На верблюдах. 4
Н. Уралов. На верблюдах. Воспоминания из жизни в Средней Азии. - СПб., 1897. Другие части: [1], [2], [3], [5], [6], [7], [8], [9], [10].
Первый ночлег
В первые три дня путешествия величественное, беспредельное безмолвие степи - безмолвие могильное - произвело на меня сильное впечатление. Я по целым часам смотрел, не сводя глаз, в пространство перед собою, и так как спутники мои - киргизы воображали меня погруженным в религиозные созерцания, то меня очень редко тревожили. Будто сквозь сон я видел, как во время пути некоторые из членов нашего каравана дремали, покачиваясь на верблюжьих спинах, и доставляли и своими движениями, и тревожными вздрагиваниями, время от времени, крайнее удовольствие остальной нашей бодрствовавшей компании. Желавшие поспать налегали обеими руками на высокую седельную шишку, но это не мешало им весьма частенько стукаться подбородком о седло с такою силою, что даже зубы щелкали, а не то и сами седоки при сильных толчках стремглав летели с седла на раскаленный песок. Эта эквилибристика вызывала всегда искренний хохот в компании. Упавший должен был в продолжение дня выносить перекрестный огонь насмешек и шуток. В особенности это потешало мальчугана Басантиева, который, несмотря на то, что под его ведением находился один навьюченный верблюд, по большей части шел пешком и, бегая вправо и влево, пугал криками табуны диких ослов (ишаков) и мулов (хачир), показывавшихся по временам на окраинах дороги.
Ишаки в диком виде встречаются преимущественно в окрестностях Ташкента. Киргизы Казалинского уезда, как наиболее земледельческого района, ловят их, приручают и разводят в изрядном количестве. Несмотря на свой маленький рост (до 6 четвертей), ишаки очень сильны и легко несут груз в восемь пудов, почему в домашнем хозяйстве употребляются как верховые и вьючные животные, представляющие ту выгоду, что чрезвычайно нетребовательны к пище, приближаясь в этом к верблюдам. Наибольшую пользу ишаки приносят горным жителям, которые формируют из них караваны для перевозки товаров и хлеба по узким горным тропам, идущим по карнизам скал и ущелий.
Дрожит прозрачный воздух над раскаленною полуденным солнцем пустынею, бежит легкою, волнистою струйкою по буграм отдаленных песков… Выше и выше солнце, сильнее сухой жар, в воздухе не шелохнет, замерло все. Но вот шелохнулся горячий воздух, закрутился маленький вертунец, собрал легкую пыль и быстро побежал спиральным столбиком… Чрез минуту вихрь уже далеко, разросся в резко очерченный упругий столб с круглым облаком серой пыли наверху, - и опять тишина; отдает жаром раскаленная почва, спит молчаливая степь под томительным зноем…
Из небольшой ложбинки, среди степи, показалось какое-то животное. Остановилось, посмотрело, затем пропало на минуту за изгибом местности и вдруг снова бойко вынеслось на ровную степь. «Это ишак!» - закричал Басантиев, молча до сего всматривавшийся своими узкими, невероятно зоркими глазами, и с диким гиком понесся навстречу. Ишак совершенно спокойно и даже несколько удивленно посмотрел на нас, затем круто повернул, наддал задом и моментально исчез за барханами.
- Что, друг, не поймал? - спросил я вернувшегося мальчонку. Тот рассмеялся, показав при этом белые перламутровые зубы, и что-то быстро-быстро залопотал по-своему.
Выше поднималось солнце на ярко-синем небе, сильнее разгорался зной над степью, дремота начала одолевать меня с такой силой, что я не помню, как свернулся и кубарем полетел в песок…
К вечеру первого дня мы остановились в караван-сарае наманганского сарта Хусайна Шир-Маметова.
Караван-сараи - это постоялые дворы для проходящих караванов, так сказать, степные гостиницы самого примитивного устройства. Представьте себе саклю, выведенную из сухих комков глины, смешанной с саманом (мелкорубленой соломой), сахою, которая огорожена на целые пять десятин высоким чувалом, образующим двор. Окон в таких саклях совсем нет, а свет проникает через дверь, постоянно открытую настежь, пробитую в лицевой части, выходящей на дорогу. У одной из стен каждого такого помещения находится широкая труба, или пробитая в самой стене, если последняя достаточно толста, или, если стена тонка, то вылепленная из алебастра с внутренней ее стороны. Тут практикуется кипяченье чайников и варится плов и кавардак [жареное нарезанное мелкими кусками мясо] - словом, это кухня. Посреди каждой сакли находится вырытое в земле, часто выложенное жженым кирпичом небольшое, аршина полтора в диаметре, четырехугольное углубление; в холодное время сюда насыпаются горячие угли, над ними ставят большую квадратную скамью, которую накрывают ватным одеялом, спускающимся до земли и задерживающим тепло, исходящее от углей. Сюда-то перезябшие туземцы, в зимние холода, усевшись вокруг, прячут свои ноги и кисти рук, защищая остальное тело от холода толстыми ватными халатами. Низкий потолок сакли, представляющий снаружи плоскую крышу, состоит из нескольких балок, положенных поперек продольных стен сакли, покрытых камышевыми плетенками и смазанных сверху более или менее толстым слоем глины все с тем же саманом.
Перед самой саклей делается обыкновенно терраса, пол которой застилается камышевыми плетенками. Наружные стены Хусаинова караван-сарая были покрыты арабскими надписями и узорами, сделанными не то из кафельного кирпича, не то из чего-то особенного. На плоской крыше сложены были пирамиды снопов дженушки [люцерна]; на особо сделанном возвышении стояли рядком несколько медных чистых кумганов с острыми рыльцами и фигурными ручками и крышками, наполненных горячей водой, а на террасе, готовый к услугам всех желающих, дымился чилим (среднеазиатский кальян). Чилим делается, обыкновенно, из особого рода тыквы (чилим-каду), форма которой напоминает длинноватый грушеобразный флакон. Такие флаконы вставляются в медную оправу и носят на себе иногда очень изящные украшения из бирюзы, граната, сердолика и серебряных инкрустаций.
