Сергей Григорьянц: Александр Храбровицкий. Сиротинская и ЦГАЛИ
Думаю так же, что Вы не правы утверждая, что Александр Вениаминович Храбровицкий - стукач КГБ, что бы по этому поводу не говорил Шаламов да еще в передаче Рене Герра. Я писал об этом Рене, у которого есть личные причины распространять об этом скорее всего клеветническую информацию. Насколько я знаю, в свою очередь Храбровицкий писал в Париж Зайцеву, Сионскому и еще кому-то, что агент ГБ - Рене Герра. Я не думаю ни того, ни другого. Рене, с которым мы знакомы с 1966 года (однажды он мне привез из Парижа эмигрантские книги) очень обрадовался, когда узнал, что Храбровицкий был свидетелем от КГБ при моем первом осуждении и с жаром начал меня убеждать, что это подтверждает его мнение о том, что Храбровицкий был агентом КГБ. Я не просто сказал ему, что я этого не думаю, но для того, чтобы формально это закрепить, написал ему еще и письмо, где изложил свое мнение, а я в этом понимаю все же больше чем Рене. И он вынужден был написать, что я его мнения не разделяю. Чтобы так не думать у меня есть довольно неприятные, но вполне бесспорные основания. Дело в том, что Александр Вениаминович, когда меня судили, не просто давал обо мне показания следователям о том, какие антисоветские книги я ему дал почитать (это есть в моем деле), но и выступал свидетелем обвинения (Олег Михайлов, мой шафер на свадьбе, хотя бы на заседание суда не пришел). Но дело в том, что КГБ не имело и не имеет права использовать своих тайных осведомителей в качестве свидетелей обвинения, и тем самым рассекречивать их. Это просто слабые и не очень хорошие люди, но не более того. Клеветать на них все равно не нужно, как бы они не вели себя сами.
Никакого «служебного долга» получать рукописи писателей у сотрудников ЦГАЛИ нет. Советские писатели иногда и с большим трудом (обычно члены правления союза) могли уговорить архив взять их рукописи. Крученых и Ахматовой в 30-е годы, при Бонч-Бруевиче, удавалось какие-то подборки продавать, но это касалось только материалов Маяковского, Ольги Розановой и других давно умерших писателей и художников.
Рукописи таких как Шаламов не собирались ЦГАЛИ - их систематически конфисковало КГБ и оставляло в своих архивах или уничтожало. Шаламов - исключение, которое и подтверждает характер профессионального (но не архивного) задания Сиротинской. Равнять его с Мандельштамом нельзя. Мандельштам давно погиб и у него одно антисталинское стихотворение, хотя и списки Мандельштама на обысках КГБ изымало.
И я не думаю, что Сиротинская была в курсе контактов Шаламова (при всей его восторженности) и именно необходимость наблюдать за ним и делала их связь столь длительной. Не зря же в больницу Левину постоянно звонят гебисты: впервые Шаламов в непрослушиваемой комнате, не в квартире, за которой наблюдают, и к тому же без Сиротинской.
