СВЯТИТЕЛЬ ИННОКЕНТИЙ (ВЕНИАМИНОВ), .Характеристика миссионерской деятельности.
Но главным призванием выдающегося пастыря было дело распространения христианской веры среди языческого населения российских окраин.
Преодолев языковой барьер, затруднявший его общение с алеутами, отец Иоанн с еще большим рвением посвятил себя делу проповеди. "Отец Иоанн рассказывал о той радости, которую доставляла ему проповедь: "Невозможно описать внимательность, с какой алеуты принимали мои поучения, их ко мне благодарность и сердечное удовлетворение, которое я сам получал, проповедуя им. Слава Богу - Слову, дарующему мне слово, просвещающему и утешающему народ словом".
С самого начала своей миссионерской деятельности святитель был чужд какой-либо заинтересованности в вознаграждении своих пастырских трудов. Прибыв в Америку, он написал управляющему русской колонией письмо, в котором отказывался принимать какие-либо приношения:
"...ни меха, ни боны и ничто другое" - от своих прихожан за духовные требы, что было его обычаем. Он потребовал от администрации снабжать его семью всем необходимым для зимовки, изымая деньги на это из его жалованья. Отец Иоанн пояснял: "Простое, усердное и безвозмездное поучение вере, какое и ожидается от служителя Евангелия, гораздо более действенно... нежели усердное и красноречивое поучение, вознаграждаемое дарами".
"Заслуга Иннокентия в тех краях в том и состояла, что он не пользовался благоприятными для него обстоятельствами исключительно для личных целей". "Вы знаете, - говорил святитель, - к сожалению, у нас есть и такие миссионеры, которые углубляются в ледяные пустыни вовсе не из ревности к проповеди Евангелия, не для спасения душ человеческих, а для приобретения дорогих мехов".
По прибытии на Уналашку отец Иоанн не только отказался от дополнительных материальных вознаграждений за свою миссионерскую деятельность, но и прекратил порочную практику давать новую одежду алеутам в награду за принятие ими Таинства Крещения, что вело с их стороны к недопустимым явлениям: "В 1829 году случилось мне первому быть в Нушегаке (Колмаковском заселении), для посещения живущих там христиан; и в то время я там нашел четырнадцать человек дикарей, приехавших из различных селений с своими товарами. Потому, не надеясь видеть более дикарей, решился предложить мое слово тем, кому случилось быть тогда в Нушегаке, показав им наше служение; и Господу угодно было моею, по истине, скудною проповедию обратить к нему тринадцать человек, которых я, по приличном испытании и увещании, и окрестил, - и река Нушегак была тогда для них Иорданом. По крещении их, вместо рубашек или белой одежды, надел я на них те же самые одежды, в которых они явились ко мне, и сверху их обыкновенные, небольшие, медные крестики. Это я сделал с тем намерением, чтобы рубашки, которые хотели им дать восприемники, не были для прочих диких приманкою к принятию крещения, и может быть, такому же ухищрению, какое делали некогда Чукчи, которым обыкновенно по крещении давалось несколько подарков, для них очень ценных, и они, окрестившись и получив положенные им подарки от одного священника, на будущий год приходили к другому, или, спустя несколько времени, опять приходили к тому же. Рубашки же для здешних дикарей есть вещь весьма ценная и важная. Отправляясь из Нушегака, я дал позволение управляющему редутом Колмакову крестить тех из дикарей, которые сами будут просить о том, но также отнюдь без всяких подарков".
Но, не взирая на подобные наивные проявления хитрости, святитель полюбил своих пасомых самой искренней пастырской любовью: "Никакая трудность, никакая опасность в пути, даже видимая, не остановит меня посещать здешних жителей, добрых и скажу откровенно, примерных и редких в нынешнее время овец стада Христова по их усердию; ибо их ревностное и постоянное слушание моих поучений и простое, усердное благодарение за оные суть для меня величайшее удовольствие и одна из величайших земных наград".
"Имея такое усердие к слышанию Слова Божия, они также усердны и к проповедникам Оного (но усердие их не обнаруживается вещественными даяниями, потому что они никому не могут передавать пушных товаров, кроме Кампании, которая им платит известную цену). По крайней мере я это могу сказать по себе. Посещение мое и приезд мой в селение бывал истинным праздником для Алеутов, Пасхою, потому что только в это время они могли слушать Слова и приобщиться Святых Таин; куда бы я не приехал и какое время дня или ночи, но лишь только разносилась весть, что приехал отец (Адак) тотчас все и каждый, кто только может ходить, выходили ко мне навстречу к самой пристани (т. е. на берег моря, где обыкновенно пристают байдарки). Все и каждый приветствовали меня с истинным радушием и видимым удовольствием, написанным на лицах их; даже нередко больных приносили ко мне для того, чтобы увидеться со мною и принять благословение.