Скоро верблюды были развьючены и отпущены во двор, а мы, в ожидании плова, попивали из маленьких фарфоровых чашечек зеленый индийский чай. Киргизы о чем-то горячо разговаривали с хозяином, должно быть, сообщали ему городские новости, а Иван-бай, растянувшись на паласе, отчаянно затягивался из чилима. Гостеприимный хозяин приготовил мне постель на славу: на террасе, под открытым небом, постлал несколько войлоков, покрыл их ватным одеялом, а в головы положил матак (подушка-валик цилиндрической формы), - и я заснул как убитый. На следующее утро, едва заалела на востоке небольшая полоска горизонта, мы оставили караван-сарай и отправились в путь.
Я далек от мысли вести читателя день за днем, переезд за переездом, по всему пути от Ташкента до Орска, описывать направление дороги, расстояние между привалами и другие подробности, слишком однообразные и для него, и для путешественника. Благо, если путешественник любит природу, если он понимает ее величие и красоту и в состоянии увлечься ими. Но если его не интересует ни скудное степное растение, ни обломок какого-нибудь камня, ни гряда облаков, ни брошенная тень от них, - то скучно будет ему, бедному, в этой обширной пустыне: каждый день все одно и то же, одно и то же; поневоле, сидя и покачиваясь между двух горбов верблюда, спишь до одурения…
Беседы в пустыне
Совершенно чистый, белый, слегка переходящий в желтизну песок как саваном покрыл печальную, безжизненную равнину; начались значительные наносы, постоянно увеличиваясь и заполняя собой окрестность. Барханы становились чаще и выше, но мы, несмотря на сыпучий песок, подвигались довольно быстро. Верблюды плавно шагали, ритмичести позванимая бубенцами; впереди ехал Иван-бай, а в хвосте каравана гарцевали таджик Саид-Басман и повар Кулпашка верхом на лошадях. Сарты, владельцы ишаков, остались в караван-сарае.
День прошел без особых приключений, а ночью мы остановились часа на полтора, даже не развьючивая верблюдов.
На третий день нашего путешествия, часам к двенадцати дня, жара достигла такой степени, что дышать становилось трудно. Куда не кинешь взгляд, всюду одни только мелкие желтые пески (сары-кумы) и ничего более. Выгорела жалкая трава, из песка там и сям торчит какая-то щетина; сверху синее безоблачное небо: совершенно как в море. Я вынул было из хурджины (так называется переметная сума) взятую с собой книгу, один из тех наполненных уголовщиной романов, коих госпожа Ахматова издала сотни, но на первых же строках оставил явившееся намерение почитать: мозг совершенно перестал функционировать, да и мерное покачиваение верблюда, на котором я ехал, отчасти мешало процессу чтения. Книга была положена на прежнее место, а я сам начал как-то неестественно покачиваться в седле, обнаруживая желание вздремнуть; в глазах все стало как бы застилаться туманом, голова невольно склонялась и сознание оставляло меня… Но что это движется там впереди? Да это верблюды… вон они тянутся один за другим, качая своими длинными шеями, то опуская вниз головы, как будто скусывая что-то по дороге, то высоко их поднимая, поглядывают по сторонам… как плавно шагают, убаюкивая меня словно в люльке…
Спал я довольно долго, как убитый, и когда проснулся, то было уже часов 8 вечера. Солнце медленно опускалось за горизонт, обливая пурпуром синевшие вдали гребни гор (то были отроги Ак-Уйрекского хребта, как объяснил мне Нысан Кебеков). Караван по-прежнему медленно подвигался по безбрежному морю песков, но было заметно общее утомление, и глаза всех нет-нет да и посмотрят на караван-баша. Он, в свою очередь, высматривал во всех направлениях место, удобное для остановки и отдыха, т. .е. место с наибольшим количеством корма для верблюдов.
Но вот опытный глаз Кебекова отыскал, что было нужно, он молча поворотил своего верблюда в сторону, молодые члены нашего каравана тотчас же, как бы по взаимному соглашению, с радостными криками рассеялись направо и налево собирать сузие корни, аргал (кизяк) и другое горючее.
Слезть с седел, разобраться и раскинуться на покой - дело нескольких минут: веревки проворно развязываются, тяжелые тюки товаров снимаются с верблюдов и складываются в высокие груды, и бивуак готов.
Я в особенности ясно помню эту третью ночевку нашего каравана, отдыхавшего в азиатской степи за сотню с лишком верст от всякого цивилизованного мира. Во вторую ночь, как сказано выше, мы останавливались ненадолго, но теперь верблюдам надо было дать более продолжительный отдых.
Скоро верблюды были связаны по 4 и по 5 вместе. Делается это обыкновенно так, что веревка, продетая сквозь верхнюю губу одного, привязывается к хвосту другого, и таким образом составляется кружок; отойдя на некоторое расстояние, но, однако, не теряясь из вида, «корабли пустыни» весело жевали бижгун и жускан и сосали сочный волчец. Левашев, приняв на себя роль распорядителя, грозно покрикивал на киргизов:
- Кульчиган, ташши, сучий ты сын, скорее турсук-то, су керек, живва! [Турсук - большой, часто в несколько ведер объема, из тонкой бараньей или козлиной целой шкуры мешок; в нем перевозится вода (су). Керек - надо].
- Хазыр, Иван-бай, хазыр булады! (сейчас, сейчас будет!) - и услужливый Кучильган стремительно бросался исполнять приказание, побуждаемый не столько грозным окриком Иван-бая, сколько надеждой, что авось и ему перепадет чашка-другая чаю, до которого он был большой охотник.
- Николай Иваныч, это, не желаете ли ромцу хватить, знаете, с устатку? - обратился ко мне Тележников, предупредительно протягивая посудину.
- Спасибо, Семен Никитич; не хочется пока, попозже разве.
- Напрасно, это… а я, признаться, давеча, знаете, хватил, того-этого… да всю, почитай, дорогу, это, и спал, знаете, как сурок, слюни даже потекли, это, знаете…
- И я спал все время… Подсаживайтесь сюда! - пригласил я его, и мы растянулись на паласе [род ковра, только грубее], разостланном на песке.
