С берегов Иртыша
Яковлевич. С берегов Иртыша // Сибирские вопросы. 1909. № 46-47.
Н. Г. Катанаев. Станичники [Сибирское казачье войско]. 1909
Мы сидели на берегу Иртыша.
Мутная волна глухо вкатывалась на черно-серые гальки, чтобы тотчас же с журчанием уйти назад. С Заиртышья, бесконечно серой далью уходившего на восток, набегал жгучий ветер. На отмелях немолчно перекликались кулики-песчаники. Изредка доносился тоскующий крик чибиса.
И слушал я печальную повесть про гибнущий край.
Старик-казак рассказывал про то, как жилось на берегах Иртыша лет 50 тому назад, когда еще Орда не была замирена, когда по станицам и поселкам правили казацкий круг да майдан…
- И жили мы да Господа Бога благодарили… Что скота, что коней… А овцы и конца-краю не было видно… На службу снаряжались, точно к венцу женихи - что конь, что седельце, что чекмень, - все, одно слово, с иголочки… А казаки молодец к молодцу, так и рвались в поход… А теперь… Одна маята и конца-краю нет…
Старик как-то безнадежно махнул плетью.
Н. Г. Катанаев. На покос. 1909
- Зима, бывало, придет, пурга нехай неделю-другую метет - горюшка мало, все есть: что хлеба запасено, что сена. А теперь вот уж который год горе мыкаем: хлеба мало, с покосов взять нечего… Бывало, за Иртыш поедешь, и нет степи конца-краю, трава по пояс, да какая трава-то! Коса не берет, звенит, будто о кремень бьет… А ежели киргиз обиду покажет - пуд-другой муки дашь и коси, сколь твоя сила возьмет… Только и были, что мы да киргизы, жили как умели, всяко было: они нас обижали, да и мы спуску не давали, ну а потом мириться стали, даже тамырить (дружить). А ноне что? Нагнали поселенца, и ни нам, ни киргизам, ни ему добра нету…
- Да почему же?
- А потому что большое размножение народу пошло, в земле недостача, кобылка с сусликом одолевать стали, народ разболовался - пьянство пошло… Эх, что и гуторить - одно слово, тяжело…
Н. Г. Катанаев. Группа казаков старожил. 1909
И старик был прав.
Еще 20-25 лет назад прииртышский край был цветущим, его десятина чернозема поднимала сотни пудов пшеницы, его богатые безбрежные пастбища выращивали десятки тысяч убойного скота, из его рек и озер полными неводами вытаскивали рыбу. Но вот хлынула переселенческая волна, набросился изголодавшийся крестьянин Центральной России на черноземную степь и, раб дедовских приемов в хозяйстве, явился хищником целинных богатств края. Неглубокий черноземный пласт быстро превратился в выпашь, разъединенный пахотный слой выдувается постоянными ветрами, лесные колки вырублены, хворост и камыш исчезли. Надвигается песчаная пустыня. Там, где еще недавно колосилась золотистая пшеница, гигантской змеей уходят вдаль песчаные буруны.
Население, не понимающее истинной причины упадка еще недавно цветущего края, испуганно пятится перед грозным бедствием. Переселенцы стали сниматься со своих новых мест и уходить вглубь степей, ища целинных земель, побаловавших их год-другой. Киргизы, урезанные в своих владениях, быстро беднеют, «джатачество» растет, пополняя по казачьим станицам пролетарский безземельный класс. Казак, по-прежнему стиснутый воинскими обязательствами, данными в период полного пользования безбрежною степью, по-прежнему обязанный «конно, людно и оружно» являться по первому зову, не в силах разорвать оковы мрака и невежества, которыми по-прежнему окутан край.
Н. Г. Катанаев. Станичный и поселковые атаманы. 1909
Выборное начало, положенное в основу казачьего строя, сведено к пустой формальности. Атаманство выродилось в обыкновенное, самое заурядное чиновничество с полицейским пошибом, а свобода выборов - в разрешение «погалдеть» у станичного правления.
- Кого захочет начальство, тот и атаман, а мы так себе - галдим только…
И вот, такой атаман, чувствуя за собой большое начальство, дает широкий простор своему произволу в отношении всяческих взысканий и подтягиваний, своим наклонностям к лихоимству.
- Только явись на лядящем коне - морду в кровь изобьет, в тегулевку засадит… Ему наплевать, что иной свел со двора последнюю пару быков, чтоб сына обрядить… А где он больше возьмет? Вон она, кормилица-то земля, - работай не работай, все единственно - не родит…
Не является у казака и мысли, что эта кормилица истощена им же самим, его неумелыми приемами, и требует внимательных забот и ухода. Огромные кучи навоза, которыми завалена околица, не утучняют почвы, а сжигаются по приказанию властей, ибо заражают воздух и служат источником распространения скотских болезней.
