Оренбургская почта (1857). 5. Каракалпаки. Калмыцкая молельня. Возвращение в Оренбург
Оренбургская почта // Библиотека для чтения. 1857, т. 146, № 12; 1858, т. 150, № 7.
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5.
У. Споттисвуд. В калмыцкой кибитке. 1856
Форпост 2-й Чижинский, 1 августа
Я полагал, что до приезда в Оренбург не прийдется мне раскрывать своей тетради: та же степь, тот же способ путешествовать; однако же, против ожидания, набрались кой-какие материалы, и так как нам приходится здесь ночевать, то я надеюсь написать несколько страничек.
Две местности должен был осмотреть Александр Андреевич и избрать одну из них для перенесения Ханской Ставки, то есть ярмарочного двора и дома для Временного совета; жители же Ханской Ставки, вероятно, останутся на старых своих пепелищах, пока их не занесет окончательно песком. Первая из этих местностей, Тургун [От Ханской Ставки до Тургуна мы ехали урочищами Мурат, Чубай, Сары, Бинг-бай, Сук-Али, Бижин; тут была приготовлена подстава, которая доставила нас в Тургун.], на реке Малой Узене; там находится летняя резиденция хана Джангира и фруктовый сад, им разведенный; дом и сад до сих пор в порядочном состоянии, местность хотя плоская, но кажется живописною после голой степи: тучные луга, серебряная ленточка Узеня и за нею русская деревня Малоузенск, окруженная группами дерев, от которых наш глаз почти уже отвык. От Тургуна, захватывая уголок Самарской губернии, мы приехали в форпост Таловский, - вторая местность, предложенная для перенесения ставки; ни в Таловском форпосте, ни в деревнях Малоузенске, Петровской, Приколодце и Александровом Гае, чрез которые мы проезжали, не заметил я чего-нибудь примечательного для описания.
В окрестностях Таловского форпоста кочуют каракалпаки, или, говоря проще, шайка бродяг из татар Астраханской, Саратовской и Самарской губерний, задолго до нашего времени провинившихся в чем-нибудь или бежавших от рекрутства; шайка эта сперва скиталась по Саратовской губернии [В 1838 году они там явились в числе 11 семейств, заключающих в себе 44 души обоего пола.] и по степям Внутренней орды, приняв название каракалпаков, чтобы лучше скрыть свое происхождение. Нигде мнимые каракалпаки не уживались; везде чуждались их, как людей, единственно занимающихся разбоем и конокрадством, а потому желание их быть причисленными к Внутренней орде или к башкирам не было удовлетворено, и их причислили, в числе 35 семейств [В настоящее время в этих 35 семействах числится 97 душ мужеского пола, 100 женского.], к Уральскому войску, в 1852 году. Теперь для надзора за ними поставлен этого войска урядник; они стали смирны и даже начали заниматься хлебопашеством [Разного хлеба высевают до 85 десятин; скота у них: лошадей 72, рогатого 277, баранов 69; накашивают более 80 стогов сена.], но все-таки они не каракалпаки настоящие, а, так сказать, вымышленные или подложные.
Сегодняшнее путешествие наше было бы очень приятно, если бы время не стояло такое душное. Вернувшись из Таловского форпоста обратно в Александров Гай, мы, чрез деревню Николаевку, ехали частью на русских, частью на казачьих лошадях; потому везли нас скоро и не ломали у экипажей дышла, как это заведено в Киргизской степи. Видел я в первый раз мираж: какая-то черная полоса, а под нею белая - совсем не такой мираж, какой представляло мне до сего воображение, то есть: дома́, сады, корабли. При воображении, пожалуй, можно принять черную полосу за лес, а белую за воду, но большего разнообразия не придумаешь. «Это степь играет», - говорят казаки.
По правой стороне от дороги, не доезжая до 2-го Чижинского форпоста, стояло несколько калмыцких кибиток; они отличаются от киргизских более коническим верхом и гораздо грязнейшею внутренностью. Между этими кибитками, одна отличалась величиной и относительной опрятностью; перед дверьми ее развевались, на трех высоких древках, дарзеки [Знамена или хоругви.], испещренные монгольскими надписями: нам сказали, что это хурулу [Храм.].