Между тем, большой медный чайник приветливо закипел, и все с наслаждением ждали момента, когда можно будет тянуть драгоценную влагу. Эта драгоценная влага, впрочем, не что иное, как зеленоватая, часто мутная водица; а между тем человечество еще не открыло пищи, не изобрело нектара, который был бы так приятен и действовал столь благотворно в степи, как этот незатейливый напиток. Я помню его удивительное влияние: проглотишь, бывало, чашку-другую и чувствуешь в жилах отрадную теплоту, какой-то живительный, восстановляющий огонь. Последующие чашки действуют на сердце и на голову; глаза начинают гореть, блистать, чувствуется невыразимая нега, какая-то истома комфорта…
Подкрепив силы чаем, караван наш мало-помалу становился деятельнее и шумнее. Киргизы разбились на несколько кружков, и в каждом таком кружке тотчас же отыскалось какое-нибудь дело: повар Кулпашка усердно месил черное тесто, чтобы приготовить баурсаки [мелко изрезанное, крутое пресное тесто, сваренное в бараньем сале]. Он позанялся таким образом с полчаса, а руки все еще оставались грязными, потому что массы теста недостаточно было, чтобы поглотить грязь, накопившуюся в течение нескольких дней. Старшие занялись кто починкой, кто просто сидел и, в ожидании ужина, с любопытством смотрел на громадный котел, в котором кипела какая-то бурда.
Молодежь веселилась. В одном кружке раздались звуки кобуза и полились заунывной, душу трогающей нотой среди торжественной тишины чудной азиатской ночи.
Спать никому не хотелось, благо днем чуть не восемь часов занимались этим делом. К ночи стало прохладнее. Темнота быстро наступила после заката солнца и какая темнота - настоящая тропическая - хоть глаз выколи! А на темном, почти черном небе ослепительно сверкали мириады бриллиантовых звезд.
Семен Никитич, хвативши «ромцу», начал клевать носом, я же растянулся и наслаждался покоем; думать ни о чем не хотелось. В молодости часто бывают такие минуты…
- Что за чудо эта гора Темирчи: едешь, едешь до нее, и никогда нельзя доехать! - сказочным тоном, несколько нараспев, начал какое-то повествование старый Ураз-Аталык-Магома.
- Говорят, на ней, на самой вершине чудеса-то бывают?..
- И еще какие! О, единый Аллах! настоящие чудеса…
Спрашивающий подвинулся поближе и с очевидным любопытством задал новый вопрос. - А что же такое? Расскажи, бабай.
Бабай Магома немного подумал, заложил себе за губу нюхательного табаку [киргизы и сарты любят жевать табак, закладывая его под язык или между щекой и десной; вместо табакерок употребляются маленькие флакончики из тыквы-горлянки] и отвечал вопросом:
- А ты слыхал про кузницу Темир-Ленка? (так называют киргизы Тамерлана).
- Слыхать-то слыхал… да что ж тут особенного?.. Наковальня как наковальня, да еще и есть ли она там?
- Все говорят… - вмешался лауча Насырка.
- Да говорят-то разно: иные сказывают, что она железная, еще будто бы пополам с медью, а другие - будто просто камень, похожий на наковальню. Ну а кто ее видел? Уж полно, есть ли она там, говорю?!
- Есть ли она там?.. Когда бы не было, так бы и не ковали на ней.
- Да кто же там кует?
- А кто его знает! Слышно только по ночам: тук, тук, тук!
- Вот что… ты слышал?
Мулла Ураз-Аталык-Магома немного замялся, но впрочем, отвечал утвердительно и, минуту спустя, добавил:
- Жертвы бы не стали приносить даром горе, коли бы на ней не было этой наковальни.
Но слушатель, должно быть, был большой скептик: он презрительно улыбнулся и сказал:
- Жертвы! Какие ж это жертвы?! Сотня байгушей соберутся к горе, заколют барана, да потом и поскачут на лошадях; сцепятся бороться, а затем и разойдутся. Это на каждой байге так-то бывает. Нет, вот у нас другое дело…
- А у вас что?
- А разве не слышали вы про гору Чингиз-тау?
- Понятное дело, не слышали! - вмешался опять лауча Насырка, - где ж им слышать про что-то хорошее…
- А ты, приятель, помолчи, когда старшие разговаривают! - оборвал лаучу рассказчик Менды-бай.
- Я слыхал, да только в толк не возьму, как было дело-то! - отвечал старый Магома. - Расскажи!
- Чингис-хан около этой горы охотился; истомился, пить захотел, а чашки не было. Людишки где-то поотстали, должно быть в лесу растерялись. Вот он и думает, как ему быть! Смотрит, а чаша пред ним, готовая чаша, и как раз по нем… и теперь эта чаша на горе Чингиз-тау находится…
- Ты видел? - поинтересовался, в свою очередь, мулла Ураз-Аталык.
- Видел! - не заикнувшись отвечал Менды-бай и начал торопливо описывать свалившуюся с неба чашу.
- Ведер в пятнадцать будет; сделана из смеси желтой и красной меди и чугуна. Когда к ней приносят жертвы, так сам Магомет присутствует; настоящий Магомет, а не то, чтобы что-нибудь другое…
Кругом накоплялись слушатели и жадно ловили каждое слово рассказчика, а тот продолжал, сильно поощренный вниманием:
- Да еще говорят, что не надо и жертвы нести: придут на гору, а чаша уже полна и молока, и чаю, и сластей, а кто наполняет ее - неизвестно! Только смотрят: на какую сторону перельется молоко, в той стороне и благодать в тот год…
- Ах он, собака! ах, стерва ты этакая! о-о-о! - вдруг пронзительно, на всю степь, заорал Левашев.
Мы все повскакивали с мест и бросились к Иван-баю, раздались тревожные вопросы: «Что такое, кто его? Чего он закричал?» и т. д.
Оказалось, что Левашев неосторожно лег прямо на песок, не подостлав паласа, и его ужалил скорпион.
В Туркестанском крае отдел вредных животных представляет большое разнообразие, и наносимый ими вред весьма велик. К ним принадлежат массы комаров и слепней, скорпионы, фаланги, тарантулы, каракурты, ришта, саранча и проч. Всю массу видов насекомых несколькими именами охарактеризовать невозможно. Укушение скорпионов и фаланг не смертельно, хотя и причиняет мучительную боль (особенно если укушение произошло в сильные жары, обусловливающие наибольшее развитие яда у этих насекомых). Укушение каракурта, этого небольшого черного паучка, похожего на тарантула, смертельно как для человека, так и для животного; даже рослый здоровый верблюд, укушенный этим ничтожным насекомым, гибнет в течение нескольких часов. Действие яда, сопровождающееся судорогами, особенно сильно проявляется на шейных мускулах.
Ришта, или гвинейский червь, распространена в Сырдарьинской области всюду. Находясь в мелких бесцветных животных, наполняющих загрязненные воды, зародыши ришты попадают в желудок человека вместе с водою, развиваются в кишечном канале, чрез ткани тела идут под кожу, где по истечении года принимают вид тонкого червя, достигающего иногда до полутора аршин длины. Извлечение червей из тела очень трудно и требует много времени и искусства. Единственное средство избежать этого животного - не пить сырой воды, а непременно прокипяченную.