Научить же новым системам хозяйства, более рациональным, более отвечающим современным требованиям трудовой жизни, некому. Нет у казака ни школ, ни опытных полей, ни агрономов. Нет того бродила, которое пробудило бы у населения сознание необходимости сбросить с себя все эти обветшалые формы прежнего, давно осужденного жизнью уклада, расшевелило бы мысль о самодеятельности. Нет земства, а следовательно, нет ни больниц, ни врачей, ни дорог, ни страховой организации, ни сети сельскохозяйственных складов… Все в руках русской всезнайки - областной бюрократии. Оттуда градом сыплются приказы, в тоне высочайших манифестов, напоминающие, что «мы - казаки», а это значит, что казак из-за каждой пустой субординации, ради каждого показа «большому» начальству должен немедленно бросать работу и являться на сборный пункт, ждать в страдную пору два-три дня, чтобы получить генеральское «спасибо» и «молодцы-казаки».
Н. Г. Катанаев. На службе. 1909
И, глядя на испитое обветренное лицо своего собеседника, на его корявые мозолистые руки, я невольно прощался с тем прежним удалым, разгульным и сытым казачеством, которое не знало мозолей, пряталось от палящего солнца в «холодок», от лютого мороза в теплый курень.
И думалось мне, напрасно войсковое начальство старается удержать на согбенной спине современного казачества прежние обветшалые одежды. Этим оно только тормазит неизбежный переход казачества от прежнего дико-невежественного уклада к новому культурно-хозяйственному строю, только более истощает еще недавно сильный экономически и духовно организм…
Н. Г. Катанаев. Станичная администрация. 1909
Старик сбрасывал рукоятью плети камешки, которые, глухо шлепаясь в воду, делали на ней неправильные круги.
- Вот Государственная Дума начала было про наши казацкие беды толковать, насчет тяжести службы говорить, и без пользы - разогнали. Теперешняя-то вот и боится правду открыть… И-и-х…
Старик кряхтя встал, прислонил к обветренному лбу руки козырьком и стал всматриваться в Заиртышье.
- Ишь, их сколько опять поднялось…
- Кто это?
- Переселенец назад пошел… В позапрошлом годе на этих вот участках хутора разбил, да и обремизился… Первый год кобылка съела, а ныне совсем не родился хлеб…
Мы расстались.
Яковлевич
См. также:
• В. А. Остафьев. Землевладение и земледелие Сибирского казачьего войска
• А. Е. Новоселов. Иртышский казак
• И. Ф. Бабков. Воспоминания о моей службе в Западной Сибири
• М. Сумкин. В Сибирь за землею
Н. Г. Катанаев. Станичники [Сибирское казачье войско]. 1909
Мы сидели на берегу Иртыша.
Мутная волна глухо вкатывалась на черно-серые гальки, чтобы тотчас же с журчанием уйти назад. С Заиртышья, бесконечно серой далью уходившего на восток, набегал жгучий ветер. На отмелях немолчно перекликались кулики-песчаники. Изредка доносился тоскующий крик чибиса.
И слушал я печальную повесть про гибнущий край.
Старик-казак рассказывал про то, как жилось на берегах Иртыша лет 50 тому назад, когда еще Орда не была замирена, когда по станицам и поселкам правили казацкий круг да майдан…
- И жили мы да Господа Бога благодарили… Что скота, что коней… А овцы и конца-краю не было видно… На службу снаряжались, точно к венцу женихи - что конь, что седельце, что чекмень, - все, одно слово, с иголочки… А казаки молодец к молодцу, так и рвались в поход… А теперь… Одна маята и конца-краю нет…
Старик как-то безнадежно махнул плетью.
Н. Г. Катанаев. На покос. 1909
- Зима, бывало, придет, пурга нехай неделю-другую метет - горюшка мало, все есть: что хлеба запасено, что сена. А теперь вот уж который год горе мыкаем: хлеба мало, с покосов взять нечего… Бывало, за Иртыш поедешь, и нет степи конца-краю, трава по пояс, да какая трава-то! Коса не берет, звенит, будто о кремень бьет… А ежели киргиз обиду покажет - пуд-другой муки дашь и коси, сколь твоя сила возьмет… Только и были, что мы да киргизы, жили как умели, всяко было: они нас обижали, да и мы спуску не давали, ну а потом мириться стали, даже тамырить (дружить). А ноне что? Нагнали поселенца, и ни нам, ни киргизам, ни ему добра нету…
- Да почему же?
- А потому что большое размножение народу пошло, в земле недостача, кобылка с сусликом одолевать стали, народ разболовался - пьянство пошло… Эх, что и гуторить - одно слово, тяжело…
Н. Г. Катанаев. Группа казаков старожил. 1909
И старик был прав.