Я упросил генерала Катенина остановиться, чтобы взглянуть на эту калмыцкую молельню, он согласился удовлетворить мое любопытство, - мы вышли из коляски и пошли к хуруле. У дверей нас принял гялун [Жрец.] в полном облачении: в желтом шелковом нонхопсыне [Пояс, как у наших диаконов.], с накинутым на правое плечо оркомзе [Вроде ризы.]; за ним стояли гицюль и манджа [Звания, соответствующие диакону и дьячку.]; они нас, верно, ожидали. Лишь только вошли мы в хурулу, где, на низеньком налое, расставлены были несколько десятков барханов [Идолы. Главный бархан у калмыков маншере. Те, которых я видел, довольно грубо отлиты из меди, представляют сидячие фигуры. Калмыки покупают за большие деньги своих барханов в Астраханской орде; эта продажа - один из главных доходов Тюменя, правителя этой орды.], блюдечки с пшеницей и разные другие святости, гялун завопил в нос какую-то молитву; ему начали вторить гицюль и манджа: мы потом узнали, что это было молебствие за здравие Государя Императора.
Калмыки, как кажется, сами не понимают своей религии: на это предположение навел меня разговор с одним из них, считающимся за крайне мудрого и ученого мужа. - «Мы такие же христиане, как и вы, - говорил он мне, - в том только разница, что у вас главный бог - Иисус Христос, а у нас Микола Святитель, которого мы называем Маншере; у нас тоже есть Алексей Божий человек». Таким образом, калмыки Уральского войска дают своим барханам имена русских святых и убеждены, что они христиане, отличающиеся от нас только тем, что им не вменяется в преступление разный разврат и что им не возбраняется есть всякую падаль, крыс, кротов и т. п. Так как эта религия очень несложна, то они в ней очень тверды, и почти не бывает примеров присоединения их к церкви. Несмотря на это отсутствие всяких религиозных правил, на это нравственное невежество, калмыки считаются хорошими служивыми казаками, известны своею честностью и добрым нравом, никогда не заводят тяжеб, не попадаются ни в каких предосудительных делах.
Калмыков, причисленных к Уральскому казачьему войску и несущих с ними одинаковую службу, 543 души мужеского пола, женского пола 527, духовного звания 15 человек. Они потомки тех тургутов, которые в 1636 году, при царе Михаиле Феодоровиче, прикочевали из Азии к берегам Волги, поселились в степях теперешней Внутренней орды и потом, под влиянием какого-то панического страха, бежали вновь за Урал, под предводительством Убаши, в числе 30.000 кибиток. Это произошло 5 января 1771 года. Бегство тургутов и несчастия, ими претерпенные в Киргизских степях, где они почти все погибли, не дойдя до китайских границ, подробно описаны Липовцовым.
5 августа, Оренбург
Из второго Чижинского форпоста выехали мы рано утром 3 августа, проехали, не выходя даже из экипажей, мимо первого форпоста Чижинского, совершенно сходного со вторым, мимо форпоста Каменного, Зеленых хуторов, захватили участок, где кочуют башкирцы, причисленные к Уральскому войску, и наконец, переменив последний раз лошадей в Деркульском кордоне, прибыли благополучно в Уральск и оттуда, переночевав, в Оренбург.
Этим должен бы я заключить вторую главу своих путевых заметок, но надо посмотреть: не пропустил ли я чего-нибудь?
Я не говорил, кажется, о четырех станицах Оренбургского войска [Чернореченская, Татищева, Нижнеозерная и Рассыпная.], о трех форпостах илецких [Мухранов, Студенский, Кинделинский; казаки - Илецкого войска, причисленного к Уральскому в 1737 году.], о шести уральских [Бородинский, Иртецкий, Кирсановский, Генварцов, Рубежный, Гниловский.], которые расположены по дороге из Оренбурга в Уральск; не говорил о самом городе Уральске, хотя он поразил меня широкой своей улицей, обстроенной двухэтажными каменными домами, не говорил, наконец, о всех 31 форпостах [Круглоозерный, Чаганский, Кошевской, Бударинский, Кожехаровский, Лбищенский, Горячинский, Мергеневский, Киршенский, кр. Сахарновская, фор. Каленовский, Лебяжинский, Антоновский, Кругловский, Котельной, кр. Калмыковская, фор. Красноярский, Харкинский, кр. Горская, фор. Гребенщиковский, кр. Кулагинская, фор. Орловский, Зеленовский, кр. Тополинская, фор. Кармановский, кр. Баксайская, фор. Яманхалинский, кр. Сарайчиковская, фор. Сарачинский, Редутский и Кандоуровский.], мимо которых мы ехали до Гурьева… Но так как во всех сказанных местах прийдется мне или жить, или бывать по надобностям, я надеюсь в скором времени и их коснуться.
