: Я бы выбрала журналистику - и с помощью ручки, и с помощью фотокамеры. Или бы стала клоуном. Хотя я знаю, что по-настоящему в мире нужны только трое - крестьянин, учитель и врач. Но журналист, как и клоун, тоже может от чего-то вылечить, чему-то научить, а иногда и подбросить какой-нибудь пищи - если не для желудка, то хотя бы для размышлений. Этим и спасаюсь.
© «Издательский дом МедиаПАБ» и Эдитриче Прогрессо, 2005 - 2010
© MediaPUB Publishing House and Editrice Progresso, 2005 - 2010
Любое полное или частичное копирование и/или воспроизведение материалов, опубликованных на сайте www.zoom-russia.ru
и/или в журнале Russian ZOOM, возможно исключительно с письменного разрешения правообладателя.