Еще 20-25 лет назад прииртышский край был цветущим, его десятина чернозема поднимала сотни пудов пшеницы, его богатые безбрежные пастбища выращивали десятки тысяч убойного скота, из его рек и озер полными неводами вытаскивали рыбу. Но вот хлынула переселенческая волна, набросился изголодавшийся крестьянин Центральной России на черноземную степь и, раб дедовских приемов в хозяйстве, явился хищником целинных богатств края. Неглубокий черноземный пласт быстро превратился в выпашь, разъединенный пахотный слой выдувается постоянными ветрами, лесные колки вырублены, хворост и камыш исчезли. Надвигается песчаная пустыня. Там, где еще недавно колосилась золотистая пшеница, гигантской змеей уходят вдаль песчаные буруны.
Население, не понимающее истинной причины упадка еще недавно цветущего края, испуганно пятится перед грозным бедствием. Переселенцы стали сниматься со своих новых мест и уходить вглубь степей, ища целинных земель, побаловавших их год-другой. Киргизы, урезанные в своих владениях, быстро беднеют, «джатачество» растет, пополняя по казачьим станицам пролетарский безземельный класс. Казак, по-прежнему стиснутый воинскими обязательствами, данными в период полного пользования безбрежною степью, по-прежнему обязанный «конно, людно и оружно» являться по первому зову, не в силах разорвать оковы мрака и невежества, которыми по-прежнему окутан край.
Н. Г. Катанаев. Станичный и поселковые атаманы. 1909
Выборное начало, положенное в основу казачьего строя, сведено к пустой формальности. Атаманство выродилось в обыкновенное, самое заурядное чиновничество с полицейским пошибом, а свобода выборов - в разрешение «погалдеть» у станичного правления.
- Кого захочет начальство, тот и атаман, а мы так себе - галдим только…
И вот, такой атаман, чувствуя за собой большое начальство, дает широкий простор своему произволу в отношении всяческих взысканий и подтягиваний, своим наклонностям к лихоимству.
- Только явись на лядящем коне - морду в кровь изобьет, в тегулевку засадит… Ему наплевать, что иной свел со двора последнюю пару быков, чтоб сына обрядить… А где он больше возьмет? Вон она, кормилица-то земля, - работай не работай, все единственно - не родит…
Не является у казака и мысли, что эта кормилица истощена им же самим, его неумелыми приемами, и требует внимательных забот и ухода. Огромные кучи навоза, которыми завалена околица, не утучняют почвы, а сжигаются по приказанию властей, ибо заражают воздух и служат источником распространения скотских болезней.
Научить же новым системам хозяйства, более рациональным, более отвечающим современным требованиям трудовой жизни, некому. Нет у казака ни школ, ни опытных полей, ни агрономов. Нет того бродила, которое пробудило бы у населения сознание необходимости сбросить с себя все эти обветшалые формы прежнего, давно осужденного жизнью уклада, расшевелило бы мысль о самодеятельности. Нет земства, а следовательно, нет ни больниц, ни врачей, ни дорог, ни страховой организации, ни сети сельскохозяйственных складов… Все в руках русской всезнайки - областной бюрократии. Оттуда градом сыплются приказы, в тоне высочайших манифестов, напоминающие, что «мы - казаки», а это значит, что казак из-за каждой пустой субординации, ради каждого показа «большому» начальству должен немедленно бросать работу и являться на сборный пункт, ждать в страдную пору два-три дня, чтобы получить генеральское «спасибо» и «молодцы-казаки».
Н. Г. Катанаев. На службе. 1909
И, глядя на испитое обветренное лицо своего собеседника, на его корявые мозолистые руки, я невольно прощался с тем прежним удалым, разгульным и сытым казачеством, которое не знало мозолей, пряталось от палящего солнца в «холодок», от лютого мороза в теплый курень.
И думалось мне, напрасно войсковое начальство старается удержать на согбенной спине современного казачества прежние обветшалые одежды. Этим оно только тормазит неизбежный переход казачества от прежнего дико-невежественного уклада к новому культурно-хозяйственному строю, только более истощает еще недавно сильный экономически и духовно организм…
Н. Г. Катанаев. Станичная администрация. 1909
Старик сбрасывал рукоятью плети камешки, которые, глухо шлепаясь в воду, делали на ней неправильные круги.
- Вот Государственная Дума начала было про наши казацкие беды толковать, насчет тяжести службы говорить, и без пользы - разогнали. Теперешняя-то вот и боится правду открыть… И-и-х…
Старик кряхтя встал, прислонил к обветренному лбу руки козырьком и стал всматриваться в Заиртышье.
- Ишь, их сколько опять поднялось…
- Кто это?
- Переселенец назад пошел… В позапрошлом годе на этих вот участках хутора разбил, да и обремизился… Первый год кобылка съела, а ныне совсем не родился хлеб…
Мы расстались.
Яковлевич
См. также:
• В. А. Остафьев. Землевладение и земледелие Сибирского казачьего войска
• А. Е. Новоселов. Иртышский казак
• И. Ф. Бабков. Воспоминания о моей службе в Западной Сибири
• М. Сумкин. В Сибирь за землею