СТ.
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5.
У. Споттисвуд. В калмыцкой кибитке. 1856
Форпост 2-й Чижинский, 1 августа
Я полагал, что до приезда в Оренбург не прийдется мне раскрывать своей тетради: та же степь, тот же способ путешествовать; однако же, против ожидания, набрались кой-какие материалы, и так как нам приходится здесь ночевать, то я надеюсь написать несколько страничек.
Две местности должен был осмотреть Александр Андреевич и избрать одну из них для перенесения Ханской Ставки, то есть ярмарочного двора и дома для Временного совета; жители же Ханской Ставки, вероятно, останутся на старых своих пепелищах, пока их не занесет окончательно песком. Первая из этих местностей, Тургун [От Ханской Ставки до Тургуна мы ехали урочищами Мурат, Чубай, Сары, Бинг-бай, Сук-Али, Бижин; тут была приготовлена подстава, которая доставила нас в Тургун.], на реке Малой Узене; там находится летняя резиденция хана Джангира и фруктовый сад, им разведенный; дом и сад до сих пор в порядочном состоянии, местность хотя плоская, но кажется живописною после голой степи: тучные луга, серебряная ленточка Узеня и за нею русская деревня Малоузенск, окруженная группами дерев, от которых наш глаз почти уже отвык. От Тургуна, захватывая уголок Самарской губернии, мы приехали в форпост Таловский, - вторая местность, предложенная для перенесения ставки; ни в Таловском форпосте, ни в деревнях Малоузенске, Петровской, Приколодце и Александровом Гае, чрез которые мы проезжали, не заметил я чего-нибудь примечательного для описания.
В окрестностях Таловского форпоста кочуют каракалпаки, или, говоря проще, шайка бродяг из татар Астраханской, Саратовской и Самарской губерний, задолго до нашего времени провинившихся в чем-нибудь или бежавших от рекрутства; шайка эта сперва скиталась по Саратовской губернии [В 1838 году они там явились в числе 11 семейств, заключающих в себе 44 души обоего пола.] и по степям Внутренней орды, приняв название каракалпаков, чтобы лучше скрыть свое происхождение. Нигде мнимые каракалпаки не уживались; везде чуждались их, как людей, единственно занимающихся разбоем и конокрадством, а потому желание их быть причисленными к Внутренней орде или к башкирам не было удовлетворено, и их причислили, в числе 35 семейств [В настоящее время в этих 35 семействах числится 97 душ мужеского пола, 100 женского.], к Уральскому войску, в 1852 году. Теперь для надзора за ними поставлен этого войска урядник; они стали смирны и даже начали заниматься хлебопашеством [Разного хлеба высевают до 85 десятин; скота у них: лошадей 72, рогатого 277, баранов 69; накашивают более 80 стогов сена.], но все-таки они не каракалпаки настоящие, а, так сказать, вымышленные или подложные.
Сегодняшнее путешествие наше было бы очень приятно, если бы время не стояло такое душное. Вернувшись из Таловского форпоста обратно в Александров Гай, мы, чрез деревню Николаевку, ехали частью на русских, частью на казачьих лошадях; потому везли нас скоро и не ломали у экипажей дышла, как это заведено в Киргизской степи. Видел я в первый раз мираж: какая-то черная полоса, а под нею белая - совсем не такой мираж, какой представляло мне до сего воображение, то есть: дома́, сады, корабли. При воображении, пожалуй, можно принять черную полосу за лес, а белую за воду, но большего разнообразия не придумаешь. «Это степь играет», - говорят казаки.
По правой стороне от дороги, не доезжая до 2-го Чижинского форпоста, стояло несколько калмыцких кибиток; они отличаются от киргизских более коническим верхом и гораздо грязнейшею внутренностью. Между этими кибитками, одна отличалась величиной и относительной опрятностью; перед дверьми ее развевались, на трех высоких древках, дарзеки [Знамена или хоругви.], испещренные монгольскими надписями: нам сказали, что это хурулу [Храм.].
