О методике оценки числа умерших от голода в 1932-1933 в СССР
Недавно я задавал вопрос в рухистори в связи с сообщением в СМИ:". Каким образом производился подсчет умерших непосредственно от голода?" . После о твета я собрал некоторое кол-во инфо, которое возможно заинтересует не только меня.
..График ниже - макс. оценки различными исследователями численности умерших от голода в СССР в 1932-33 г.
..
Максимальная численность на основе статьи Сколько жизней унес голод? Автор Число жертв, миллионов человек Ф. Лоример. 1946 4,8 Б. Урланис. 1974 2,7 С. Уиткрофт. 1981 4 Б. Андерсон и Б. Сильвер. 1985 3 Р. Конквест. 1986 8,00 С. Максудов, 1982 12,8 В. Цаплин, 1989 3,8 Е. Андреев и соавт., 1993 7,3 Н. Ивницкий, 1995 7,50 С. Уиткрофт, 1990 5
Демографическая модернизация России: 1900-2000 Под редакцией Анатолия Вишневского Серия "Новая история" Москва, Новое издательство, 2006, 601 страница
Часть 5. Столетие демографического разорения России
" ....
Поскольку сейчас имеются более или менее достоверные оценки ежегодных чисел смертей за 1930е годы, самое простое - это сопоставить число умиравших в стране в «обычные» годы до голода, с числом смертей в 1932-1933 годах. Такой прием использовал В. Цаплин для расчета избыточного числа смертей от голода в России (РСФСР). Опираясь на статистику загсов, он принял среднее число ежегодно умиравших в России в 1927-1931 годах в 2,6 млн. В 1932-1933 годах, по его данным, в год умирало, в среднем, 4 млн. человек. Отсюда оценка людских потерь от голода за два года - 2,8 млн. человек (Цаплин 1989: 178).
Похожий результат дает и расчет на основе скорректированных данных официальной статистики тех лет, приводимых Андреевым и соавторами,- 2,8 млн. человек, правда, за 1931-1933 годы (Андреев, Дарский, Харькова 1998: 162), а потери только за 1933 год они оценивают в 2,3-2,4 млн. человек (Там же, 83).
Можно применить такую же логику для оценки потерь от голода населения всего СССР. По скорректированным данным, в 1927-1931 годах умирало, в среднем, за год 4,2 млн. человек, а в 1932-1933м - 8,1 млн. (Андреев, Дарский, Харькова 1993: 118). Это означает, что избыточное число смертей за 1932-1933 годы составило 7,9 млн. - оценка, которая не слишком расходится со многими другими. Например, С. Максудов определял число смертей от голода в 9,8 млн. ± 3 млн.
(Максудов 1989: 145-147, 154), Р. Конквест - в 8 млн. (Конквест 1989: 179-200), авторы «Населения России в ХХ веке» говорят
о 7,2-10,8 млн. (Население России в ХХ веке 2000: 275-276).
В то же время С. Уиткрофт, даже и после того как он пересмотрел свою оценку в сторону повышения, не поднял ее выше 4-5 млн. жертв голода (Wheatcroft 1990: 358).
.....
Литература
Цаплин 1989
Цаплин В.В. Статистика жертв сталинизма в 30е годы // Вопросы истории.1989. № 4.
Андреев, Дарский, Харькова 1993
Андреев Е.М., Дарский Л.Е., Харькова Т.Л. Население Советского Союза, 1922-1991 гг. М.: Наука, 1993.
Андреев, Дарский, Харькова 1998
Андреев Е.М., Дарский Л.Е., Харькова Т.Л. Демографическая история Российской Федерации, 1927-1959. М.: Информатика, 1998.
Максудов 1989
Максудов С. Потери населения СССР. Benson, Vermont: Chalidze Рublications, 1989.
Конквест 1989
Конквест Р. Жатва скорби // Новый мир. 1989. № 10.
Население России в ХХ веке 2000
Население России в ХХ веке: Исторические очерки. М.: РОССПЭН, 2000. Т. 1: 1900-1939 гг.
Wheatcroft 1990
Wheatcroft S.G. More light on the scale of repression and excess mortality in the Soviet Union in the 1930s // Soviet Studies. 1990. Vol. 42. №2. April.
........
"
http://lightjedi.livejournal.com/59326.html
"....
Уиткрофт еще в 1995 году подверг критике работу АДХ от 1993 г. за недостаточную обоснованность концентрации недоучтенных смертей в 1933 году. В своей статье (2001) Уиткрофт предлагает использовать среднюю оценку между данными АДХ (7 млн) и минимально необходимой поправкой, согласно Курману, Максудову и др. (4 млн). Дальнейшее развитие эта точка зрения Уиткрофта получила в написанной им вместе с Дэвисом книге "Years of Hunger" ("Голодные годы", 2004). С применением методик Лоримера к закрытым ранее данным переписей и локальных оценок авторы получают сверхсмертность за 1930-1933 годы в размере 5.7 млн человек, что значительно ниже оценок АДХ за тот же период (8.5 млн). Тем не менее, оценки АДХ все еще выглядят наиболее обоснованными из имеющихся.
Отдельные исследователи уже в новейшее время пытались получить какие-то численные оценки по Украине (Кульчицкий, 2003) и Казахстану (Алексеенко, 1996?), однако слабая документальная база не позволила им в какой-либо степени уточнить уже имеющиеся оценки.
В завершение рассмотрим вопрос, все чаще возникающий в последнее время: а всю ли сверхсмертность следует записывать в голод и его последствия. Здесь приходится констатировать, что к моменту голода одни социальные потрясения, которые могли привести к повышенной смертности, прошли (коллективизация, раскулачивание), а другие (массовые репрессии 37-го) еще не начались. Среди же эпидемических заболеваний, которые могли привести к такому уровню смертности, только вечный спутник голода - тиф - характеризуется всплеском в 1933 году....."
R.W. Davies and S.G. Wheatcroft, The Years of Hunger: Soviet Agriculture, 1931-1933. Volume 5 of The Industrialisation of Soviet Russia. Basingstoke (England) and New York: Palgrave Macmillan, 2004. ISBN 0333311078..
...Registered excess deaths by regions, 1932-1933
ТРАГЕДИЯ СОВЕТСКОЙ ДЕРЕВНИ Коллективизация и раскулачивание Документы и материалы Том 3 Конец 1930-1933
"...Что говорят нам эти цифры о действительном уровне повышенной смертности и пониженной рождаемости в эти годы и насколько они достоверны?
