Лев Качер об организации похорон Варлама Шаламова
Из книги журналистки Лилии Беляевой и Льва Качера "Спецпохороны в полночь. Записки печальных дел мастера", М.: Политекст, 1991. Лев Наумович Качер занимался в Литфонде организацией похорон московских членов Союза советских писателей, соответственно, и похорон Варлама Шаламова, о которых рассказывается в мемуаре. Лично я не верю ни одному его слову, но кто знает, может быть, щепотка правды во всем этом и есть, ну хотя бы обращение Лидии Чуковской. Например, черные лимузины на кладбище - правда, но это не наблюдатели из КГБ, а сам КГБ, как раз хоронивший первого заместителя председателя КГБ Андропова С. Цвигуна.
Электронная версия Из книги журналистки Лилии Беляевой и Льва Качера "Спецпохороны в полночь. Записки печальных дел мастера", М.: Политекст, 1991. Лев Наумович Качер занимался в Литфонде организацией похорон московских членов Союза советских писателей, соответственно, и похорон Варлама Шаламова, о которых рассказывается в мемуаре. Лично я не верю ни одному его слову, но кто знает, может быть, щепотка правды во всем этом и есть, ну хотя бы обращение Лидии Чуковской. Например, черные лимузины на кладбище - правда, но это не наблюдатели из КГБ, а сам КГБ, как раз хоронивший первого заместителя председателя КГБ Андропова С. Цвигуна.
Электронная версия - в библиотеке Флибуста.
Божье дело
1982 год. Время, когда все у нас было вроде бы замечательно, а мудрый вождь наш Леонид Ильич только и делал, что "раскрывал перед советским народом новые светлые перспективы..." И мы изо дня в день чего-то там "выполняли и перевыполняли", и многие наши писатели получали премии и награды за то, что пели хвалу "Дорогому Леониду Ильичу" и отнюдь не омрачали его существования "наветами" на окружающую "прекрасную советскую действительность". А в это время в больнице умирал Варлам Шаламов... И очень мало кто знал, что уходит из жизни талантливейший человек, правдивейший бытописатель мира ГУЛАГа. О Шаламове было принято говорить шепотом, с оглядкой, чтоб не подслушали осведомители... Было известно, что написал он "самую страшную правду", много страдал и теперь не совсем в себе...
Как всегда, все началось для меня с телефонного звонка:
- Лев Наумович, огромная к вам просьба - помогите, умер Шаламов...
Осень. Дождливо и ветрено.
- Хорошо. Где? Когда? Понятно.
Такой у нас состоялся разговор с Лидией Корнеевной Чуковской. И спустя примерно час мы уже с ней сидели рядом, и она делилась со мной своими опасениями:
- Он же для властей не более, чем диссидент, то есть ничто, то есть враг, подрыватель устоев. И они, конечно, не позволят похоронить его по-человечески, на кладбище в Москве, где к могиле смогут приходить тысячи и тысячи… Поэтому очень прошу вас, Лев Наумович, помочь нам, помочь всем, кому дорога правда и память о Варламе Шаламове, - сделать все и добиться места... Это Божье дело! Это вам, поверьте, зачтется потомками! Нельзя иначе!
Мне было отрадно слышать эту темпераментную, бескомпромиссную речь. Ведь не о своем, личном болело сердце... И при этом никаких ожиданий чего-то приятного, а одних только неудобств, сложностей, конфронтации с сильными мира сего...
Я "проникся" и пообещал сделать все, что смогу, хотя понимал, как мало в моей власти, как "необязателен" сам Шаламов для аппаратчиков того же Моссовета.
Но - голь на выдумки хитра. Решил действовать по возможности мягко, уповая на сердобольный, приятельский тон. Все же мы люди. Растопить даже заледенелое бюрократическое сердце можно, если очень постараться и если звезды тому споспешествуют...
И ведь сколько раз "не выгорало", сколько раз получал отказ от Моссовета, едва заикнусь, мол, писатель был известный, надо бы Новокунцево... "Какой же известный, если я его не знаю?" И кончено.
Но сейчас я знал, что волнуется Лидия Корнеевна и те, кого она мне назвала "друзьями Шаламова", и с отказом вернуться было немыслимо. И в лучшей своей просительно-страдальческой манере заговорил о Шаламове с "высоким" представителем всего, можно сказать, кладбищенского ведомства столицы.
- Володя, - пел я почти нежно, - вообрази, умер великий писатель, весь Союз скорбит... Никто не ожидал... Толпы народу...
А этот Володя, я уж это знаю точно, кроме "Мойдодыра", не читал ничего. Но жму дальше:
- Если его захоронить где-нибудь далеко от Москвы - нам с тобой потомки не простят, и вполне вероятно, что вскоре появится заметка, где и ты, и я получим такое... такое...
