Так начиналась история нынешнего режима (4)
Так начиналась история нынешнего режима (1)
Так начиналась история нынешнего режима (2)
Так начиналась история нынешнего режима (3)
Лично у меня нет сомнений, что обращение режима Эрэфии к советчине при Путине было продуманным политтехнологическим шагом. Не знаю уж, сами они до этого додумались или подсказали какие-нибудь "иностранные консультанты", но нужно признать, что шаг этот был очень удачным для режима.
Во-первых, режиму Эрэфии удалось резко снизить степень конфронтации между населением и властью. При Ельцине эта конфронтация приняла чрезвычайно острые формы, и даже кровавый переворот с расстрелом людей на улицах Москвы и последующей зачисткой "красно-коричневой" оппозиции в октябре 1993 не позволяли режиму чувствовать себя в безопасности - Ельцина и его режим ненавидела вся страна, и режиму и обслуживавшей его клике либеральной интеллигенции приходилось прилагать неимоверные усилия для того, чтобы эта ненависть снова не выплеснулась на улицы городов и не приняла открытые формы. "Выборы" 1996 (которые, как недавно признал даже Медведев, Ельцин в итоге все же проиграл) стали откровенным выламыванием рук и мозгов всей стране, одной из самых позорных страниц в истории нынешнего режима, но даже присвоив себе "победу", ельцинская камарилья понимала, что политически режим буквально висит в воздухе и в любой момент может рухнуть.
Поэтому для ельцинского преемника - Путина - срочно требовалось подыскать какие-то новые идеолого-политические основания, которые позволили бы режиму Эрэфии несколько дистанцироваться от периода ельцинского правления и снизить степень отчуждения и конфронтации между населением и властью. Советчина и стала таким идеолого-политическим основанием режима Эрэфии при путинском правлении. Обращение режима Эрэфии при Путине к "советскому наследию" позволило власти позиционировать себя в качестве "своей" для миллионов постсоветских "россиян" - которые, конечно же, в массе своей оставались все теми же советскими людьми. Для Ельцина такой политический шаг был невозможен, так как политически фигура Ельцина конструировалась в качестве "бунтаря против советской системы", антикоммуниста, борющегося с "тоталитарным советским наследием" и несущим России "свободу и демократию". Собственно, именно в этом качестве Ельцин и состоялся как политик - как борец с консервативными силами в КПСС и в руководстве Союза. Путин - как человек малоизвестный за пределами Питера и прямо не участвоваший в событиях 1985-1993 годов - был свободен от этого политического наследия режима Эрэфии при Ельцине, а потому под его правление вполне можно было подогнать новые политико-идеологические основания, связанные с "советским наследием". Причем это происходило не только во внешних формах и риторике режима (возвращение советского гимна, апеллирование к советской истории), но частично и в области практической политики - своевременная выплата зарплат, повышение пенсий и другие меры позволили режиму Эрэфии при Путине "намекнуть" стране, что с ельцинским наследием - по крайней мере, в наиболее диких его проявлениях - покончено, и советские люди получат что-то для них более преемлемое и привычное.
До этого все "советское наследие" целиком работало на "красно-коричневую" оппозицию - то есть против режима Эрэфии. Обращение режима Эрэфии к "советскому наследию" позволяло ему заставить работать "советское наследие" на укрепление собственной власти и в то же время существенно снизить степень конфротации между постсовестким населением Эрэфии и властью - ведь теперь не только оппозиция, но и сама власть становились "просоветскими", "советское наследие" теперь как бы было поделено между властью и просоветской "красно-коричневой" оппозицей. Более того, значительная часть этой самой оппозиции прямо перешла в охранители режима, увидев в Путине своего, советского, и надеясь, что этот советский гебешник покончит с антисоветским наследием Ельцина - достаточно вспомнить, что даже такой видный деятель красно-коричневой оппозиции, как Проханов, при Путине перешел из оппозиционеров в охранители и стал на страницах своей газеты славить путинский режим, и далеко не только он. Примерно на такую же реакцию рассчитывал режим и со стороны массы населения Эрэфии, и не прогадал - миллионы советских учителей, военных, пенсионеров действительно поверили, что режим Эрэфии стал чем-то другим, и увидели в Путине своего, советского.
