Сорокинский Шаламов "в таких лагерях не сидел"
Эпизод из "Голубого сала" Владимира Сорокина. После прихотливой сексуальной оргии Сталин и Хрущев разговаривают о лагерной литературе, которую представляют автор "Одного дня Ивана Денисовича" и его антипод "истопник Варлам". Шаламов и Солженицын в мясорубке русского постмодерна.
_________
« - Что это… “Один день Ивана Денисовича”? - прочел Сталин название рукописи, лежащей на полу возле кровати.
- Денисовича, - поправил его Хрущев, в изнеможении переворачиваясь на спину. - Это повесть одного странного типа. Принес мне ее. Пешком шел в Архангельское из крымских лагерей принудительной любви.
- Из LOVEЛАГА?
- Да. Сказал, что в дороге сносил четыре пары сапог. Я сразу усомнился.
- Он сидел там? - Сталин взял с золотого блюда гроздь винограда, оторвал виноградину, вложил в губы Хрущева.
- Да. Кажется, лет семь. Потом в ссылке был, в Коктебеле. Ну, и написал повесть. О быте в LOVEЛАГЕ.
- Я слышал, сейчас многие бросились писать на эту тему. Злоба дня. Интересная повесть?
- Странная… Написано будто бы живо и достоверно, но… в ней что-то изначально фальшивое.
- Расскажи, - Сталин с удовольствием ел виноград.
- Да что, собственно, рассказывать, - зевнул Хрущев. - Иван Леопольдович Денисович, махровый одесский жид, был приговорен ОСО к десяти годам LOVEЛАГА за сексуальные перверсии третьей степени. [...]
Во-первых - на сто страниц ни одного итальянского слова. О французском языке вообще речи не идет. Английские фразы встречаются, но крайне редко. Выходит, что все зеки говорят по-русски? Что за аррогантность?
- Это странно, - рассматривал его лицо Сталин.
- Во-вторых, там описаны какие-то невинные детские сношения. Нет ни ебли в печень, ни говноебания, ни подкожной ебли. А классическая лагерная ебля старика через катетер?
- Об этом знает даже моя Веста.
- В-третьих, кухня. Этот Денисович брюзжит, что его тошнит от супа из спаржи и кур по-венгерски, которыми их кормят чуть ли не каждый день. Их бригадир (у них там принудительное шитье бисером и вязание кружев) страдает изжогой и отдает порцию “прогорклых, пережаренных напрожёг до нестерпимой изжоги и тошнотной горчины” трюфелей другому заключенному, а тот “радостно склоняется над ней”. Вино у них якобы только крымское, французским не пахнет. Кокаин в кокскафе разбавлен сахаром.
- Бред сивой кобылы. В LOVEЛАГ идет первосортный колумбийский кокаин, качество контролирует МГБ, все бармены в кокскафе - офицеры госбезопасности, им в голову не придет разбавлять продукт...
- В общем, какие-то подозрительные лагеря… да и тип этот мне сразу не понравился. Хитрый. А русский писатель не должен быть хитрым. Грубым, наглым, злым - пожалуйста. Только не хитрым… У меня истопником служит Варлам. Он полжизни отбухал в крымском LOVEЛАГЕ. Колоритный персонаж. У него раздвоенный фаллос для ебли в ноздри. Руки согнуты по форме человеческих голов. Он поимел в ноздри десятки тысяч людей. Я ему дал прочесть. Так он мне сразу сказал: “Я в таких лагерях не сидел”.»
Электронная версия в библиотеке BookZ
UPD
Из интервью с Владимиром Сорокиным:
- Что Вы думаете о Солженицыне?
- «Архипелаг ГУЛАГ» - это великая книга, поэма сталинским лагерям, хотя в плане описания лагерной жизни мне ближе Варлам Шаламов, потому как в его произведениях нет политической составляющей. Для него важен человек как таковой, и что с ним происходит, когда необходимо работать при пятидесятиградусном морозе. Я никогда не смогу простить Солженицыну, что он использовал литературу в качестве оружия борьбы против советской власти. Вне всякого сомнения, он блестящий рассказчик, с математическим умом, но как художник он не настолько хорош. Его произведения - «В круге первом», «Раковый корпус» - это соцреализм, вывернутый наизнанку, они неотрывно связаны с тем временем, когда были написаны. Эти книги ушли вместе с той эпохой, потому что литература, сражающаяся с настоящим, недолговечна".