Похоже на шантаж? Вы правы. Но что было делать, если по мановению правой руки Володи усопший мог равно оказаться и в раю и в аду, и не с кого спросить.
- Действительно, он... этот... большой писатель? - спрашивает озадаченный Володя.
- Поверь, поверь мне! - отзываюсь пылко и страстно, и впиваюсь глазами в его руку, в кончик авторучки...
- Ну, ладно, - слышу и не верю, и благославляю Володину некомпетентность в вопросе "кто есть кто". - Ладно, пусть лежит на Новокунцевском...
Как описать радость, распиравшую меня? Торжество победителя, охватившее все мое существо? А как счастлива была Лидия Корнеевна, как горячо благодарила меня!
На похоронах я впервые увидел, так сказать, весь цвет советского диссидентства, всех "инакомыслящих", то есть давно сообразивших, куда катится наше общество под вопли групп скандирования: "Ура! Ура! Ура!" И я понял, что "попался"... Что тут-то и начнется нечто, не входившее в протокол... Когда же кортеж двинулся в сторону кладбища, я поразился, сколько же машин выстроилось в цепочку... И поразился еще раз, углядев некие черные лимузины с людьми, явно не имеющими отношения к похоронам… На мой дилетантский взгляд, не имеющими, а на самом-то деле "черные лимузины" знали, для чего их запустили в нашу стаю... Такое дело и без наблюдателей из КГБ?
Похороны Варлама Шаламова... Нет, это скорей всего был грандиозный протест против вранья и подтасовок, против унизительных условий жизни, в которые попадали инакомыслящие... И это был гимн таланту великого лагерного мученика и всем тем, кто, подобно ему, оставил на память потомкам историю страданий несчастных людей, брошенных в лагеря "для исправления"...
- Дамы и господа! Ребята! Товарищи! - умолял я. - Можно покороче?
Меня никто не слушал. Люди хотели выговориться, а там хоть трава не расти.
Кто-то предложил мне подарок - четырехтомник Шаламова, изданный за рубежом. Я отказался (совок же!):
- Все, что издается у нас, готов взять, а это... оттуда...
Убеждали:
- Да вы знаете, какая цена этим красным книгам на черном рынке?
Я понял, что оборвать выступающих у меня ни за что не получится. О чем же говорилось, несмотря на присутствие черных "волг" с таинственными пассажирами? О том, сколько мучеников на совести той власти, которую почему-то именуют "советской", сколько страдальцев за правду погибло в лагерях, по тюрьмам... Люди и клеймили позором систему, не способную дать подлинные права и свободы личности, и плакали, и подробно рассказывали о жизни Шаламова, о его крестном пути... Я забился в автобус и слушал... Это была, пожалуй, своего рода школа знаний и гражданского праведного риска - тот растянувшийся до поздней ночи митинг диссидентов.
У каждого профессионала свои радости. У меня тоже они есть. В их числе - могила праведника Варлама Шаламова, который лежит не где-нибудь на задворках, а на Новокунцевском кладбище, - один из тех, чьи деяния составляют славу Отечественной культуры. Приходите, поклонитесь и подумайте о том, как велик бывает простой смертный человек в самом беспросветном мраке суда скорого и неправедного. И как это ценно - преданность единоверцев, способных презреть самые черные, казенные "волги" и крикнуть вслед уходящему другу - "Мы никогда тебя не забудем! И рано или поздно, но твоя правда победит!"
Теперь о духовном подвиге Варлама Шаламова знает весь мир. Его произведения нарасхват. И ушли из жизни многие из тех, кто провожал писателя в последний путь.
Зато есть люди, писатели, которые, к сожалению, с завидной бесцеремонностью снимают сливки с популярности писателя-каторжанина. Я человек незлопамятный, но, признаюсь, было обидно, когда на недавний вечер памяти Шаламова меня даже не пригласили, не вспомнили... От Фазиля Искандера я этого не ожидал. Он вел вечер.
Ну да ладно. Мало ли... Сводить счеты - бестолковое занятие. И я, например, не понимаю одного писателя-эмигранта, который изобразил в своей книге бывшего оргсекретаря правления Московской писательской организации В. Н. Ильина достаточно издевательски и зло. Зачем? В чем причина? В свое время Ильин отказался хлопотать по его просьбе. Сказал: "Зачем вам такая большая квартира?" То есть, не совсем это, брат мой, прилично требовать слишком многого в то время, когда десятки писателей живут в тесноте, кое-как...
При мне, как самый большой подарок, слова Лидии Корнеевны:- Спасибо. Спасибо вам, дорогой Лев Наумович! Вы для памяти Шаламова сотворили истинно Божье дело...