Вопрос о повышенной смертности как следствии голода - это сложный вопрос. Тут много зависит от того, что считать нормальным уровнем смертности и какого рода поправки необходимо делать, анализируя смертность и рождаемость в том или ином году.
Как известно, рост народонаселения, зафиксированный ЦУНХУ по годам в период между переписями 1926 и 1937 гг. (т.е. рождаемость минус смертность), был на 8 млн выше, чем соответствующий рост, согласно переписям декабря 1926 г. и января 1937 г. Специалисты называют это разрывом Курмана по имени главы отдела статистики и регистрации народонаселения в 1937 г., первого из демографов, кто указал на этот разрыв и попытался объяснить его8. Правда, по вопросу о том, какая обработка основных данных требуется для его объяснения и преодоления, единодушия среди специалистов не наблюдается9.
Множество поправок для преодоления этого разрыва предлагалось путем корректировки данных как смертности, так и рождаемости по отдельным годам. Однако данные корректировки, как правило, относятся ко всей территории СССР, без различия между городскими и сельскими территориями и географическими регионами. Поправки к основным данным обычно принимаются путем сопоставления результатов переписи населения с данными регистрации рождений и смертей. Если исходить из того, что подсчеты переписей корректны, и не было никакого оттока населения или притока извне, тогда прирост, выявленный переписями, должен равняться числу рождений за этот период за вычетом числа смертей. Если же таковое число оказывается выше прироста, следовательно, имел место недоучет смертей. Такова основа для общей корректировки10. Но этот метод неприменим, если мы рассматриваем городское и сельское население или население по регионам, поскольку было несомненно велико движение населения в города и межрегиональная миграция.
Есть основания полагать, что данные смертности и рождаемости на селе куда менее достоверны, чем городская информация. Ясно, что одни регионы располагали более развитой системой регистрации по сравнению с другими. Наконец, считается, что наименее исчерпывающая информация должна была поступать из регионов, пострадавших от голода: Украина, Казахстан, Северный Кавказ и Нижняя Волга. Такое предположение безусловно верно для Казахстана, где регистрационная система изначально была довольно слабой, и голод действительно нанес по ней серьезный удар; однако, это не вполне справедливо для такого региона, как Украина, где система регистрации была хорошо развита.
Исследование региональных данных по месяцам по отдельным сельским районам Украины, Северного Кавказа и Поволжья не обнаруживает каких-то существенных фактов развала системы11. Вообще-то есть многочисленные сигналы с мест о сбоях в регистрационной системе весной - в начале лета 1933 г., когда отдельные конторы, заполнив свои регистрационные книги, не получили новых. Это, конечно же, отразилось на предварительных конъюнктурных цифрах, которые подводились в конце каждого месяца. Однако местным работникам учета и регистрации, отвечавшим за составление подробных годовых отчетов, предписывалось восполнять эти пропуски, и, похоже, они это делали вполне добросовестно. Утверждение профессора Конквеста о полном расстройстве системы учета и регистрации населения в важнейших регионах СССР в эти годы12 не подтверждается нашими архивными исследованиями. Есть все основания полагать, что имеющиеся данные регистрации и окончательные годовые отчеты о народонаселении более достоверны и показательны в плане демографических тенденций и сдвигов, чем принято считать.
Перейдем к тому, какие поправки предлагалось применять к различным группам данных и какие изменения в уровнях смертности и рождаемости обусловливаются этими поправками.
Курман (1937 г.)
В марте 1937 г., когда можно было анализировать предварительные результаты переписи населения, стало очевидно, что перепись отражает значительно меньшую численность населения, чем ожидалось. У этой проблемы было три аспекта: 1) перепись показывала, что цифры по народонаселению ниже, чем предусматривались планами; 2) уровень был ниже, чем показывали текущие оценки ЦУНХУ; 3) он был ниже, чем те показатели, о которых ЦУНХУ уже отрапортовало Сталину и Молотову.
Последнее было куда серьезнее, чем первое и второе. Курман, возглавлявший текущую статистику народонаселения в ЦУНХУ, был вызван для объяснений. Объяснение Курмана сводилось к тому, что данное расхождение явилось результатом целой серии ошибок: 2 млн казахов, мигрировавших в Китай, выпали из поля зрения при проведении секретной официальной оценки; на 1,5 млн был завышен уровень по переписи 1926 г.; на 1 млн. был занижен уровень по переписи 1937 г.; 1 млн смертей были не зарегистрированы в 1933 г.; от 1 до 1,5 млн в системе НКВД не были зарегистрированы; и от 1 до 1,5 млн смертей были не зарегистрированы ЗАГСами в другие годы13. Согласно Курману, смертность в результате голода составила 3,5 млн: на 2,5 млн зарегистрированное превышение уровня смертности плюс 1 млн незарегистрированных смертей.
Лоример (1946 г.)
Ф.Лоример в Америке не имел какого-либо доступа к неопубликованным данным. Однако он сумел представить два расчета избыточной смертности в период между переписями14. Оценивая общее население в целом, он пишет о дефиците населения в 5,5 млн по причине избыточной по сравнению с нормальным уровнем смертности. Одну треть из этого числа он относит к 1932 г. Второй его расчет сделан для категорий населения, зарегистрированных переписью 1926 г. Лоример вычисляет по ним коэффициент продолжительности жизни, основываясь на данных переписи 1939 г.15 Сравнение с продолжительностью жизни в нормальные годы16 дает избыточнную смертность по этим категориям в 4,8 млн.
Бекунова и Родной (1964 г.)
Бекунова и Родной имели доступ не только к секретным материалам переписей 1937 г. и 1939 г., но также к законченному в 1960 г. исследованию рождаемости, который выполнила Р.Сифман. Похоже, они использовали материалы Р.Сифман, корректируя данные рождаемости, а затем привели цифры смертности в соответствие с результатами переписи и обычным годовым уровнем смертности18. Однако поправки, которые Бекунова и Родной применяли к зарегистрированной смертности по критическому 1933 г., были неизмеримо ниже, чем по 1932 или по 1934 гг. Андреев, Дарский и Харькова полагают, что в какой-то мере это сделано с целью сгладить скачок 1933 г. в уровне смертности. Тем не менее, пересмотренные данные Бекуновой и Родного показывают повышение смертности в 1932/33 г. примерно на 4,7 млн.19
Максудов (1975-1991 гг.)
Максудов также писал до появления архивной информации о данных переписи 1937 г., о точной возрастной структуре населения по переписи 1937 г. или 1939 г., о неопубликованных данных регистрации20.