Скорпион укусил Левашева в локоть правой руки; страшная, рвущая боль заставила его простонать целую ночь, к утру же вся рука представляла безобразную распухшую массу.
- И как это ты, Иван, не поберегся?! ведь уж кому-кому, а тебе-то следовало бы знать, что зря на землю ложиться не годится! - укорял его Нысан Кебеков.
Левашев только зубами скрежетал да ругался на всю степь. Зато Семен Никитич навострил, что называется, уши и обращался почти ко всем с расспросами:
- Это, того… бай, как тебя… значит, средствие какое-нибудь есть от гнусу, знаете, а?
- Какой гнус?
- По-нашему, это… того, гнус, то ись, значит, напримерно скорпионы, аль фаланки эти называются… того-это, можно от них уберечься, значит?
- Аллах на то человеку и разум дал, чтобы он знал, как беречь себя…
- А того, как же это, значит?.. то ись, напримерно, что же надо предпринять? - нетерпеливо допытывался трусливый Семен Никитич.
- Средство самое простое: надо разжечь костер, а потом вымести это место начисто, разостлать палас, и тогда спи спокойно, лихоманки не будет и ни одна мошка не заползет на волосяные паласы! - неожиданно посоветовал пострадавший Левашев и выругался самой клейкой бранью. При этом мне невольно вспомнилась пословица: русский задним умом крепок. О, милые русские люди! Везде-то вы одинаковы: авось, небось да как-нибудь - вот ваш вековечный девиз.
Поговорив еще на тему о различных насекомых, все мало-помалу разошлись, и вскоре караван наш погрузился в сон. Слышались только стоны оплошавшего Левашева да ленивое чавканье полусонных верблюдов, медленно жевавших свою постоянную жвачку. Уже яркое созвездие Ориона довольно высоко поднялось над головою, на востоке протянулась светлая полоска - первый предвестник рассвета, - когда я заснул, завернувшись с головой в теплое адрассовое одеяло.А теперь - выдержки из книги В. Л. Казенаса и А. В. Громова с иллюстрациями В. А. Тимоханова «Опасные членистоногие Казахстана» (Алматы, 2007):
Нарывник четырехточечный (Mylabris quadripunctata)
Длина тела 12-16 мм. Один из наиболее обычных и массовых видов рода. Жуки-нарывники содержат в теле ядовитое вещество - кантаридин, который придает им неприятный запах и едкий вкус. 1 г кантаридина смертелен для 20 тысяч человек. Яд имеет раздражающие свойства. Про попадании яда в рот у человека возникает жжение, затруднение глотания, появляется слюноотделение, жажда, рвота, воспаление слизистых. В тяжелых случаях поражается нервная система.
Вольфартова муха (Wohlfartia magnifica)
Длина тела 9-15 мм. Вид распространен в скотоводческих районах Евразии, преимущественно в степной зоне, но встречается и за ее пределами. Самки откладывают личинок по 120-160 штук за один раз на овец, крупный рогатый скот, верблюдов - на слизистые оболочки и раны, на гнойные поражения кожи. Личинки проникают в ткани, питаются ими. Через 3-5 дней пробуравливают кожу и падают на землю для окукливания. Вольфартова муха является облигатным возбудителем тканевых миазов. Нередки случаи миазов у человека. К человеку муху манят запах гноя из больных ушей, слизь носа или ранки. В них муха откладывает личинок, которые имеют длину около 1 мм. Чаще всего это происходит, когда человек спит днем на открытом воздухе. Молодь заползает глубоко в слуховой проход, откуда пробирается в нос, в полость верхней челюсти и лобную пазуху. Повсюду «новоселы» выедают живые ткани, разрушают кровеносные сосуды, обгладывают все, что попадает под их жадные челюсти. Когда личинки прокладывают ходы в тканях, то человек ощущает сильнейшую боль. Ткани воспаляются; в них появляются нагноения, развиваются гангренозные процессы. Тканевый миаз у человека иногда приводит к смерти.
Овод овечий (Oestris ovis)
Длина тела 10-12 мм. Имеет широкое распространение в Европе, Азии и Северной Америке. Личинки являются паразитами овец. Подлетев к животному, самка выпускает в его ноздри жидкость, содержащую личинок. Развитие происходит в носовых и глоточной полостях, в лобных пазухах. Перед окукливанием личинки падают на землю. Причиняют большой вред животноводству. Оводы иногда паразитирует у человека. Личинки питаются и растут в носовой или лобной полости или в глазах, вызывая синусит или миазный конъюнктивит, иногда изъязвление глаза. Особенно опасно проникновение внутрь глазного яблока, что может повлечь за собой слепоту.
Скорпион кавказский (Mesobuthus caucasicus)
Длина тела до 80 мм. Широко распространен от Турции и Ирака до Китая. Укол жала очень болезнен, особенно первые минуты. Иногда, после поражения крупной самкой, температура тела человека может повыситься, появляются тошнота, слабость.
Скорпион черный (Orthochirus scrobiculosus)
Длина тела 25-40 мм. Широко распространен от Египта до Казахстана и Индии. Боль резкая, в первые минуты нестерпимая, но постепенно стихающая. На пораженном участке иногда появляются опухоль и онемение, которые продолжаются около суток.
Каракурт (Latrodectus tredecimguttatus)
Длина тела самца 3-6 мм, самки - 9-17 мм. Распространен от Канарских островов до Китая. Опасны лишь самки. Место укуса заметить трудно, т. к. явных болезненных симптомов вначале нет. Только через несколько минут появляются сильные боли во всем теле, тошнота и рвота, затрудняется дыхание. Иногда наступает смерть.
Тарантул южнорусский, или джунгарский (Lycosa singoriensis)
Длина тела самца 14-27 мм, самки - 18-33 мм. Распространен по пустыням, полупустыням, степям и лесостепям от Средней Европы и Северной Африки до Монголии и Китая. Боль при укусе паука резкая и сильная, но непродолжительная.
Фаланга галеод бурый (Galeodes caspius fuscus)
Длина тела 45-55 мм. Эти фаланги распространены в восточной части пустыни Кызылкум и в предгорьях Западного Тянь-Шаня. Все фаланги, вопреки бытующему мнению, совершенно не ядовиты, хотя их укусы могут быть очень болезненными. Крупные самки могут прокусывать кожу человека до крови.