Пилар Бонэ, Родриго Фернандес, "El Pais" (Испания) 24.09.2002 на сайте Guelman.Ru
_________
« - Что это… “Один день Ивана Денисовича”? - прочел Сталин название рукописи, лежащей на полу возле кровати.
- Денисовича, - поправил его Хрущев, в изнеможении переворачиваясь на спину. - Это повесть одного странного типа. Принес мне ее. Пешком шел в Архангельское из крымских лагерей принудительной любви.
- Из LOVEЛАГА?
- Да. Сказал, что в дороге сносил четыре пары сапог. Я сразу усомнился.
- Он сидел там? - Сталин взял с золотого блюда гроздь винограда, оторвал виноградину, вложил в губы Хрущева.
- Да. Кажется, лет семь. Потом в ссылке был, в Коктебеле. Ну, и написал повесть. О быте в LOVEЛАГЕ.
- Я слышал, сейчас многие бросились писать на эту тему. Злоба дня. Интересная повесть?
- Странная… Написано будто бы живо и достоверно, но… в ней что-то изначально фальшивое.
- Расскажи, - Сталин с удовольствием ел виноград.
- Да что, собственно, рассказывать, - зевнул Хрущев. - Иван Леопольдович Денисович, махровый одесский жид, был приговорен ОСО к десяти годам LOVEЛАГА за сексуальные перверсии третьей степени. [...]
Во-первых - на сто страниц ни одного итальянского слова. О французском языке вообще речи не идет. Английские фразы встречаются, но крайне редко. Выходит, что все зеки говорят по-русски? Что за аррогантность?
- Это странно, - рассматривал его лицо Сталин.
- Во-вторых, там описаны какие-то невинные детские сношения. Нет ни ебли в печень, ни говноебания, ни подкожной ебли. А классическая лагерная ебля старика через катетер?
- Об этом знает даже моя Веста.
- В-третьих, кухня. Этот Денисович брюзжит, что его тошнит от супа из спаржи и кур по-венгерски, которыми их кормят чуть ли не каждый день. Их бригадир (у них там принудительное шитье бисером и вязание кружев) страдает изжогой и отдает порцию “прогорклых, пережаренных напрожёг до нестерпимой изжоги и тошнотной горчины” трюфелей другому заключенному, а тот “радостно склоняется над ней”. Вино у них якобы только крымское, французским не пахнет. Кокаин в кокскафе разбавлен сахаром.
- Бред сивой кобылы. В LOVEЛАГ идет первосортный колумбийский кокаин, качество контролирует МГБ, все бармены в кокскафе - офицеры госбезопасности, им в голову не придет разбавлять продукт...
- В общем, какие-то подозрительные лагеря… да и тип этот мне сразу не понравился. Хитрый. А русский писатель не должен быть хитрым. Грубым, наглым, злым - пожалуйста. Только не хитрым… У меня истопником служит Варлам. Он полжизни отбухал в крымском LOVEЛАГЕ. Колоритный персонаж. У него раздвоенный фаллос для ебли в ноздри. Руки согнуты по форме человеческих голов. Он поимел в ноздри десятки тысяч людей. Я ему дал прочесть. Так он мне сразу сказал: “Я в таких лагерях не сидел”.»
Электронная версия в библиотеке BookZ
UPD
Из интервью с Владимиром Сорокиным:
- Что Вы думаете о Солженицыне?
- «Архипелаг ГУЛАГ» - это великая книга, поэма сталинским лагерям, хотя в плане описания лагерной жизни мне ближе Варлам Шаламов, потому как в его произведениях нет политической составляющей. Для него важен человек как таковой, и что с ним происходит, когда необходимо работать при пятидесятиградусном морозе. Я никогда не смогу простить Солженицыну, что он использовал литературу в качестве оружия борьбы против советской власти. Вне всякого сомнения, он блестящий рассказчик, с математическим умом, но как художник он не настолько хорош. Его произведения - «В круге первом», «Раковый корпус» - это соцреализм, вывернутый наизнанку, они неотрывно связаны с тем временем, когда были написаны. Эти книги ушли вместе с той эпохой, потому что литература, сражающаяся с настоящим, недолговечна".
Пилар Бонэ, Родриго Фернандес, "El Pais" (Испания) 24.09.2002 на сайте Guelman.Ru