Его оценки потерь населения основываются на оценках переписи и данных регистрации. Он предлагает несколько рядов оценок:
а) Для расчетов ожидаемого в 1939 г. населения к данным переписи
1926 г. о половозрастной структуре применяются особые коэффициенты нормальной (1926/27 г.) смертности по половозрастным группам. Затем эти расчеты сравниваются с оценками выживших по тем же половозрастным группам. Аналогичный подход использовал Лоример. Максудов применяет данную методологию к оценкам советского народонаселения, которые были сделаны французским демографом Ж.Н.Бирабеном21. Если по подсчетам Лоримера уровень избыточной смертности для групп населения, родившихся до переписи 1926 г., составил 4, 845 млн (3,544 млн для мужчин и 1,301 млн для женщин), то Максудов оценивает соответствующий уровень в 5,668 млн (3,801 млн для мужчин и 1,867 млн для женщин)22. Кроме того, Максудов предлагает вероятностную поправку в плюс-минус 3 млн.
б) По Максудову, избыточная смертность населения рождения после
1927 г. составила 4,1 млн. (2,1 млн для мужчин и 2,0 млн для женщин). Максудову не удается объяснить, как можно подсчитать эти данные иначе, как вычитанием из общей смертности показателей смертности по группам, рождения до 1927 г.
в) Избыточную смертность всего населения с 1927 по 1938 г. Максудов оценивает в 9,8 млн (5,9 млн для мужчин и 3,9 млн для женщин). Оценки общей смертности делаются, похоже, следующим образом: опубликованные данные рождаемости приводятся в соответствие с результатами ретроактивного обзора рождаемости, который был составлен в 1960 г. Розой Сифман23, с тем чтобы показатели смертности соответствовали данным о росте населения в период между переписями. Каким именно способом это было сделано, не объясняется.
Максудов также предложил некоторые соображения по географии голода, рассматривая падение рождаемости по тем годам в разных регионах, насколько это может быть исчислено из данных о половозрастном составе населения по регионам, зарегистрированных переписью 1959 г. (т.е. спустя 25 лет, а кроме того, после Второй мировой войны). Конечно, эти соображения требовали дальнейших уточнений, но в обстоятельствах, когда другая информация была недоступна, они сыграли свою положительную роль. По оценкам Максудова, уровень чрезмерной смертности на Украине составил 4,4 млн, в Казахстане и Средней Азии - 1,3 млн, на Северном Кавказе - 1,1 млн, в других частях РСФСР - 3 млн.
В свое время на работу Максудова-ссылались Мэйс и Конквест, утверждая, что голод повлек за собой более 10 млн смертей. Мэйс писал, что, согласно подсчетам Максудова, только на Украине уровень смертности был превышен на 5 -7 млн24. Конквест несколько более осторожен в своих оценках, чем Мэйс: смертность от голода в 1932 - 1933 гг. по СССР в целом - 7 млн (из них 5 млн. на Украине, 1 млн на Северном Кавказе и 1 млн в других регионах). Но он также пишет об 1 млн смертей казахов и о 6,5 млн. крестьян, умерших в результате коллективизации. Это уже составляет 14,5 млн крестьян, из которых 3,5 млн предположительно умерли в лагерях в 1930 - 1937 гг.25
Хотя Конквест и Мэйс вроде бы основывают свои вычисления на работе Максудова, последний явно не согласен с ними, включая в свою общую оценку в 9,8 млн избыточных смертей и смертность от голода, и в результате коллективизации, и в тюрьмах и лагерях, и во время «ежовщины», в то время как Конквест и Мэйс смерти в лагерях и вследствие «ежовщины» - уже к этой общей цифре. Комментируя оценки Конквеста, Максудов пишет: «До некоторой степени автор оказался в плену больших цифр, уже опубликованных им в книге «Большой террор», так что количественные оценки, к сожалению, слабая сторона этой превосходной работы »26.
Цаплин (1989 г.)
Оценка Цаплина27, по существу, это просто комментарий к оценке Курмана, сводящийся к тому, что данные переписи 1937 г. были занижены не столь значительно и что уровень незарегистрированной смертности от голода был выше. А потому Цаплин прибавляет этот дополнительный миллион к незарегистрированным смертям от голода, число которых увеличивается таким образом с 1 млн до 2 млн, что вместе с зарегистрированным уровнем смертности от голода составляет 4,5 млн.
Андреев, Дарский и Харькова (1990 г.)
Работая в Госкомстате СССР, Андреев, Дарский и Харькова сумели в 1990 г. представить основательную переоценку статистических данных. Они исходили из того, что недостатки в регистрации смертности весьма вероятно сопровождались недостатками в регистрации рождаемости, и что многие из этих незарегистрированных детей также умирали, а следовательно, требуются значительно более существенные поправки. По их мнению, смертность от голода и связанное с этим сокращение рождений и зачатий имели место только в 1933 г. Они утверждают, что зарегистрированное сокращение рождаемости накануне 1933 г. (фактически, накануне лета 1933 г.) есть статистическая иллюзия, вызванная плохим ведением записей. В их поле зрения попадает в основном 1933 г., и превышение уровня смертности в этом году они оценивают в 7 млн.28
Критика Уиткрофтом Андреева, Дарского и Харьковой (1995-2000 гг.)
На представительной международной конференции по советской демографии 1920-х и 1930-х годов, организованной профессором Р.Джонсоном и проведенной в Торонто в 1995 г., С.Г.Уиткрофт высказал серьезные сомнения по поводу методологии Е.М.Андреева, Л.Е.Дарского и Т.Л.Харьковой, касавшиеся: 1) утверждения об относительно небольшом снижении рождаемости до 1933 г. и 2) стремления отнести практически всю поправку по смертности исключительно к 1933 г.
В 1998 г. Андреев, Дарский и Харькова выпустили еще одну книгу с данными по территории РСФСР, в которой содержался ответ на критику. Они вновь подтвердили, что, по их мысли, смертность от голода приходится почти исключительно на 1933 г.; что очень существенные поправки требуются к данным регистрации как смертности, так и рождаемости; что зарегистрированное снижение рождаемости в 1933 г. не вполне отражает действительность.
«Наш расчет можно интерпретировать так - около 30% умерших вследствие голода было зарегистрировано. Общий недоучет умерших в 1933 г. составил более 56% ...»29
«Катастрофический подъем смертности нигде не начался раньше весны 1933 г. ...Мы сочли, что рост смертности произошел в основном в 1933 г. и концентрировался во времени в значительно большей степени, чем предполагалось ранее»30.