Первый ночлег
В первые три дня путешествия величественное, беспредельное безмолвие степи - безмолвие могильное - произвело на меня сильное впечатление. Я по целым часам смотрел, не сводя глаз, в пространство перед собою, и так как спутники мои - киргизы воображали меня погруженным в религиозные созерцания, то меня очень редко тревожили. Будто сквозь сон я видел, как во время пути некоторые из членов нашего каравана дремали, покачиваясь на верблюжьих спинах, и доставляли и своими движениями, и тревожными вздрагиваниями, время от времени, крайнее удовольствие остальной нашей бодрствовавшей компании. Желавшие поспать налегали обеими руками на высокую седельную шишку, но это не мешало им весьма частенько стукаться подбородком о седло с такою силою, что даже зубы щелкали, а не то и сами седоки при сильных толчках стремглав летели с седла на раскаленный песок. Эта эквилибристика вызывала всегда искренний хохот в компании. Упавший должен был в продолжение дня выносить перекрестный огонь насмешек и шуток. В особенности это потешало мальчугана Басантиева, который, несмотря на то, что под его ведением находился один навьюченный верблюд, по большей части шел пешком и, бегая вправо и влево, пугал криками табуны диких ослов (ишаков) и мулов (хачир), показывавшихся по временам на окраинах дороги.
Ишаки в диком виде встречаются преимущественно в окрестностях Ташкента. Киргизы Казалинского уезда, как наиболее земледельческого района, ловят их, приручают и разводят в изрядном количестве. Несмотря на свой маленький рост (до 6 четвертей), ишаки очень сильны и легко несут груз в восемь пудов, почему в домашнем хозяйстве употребляются как верховые и вьючные животные, представляющие ту выгоду, что чрезвычайно нетребовательны к пище, приближаясь в этом к верблюдам. Наибольшую пользу ишаки приносят горным жителям, которые формируют из них караваны для перевозки товаров и хлеба по узким горным тропам, идущим по карнизам скал и ущелий.
Дрожит прозрачный воздух над раскаленною полуденным солнцем пустынею, бежит легкою, волнистою струйкою по буграм отдаленных песков… Выше и выше солнце, сильнее сухой жар, в воздухе не шелохнет, замерло все. Но вот шелохнулся горячий воздух, закрутился маленький вертунец, собрал легкую пыль и быстро побежал спиральным столбиком… Чрез минуту вихрь уже далеко, разросся в резко очерченный упругий столб с круглым облаком серой пыли наверху, - и опять тишина; отдает жаром раскаленная почва, спит молчаливая степь под томительным зноем…
Из небольшой ложбинки, среди степи, показалось какое-то животное. Остановилось, посмотрело, затем пропало на минуту за изгибом местности и вдруг снова бойко вынеслось на ровную степь. «Это ишак!» - закричал Басантиев, молча до сего всматривавшийся своими узкими, невероятно зоркими глазами, и с диким гиком понесся навстречу. Ишак совершенно спокойно и даже несколько удивленно посмотрел на нас, затем круто повернул, наддал задом и моментально исчез за барханами.
- Что, друг, не поймал? - спросил я вернувшегося мальчонку. Тот рассмеялся, показав при этом белые перламутровые зубы, и что-то быстро-быстро залопотал по-своему.
Выше поднималось солнце на ярко-синем небе, сильнее разгорался зной над степью, дремота начала одолевать меня с такой силой, что я не помню, как свернулся и кубарем полетел в песок…
К вечеру первого дня мы остановились в караван-сарае наманганского сарта Хусайна Шир-Маметова.
Караван-сараи - это постоялые дворы для проходящих караванов, так сказать, степные гостиницы самого примитивного устройства. Представьте себе саклю, выведенную из сухих комков глины, смешанной с саманом (мелкорубленой соломой), сахою, которая огорожена на целые пять десятин высоким чувалом, образующим двор. Окон в таких саклях совсем нет, а свет проникает через дверь, постоянно открытую настежь, пробитую в лицевой части, выходящей на дорогу. У одной из стен каждого такого помещения находится широкая труба, или пробитая в самой стене, если последняя достаточно толста, или, если стена тонка, то вылепленная из алебастра с внутренней ее стороны. Тут практикуется кипяченье чайников и варится плов и кавардак [жареное нарезанное мелкими кусками мясо] - словом, это кухня. Посреди каждой сакли находится вырытое в земле, часто выложенное жженым кирпичом небольшое, аршина полтора в диаметре, четырехугольное углубление; в холодное время сюда насыпаются горячие угли, над ними ставят большую квадратную скамью, которую накрывают ватным одеялом, спускающимся до земли и задерживающим тепло, исходящее от углей. Сюда-то перезябшие туземцы, в зимние холода, усевшись вокруг, прячут свои ноги и кисти рук, защищая остальное тело от холода толстыми ватными халатами. Низкий потолок сакли, представляющий снаружи плоскую крышу, состоит из нескольких балок, положенных поперек продольных стен сакли, покрытых камышевыми плетенками и смазанных сверху более или менее толстым слоем глины все с тем же саманом.
Перед самой саклей делается обыкновенно терраса, пол которой застилается камышевыми плетенками. Наружные стены Хусаинова караван-сарая были покрыты арабскими надписями и узорами, сделанными не то из кафельного кирпича, не то из чего-то особенного. На плоской крыше сложены были пирамиды снопов дженушки [люцерна]; на особо сделанном возвышении стояли рядком несколько медных чистых кумганов с острыми рыльцами и фигурными ручками и крышками, наполненных горячей водой, а на террасе, готовый к услугам всех желающих, дымился чилим (среднеазиатский кальян). Чилим делается, обыкновенно, из особого рода тыквы (чилим-каду), форма которой напоминает длинноватый грушеобразный флакон. Такие флаконы вставляются в медную оправу и носят на себе иногда очень изящные украшения из бирюзы, граната, сердолика и серебряных инкрустаций.
Скоро верблюды были развьючены и отпущены во двор, а мы, в ожидании плова, попивали из маленьких фарфоровых чашечек зеленый индийский чай. Киргизы о чем-то горячо разговаривали с хозяином, должно быть, сообщали ему городские новости, а Иван-бай, растянувшись на паласе, отчаянно затягивался из чилима. Гостеприимный хозяин приготовил мне постель на славу: на террасе, под открытым небом, постлал несколько войлоков, покрыл их ватным одеялом, а в головы положил матак (подушка-валик цилиндрической формы), - и я заснул как убитый. На следующее утро, едва заалела на востоке небольшая полоска горизонта, мы оставили караван-сарай и отправились в путь.