Во-вторых, принятие советчины на вооружение позволило режиму резко расширить поле для политического маневра. При Ельцине это поле было достаточно узким - политико-идеологическое обоснование мер и решений режима можно было искать только в антисоветизме, но даже толпы горластых "либералов" и "демократов" из московской интеллигенции не хватало, чтобы как-то внятно объяснить стране, чего они хотят и зачем все это нужно. При Путине режим вовсе не распрощался с идеологемами "демократической России", возникшими в период перестройки и в годы ельцинского правления (как того ждали от Путина советские люди), - просто при Путине эти идеологемы были поставлены рядом с советскими идеологемами, и режим теперь мог при принятии каких-то решений одинаково успешено апеллировать поочередно то к советскому наследию (например, при закручивании гаек и ограничении свобод), то к ельцинскому "демократическому наследию" (например, при очередной волне приватизации или при принятии других мер в рамках "либерализации экономики" или "демократизации"). Собственно путинщина, с точки зрения политико-идеологических оснований режима Эрэфии - это и есть некая шизофреническая смесь из идеологем советчины и из ельцинских "либеральных" и "демократических" идеологем, к которым режим обращается поочередно. Пусть даже это и вызывало некоторое недовольство либералов, когда режим обращался к советчине, или недовольство советских, когда режим в очередной раз потрошил население из "либеральных" соображений, но в целом и те и другие видели в Путине "отчасти своего" - отчасти советского патриота, отчасти либерала, и это не позволяло сформироваться в Эрэфии радикальной и широкой оппозиции - ни просоветской, которая существовала в 90-е годы, ни либерально-интеллигентской, существовавшей при распаде СССР.
Шизофреничность этой советско-антисоветской политико-идеологической конструкции режима Эрэфии нисколько не умаляла ее эффективность - закручивание гаек теперь можно было проводить под квазисоветскую квазипатриотическую трескотню, и при этом в сфере экономики можно было спокойно делить собственность, переводить деньги в оффшоры и в целом продолжать колониальный курс режима, начатый при Ельцине, прикрываясь либеральной риторикой. Более того, эта конструкция позволила даже сформировать пресловутое "путинское большинство" - то есть довольно широкую группу поддержки режима со стороны населения, в которую вошли как просоветские россияне, так и либерально настроенные слои Эрэфии (интеллигенция, бизнесмены и пр.). Вся история режима при Путине - это непрерывное балансирование между советчиной и либеральной антисоветчиной, и, надо признать, эта политико-идеологическая конструкция сделала режим Эрэфии значительно более устойчивым в сравнении с периодом ельцинского правления.
Так начиналась история нынешнего режима (2)
Так начиналась история нынешнего режима (3)
Лично у меня нет сомнений, что обращение режима Эрэфии к советчине при Путине было продуманным политтехнологическим шагом. Не знаю уж, сами они до этого додумались или подсказали какие-нибудь "иностранные консультанты", но нужно признать, что шаг этот был очень удачным для режима.
Во-первых, режиму Эрэфии удалось резко снизить степень конфронтации между населением и властью. При Ельцине эта конфронтация приняла чрезвычайно острые формы, и даже кровавый переворот с расстрелом людей на улицах Москвы и последующей зачисткой "красно-коричневой" оппозиции в октябре 1993 не позволяли режиму чувствовать себя в безопасности - Ельцина и его режим ненавидела вся страна, и режиму и обслуживавшей его клике либеральной интеллигенции приходилось прилагать неимоверные усилия для того, чтобы эта ненависть снова не выплеснулась на улицы городов и не приняла открытые формы. "Выборы" 1996 (которые, как недавно признал даже Медведев, Ельцин в итоге все же проиграл) стали откровенным выламыванием рук и мозгов всей стране, одной из самых позорных страниц в истории нынешнего режима, но даже присвоив себе "победу", ельцинская камарилья понимала, что политически режим буквально висит в воздухе и в любой момент может рухнуть.
Поэтому для ельцинского преемника - Путина - срочно требовалось подыскать какие-то новые идеолого-политические основания, которые позволили бы режиму Эрэфии несколько дистанцироваться от периода ельцинского правления и снизить степень отчуждения и конфронтации между населением и властью. Советчина и стала таким идеолого-политическим основанием режима Эрэфии при путинском правлении. Обращение режима Эрэфии при Путине к "советскому наследию" позволило власти позиционировать себя в качестве "своей" для миллионов постсоветских "россиян" - которые, конечно же, в массе своей оставались все теми же советскими людьми. Для Ельцина такой политический шаг был невозможен, так как политически фигура Ельцина конструировалась в качестве "бунтаря против советской системы", антикоммуниста, борющегося с "тоталитарным советским наследием" и несущим России "свободу и демократию". Собственно, именно в этом качестве Ельцин и состоялся как политик - как борец с консервативными силами в КПСС и в руководстве Союза. Путин - как человек малоизвестный за пределами Питера и прямо не участвоваший в событиях 1985-1993 годов - был свободен от этого политического наследия режима Эрэфии при Ельцине, а потому под его правление вполне можно было подогнать новые политико-идеологические основания, связанные с "советским наследием". Причем это происходило не только во внешних формах и риторике режима (возвращение советского гимна, апеллирование к советской истории), но частично и в области практической политики - своевременная выплата зарплат, повышение пенсий и другие меры позволили режиму Эрэфии при Путине "намекнуть" стране, что с ельцинским наследием - по крайней мере, в наиболее диких его проявлениях - покончено, и советские люди получат что-то для них более преемлемое и привычное.