«Голод разразился весной - летом 1933 г., трудно предположить, что он мог столь существенно отразиться на числе зачатий в 1932 г. и числе рождений в 1933 г.»31
В отношении критики их прежних оценок они пишут следующее: «С нашей точкой зрения не согласен Уиткрофт (1990 и 1995), который приводит важные аргументы в пользу того, что снижение числа зарегистрированных рождений в 1933 г. было в большей мере результатом реального снижения уровня рождаемости, чем нерегистрации детей, умерших на первых месяцах жизни. Снижение плодовитости в период голода несомненно привело к снижению рождаемости в конце 1933 и, главным образом, в 1934 гг., но падение числа зарегистрированных рождений во время пика голода таким образом объяснить нельзя, поскольку ситуация за 9 месяцев до пика голода не позволяла предсказать подобное развитие событий. Нельзя объяснить, почему число реализованных зачатий начало резко сокращаться задолго до пика смертности, и почему число реализованных зачатий начало интенсивно расти непосредственно после спада смертности»32.
В подтверждение авторы цитируют С.Максудова (1987, с. 137), который писал, что население СССР в тот период, особенно сельское, не имело опыта ограничения деторождения и не было подготовлено к этому33. Они признают, что статистика абортов по Москве и Ленинграду доступна, и сожалеют, что нет соответствующих данных по другим территориям.
Приводимые ниже таблицы 4 и 5 показывают, что Андреев, Дарский и Харькова не правы как в утверждении, что московская и ленинградская статистика абортов показывает скачок только после 1933 г., так и в том, что более широкая статистика абортов в эти годы по регионам (включая сельскую местность) отсутствует. Данные свидетельствуют, что число абортов в Москве и Ленинграде в 1932 г. более чем на 100 000 превысило ту цифру, о которой говорят Андреев, Дарский и Харькова, и что в действительности этот показатель не вырос, а снизился в 1933 г.
Таблица 4. Общенациональные данные по абортам в РСФСР, УССР и СССР в сравнении с данными по Ленинграду и Москве (число абортов на 100 рождений) Ленинград Москва РСФСР УССР СССР Город Село Всего Город Село Всего Город Село Всего 1924 20,8 19 7,5 1925 42,4 31 12,5 27 1 5 1926/27 86,6 55 20,1 1929 166,7 20,5 1930 158,9 160,6 1931 173,9 159,2 1932 160,9 180 93,7 7,8 27,3 1933 167,8 217,3 130,4 10,5 34,6 175,1 36,1 71,3 1934 271 23,1 1935 221 Источники:
Москва и Ленинград: см. табл. 5.
РСФСР и УССР, 1932-1933 гг.: РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 20. Д. 41. Л. 13-14.
УССР, 1924-1926/27 гг.: Подсчитано по: Профилактическая медицина, 1929, № 1. С. 41 (материал Томилина, цит. Урланисом, М., 1963. С. 27); численность населения и число рождений из: Статистический справочник СССР. 1926. М., 1929. С. 74, 79, 81.
РСФСР, 1934 г.: Известия, 1936. 12 июля.
СССР, 1925 г.: Гене А.Г. Аборты в 1925 г. М., 1927. С. 53, 64.
СССР, 1929 г.: Semashko N.A. Health Protection in the USSR. London, 1934. P. 86.
Таблица 5. Архивные данные по абортам в Москве и Ленинграде в сравнении с утверждениями Андреева, Дарского и Харьковой Абортов Рождений Абортов в Мос.+ Лен., по Москва Ленингр. Мос.+Лен. Москва Ленингр. Мос.+Лен. Ан., Дар., X. 1930 86576 65941 152517 53904 43399 97303 1931 101154 88594 189748 63556 50949 114505 1932 132549 89844 222393 73645 55852 129497 120700 1933 135608 78445 214053 62404 46744 109148 214100 1934 154548 328900 238900 1935 155000 241800 241800 1936 158000
Источники: РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 20. Д. 41. Л. 12; Андреев Е.М., Дарский Л.Е., Харькова Т. Л. Демографическая история России: 1927 - 1959. М., 1998. С. 84 - ссылка на: Avdeev A., Blume A., Troitsskaya I. L'avortement et la contraception en Russie et dans l'ex-URSS: histoire et present. Dossiers et Recherches. 41. Paris, 1993. P. 62 - 63.
Таким образом, к утверждениям демографов Андреева, Дарского и Харьковой нужно относиться с некоторой осторожностью. Хотя и понятно, что необходим ряд поправок к основным данным, чтобы преодолеть разрыв Курмана, читатель должен критически отнестись как к объему поправок, предлагаемых Андреевым, Дарским и Харьковой, так и к той идее, что в основном этот объем приходится на 1933 г. Определенную часть поправок следует отнести и к тем годам, по которым есть основания предполагать искажение данных регистрации, т.е. к 1929-1931 и к 1934-1936 гг.
Наконец, ясно, что основные данные регистрации в самом деле требуют основательных поправок, что вполне естественно для любой историко-демографической статистики, связанной с периодом голода. Однако уровень этих поправок для европейской части СССР (включая Украину) по отдельно взятому голодному 1933 г., по нашему убеждению должен быть значительно ниже, чем предлагают Андреев, Дарский и Харькова.
Для сельского населения СССР уровень зарегистрированной смертности в самом голодном 1933 г. был примерно на 2,3 млн выше, чем в 1932 г. Соответствующий показатель повышенной смертности для городского населения составил около 0,4 млн. Это огромные цифры даже без прибавления 1-2 млн незарегистрированных смертей, о которых писали Курман, Лоример, Бекунова/Родной, Максудов и Уиткрофт, не говоря уже о 7 млн дополнительных смертей, по Андрееву, Дарскому и Харьковой. В таблице 6 приводятся соответствующие цифры по регионам.
Источники: См. таблицу 1а. Мы использовали окончательные оценки по 1935 г. как более достоверные, чем предшествующие предварительные оценки или данные 1939 г.
Примечание: Вариант А - это та минимальная поправка, которая, по версии Курмана, Лоримера, Бекуновой/Родного, Максудова, Уиткрофта и др., необходима в отношении незарегистрированных смертей. Вариант АДХ - это максимальная поправка, по версии Андреева, Дарского и Харьковой.
Подчеркиваем, что это лишь цифры повышенной смертности в 1933 г. в сравнении с 1932 г. А в 1932 г. уровень зарегистрированной смертности был уже значительно выше, чем в 1931 г. (по Украине на 150 000); и мы уже приводили доводы в пользу того, что незарегистрированная смертность по этим предыдущим годам, весьма вероятно, была выше, чем принято считать. А потому общий уровень смертности от голода в голодные годы с 1931 по 1933 гг. следует полагать несколько более высоким. По одной лишь Украине можно было бы говорить о 3 - 3,5 млн дополнительных смертей, а по СССР в целом видимо, о 6 -7 млн.
