Наталья Решетовская. Из переписки Солженицына и Шаламова
Солженицын, как известно, запретил печатать свои письма Шаламову. Частично содержание этих писем раскрывается Решетовской в мемуарах «Александр Солженицын и читающая Россия».
_______
«Из пришедших писем самым дорогим явилось письмо от писателя Шаламова, написанное им после прочтения «Ивана Денисовича» [ноябрь 1962].
«Дорогой Александр Исаевич! - писал Варлам Тихонович. - Я две ночи не спал - читал повесть, перечитывал, вспоминал... [дальше идет текст шаламовского письма]
Пусть «Один день» будет для Вас тем же, чем «Записки из мертвого дома» были для Достоевского», - заключил Шаламов.
Сердечно поблагодарив Варлама Тихоновича за его «письмо-рецензию», Александр Исаевич писал ему: «В ней (рецензии. - Н. Р.) скрестились лагерник и художник, и, наверно, уж второй такой мне не получить ни от кого». А дальше Александр Исаевич, в свою очередь, отзывается на стихи Шалимова, полученные им от него, - те, что еще не увидели света: «С огромным наслаждением мы прочли Ваши малые поэмы и стихи и будем теперь перечитывать. Там нет не только плохих стихов, но даже посредственных. Только хорошие и отличные - то есть не отличные, а такие, что лучше написать нельзя».
Особо Александр Исаевич выделил следующие стихи: «В честь сосны», «Гомер», «Аввакум», «Бивень», «Другу», «Жил-был», «Дерево в болоте», «Я в воде не тону». Он даже попытался уговорить Твардовского их напечатать, но натолкнулся на непонимание; Александр Трифонович счел стихи Шаламова не народными, слишком «интеллигентными», рассчитанными на узкого ценителя. Муж мой был этим крайне огорчен: «Как можно стихи такой редкой тонкости, аромата и вместе с тем мужественности, удивительного слияния с природой обвинить в... непонятности народу? В наличии нескольких исторических имен? Тогда Пушкина всего надо выбросить», - писал он Шаламову».
***
25 января [1963] пришла телеграмма от Варлама Тихоновича Шаламова: «Поздравляю Замечательными рассказами Кречетовка Матренин двор».
***
«Первым письменным отзывом на рассказ «Для пользы дела» [1963] была телеграмма от Шаламова, похвалившего рассказ, а затем, в тот же день, 19 августа, - письмо от К. И. Чуковского, который хотя еще не читал рассказ, но: «...всюду слышу восторженные отзывы о Вашем рассказе, - писал он».
***
«К этому времени [1967] Солженицыну уже была известна реакция Твардовского на вторую часть «Ракового корпуса». Разговор между ними, после очень долгого перерыва, произошел 16 марта. О нем, об этом разговоре, есть в «Теленке». Отражен он и в апрельском письме Александра Исаевича к писателю Шаламову: «...Я закончил 2-ю часть «Ракового», успел уже получить принципиальный отказ от Твардовского («не напечатал бы, даже если бы это зависело только от одного меня»).
В том же письме он сообщил, что «предложил моск(овской) секции прозы ее обсудить, как они намеревались в ноябре после обсуждения 1-й¦ части. Но, возможно, литер(атурные) чиновники... помешают», - не без оснований опасался он».
Примечание. Стало быть, переписка Шаламова с Солженицыным продолжалась и в 1967 году, чего я, признаться, не ожидал. К слову, Солженицын не только запретил печатать свои письма к Шаламову. Он еще и закрыл доступ к письмам Шаламова в своем архиве, хотя задним числом как бы разрешил Сиротинской публиковать шаламовские письма, уже и без того опубликованные ею с копий и черновиков. Сформулировано это было таким образом, что письма Шаламова к нему он печатать разрешает. А что же тогда с письмами Шаламова в его, Солженицына, архиве? Или на них разрешение не распространяется? Зачем тогда было его давать?
***
«В Рязани еще ждало очень содержательное письмо [1967] от писателя В. Т. Шаламова, который только что прочел роман «В круге первом».
«Дорогой Александр Исаевич!
Я прочел Ваш роман. Это - значительнейшая вещь, которой может гордиться любой писатель мира. Примите запоздалые, но самые высокие мои похвалы. Великолепен сам замысел - дать геолог(ический) разрез сов(етского) общества от самого верха до самого низа - от Сталина до дворника Спиридона... Слабее других женские фигуры».
А далее Шаламов делится с Солженицыным своими соображениями о жанре романа вообще: «Я не разделяю мнения о вечности романа, романической формы. Читателю, пережившему Хиросиму и концлагеря, газовые камеры Освенцима, революции и войны, - кажутся оскорбительными выдуманные сюжеты и выдуманные судьбы».
«Роман умер», - заключает он.
В своем ответном письме Александр Исаевич возражает Шаламову.
Нет, проза из документов не выживет роман. Он очень ценит прозу из документов («когда автор не тонет в документах, а сплавляет их и они живут») - «но почему это вместо? - спрашивает Александр Исаевич. - Это - рядом!».
...Не всякая эпоха дотягивает до романа, бывают такие дробные, потерянные, что им романов и не писать, и не читать. На Западе сейчас, может быть, такая как раз эпоха. А у нас - нет, а у нас начинается эра романов, это скоро будет главный ж а н р.
Сейчас кривая человеческой истории очень опала - вниз, в материю, она нырнула в нее с головой и глубже. Но я ощущаю, что уж мы на изныре. Для такой материальной эпохи вполне естественно превозносить, ценить факт и документ и относиться презрительно к жизни Духа.
Но скоро это будет не так. И тогда мы все заметим, что никакая документальная проза нисколько не может нам заменить романа, главная прелесть и обаяние которого не только в излагаемой правде жизни, но в полете духа великой художественной личности, даже ее игре. Все излагаемое она окрашивает неповторимо - и это-то главным образом и заставляет нас трепетать».
Что же касается «выдуманных сюжетов и выдуманных судеб», то Александр Исаевич развивает дальше мысли Шаламова: оскорбительным может казаться в ы ду м а н н о е, а н е с о т в о р е н н о е».
***
«Солженицын, вопреки имеющему место скептицизму в отношении того, имеет ли традиционный роман будущее, вполне за его существование! За его живучесть! Несколько позже он и Шаламов обменяются своими мыслями об этом.
Шаламов: Читателю, пережившему Хиросиму и концлагеря, газовые камеры Освенцима, революции и войны - кажутся оскорбительными выдуманные сюжеты и выдуманные судьбы.
Солженицын: Вы (и многие вообще) противопоставляете роману - прозу из документов, вот будто она-то и выживет роман. Я очень высоко ценю эту форму (когда автор не тонет в документах, а сплавляет их, и они живут) - но почему это вместо? Это - рядом!..»
____________
Решетовская дословно цитирует не датированное (осень 1967?) письмо Шаламова, о котором в комментариях к Переписке последнего в «Новой книге», 2004, говорится: «письмо не отправлено». Очевидно, что письмо было отправлено и, так сказать, отвечено. Возможно, Шаламовым был отослан другой вариант опубликованного письма. Солженицын отвергает тезис Шаламова о "смерти романа", соотнося свои сочинения не с "выдуманным", а с "сотворенным".