До этого все "советское наследие" целиком работало на "красно-коричневую" оппозицию - то есть против режима Эрэфии. Обращение режима Эрэфии к "советскому наследию" позволяло ему заставить работать "советское наследие" на укрепление собственной власти и в то же время существенно снизить степень конфротации между постсовестким населением Эрэфии и властью - ведь теперь не только оппозиция, но и сама власть становились "просоветскими", "советское наследие" теперь как бы было поделено между властью и просоветской "красно-коричневой" оппозицей. Более того, значительная часть этой самой оппозиции прямо перешла в охранители режима, увидев в Путине своего, советского, и надеясь, что этот советский гебешник покончит с антисоветским наследием Ельцина - достаточно вспомнить, что даже такой видный деятель красно-коричневой оппозиции, как Проханов, при Путине перешел из оппозиционеров в охранители и стал на страницах своей газеты славить путинский режим, и далеко не только он. Примерно на такую же реакцию рассчитывал режим и со стороны массы населения Эрэфии, и не прогадал - миллионы советских учителей, военных, пенсионеров действительно поверили, что режим Эрэфии стал чем-то другим, и увидели в Путине своего, советского.
Во-вторых, принятие советчины на вооружение позволило режиму резко расширить поле для политического маневра. При Ельцине это поле было достаточно узким - политико-идеологическое обоснование мер и решений режима можно было искать только в антисоветизме, но даже толпы горластых "либералов" и "демократов" из московской интеллигенции не хватало, чтобы как-то внятно объяснить стране, чего они хотят и зачем все это нужно. При Путине режим вовсе не распрощался с идеологемами "демократической России", возникшими в период перестройки и в годы ельцинского правления (как того ждали от Путина советские люди), - просто при Путине эти идеологемы были поставлены рядом с советскими идеологемами, и режим теперь мог при принятии каких-то решений одинаково успешено апеллировать поочередно то к советскому наследию (например, при закручивании гаек и ограничении свобод), то к ельцинскому "демократическому наследию" (например, при очередной волне приватизации или при принятии других мер в рамках "либерализации экономики" или "демократизации"). Собственно путинщина, с точки зрения политико-идеологических оснований режима Эрэфии - это и есть некая шизофреническая смесь из идеологем советчины и из ельцинских "либеральных" и "демократических" идеологем, к которым режим обращается поочередно. Пусть даже это и вызывало некоторое недовольство либералов, когда режим обращался к советчине, или недовольство советских, когда режим в очередной раз потрошил население из "либеральных" соображений, но в целом и те и другие видели в Путине "отчасти своего" - отчасти советского патриота, отчасти либерала, и это не позволяло сформироваться в Эрэфии радикальной и широкой оппозиции - ни просоветской, которая существовала в 90-е годы, ни либерально-интеллигентской, существовавшей при распаде СССР.
Шизофреничность этой советско-антисоветской политико-идеологической конструкции режима Эрэфии нисколько не умаляла ее эффективность - закручивание гаек теперь можно было проводить под квазисоветскую квазипатриотическую трескотню, и при этом в сфере экономики можно было спокойно делить собственность, переводить деньги в оффшоры и в целом продолжать колониальный курс режима, начатый при Ельцине, прикрываясь либеральной риторикой. Более того, эта конструкция позволила даже сформировать пресловутое "путинское большинство" - то есть довольно широкую группу поддержки режима со стороны населения, в которую вошли как просоветские россияне, так и либерально настроенные слои Эрэфии (интеллигенция, бизнесмены и пр.). Вся история режима при Путине - это непрерывное балансирование между советчиной и либеральной антисоветчиной, и, надо признать, эта политико-идеологическая конструкция сделала режим Эрэфии значительно более устойчивым в сравнении с периодом ельцинского правления.