."
..График ниже - макс. оценки различными исследователями численности умерших от голода в СССР в 1932-33 г.
..
Максимальная численность на основе статьи Сколько жизней унес голод? Автор Число жертв, миллионов человек Ф. Лоример. 1946 4,8 Б. Урланис. 1974 2,7 С. Уиткрофт. 1981 4 Б. Андерсон и Б. Сильвер. 1985 3 Р. Конквест. 1986 8,00 С. Максудов, 1982 12,8 В. Цаплин, 1989 3,8 Е. Андреев и соавт., 1993 7,3 Н. Ивницкий, 1995 7,50 С. Уиткрофт, 1990 5
Демографическая модернизация России: 1900-2000 Под редакцией Анатолия Вишневского Серия "Новая история" Москва, Новое издательство, 2006, 601 страница
Часть 5. Столетие демографического разорения России
" ....
Поскольку сейчас имеются более или менее достоверные оценки ежегодных чисел смертей за 1930е годы, самое простое - это сопоставить число умиравших в стране в «обычные» годы до голода, с числом смертей в 1932-1933 годах. Такой прием использовал В. Цаплин для расчета избыточного числа смертей от голода в России (РСФСР). Опираясь на статистику загсов, он принял среднее число ежегодно умиравших в России в 1927-1931 годах в 2,6 млн. В 1932-1933 годах, по его данным, в год умирало, в среднем, 4 млн. человек. Отсюда оценка людских потерь от голода за два года - 2,8 млн. человек (Цаплин 1989: 178).
Похожий результат дает и расчет на основе скорректированных данных официальной статистики тех лет, приводимых Андреевым и соавторами,- 2,8 млн. человек, правда, за 1931-1933 годы (Андреев, Дарский, Харькова 1998: 162), а потери только за 1933 год они оценивают в 2,3-2,4 млн. человек (Там же, 83).
Можно применить такую же логику для оценки потерь от голода населения всего СССР. По скорректированным данным, в 1927-1931 годах умирало, в среднем, за год 4,2 млн. человек, а в 1932-1933м - 8,1 млн. (Андреев, Дарский, Харькова 1993: 118). Это означает, что избыточное число смертей за 1932-1933 годы составило 7,9 млн. - оценка, которая не слишком расходится со многими другими. Например, С. Максудов определял число смертей от голода в 9,8 млн. ± 3 млн.
(Максудов 1989: 145-147, 154), Р. Конквест - в 8 млн. (Конквест 1989: 179-200), авторы «Населения России в ХХ веке» говорят
о 7,2-10,8 млн. (Население России в ХХ веке 2000: 275-276).
В то же время С. Уиткрофт, даже и после того как он пересмотрел свою оценку в сторону повышения, не поднял ее выше 4-5 млн. жертв голода (Wheatcroft 1990: 358).
.....
Литература
Цаплин 1989
Цаплин В.В. Статистика жертв сталинизма в 30е годы // Вопросы истории.1989. № 4.
Андреев, Дарский, Харькова 1993
Андреев Е.М., Дарский Л.Е., Харькова Т.Л. Население Советского Союза, 1922-1991 гг. М.: Наука, 1993.
Андреев, Дарский, Харькова 1998
Андреев Е.М., Дарский Л.Е., Харькова Т.Л. Демографическая история Российской Федерации, 1927-1959. М.: Информатика, 1998.
Максудов 1989
Максудов С. Потери населения СССР. Benson, Vermont: Chalidze Рublications, 1989.
Конквест 1989
Конквест Р. Жатва скорби // Новый мир. 1989. № 10.
Население России в ХХ веке 2000
Население России в ХХ веке: Исторические очерки. М.: РОССПЭН, 2000. Т. 1: 1900-1939 гг.
Wheatcroft 1990
Wheatcroft S.G. More light on the scale of repression and excess mortality in the Soviet Union in the 1930s // Soviet Studies. 1990. Vol. 42. №2. April.
........
"
http://lightjedi.livejournal.com/59326.html
"....
Уиткрофт еще в 1995 году подверг критике работу АДХ от 1993 г. за недостаточную обоснованность концентрации недоучтенных смертей в 1933 году. В своей статье (2001) Уиткрофт предлагает использовать среднюю оценку между данными АДХ (7 млн) и минимально необходимой поправкой, согласно Курману, Максудову и др. (4 млн). Дальнейшее развитие эта точка зрения Уиткрофта получила в написанной им вместе с Дэвисом книге "Years of Hunger" ("Голодные годы", 2004). С применением методик Лоримера к закрытым ранее данным переписей и локальных оценок авторы получают сверхсмертность за 1930-1933 годы в размере 5.7 млн человек, что значительно ниже оценок АДХ за тот же период (8.5 млн). Тем не менее, оценки АДХ все еще выглядят наиболее обоснованными из имеющихся.
Отдельные исследователи уже в новейшее время пытались получить какие-то численные оценки по Украине (Кульчицкий, 2003) и Казахстану (Алексеенко, 1996?), однако слабая документальная база не позволила им в какой-либо степени уточнить уже имеющиеся оценки.
В завершение рассмотрим вопрос, все чаще возникающий в последнее время: а всю ли сверхсмертность следует записывать в голод и его последствия. Здесь приходится констатировать, что к моменту голода одни социальные потрясения, которые могли привести к повышенной смертности, прошли (коллективизация, раскулачивание), а другие (массовые репрессии 37-го) еще не начались. Среди же эпидемических заболеваний, которые могли привести к такому уровню смертности, только вечный спутник голода - тиф - характеризуется всплеском в 1933 году....."
R.W. Davies and S.G. Wheatcroft, The Years of Hunger: Soviet Agriculture, 1931-1933. Volume 5 of The Industrialisation of Soviet Russia. Basingstoke (England) and New York: Palgrave Macmillan, 2004. ISBN 0333311078..
...Registered excess deaths by regions, 1932-1933
ТРАГЕДИЯ СОВЕТСКОЙ ДЕРЕВНИ Коллективизация и раскулачивание Документы и материалы Том 3 Конец 1930-1933
"...Что говорят нам эти цифры о действительном уровне повышенной смертности и пониженной рождаемости в эти годы и насколько они достоверны?
Вопрос о повышенной смертности как следствии голода - это сложный вопрос. Тут много зависит от того, что считать нормальным уровнем смертности и какого рода поправки необходимо делать, анализируя смертность и рождаемость в том или ином году.
