"Письмо в ЛГ", отклики в газете "Новое русское слово", Нью-Йорк, 1972
"Новое русское слово" (№ 22573) 1972-04-02, стр. 5
"Не знаю, как "Посев", но "Новый журнал" неукоснительно сопровождает публикации шаламовских "Колымских рассказов" примечаниями о том, что эти произведения печатаются без позволения автора. Следовательно, по простой логике, В. Шаламову нечего беспокоиться. Но у "органов" логика особая, а Шаламов, искалеченный каторгой, шестидесятипятилетний человек, естественно, пуще всего боится, как бы его не отправили обратно. Он и подписал творение жандармского пера. Все это трагично для писателя и постыдно для его мучителей - было бы постыдно, если бы они умели стыдиться. Заставили человека подписать набор чекистских шаблонов - это само по себе скверно и, что еще сквернее, утверждение: "Проблематика "Колымских рассказов" давно снята жизнью". Выходит так, что печатать можно, да и писать тоже, исключительно такие произведения, проблематику которых жизнь еще не удосужилась снять. Этак можно очень далеко пойти - и вчистую вычеркнуть из литературы и "Илиаду", и "Братьев Карамазовых", и все написанное где бы то ни было и кем бы то ни было, допустим, до 24 съезда КПСС. Проблематика-то снята? Снята. Стало быть, и толковать не о чем. Разумеется, Варлам Шаламов, писатель не только редкостно талантливый и с непогрешимым художественным вкусом, но и строгого ума, и и бреду не мог бы договориться до поистине зловонной ахинеи о снятой проблематике. Да что поделаешь! Как некогда неподражаемый Остап Вишня: "Разве хочешь? - надо!" Осуждать В. Шаламова за подписанный им текст письма никому не придет в голову. И никто, конечно, не собирался представлять его миру, как сказано в злополучном письме, в роли подпольного антисоветчика, внутреннего эмигранта. Все эти штучки - плод чекистской бдительности и партийного тупоумия. Эти люди воображают, что во всех случаях жизни необходимо врать. На листке отрывного календаря помещено, каюсь, не знаю, чье, мудрое изречение: "Ложь бежит до той поры, пока ее не настигнет правда".
... Шаламова изувечили. Безымянных жертв, чутких к явлениям природы товарищей из соответствующих ведомств - многие миллионы. Само собою понятно, что надломленный страданиями человек может подчиниться домогательствам властей и, как Варлам Шаламов, подписать филькину грамоту, либо, подобно Ярославу Смелякову, потявкать на Солженицына. Ведь Исаичей-то, богатырей - считанные единицы. Пред всяким страданием надобно преклоняться, но Исаичи не только страдали, а и вершат неслыханные подвиги, на которые только они и способны. Никогда и ни при каких обстоятельствах эти люди не ступают на кривую дорожку, ведущую к благополучному членству в ССП".
* * *
Из "Отчета редактора" ("Нового журнала") Романа Гуля, "Новое русское слово" (№ 22692) 1972-07-30, стр. 5
"Тут считаю уместным вернуться к тому, что недавно написала о Шаламове парижская газета "Русская мысль" в связи с "покаянным" письмом Шаламова в "Литературную газету". Она напечатала: "а может быть, он и был стукач?". Главный редактор "Р. М." 3. А. Шаховская в письме в редакцию "НРСлова" недавно ответила мне, что написала это не она, а один советский человек, теперь живущий на Западе. Но утверждение 3. А., к сожалению, не совсем точно. Да, какой-то тип, скрывшийся под буквой "Н", действительно написал эту инсинуацию по адресу Шаламова. Но 3. А. Шаховская в редакционной заметке к этой по-моему, малопочтенной статейке, - от редакции, повторила то же самое, т. е. солидаризировалась с этим анонимом. Как же можно было это делать? Уж если аноним почему-то захотел бросить камнем в Шаламова и "накапать" на него в общественном мнении русского зарубежья, то он прежде всего должен был это сделать не анонимно, ибо читателю важно знать - кто бросает камнем в Шаламова? И смеет ли этот человек бросать в Шаламова такой камень? Ведь вполне может случиться, что именно этот-то аноним и не смеет бросать ни в кого камнем? Конечно, покаянное письмо - вещь нехорошая, а быть может, даже и страшная. Мы ведь не знаем обстоятельств, при каких письмо писалось, кем написано и почему подписано Шаламовым. Зато мы твердо знаем другое - опубликование "Колымских рассказов" В. Шаламова. Шаламов сделал большое человеческое дело - он передал колымский ад так, как до него этого никто не сделал. И передал ярко потому, что сам пережил эту тему и подал ее, как подлинный художник. Это слияние пережитой темы и талантливости художника - в "Колымских рассказах" - и делает Шаламова в русской литературе дорогим".