Я далек от мысли вести читателя день за днем, переезд за переездом, по всему пути от Ташкента до Орска, описывать направление дороги, расстояние между привалами и другие подробности, слишком однообразные и для него, и для путешественника. Благо, если путешественник любит природу, если он понимает ее величие и красоту и в состоянии увлечься ими. Но если его не интересует ни скудное степное растение, ни обломок какого-нибудь камня, ни гряда облаков, ни брошенная тень от них, - то скучно будет ему, бедному, в этой обширной пустыне: каждый день все одно и то же, одно и то же; поневоле, сидя и покачиваясь между двух горбов верблюда, спишь до одурения…
Беседы в пустыне
Совершенно чистый, белый, слегка переходящий в желтизну песок как саваном покрыл печальную, безжизненную равнину; начались значительные наносы, постоянно увеличиваясь и заполняя собой окрестность. Барханы становились чаще и выше, но мы, несмотря на сыпучий песок, подвигались довольно быстро. Верблюды плавно шагали, ритмичести позванимая бубенцами; впереди ехал Иван-бай, а в хвосте каравана гарцевали таджик Саид-Басман и повар Кулпашка верхом на лошадях. Сарты, владельцы ишаков, остались в караван-сарае.
День прошел без особых приключений, а ночью мы остановились часа на полтора, даже не развьючивая верблюдов.
На третий день нашего путешествия, часам к двенадцати дня, жара достигла такой степени, что дышать становилось трудно. Куда не кинешь взгляд, всюду одни только мелкие желтые пески (сары-кумы) и ничего более. Выгорела жалкая трава, из песка там и сям торчит какая-то щетина; сверху синее безоблачное небо: совершенно как в море. Я вынул было из хурджины (так называется переметная сума) взятую с собой книгу, один из тех наполненных уголовщиной романов, коих госпожа Ахматова издала сотни, но на первых же строках оставил явившееся намерение почитать: мозг совершенно перестал функционировать, да и мерное покачиваение верблюда, на котором я ехал, отчасти мешало процессу чтения. Книга была положена на прежнее место, а я сам начал как-то неестественно покачиваться в седле, обнаруживая желание вздремнуть; в глазах все стало как бы застилаться туманом, голова невольно склонялась и сознание оставляло меня… Но что это движется там впереди? Да это верблюды… вон они тянутся один за другим, качая своими длинными шеями, то опуская вниз головы, как будто скусывая что-то по дороге, то высоко их поднимая, поглядывают по сторонам… как плавно шагают, убаюкивая меня словно в люльке…
Спал я довольно долго, как убитый, и когда проснулся, то было уже часов 8 вечера. Солнце медленно опускалось за горизонт, обливая пурпуром синевшие вдали гребни гор (то были отроги Ак-Уйрекского хребта, как объяснил мне Нысан Кебеков). Караван по-прежнему медленно подвигался по безбрежному морю песков, но было заметно общее утомление, и глаза всех нет-нет да и посмотрят на караван-баша. Он, в свою очередь, высматривал во всех направлениях место, удобное для остановки и отдыха, т. .е. место с наибольшим количеством корма для верблюдов.
Но вот опытный глаз Кебекова отыскал, что было нужно, он молча поворотил своего верблюда в сторону, молодые члены нашего каравана тотчас же, как бы по взаимному соглашению, с радостными криками рассеялись направо и налево собирать сузие корни, аргал (кизяк) и другое горючее.
Слезть с седел, разобраться и раскинуться на покой - дело нескольких минут: веревки проворно развязываются, тяжелые тюки товаров снимаются с верблюдов и складываются в высокие груды, и бивуак готов.
Я в особенности ясно помню эту третью ночевку нашего каравана, отдыхавшего в азиатской степи за сотню с лишком верст от всякого цивилизованного мира. Во вторую ночь, как сказано выше, мы останавливались ненадолго, но теперь верблюдам надо было дать более продолжительный отдых.
Скоро верблюды были связаны по 4 и по 5 вместе. Делается это обыкновенно так, что веревка, продетая сквозь верхнюю губу одного, привязывается к хвосту другого, и таким образом составляется кружок; отойдя на некоторое расстояние, но, однако, не теряясь из вида, «корабли пустыни» весело жевали бижгун и жускан и сосали сочный волчец. Левашев, приняв на себя роль распорядителя, грозно покрикивал на киргизов:
- Кульчиган, ташши, сучий ты сын, скорее турсук-то, су керек, живва! [Турсук - большой, часто в несколько ведер объема, из тонкой бараньей или козлиной целой шкуры мешок; в нем перевозится вода (су). Керек - надо].
- Хазыр, Иван-бай, хазыр булады! (сейчас, сейчас будет!) - и услужливый Кучильган стремительно бросался исполнять приказание, побуждаемый не столько грозным окриком Иван-бая, сколько надеждой, что авось и ему перепадет чашка-другая чаю, до которого он был большой охотник.
- Николай Иваныч, это, не желаете ли ромцу хватить, знаете, с устатку? - обратился ко мне Тележников, предупредительно протягивая посудину.
- Спасибо, Семен Никитич; не хочется пока, попозже разве.
- Напрасно, это… а я, признаться, давеча, знаете, хватил, того-этого… да всю, почитай, дорогу, это, и спал, знаете, как сурок, слюни даже потекли, это, знаете…
- И я спал все время… Подсаживайтесь сюда! - пригласил я его, и мы растянулись на паласе [род ковра, только грубее], разостланном на песке.
Между тем, большой медный чайник приветливо закипел, и все с наслаждением ждали момента, когда можно будет тянуть драгоценную влагу. Эта драгоценная влага, впрочем, не что иное, как зеленоватая, часто мутная водица; а между тем человечество еще не открыло пищи, не изобрело нектара, который был бы так приятен и действовал столь благотворно в степи, как этот незатейливый напиток. Я помню его удивительное влияние: проглотишь, бывало, чашку-другую и чувствуешь в жилах отрадную теплоту, какой-то живительный, восстановляющий огонь. Последующие чашки действуют на сердце и на голову; глаза начинают гореть, блистать, чувствуется невыразимая нега, какая-то истома комфорта…
Подкрепив силы чаем, караван наш мало-помалу становился деятельнее и шумнее. Киргизы разбились на несколько кружков, и в каждом таком кружке тотчас же отыскалось какое-нибудь дело: повар Кулпашка усердно месил черное тесто, чтобы приготовить баурсаки [мелко изрезанное, крутое пресное тесто, сваренное в бараньем сале]. Он позанялся таким образом с полчаса, а руки все еще оставались грязными, потому что массы теста недостаточно было, чтобы поглотить грязь, накопившуюся в течение нескольких дней. Старшие занялись кто починкой, кто просто сидел и, в ожидании ужина, с любопытством смотрел на громадный котел, в котором кипела какая-то бурда.