Как известно, рост народонаселения, зафиксированный ЦУНХУ по годам в период между переписями 1926 и 1937 гг. (т.е. рождаемость минус смертность), был на 8 млн выше, чем соответствующий рост, согласно переписям декабря 1926 г. и января 1937 г. Специалисты называют это разрывом Курмана по имени главы отдела статистики и регистрации народонаселения в 1937 г., первого из демографов, кто указал на этот разрыв и попытался объяснить его8. Правда, по вопросу о том, какая обработка основных данных требуется для его объяснения и преодоления, единодушия среди специалистов не наблюдается9.
Множество поправок для преодоления этого разрыва предлагалось путем корректировки данных как смертности, так и рождаемости по отдельным годам. Однако данные корректировки, как правило, относятся ко всей территории СССР, без различия между городскими и сельскими территориями и географическими регионами. Поправки к основным данным обычно принимаются путем сопоставления результатов переписи населения с данными регистрации рождений и смертей. Если исходить из того, что подсчеты переписей корректны, и не было никакого оттока населения или притока извне, тогда прирост, выявленный переписями, должен равняться числу рождений за этот период за вычетом числа смертей. Если же таковое число оказывается выше прироста, следовательно, имел место недоучет смертей. Такова основа для общей корректировки10. Но этот метод неприменим, если мы рассматриваем городское и сельское население или население по регионам, поскольку было несомненно велико движение населения в города и межрегиональная миграция.
Есть основания полагать, что данные смертности и рождаемости на селе куда менее достоверны, чем городская информация. Ясно, что одни регионы располагали более развитой системой регистрации по сравнению с другими. Наконец, считается, что наименее исчерпывающая информация должна была поступать из регионов, пострадавших от голода: Украина, Казахстан, Северный Кавказ и Нижняя Волга. Такое предположение безусловно верно для Казахстана, где регистрационная система изначально была довольно слабой, и голод действительно нанес по ней серьезный удар; однако, это не вполне справедливо для такого региона, как Украина, где система регистрации была хорошо развита.
Исследование региональных данных по месяцам по отдельным сельским районам Украины, Северного Кавказа и Поволжья не обнаруживает каких-то существенных фактов развала системы11. Вообще-то есть многочисленные сигналы с мест о сбоях в регистрационной системе весной - в начале лета 1933 г., когда отдельные конторы, заполнив свои регистрационные книги, не получили новых. Это, конечно же, отразилось на предварительных конъюнктурных цифрах, которые подводились в конце каждого месяца. Однако местным работникам учета и регистрации, отвечавшим за составление подробных годовых отчетов, предписывалось восполнять эти пропуски, и, похоже, они это делали вполне добросовестно. Утверждение профессора Конквеста о полном расстройстве системы учета и регистрации населения в важнейших регионах СССР в эти годы12 не подтверждается нашими архивными исследованиями. Есть все основания полагать, что имеющиеся данные регистрации и окончательные годовые отчеты о народонаселении более достоверны и показательны в плане демографических тенденций и сдвигов, чем принято считать.
Перейдем к тому, какие поправки предлагалось применять к различным группам данных и какие изменения в уровнях смертности и рождаемости обусловливаются этими поправками.
Курман (1937 г.)
В марте 1937 г., когда можно было анализировать предварительные результаты переписи населения, стало очевидно, что перепись отражает значительно меньшую численность населения, чем ожидалось. У этой проблемы было три аспекта: 1) перепись показывала, что цифры по народонаселению ниже, чем предусматривались планами; 2) уровень был ниже, чем показывали текущие оценки ЦУНХУ; 3) он был ниже, чем те показатели, о которых ЦУНХУ уже отрапортовало Сталину и Молотову.
Последнее было куда серьезнее, чем первое и второе. Курман, возглавлявший текущую статистику народонаселения в ЦУНХУ, был вызван для объяснений. Объяснение Курмана сводилось к тому, что данное расхождение явилось результатом целой серии ошибок: 2 млн казахов, мигрировавших в Китай, выпали из поля зрения при проведении секретной официальной оценки; на 1,5 млн был завышен уровень по переписи 1926 г.; на 1 млн. был занижен уровень по переписи 1937 г.; 1 млн смертей были не зарегистрированы в 1933 г.; от 1 до 1,5 млн в системе НКВД не были зарегистрированы; и от 1 до 1,5 млн смертей были не зарегистрированы ЗАГСами в другие годы13. Согласно Курману, смертность в результате голода составила 3,5 млн: на 2,5 млн зарегистрированное превышение уровня смертности плюс 1 млн незарегистрированных смертей.
Лоример (1946 г.)
Ф.Лоример в Америке не имел какого-либо доступа к неопубликованным данным. Однако он сумел представить два расчета избыточной смертности в период между переписями14. Оценивая общее население в целом, он пишет о дефиците населения в 5,5 млн по причине избыточной по сравнению с нормальным уровнем смертности. Одну треть из этого числа он относит к 1932 г. Второй его расчет сделан для категорий населения, зарегистрированных переписью 1926 г. Лоример вычисляет по ним коэффициент продолжительности жизни, основываясь на данных переписи 1939 г.15 Сравнение с продолжительностью жизни в нормальные годы16 дает избыточнную смертность по этим категориям в 4,8 млн.
Бекунова и Родной (1964 г.)
Бекунова и Родной имели доступ не только к секретным материалам переписей 1937 г. и 1939 г., но также к законченному в 1960 г. исследованию рождаемости, который выполнила Р.Сифман. Похоже, они использовали материалы Р.Сифман, корректируя данные рождаемости, а затем привели цифры смертности в соответствие с результатами переписи и обычным годовым уровнем смертности18. Однако поправки, которые Бекунова и Родной применяли к зарегистрированной смертности по критическому 1933 г., были неизмеримо ниже, чем по 1932 или по 1934 гг. Андреев, Дарский и Харькова полагают, что в какой-то мере это сделано с целью сгладить скачок 1933 г. в уровне смертности. Тем не менее, пересмотренные данные Бекуновой и Родного показывают повышение смертности в 1932/33 г. примерно на 4,7 млн.19
Максудов (1975-1991 гг.)
Максудов также писал до появления архивной информации о данных переписи 1937 г., о точной возрастной структуре населения по переписи 1937 г. или 1939 г., о неопубликованных данных регистрации20.