Я упросил генерала Катенина остановиться, чтобы взглянуть на эту калмыцкую молельню, он согласился удовлетворить мое любопытство, - мы вышли из коляски и пошли к хуруле. У дверей нас принял гялун [Жрец.] в полном облачении: в желтом шелковом нонхопсыне [Пояс, как у наших диаконов.], с накинутым на правое плечо оркомзе [Вроде ризы.]; за ним стояли гицюль и манджа [Звания, соответствующие диакону и дьячку.]; они нас, верно, ожидали. Лишь только вошли мы в хурулу, где, на низеньком налое, расставлены были несколько десятков барханов [Идолы. Главный бархан у калмыков маншере. Те, которых я видел, довольно грубо отлиты из меди, представляют сидячие фигуры. Калмыки покупают за большие деньги своих барханов в Астраханской орде; эта продажа - один из главных доходов Тюменя, правителя этой орды.], блюдечки с пшеницей и разные другие святости, гялун завопил в нос какую-то молитву; ему начали вторить гицюль и манджа: мы потом узнали, что это было молебствие за здравие Государя Императора.
Калмыки, как кажется, сами не понимают своей религии: на это предположение навел меня разговор с одним из них, считающимся за крайне мудрого и ученого мужа. - «Мы такие же христиане, как и вы, - говорил он мне, - в том только разница, что у вас главный бог - Иисус Христос, а у нас Микола Святитель, которого мы называем Маншере; у нас тоже есть Алексей Божий человек». Таким образом, калмыки Уральского войска дают своим барханам имена русских святых и убеждены, что они христиане, отличающиеся от нас только тем, что им не вменяется в преступление разный разврат и что им не возбраняется есть всякую падаль, крыс, кротов и т. п. Так как эта религия очень несложна, то они в ней очень тверды, и почти не бывает примеров присоединения их к церкви. Несмотря на это отсутствие всяких религиозных правил, на это нравственное невежество, калмыки считаются хорошими служивыми казаками, известны своею честностью и добрым нравом, никогда не заводят тяжеб, не попадаются ни в каких предосудительных делах.
Калмыков, причисленных к Уральскому казачьему войску и несущих с ними одинаковую службу, 543 души мужеского пола, женского пола 527, духовного звания 15 человек. Они потомки тех тургутов, которые в 1636 году, при царе Михаиле Феодоровиче, прикочевали из Азии к берегам Волги, поселились в степях теперешней Внутренней орды и потом, под влиянием какого-то панического страха, бежали вновь за Урал, под предводительством Убаши, в числе 30.000 кибиток. Это произошло 5 января 1771 года. Бегство тургутов и несчастия, ими претерпенные в Киргизских степях, где они почти все погибли, не дойдя до китайских границ, подробно описаны Липовцовым.
5 августа, Оренбург
Из второго Чижинского форпоста выехали мы рано утром 3 августа, проехали, не выходя даже из экипажей, мимо первого форпоста Чижинского, совершенно сходного со вторым, мимо форпоста Каменного, Зеленых хуторов, захватили участок, где кочуют башкирцы, причисленные к Уральскому войску, и наконец, переменив последний раз лошадей в Деркульском кордоне, прибыли благополучно в Уральск и оттуда, переночевав, в Оренбург.
Этим должен бы я заключить вторую главу своих путевых заметок, но надо посмотреть: не пропустил ли я чего-нибудь?
Я не говорил, кажется, о четырех станицах Оренбургского войска [Чернореченская, Татищева, Нижнеозерная и Рассыпная.], о трех форпостах илецких [Мухранов, Студенский, Кинделинский; казаки - Илецкого войска, причисленного к Уральскому в 1737 году.], о шести уральских [Бородинский, Иртецкий, Кирсановский, Генварцов, Рубежный, Гниловский.], которые расположены по дороге из Оренбурга в Уральск; не говорил о самом городе Уральске, хотя он поразил меня широкой своей улицей, обстроенной двухэтажными каменными домами, не говорил, наконец, о всех 31 форпостах [Круглоозерный, Чаганский, Кошевской, Бударинский, Кожехаровский, Лбищенский, Горячинский, Мергеневский, Киршенский, кр. Сахарновская, фор. Каленовский, Лебяжинский, Антоновский, Кругловский, Котельной, кр. Калмыковская, фор. Красноярский, Харкинский, кр. Горская, фор. Гребенщиковский, кр. Кулагинская, фор. Орловский, Зеленовский, кр. Тополинская, фор. Кармановский, кр. Баксайская, фор. Яманхалинский, кр. Сарайчиковская, фор. Сарачинский, Редутский и Кандоуровский.], мимо которых мы ехали до Гурьева… Но так как во всех сказанных местах прийдется мне или жить, или бывать по надобностям, я надеюсь в скором времени и их коснуться.
СТ.