Молодежь веселилась. В одном кружке раздались звуки кобуза и полились заунывной, душу трогающей нотой среди торжественной тишины чудной азиатской ночи.
Спать никому не хотелось, благо днем чуть не восемь часов занимались этим делом. К ночи стало прохладнее. Темнота быстро наступила после заката солнца и какая темнота - настоящая тропическая - хоть глаз выколи! А на темном, почти черном небе ослепительно сверкали мириады бриллиантовых звезд.
Семен Никитич, хвативши «ромцу», начал клевать носом, я же растянулся и наслаждался покоем; думать ни о чем не хотелось. В молодости часто бывают такие минуты…
- Что за чудо эта гора Темирчи: едешь, едешь до нее, и никогда нельзя доехать! - сказочным тоном, несколько нараспев, начал какое-то повествование старый Ураз-Аталык-Магома.
- Говорят, на ней, на самой вершине чудеса-то бывают?..
- И еще какие! О, единый Аллах! настоящие чудеса…
Спрашивающий подвинулся поближе и с очевидным любопытством задал новый вопрос. - А что же такое? Расскажи, бабай.
Бабай Магома немного подумал, заложил себе за губу нюхательного табаку [киргизы и сарты любят жевать табак, закладывая его под язык или между щекой и десной; вместо табакерок употребляются маленькие флакончики из тыквы-горлянки] и отвечал вопросом:
- А ты слыхал про кузницу Темир-Ленка? (так называют киргизы Тамерлана).
- Слыхать-то слыхал… да что ж тут особенного?.. Наковальня как наковальня, да еще и есть ли она там?
- Все говорят… - вмешался лауча Насырка.
- Да говорят-то разно: иные сказывают, что она железная, еще будто бы пополам с медью, а другие - будто просто камень, похожий на наковальню. Ну а кто ее видел? Уж полно, есть ли она там, говорю?!
- Есть ли она там?.. Когда бы не было, так бы и не ковали на ней.
- Да кто же там кует?
- А кто его знает! Слышно только по ночам: тук, тук, тук!
- Вот что… ты слышал?
Мулла Ураз-Аталык-Магома немного замялся, но впрочем, отвечал утвердительно и, минуту спустя, добавил:
- Жертвы бы не стали приносить даром горе, коли бы на ней не было этой наковальни.
Но слушатель, должно быть, был большой скептик: он презрительно улыбнулся и сказал:
- Жертвы! Какие ж это жертвы?! Сотня байгушей соберутся к горе, заколют барана, да потом и поскачут на лошадях; сцепятся бороться, а затем и разойдутся. Это на каждой байге так-то бывает. Нет, вот у нас другое дело…
- А у вас что?
- А разве не слышали вы про гору Чингиз-тау?
- Понятное дело, не слышали! - вмешался опять лауча Насырка, - где ж им слышать про что-то хорошее…
- А ты, приятель, помолчи, когда старшие разговаривают! - оборвал лаучу рассказчик Менды-бай.
- Я слыхал, да только в толк не возьму, как было дело-то! - отвечал старый Магома. - Расскажи!
- Чингис-хан около этой горы охотился; истомился, пить захотел, а чашки не было. Людишки где-то поотстали, должно быть в лесу растерялись. Вот он и думает, как ему быть! Смотрит, а чаша пред ним, готовая чаша, и как раз по нем… и теперь эта чаша на горе Чингиз-тау находится…
- Ты видел? - поинтересовался, в свою очередь, мулла Ураз-Аталык.
- Видел! - не заикнувшись отвечал Менды-бай и начал торопливо описывать свалившуюся с неба чашу.
- Ведер в пятнадцать будет; сделана из смеси желтой и красной меди и чугуна. Когда к ней приносят жертвы, так сам Магомет присутствует; настоящий Магомет, а не то, чтобы что-нибудь другое…
Кругом накоплялись слушатели и жадно ловили каждое слово рассказчика, а тот продолжал, сильно поощренный вниманием:
- Да еще говорят, что не надо и жертвы нести: придут на гору, а чаша уже полна и молока, и чаю, и сластей, а кто наполняет ее - неизвестно! Только смотрят: на какую сторону перельется молоко, в той стороне и благодать в тот год…
- Ах он, собака! ах, стерва ты этакая! о-о-о! - вдруг пронзительно, на всю степь, заорал Левашев.
Мы все повскакивали с мест и бросились к Иван-баю, раздались тревожные вопросы: «Что такое, кто его? Чего он закричал?» и т. д.
Оказалось, что Левашев неосторожно лег прямо на песок, не подостлав паласа, и его ужалил скорпион.
В Туркестанском крае отдел вредных животных представляет большое разнообразие, и наносимый ими вред весьма велик. К ним принадлежат массы комаров и слепней, скорпионы, фаланги, тарантулы, каракурты, ришта, саранча и проч. Всю массу видов насекомых несколькими именами охарактеризовать невозможно. Укушение скорпионов и фаланг не смертельно, хотя и причиняет мучительную боль (особенно если укушение произошло в сильные жары, обусловливающие наибольшее развитие яда у этих насекомых). Укушение каракурта, этого небольшого черного паучка, похожего на тарантула, смертельно как для человека, так и для животного; даже рослый здоровый верблюд, укушенный этим ничтожным насекомым, гибнет в течение нескольких часов. Действие яда, сопровождающееся судорогами, особенно сильно проявляется на шейных мускулах.
Ришта, или гвинейский червь, распространена в Сырдарьинской области всюду. Находясь в мелких бесцветных животных, наполняющих загрязненные воды, зародыши ришты попадают в желудок человека вместе с водою, развиваются в кишечном канале, чрез ткани тела идут под кожу, где по истечении года принимают вид тонкого червя, достигающего иногда до полутора аршин длины. Извлечение червей из тела очень трудно и требует много времени и искусства. Единственное средство избежать этого животного - не пить сырой воды, а непременно прокипяченную.