Его оценки потерь населения основываются на оценках переписи и данных регистрации. Он предлагает несколько рядов оценок:
а) Для расчетов ожидаемого в 1939 г. населения к данным переписи
1926 г. о половозрастной структуре применяются особые коэффициенты нормальной (1926/27 г.) смертности по половозрастным группам. Затем эти расчеты сравниваются с оценками выживших по тем же половозрастным группам. Аналогичный подход использовал Лоример. Максудов применяет данную методологию к оценкам советского народонаселения, которые были сделаны французским демографом Ж.Н.Бирабеном21. Если по подсчетам Лоримера уровень избыточной смертности для групп населения, родившихся до переписи 1926 г., составил 4, 845 млн (3,544 млн для мужчин и 1,301 млн для женщин), то Максудов оценивает соответствующий уровень в 5,668 млн (3,801 млн для мужчин и 1,867 млн для женщин)22. Кроме того, Максудов предлагает вероятностную поправку в плюс-минус 3 млн.
б) По Максудову, избыточная смертность населения рождения после
1927 г. составила 4,1 млн. (2,1 млн для мужчин и 2,0 млн для женщин). Максудову не удается объяснить, как можно подсчитать эти данные иначе, как вычитанием из общей смертности показателей смертности по группам, рождения до 1927 г.
в) Избыточную смертность всего населения с 1927 по 1938 г. Максудов оценивает в 9,8 млн (5,9 млн для мужчин и 3,9 млн для женщин). Оценки общей смертности делаются, похоже, следующим образом: опубликованные данные рождаемости приводятся в соответствие с результатами ретроактивного обзора рождаемости, который был составлен в 1960 г. Розой Сифман23, с тем чтобы показатели смертности соответствовали данным о росте населения в период между переписями. Каким именно способом это было сделано, не объясняется.
Максудов также предложил некоторые соображения по географии голода, рассматривая падение рождаемости по тем годам в разных регионах, насколько это может быть исчислено из данных о половозрастном составе населения по регионам, зарегистрированных переписью 1959 г. (т.е. спустя 25 лет, а кроме того, после Второй мировой войны). Конечно, эти соображения требовали дальнейших уточнений, но в обстоятельствах, когда другая информация была недоступна, они сыграли свою положительную роль. По оценкам Максудова, уровень чрезмерной смертности на Украине составил 4,4 млн, в Казахстане и Средней Азии - 1,3 млн, на Северном Кавказе - 1,1 млн, в других частях РСФСР - 3 млн.
В свое время на работу Максудова-ссылались Мэйс и Конквест, утверждая, что голод повлек за собой более 10 млн смертей. Мэйс писал, что, согласно подсчетам Максудова, только на Украине уровень смертности был превышен на 5 -7 млн24. Конквест несколько более осторожен в своих оценках, чем Мэйс: смертность от голода в 1932 - 1933 гг. по СССР в целом - 7 млн (из них 5 млн. на Украине, 1 млн на Северном Кавказе и 1 млн в других регионах). Но он также пишет об 1 млн смертей казахов и о 6,5 млн. крестьян, умерших в результате коллективизации. Это уже составляет 14,5 млн крестьян, из которых 3,5 млн предположительно умерли в лагерях в 1930 - 1937 гг.25
Хотя Конквест и Мэйс вроде бы основывают свои вычисления на работе Максудова, последний явно не согласен с ними, включая в свою общую оценку в 9,8 млн избыточных смертей и смертность от голода, и в результате коллективизации, и в тюрьмах и лагерях, и во время «ежовщины», в то время как Конквест и Мэйс смерти в лагерях и вследствие «ежовщины» - уже к этой общей цифре. Комментируя оценки Конквеста, Максудов пишет: «До некоторой степени автор оказался в плену больших цифр, уже опубликованных им в книге «Большой террор», так что количественные оценки, к сожалению, слабая сторона этой превосходной работы »26.
Цаплин (1989 г.)
Оценка Цаплина27, по существу, это просто комментарий к оценке Курмана, сводящийся к тому, что данные переписи 1937 г. были занижены не столь значительно и что уровень незарегистрированной смертности от голода был выше. А потому Цаплин прибавляет этот дополнительный миллион к незарегистрированным смертям от голода, число которых увеличивается таким образом с 1 млн до 2 млн, что вместе с зарегистрированным уровнем смертности от голода составляет 4,5 млн.
Андреев, Дарский и Харькова (1990 г.)
Работая в Госкомстате СССР, Андреев, Дарский и Харькова сумели в 1990 г. представить основательную переоценку статистических данных. Они исходили из того, что недостатки в регистрации смертности весьма вероятно сопровождались недостатками в регистрации рождаемости, и что многие из этих незарегистрированных детей также умирали, а следовательно, требуются значительно более существенные поправки. По их мнению, смертность от голода и связанное с этим сокращение рождений и зачатий имели место только в 1933 г. Они утверждают, что зарегистрированное сокращение рождаемости накануне 1933 г. (фактически, накануне лета 1933 г.) есть статистическая иллюзия, вызванная плохим ведением записей. В их поле зрения попадает в основном 1933 г., и превышение уровня смертности в этом году они оценивают в 7 млн.28
Критика Уиткрофтом Андреева, Дарского и Харьковой (1995-2000 гг.)
На представительной международной конференции по советской демографии 1920-х и 1930-х годов, организованной профессором Р.Джонсоном и проведенной в Торонто в 1995 г., С.Г.Уиткрофт высказал серьезные сомнения по поводу методологии Е.М.Андреева, Л.Е.Дарского и Т.Л.Харьковой, касавшиеся: 1) утверждения об относительно небольшом снижении рождаемости до 1933 г. и 2) стремления отнести практически всю поправку по смертности исключительно к 1933 г.
В 1998 г. Андреев, Дарский и Харькова выпустили еще одну книгу с данными по территории РСФСР, в которой содержался ответ на критику. Они вновь подтвердили, что, по их мысли, смертность от голода приходится почти исключительно на 1933 г.; что очень существенные поправки требуются к данным регистрации как смертности, так и рождаемости; что зарегистрированное снижение рождаемости в 1933 г. не вполне отражает действительность.
«Наш расчет можно интерпретировать так - около 30% умерших вследствие голода было зарегистрировано. Общий недоучет умерших в 1933 г. составил более 56% ...»29
«Катастрофический подъем смертности нигде не начался раньше весны 1933 г. ...Мы сочли, что рост смертности произошел в основном в 1933 г. и концентрировался во времени в значительно большей степени, чем предполагалось ранее»30.