"Не знаю, как "Посев", но "Новый журнал" неукоснительно сопровождает публикации шаламовских "Колымских рассказов" примечаниями о том, что эти произведения печатаются без позволения автора. Следовательно, по простой логике, В. Шаламову нечего беспокоиться. Но у "органов" логика особая, а Шаламов, искалеченный каторгой, шестидесятипятилетний человек, естественно, пуще всего боится, как бы его не отправили обратно. Он и подписал творение жандармского пера. Все это трагично для писателя и постыдно для его мучителей - было бы постыдно, если бы они умели стыдиться. Заставили человека подписать набор чекистских шаблонов - это само по себе скверно и, что еще сквернее, утверждение: "Проблематика "Колымских рассказов" давно снята жизнью". Выходит так, что печатать можно, да и писать тоже, исключительно такие произведения, проблематику которых жизнь еще не удосужилась снять. Этак можно очень далеко пойти - и вчистую вычеркнуть из литературы и "Илиаду", и "Братьев Карамазовых", и все написанное где бы то ни было и кем бы то ни было, допустим, до 24 съезда КПСС. Проблематика-то снята? Снята. Стало быть, и толковать не о чем. Разумеется, Варлам Шаламов, писатель не только редкостно талантливый и с непогрешимым художественным вкусом, но и строгого ума, и и бреду не мог бы договориться до поистине зловонной ахинеи о снятой проблематике. Да что поделаешь! Как некогда неподражаемый Остап Вишня: "Разве хочешь? - надо!" Осуждать В. Шаламова за подписанный им текст письма никому не придет в голову. И никто, конечно, не собирался представлять его миру, как сказано в злополучном письме, в роли подпольного антисоветчика, внутреннего эмигранта. Все эти штучки - плод чекистской бдительности и партийного тупоумия. Эти люди воображают, что во всех случаях жизни необходимо врать. На листке отрывного календаря помещено, каюсь, не знаю, чье, мудрое изречение: "Ложь бежит до той поры, пока ее не настигнет правда".
... Шаламова изувечили. Безымянных жертв, чутких к явлениям природы товарищей из соответствующих ведомств - многие миллионы. Само собою понятно, что надломленный страданиями человек может подчиниться домогательствам властей и, как Варлам Шаламов, подписать филькину грамоту, либо, подобно Ярославу Смелякову, потявкать на Солженицына. Ведь Исаичей-то, богатырей - считанные единицы. Пред всяким страданием надобно преклоняться, но Исаичи не только страдали, а и вершат неслыханные подвиги, на которые только они и способны. Никогда и ни при каких обстоятельствах эти люди не ступают на кривую дорожку, ведущую к благополучному членству в ССП".
* * *
Из "Отчета редактора" ("Нового журнала") Романа Гуля, "Новое русское слово" (№ 22692) 1972-07-30, стр. 5
"Тут считаю уместным вернуться к тому, что недавно написала о Шаламове парижская газета "Русская мысль" в связи с "покаянным" письмом Шаламова в "Литературную газету". Она напечатала: "а может быть, он и был стукач?". Главный редактор "Р. М." 3. А. Шаховская в письме в редакцию "НРСлова" недавно ответила мне, что написала это не она, а один советский человек, теперь живущий на Западе. Но утверждение 3. А., к сожалению, не совсем точно. Да, какой-то тип, скрывшийся под буквой "Н", действительно написал эту инсинуацию по адресу Шаламова. Но 3. А. Шаховская в редакционной заметке к этой по-моему, малопочтенной статейке, - от редакции, повторила то же самое, т. е. солидаризировалась с этим анонимом. Как же можно было это делать? Уж если аноним почему-то захотел бросить камнем в Шаламова и "накапать" на него в общественном мнении русского зарубежья, то он прежде всего должен был это сделать не анонимно, ибо читателю важно знать - кто бросает камнем в Шаламова? И смеет ли этот человек бросать в Шаламова такой камень? Ведь вполне может случиться, что именно этот-то аноним и не смеет бросать ни в кого камнем? Конечно, покаянное письмо - вещь нехорошая, а быть может, даже и страшная. Мы ведь не знаем обстоятельств, при каких письмо писалось, кем написано и почему подписано Шаламовым. Зато мы твердо знаем другое - опубликование "Колымских рассказов" В. Шаламова. Шаламов сделал большое человеческое дело - он передал колымский ад так, как до него этого никто не сделал. И передал ярко потому, что сам пережил эту тему и подал ее, как подлинный художник. Это слияние пережитой темы и талантливости художника - в "Колымских рассказах" - и делает Шаламова в русской литературе дорогим".