Скорпион укусил Левашева в локоть правой руки; страшная, рвущая боль заставила его простонать целую ночь, к утру же вся рука представляла безобразную распухшую массу.
- И как это ты, Иван, не поберегся?! ведь уж кому-кому, а тебе-то следовало бы знать, что зря на землю ложиться не годится! - укорял его Нысан Кебеков.
Левашев только зубами скрежетал да ругался на всю степь. Зато Семен Никитич навострил, что называется, уши и обращался почти ко всем с расспросами:
- Это, того… бай, как тебя… значит, средствие какое-нибудь есть от гнусу, знаете, а?
- Какой гнус?
- По-нашему, это… того, гнус, то ись, значит, напримерно скорпионы, аль фаланки эти называются… того-это, можно от них уберечься, значит?
- Аллах на то человеку и разум дал, чтобы он знал, как беречь себя…
- А того, как же это, значит?.. то ись, напримерно, что же надо предпринять? - нетерпеливо допытывался трусливый Семен Никитич.
- Средство самое простое: надо разжечь костер, а потом вымести это место начисто, разостлать палас, и тогда спи спокойно, лихоманки не будет и ни одна мошка не заползет на волосяные паласы! - неожиданно посоветовал пострадавший Левашев и выругался самой клейкой бранью. При этом мне невольно вспомнилась пословица: русский задним умом крепок. О, милые русские люди! Везде-то вы одинаковы: авось, небось да как-нибудь - вот ваш вековечный девиз.
Поговорив еще на тему о различных насекомых, все мало-помалу разошлись, и вскоре караван наш погрузился в сон. Слышались только стоны оплошавшего Левашева да ленивое чавканье полусонных верблюдов, медленно жевавших свою постоянную жвачку. Уже яркое созвездие Ориона довольно высоко поднялось над головою, на востоке протянулась светлая полоска - первый предвестник рассвета, - когда я заснул, завернувшись с головой в теплое адрассовое одеяло.А теперь - выдержки из книги В. Л. Казенаса и А. В. Громова с иллюстрациями В. А. Тимоханова «Опасные членистоногие Казахстана» (Алматы, 2007):
Нарывник четырехточечный (Mylabris quadripunctata)
Длина тела 12-16 мм. Один из наиболее обычных и массовых видов рода. Жуки-нарывники содержат в теле ядовитое вещество - кантаридин, который придает им неприятный запах и едкий вкус. 1 г кантаридина смертелен для 20 тысяч человек. Яд имеет раздражающие свойства. Про попадании яда в рот у человека возникает жжение, затруднение глотания, появляется слюноотделение, жажда, рвота, воспаление слизистых. В тяжелых случаях поражается нервная система.
Вольфартова муха (Wohlfartia magnifica)
Длина тела 9-15 мм. Вид распространен в скотоводческих районах Евразии, преимущественно в степной зоне, но встречается и за ее пределами. Самки откладывают личинок по 120-160 штук за один раз на овец, крупный рогатый скот, верблюдов - на слизистые оболочки и раны, на гнойные поражения кожи. Личинки проникают в ткани, питаются ими. Через 3-5 дней пробуравливают кожу и падают на землю для окукливания. Вольфартова муха является облигатным возбудителем тканевых миазов. Нередки случаи миазов у человека. К человеку муху манят запах гноя из больных ушей, слизь носа или ранки. В них муха откладывает личинок, которые имеют длину около 1 мм. Чаще всего это происходит, когда человек спит днем на открытом воздухе. Молодь заползает глубоко в слуховой проход, откуда пробирается в нос, в полость верхней челюсти и лобную пазуху. Повсюду «новоселы» выедают живые ткани, разрушают кровеносные сосуды, обгладывают все, что попадает под их жадные челюсти. Когда личинки прокладывают ходы в тканях, то человек ощущает сильнейшую боль. Ткани воспаляются; в них появляются нагноения, развиваются гангренозные процессы. Тканевый миаз у человека иногда приводит к смерти.
Овод овечий (Oestris ovis)
Длина тела 10-12 мм. Имеет широкое распространение в Европе, Азии и Северной Америке. Личинки являются паразитами овец. Подлетев к животному, самка выпускает в его ноздри жидкость, содержащую личинок. Развитие происходит в носовых и глоточной полостях, в лобных пазухах. Перед окукливанием личинки падают на землю. Причиняют большой вред животноводству. Оводы иногда паразитирует у человека. Личинки питаются и растут в носовой или лобной полости или в глазах, вызывая синусит или миазный конъюнктивит, иногда изъязвление глаза. Особенно опасно проникновение внутрь глазного яблока, что может повлечь за собой слепоту.
Скорпион кавказский (Mesobuthus caucasicus)
Длина тела до 80 мм. Широко распространен от Турции и Ирака до Китая. Укол жала очень болезнен, особенно первые минуты. Иногда, после поражения крупной самкой, температура тела человека может повыситься, появляются тошнота, слабость.
Скорпион черный (Orthochirus scrobiculosus)
Длина тела 25-40 мм. Широко распространен от Египта до Казахстана и Индии. Боль резкая, в первые минуты нестерпимая, но постепенно стихающая. На пораженном участке иногда появляются опухоль и онемение, которые продолжаются около суток.
Каракурт (Latrodectus tredecimguttatus)
Длина тела самца 3-6 мм, самки - 9-17 мм. Распространен от Канарских островов до Китая. Опасны лишь самки. Место укуса заметить трудно, т. к. явных болезненных симптомов вначале нет. Только через несколько минут появляются сильные боли во всем теле, тошнота и рвота, затрудняется дыхание. Иногда наступает смерть.
Тарантул южнорусский, или джунгарский (Lycosa singoriensis)
Длина тела самца 14-27 мм, самки - 18-33 мм. Распространен по пустыням, полупустыням, степям и лесостепям от Средней Европы и Северной Африки до Монголии и Китая. Боль при укусе паука резкая и сильная, но непродолжительная.
Фаланга галеод бурый (Galeodes caspius fuscus)
Длина тела 45-55 мм. Эти фаланги распространены в восточной части пустыни Кызылкум и в предгорьях Западного Тянь-Шаня. Все фаланги, вопреки бытующему мнению, совершенно не ядовиты, хотя их укусы могут быть очень болезненными. Крупные самки могут прокусывать кожу человека до крови.