«Голод разразился весной - летом 1933 г., трудно предположить, что он мог столь существенно отразиться на числе зачатий в 1932 г. и числе рождений в 1933 г.»31
В отношении критики их прежних оценок они пишут следующее: «С нашей точкой зрения не согласен Уиткрофт (1990 и 1995), который приводит важные аргументы в пользу того, что снижение числа зарегистрированных рождений в 1933 г. было в большей мере результатом реального снижения уровня рождаемости, чем нерегистрации детей, умерших на первых месяцах жизни. Снижение плодовитости в период голода несомненно привело к снижению рождаемости в конце 1933 и, главным образом, в 1934 гг., но падение числа зарегистрированных рождений во время пика голода таким образом объяснить нельзя, поскольку ситуация за 9 месяцев до пика голода не позволяла предсказать подобное развитие событий. Нельзя объяснить, почему число реализованных зачатий начало резко сокращаться задолго до пика смертности, и почему число реализованных зачатий начало интенсивно расти непосредственно после спада смертности»32.
В подтверждение авторы цитируют С.Максудова (1987, с. 137), который писал, что население СССР в тот период, особенно сельское, не имело опыта ограничения деторождения и не было подготовлено к этому33. Они признают, что статистика абортов по Москве и Ленинграду доступна, и сожалеют, что нет соответствующих данных по другим территориям.
Приводимые ниже таблицы 4 и 5 показывают, что Андреев, Дарский и Харькова не правы как в утверждении, что московская и ленинградская статистика абортов показывает скачок только после 1933 г., так и в том, что более широкая статистика абортов в эти годы по регионам (включая сельскую местность) отсутствует. Данные свидетельствуют, что число абортов в Москве и Ленинграде в 1932 г. более чем на 100 000 превысило ту цифру, о которой говорят Андреев, Дарский и Харькова, и что в действительности этот показатель не вырос, а снизился в 1933 г.
Таблица 4. Общенациональные данные по абортам в РСФСР, УССР и СССР в сравнении с данными по Ленинграду и Москве (число абортов на 100 рождений) Ленинград Москва РСФСР УССР СССР Город Село Всего Город Село Всего Город Село Всего 1924 20,8 19 7,5 1925 42,4 31 12,5 27 1 5 1926/27 86,6 55 20,1 1929 166,7 20,5 1930 158,9 160,6 1931 173,9 159,2 1932 160,9 180 93,7 7,8 27,3 1933 167,8 217,3 130,4 10,5 34,6 175,1 36,1 71,3 1934 271 23,1 1935 221 Источники:
Москва и Ленинград: см. табл. 5.
РСФСР и УССР, 1932-1933 гг.: РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 20. Д. 41. Л. 13-14.
УССР, 1924-1926/27 гг.: Подсчитано по: Профилактическая медицина, 1929, № 1. С. 41 (материал Томилина, цит. Урланисом, М., 1963. С. 27); численность населения и число рождений из: Статистический справочник СССР. 1926. М., 1929. С. 74, 79, 81.
РСФСР, 1934 г.: Известия, 1936. 12 июля.
СССР, 1925 г.: Гене А.Г. Аборты в 1925 г. М., 1927. С. 53, 64.
СССР, 1929 г.: Semashko N.A. Health Protection in the USSR. London, 1934. P. 86.
Таблица 5. Архивные данные по абортам в Москве и Ленинграде в сравнении с утверждениями Андреева, Дарского и Харьковой Абортов Рождений Абортов в Мос.+ Лен., по Москва Ленингр. Мос.+Лен. Москва Ленингр. Мос.+Лен. Ан., Дар., X. 1930 86576 65941 152517 53904 43399 97303 1931 101154 88594 189748 63556 50949 114505 1932 132549 89844 222393 73645 55852 129497 120700 1933 135608 78445 214053 62404 46744 109148 214100 1934 154548 328900 238900 1935 155000 241800 241800 1936 158000
Источники: РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 20. Д. 41. Л. 12; Андреев Е.М., Дарский Л.Е., Харькова Т. Л. Демографическая история России: 1927 - 1959. М., 1998. С. 84 - ссылка на: Avdeev A., Blume A., Troitsskaya I. L'avortement et la contraception en Russie et dans l'ex-URSS: histoire et present. Dossiers et Recherches. 41. Paris, 1993. P. 62 - 63.
Таким образом, к утверждениям демографов Андреева, Дарского и Харьковой нужно относиться с некоторой осторожностью. Хотя и понятно, что необходим ряд поправок к основным данным, чтобы преодолеть разрыв Курмана, читатель должен критически отнестись как к объему поправок, предлагаемых Андреевым, Дарским и Харьковой, так и к той идее, что в основном этот объем приходится на 1933 г. Определенную часть поправок следует отнести и к тем годам, по которым есть основания предполагать искажение данных регистрации, т.е. к 1929-1931 и к 1934-1936 гг.
Наконец, ясно, что основные данные регистрации в самом деле требуют основательных поправок, что вполне естественно для любой историко-демографической статистики, связанной с периодом голода. Однако уровень этих поправок для европейской части СССР (включая Украину) по отдельно взятому голодному 1933 г., по нашему убеждению должен быть значительно ниже, чем предлагают Андреев, Дарский и Харькова.
Для сельского населения СССР уровень зарегистрированной смертности в самом голодном 1933 г. был примерно на 2,3 млн выше, чем в 1932 г. Соответствующий показатель повышенной смертности для городского населения составил около 0,4 млн. Это огромные цифры даже без прибавления 1-2 млн незарегистрированных смертей, о которых писали Курман, Лоример, Бекунова/Родной, Максудов и Уиткрофт, не говоря уже о 7 млн дополнительных смертей, по Андрееву, Дарскому и Харьковой. В таблице 6 приводятся соответствующие цифры по регионам.
Источники: См. таблицу 1а. Мы использовали окончательные оценки по 1935 г. как более достоверные, чем предшествующие предварительные оценки или данные 1939 г.
Примечание: Вариант А - это та минимальная поправка, которая, по версии Курмана, Лоримера, Бекуновой/Родного, Максудова, Уиткрофта и др., необходима в отношении незарегистрированных смертей. Вариант АДХ - это максимальная поправка, по версии Андреева, Дарского и Харьковой.
Подчеркиваем, что это лишь цифры повышенной смертности в 1933 г. в сравнении с 1932 г. А в 1932 г. уровень зарегистрированной смертности был уже значительно выше, чем в 1931 г. (по Украине на 150 000); и мы уже приводили доводы в пользу того, что незарегистрированная смертность по этим предыдущим годам, весьма вероятно, была выше, чем принято считать. А потому общий уровень смертности от голода в голодные годы с 1931 по 1933 гг. следует полагать несколько более высоким. По одной лишь Украине можно было бы говорить о 3 - 3,5 млн дополнительных смертей, а по СССР в целом видимо, о 6 -7 млн.
."