Обязанности свои в отношении к Церкви Алеуты исполняют примерно: соблюдать посты переменою одной пищи на другую они не могут, потому что пища их зависит от моря и почти всегда одинакова; и они, надеясь на него, запасов делают очень немного; а потому, когда они хотят поститься, т. е. во время говения или в последние дни Страстной Седмицы, то постятся в полном значении сего слова. Говеют всегда и все, так что во все время пребывания моего у них, почти не было ни одного из них такого, который бы не был у исповеди и Святого Причастия за леностию и нерачением; и все это они делают совершенно без всякого наряда и принуждения".
"Приношения или приклады в церковь они делают очень охотно; конечно не всегда по чистому побуждению сердца, и принося Богу лепту, желают за нее получить и временное и вечное благополучие; но в них, как еще в новых Христианах, это очень извинительно, и по крайней мере хорошо и то, что они приносят, и приносят охотно, и почти десятину своего дохода".
Зимой 1832-1833 годов отец Иоанн написал небольшую книгу на алеутском языке - "Указание пути в Царство Небесное". Эта работа была задумана миссионером как введение в основные христианские истины и предназначалась новокрещеным алеутам. В ней святитель подчеркивал: "...Всякому христианину поставляется в непременную обязанность, когда он придет в совершенный возраст, узнать обстоятельнее свою веру, потому что, кто не знает основательно своей веры, тот бывает холоден и равнодушен к ней и часто впадает или в суеверие, или в безверие.".
Переведенная впоследствии на славянский и русский языки книга выдержала более 47 изданий.
Как писал архимандрит (ныне архиепископ) Евлогий, "поучение отца Иоанна - замечательный памятник церковного слова... Поучение проникнуто горячей христианской любовью к принимающим святое Крещение. Цель автора - пролить евангельский свет на жизнь и деятельность человека, убедить его в истинности жизненного пути, открываемого верой Христовой, святым Крещением. Царство небесное, учит отец Иоанн Вениаминов, это неизъяснимое на человеческом языке состояние блаженства праведных людей, это жизнь с ангелами, праведниками и святыми, это лицезрение Бога, это чистая непрестанная радость, это вечное царствование со Христом".
Благодаря появлению переводов на алеутский язык духовно-нравственной литературы, обучение грамоте, начавшееся у алеутов с 1825 года, стало развиваться настолько успешно, что отец Иоанн высказывал уверенность, что в обозримом будущем все алеуты должны научиться чтению и письму.
"Мне случалось видеть, как кто-нибудь из Алеутов, - писал святитель, - совершенно не зная по-русски ни слова, почти целый день сидит и читает Псалтырь... А когда они увидели книжки на своем языке, т. е. Катехизис, переведенный мною и напечатанный первым изданием, то даже начали учиться грамоте для того, чтобы читать по-своему".
Обучение своей паствы было для святителя одной из первейших задач служения: "учить паству есть первейшая обязанность пастыря; следовательно, всякая побудительная к тому мера будет законна и свята, и всякое взыскание, и даже строгое, за неисполнение этой обязанности, будет весьма справедливо".
"Мысль эта родилась во мне еще в Иркутске, и я представлял ее тамошнему Преосвященному Михаилу (в виде проекта), который уважил ее и предписал всем градским священникам поступать по моему проекту. Но никто из моих собратий не хотел исполнить это, - я не ком не нашел единомыслящих со мною и таких, которые бы поддерживали и содействовали мне, - кроме одного моего дьякона. Это чрезвычайно меня огорчало; но Господь наградил меня за то; Он дал мне желание ехать в Америку. Тогда, как получил я это желание, первая мысль моя была: "Вот там-то я уже буду действовать один, и буду учить, когда и как хочу!" Благодарю моего Бога, - я, сколько мог, исполнял это во все мое пребывание в Америке. И не только не находил никакого препятствия, или невозможности, или неудобства; но напротив того, всякий содействовал мне и все принимали с благодарностью. И если Алеуты любили и любят меня, то единственно за то, что я их учил".
Но прививание навыков грамотности у алеутов должно идти рука об руку с их нравственным воспитанием, что не раз подчеркивал святитель: "Представя на вид следствия неблагоприятной, и следствия почти только с внешней физической стороны, теперь обратим наше внимание на внутреннюю духовную и, следовательно, существенную пользу перехода Алеутов в нынешнее их состояние.
Самое первое место в сем отношении, без сомнения, занимает Христианская вера, перенесенная к ним Русскими, и которая, можно сказать, пришлась им по сердцу; и оттого очень скоро распространилась и утвердилась между ними".
"Не только странно, но даже смешно кажется делать ныне вопросы: должно ли просвещать дикарей? и полезно ли для них просвещение? Но, как это не кажется странным, просветители должны делать себе такие вопросы для того, чтобы не забывать, в чем должно состоять просвещение и просвещение не одностороннее, не поверхностное, но прочное, благодетельное, истинное...
Так! Надобно стараться вывесть дикаря из его грязной жизни; но, очищая нечистоту с его тела, надобно быть осторожным, чтобы не содрать с него и природной его кожи, и тем не изуродовать его. Надобно выводить дикарей из мрака невежества на свет познаний; но осторожно чтобы не ослепить их и, может быть, навсегда. И искореняя в них ложные правила их нравственности, не сделать их совсем без правил нравственности".
Просвещая Словом Божиим взрослых алеутов, отец Иоанн не меньшее внимание уделял и своей юной пастве. С помощью Русско-Американской кампании на острове был основан приют и открыта школа, которые содержались на пожертвования прихожан отца Иоанна. И когда отца Иоанна и его матушку управляющий колонией попросил взять на себя окормление девочек в открытом приюте, пастырь принял на себя эти обязанности, но вновь отказался от дополнительного вознаграждения.
Часто окруженный детьми, он обстоятельно беседовал с ними, испытывая одних в знании молитв, других в понимании Священной Истории, третьих в разумении заповедей.
В апреле 1825 года он пишет своему брату Стефану: "Ты должен исправить свои обязанности учителя в школе с тщанием, как того требуют Бог, совесть и честь. Не прибегай к телесному наказанию". Через два года этот же совет он дает другому учителю: "Ни одного ученика не подвергать телесному наказанию". И добавляет: "Уверен, что вы все исполните по желанию моему и как того требуют честь и долг Христианина".
"Но может Церковь, - писал позднее святитель, - это любвеобильнейшая мать, приемлющая на свои руки всех детей от самого рождения. Церковь и может, и должна заботиться об этом". "Что может быть приличнее, святее и восхитительнее, как видеть пастыря, беседующего с детьми и поучающего их! Что может быть восхитительнее для пастыря, как видеть целое поколение, воспитанное его словом! Тогда точно, он есть пастырь, которого голос знают овцы его, и пастырь, который знает овец своих и которого знают овцы его. И кто из прихожан не будет его уважать тогда?".
Видя усердие пастыря на ниве просвещения местных племен светом Христовой Истины, начальник русской колонии ходатайствовал перед Иркутским Преосвященным о поощрении ревностного миссионера. Отец Иоанн был награжден золотым наперсным крестом и переведен в 1834 году на остров Ситху, в Ново-Архангельск. Здесь был центр русской колонии в Америке, и пастырю открылось новое миссионерское поприще - обращение в христианство воинственных индейцев колошей или тлинкитов. Отец Иоанн принялся энергично изучать язык, обычаи и верования этого народа. Но сильная вражда к русским со стороны последних делала опасным даже посещение колошских селений, не говоря уже о проповеди.
"Все таковые обстоятельства, а к тому еще и самая дикость Колош и отчасти древняя вражда против Русских, как против завоевателей, были препятствием к распространению Христианства между ними, и это препятствие было бы еще долго в полной своей силе если бы Проведение не послало на них давно или даже почти никогда не бывалой у них болезни, которую, по справедливости, можно назвать рубежом или гранью, где оканчивалось владычество грубого невежества Колош и откуда начинается, или начнется, их просвещение. Болезнь эта была так-называемая ветреная оспа, которая свирепствовала у них в начале 1836 годе и столь жестоко, что в течение Января и Февраля она погубила почти половину их народонаселения. Но эта болезнь, истребляя их, в то же время послужила им в величайшую пользу: 1) тем, что она, действуя более на старых людей, унесла с собою многих закостнелых в невежестве, суеверии и вражде против Русских и всякого нововведения, имевших большое влияние и даже власть над мнением среднего и новейшего поколений, родившихся незадолго до прибытия Русских и даже после того; 2) тем особенно, что она очевидно убедила Колош в пользе прививания оспы и следовательно в том, что Русские имеют познания обширнейшие и совершеннейшие, нежели какими обладают они сами; 3) совершенно переменив их мысли о Русских, она весьма много поколебала веру в шаманов, которые, несмотря на своих духов-хранителей гибли вместе с искавшими от них помощи".
Увидев доброжелательное к ним отношение со стороны русских колонистов, колоши стали сами приезжать в Ново-Архангельск и завязывать торговые отношения с русскими поселенцами. Перед отцом Иоанном открылась благоприятная возможность для проповеди. Высокие личные качества миссионера открыли ему доступ к сердцам грубых, но простодушных туземцев.
Святитель прилагал не мало сил и на борьбу с бесчеловечными обрядами, бытующими у местных племен. Его до глубины души возмущал обычай убивать калгов (рабов) на похоронах их хозяев. Сам он старался изменить участь пленников, "предлагая покупать их у индейцев. Жизнь среди русских давала возможность бывшим рабам приобрести образование, а после 20-летнего срока службы в кампании их снабжали ружьем и прочим необходимым и они имели возможность отправляться жить, куда им угодно".
"Обозрев 15-летнюю миссионерскую деятельность отца Иоанна Евсеевича Вениаминова, - пишет его биограф И. Барсуков, - сперва на острове Уналашке, а потом на острове Ситхе, мы смело заключаем, что деятельность его там отличалась тем же характером, которым издревле украшалось служение Русских проповедников Евангелия. Так напр., разумная осторожность его открывала ему доступ к грубым, но простым и добрым сердцам дикарей. Христианские истины были им сообщаемы сообразно с их умственною приемлемостию, т. е. при полном свободном убеждении их, а не путем насилия. Он терпеливо ожидал добровольного вызова креститься. Для детей была устроена школа, которая была снабжена как учебниками, так и книгами для чтения, собственного его сочинения и им самим переведенными на туземные наречия, и он был сам их учителем; наконец, кроме просвещения светом Евангелия, он обучал их разным мастерствам и, при повальной оспе обучил Колош оспопрививанию; и такими путями сумел снискать и от упорных дикарей полное сердечное расположение к себе: они любили отца Вениаминова, по свидетельству его современников, как отца, так как отец Вениаминов был по истине благодетелем и отцом, и наставником, и покровителем спасаемых им овец".
Многолетний опыт миссионерской работы привел святителя к выводу, что как бы ревностно он не относился к своему делу, - усилий одного человека совершенно недостаточно для ведения столь ответственного и многотрудного дела. Отец Иоанн Вениаминов пришел к выводу, что надо укрепить Американскую миссию и увеличить число священников-миссионеров. Свои соображения он решил лично представить Святейшему Синоду.
В 1839 году отец Иоанн отправился в Петербург, где был тепло принят как церковной, так и светской общественностью. Его рассказы о просвещении коренных жителей Северной Америки возбудили неподдельный интерес среди членов Святейшего Синода к Американской миссии и трудам ее ревностного служителя. Вскоре отец Иоанн был возведен в сан протоиерея, а через год Синод одобрил план сооружения в Ново-Архангельске соборного храма. При храме планировалось открыть духовное училище, а также построить еще две походные церкви.
Однако, во время пребывания отца Иоанна в столице, его постигло горе. До него дошла весть, что его матушка, делившая с ним все труды и лишения, умерла в Иркутске. Святитель хотел сразу же уехать в Иркутск. Но проницательный митрополит Московский Филарет (Дроздов), зная как плодотворна деятельность отца Иоанна во благо Церкви, уговорил его принять монашество с последующим принятием епископского сана. Отец Иоанн согласился на это с условием, что Владыка Филарет поможет устроить на казенный счет обучение его детей. Позднее его сыновья были переведены в Петербургскую духовную семинарию, а дочери в столичную школу для девочек.
В конце 1840 года протоиерей Иоанн Вениаминов был пострижен в монашество с именем Иннокентия, в честь просветителя и первого епископа Иркутска с тем, что он останется американским миссионером. На следующий день после пострига он был возведен в архимандриты, а через две недели состоялась его хиротония во епископа Камчатского, Алеутского и Курильского с кафедрой на Аляске, на острове Ситке.