Хозарский А. (Коган А.А.). Дневник странника. Сказка о русском мужике. (От нашего корреспондента). // Московские Ведомости. М., 1903. №273, 6 (19) октября, с. 3-4.
Монтрё, 12 октября.
I.
Сижу на берегу синего Лемана и читаю «сказку о Русском мужике»... (...)
Я родился в глухой деревне, я вырос в деревне, всю юность провел там, и знаю мужика и его горькую долю, и жалею его, видит Бог, не меньше гг. Успенских, Златовратских, Решетниковых, Слепцовых, и других народолюбцев, но именно потому у меня не хватило бы духа наряжать его в шутовской кафтан на потеху нашей «интеллигенции», и тем менее - выводить его, как ученого медведя, на показ «Европе», и кричать:
- Venez voir, voilà l'ours de Russie!... Une bête bien féroce... venez voir, messieurs!...
А вот это именно и делается теперь какими-то неведомыми добродеями земли Русской, о которых я уже говорил недавно. Они затеяли, ad majorem Russiae gloriam, издавать в Швейцарии на французском языке журнал La Russie, который должен-де знакомить Европу с Россией. Журнал вспомнил, что Россия - c'est l'empire des moujiks, и потому печатает в ряде нумеров большой этюд, посвященный нашему мужику.
Не зная мужика из личного опыта, La Russie черпает у наших беллетристов-народолюбцев, и если на Западе читают этот журнал, посвященный России, то надо ожидать, что скоро ватаги иностранных туристов будут направляться не в Петербург и Москву, а в наши глухие деревни... Помилуйте, да какой там Петербург, какая Москва даст вам такие диковины, какими изобилуют наши деревни, где водится этот диковинный «paysan russe»?... Никакая мумия фараона Ненхао, никакое чучело Pitecantropus Alalus не могут возбудить такого любопытства, как этот удивительный белый дикарь, русский мужик, которого так картинно рисует La Russie!... И рисует ведь «с натуры», со слов русских беллетристов-народников, которые изучали мужика на месте,- как же не верить им?... ведь это все instantannées!... До чего они пикантны, судите сами, дорогой читатель:
Коллекция г.
Слепцова, №1.
«
Сельский староста получает из «губернии» официальную бумагу, которою его извещают, что скоро прибудет в деревню один граф (un comte). Бумага прибавляет, что желательно, чтобы графу был устроен достойный прием: чтобы мужики выпрягли лошадей из экипажа и сами впряглись в него. Эта новость облетает деревню и производит сенсацию.
«- Хотят нас запрячь вместо лошадей, говорили мужики.
«- А если кто откажется везти, то его привяжут к хвосту лошади, и лошадь пустят (sic).
«Слухи эти внушили такой страх, что одна баба перебила всю свою посуду.
«- На что ее беречь, когда нам грозит подобное несчастие, сказала она мужу.
«Один мужик, некий Трушка (Trouchka), нашел способ избавиться:
«- Я не повезу экипажа, заявил он,- я лягу на землю, вот и все...
«- А если тебя станут бить кнутом?
«- Ну, что-ж, пусть бьют кнутом, когда-нибудь да перестанут: ведь не будут же меня вечно стегать (me knouter).
«- А, нет, это не годится, воскликнули другие: если везти, то нужно, чтобы все везли, иначе найдется много охотников лечь на землю!...
«Толпа неспособна протестовать даже по манере Трушки и решает в конце концов покинуть массой деревню и уйти в казаки (d'aller se faire cosaks)».
Та же коллекция, №2.
«Мужик разсказывает другим мужикам, как его драли:
«- Комиссар (le commissaire) мне говорит: признаешь ты свою вину?
«- Да, господин, признаю.
«- А в какой вине ты признаешься?
«- Я не знаю, господин.
«- Тогда начали меня снова сечь. После некоторого времени он меня спрашивает снова:
«- Сознаешься ли ты в своей вине?
«- Сознаюсь, господин.
«- А в чем же ты сознаешься?
«- Я не знаю, господин.
«- Тогда меня снова начали сечь. Но в конце концов они устали и меня отпустили».
По поводу этих двух «снимков с натуры» русский журнал, издающийся на французском языке, примечает:
«Что удивительного, что мужик стал таким глупым в таких условиях? Прибавьте к этому нужду, которая его держит в когтях».
И в доказательство нужды, терзающей мужика, приводится новое «клише»:
«Маленький крестьянский мальчик разсказывает в вагоне своим спутникам, как отец бил его сперва палкой, потом вожжами, и как он потом выбил глаз его матери...
«- Он такой свирепый, твой отец? спрашивают мальчика.
«- Нет, он не свирепый, но он задолжал лавочнику (sic)», отвечает ребенок.
Вот что называется, читатель, «представлять Россию в настоящем освещении»!... А что это освещение настоящее,- для читателя-иностранца, конечно, не подлежит сомнению: ведь он читает, en toutes lettres, что все это написано русскими писателями, изучившими быт нашего мужика! Какие же тут могут быть сомнения?...
Представьте, что в Москве, или в Петербурге издается на немецком языке журнал, имеющий целью знакомить нас с жизнью немецкого народа: читая в нем этюды немецких писателей о немецком мужике, не только мы, публика, будем поучаться, но даже наши ученые будут черпать из этого «несомненного, безспорного источника»... И вот теперь, если станешь доказывать какому-нибудь «Европейцу», что наш мужик самый обыкновенный человек, он ответит иронически:
- Вы, очевидно, не знакомы с русскою литературой: я вам рекомендую почитать произведения вашего великого компатриота, Слепцова!... Там вы увидите, что такое ваш мужик - c'est une bête etrange et féroce... Он истязает свою семью, потому что задолжал лавочнику; он признается в преступлении, о котором не слышал, и уходит в казаки со страха, что его запрягут вместо лошади в экипаж графа!... Как прав был наш grand Napoléon, когда он говорил: «grattez un Russe, et vous trouverez un Cosak», а между тем он жил чуть не за сто лет до Слепцова.
Ну, что прикажете ему на это ответить!... Сказать ему: «Ваш grand Napoléon такой же пентюх, как этот Слепцов, который не ближе знаком с русскою деревней, чем Наполеон?»... Это безполезно!... До сих пор, если городился вздор о русском мужике, то была возможность опровергать, осмеивать, разъяснять, и вас слушали, считая Русских более компетентными, чем иностранцев. Теперь - конец. «Дружественная России» La Russie дает в руки наших врагов и праздных брехунцов неотразимое оружие: теперь у них «документы», этюды с натуры, сделанные самими русскими писателями!...
Вы думаете, читатель, что коллекция г. Слепцова исключительное явление? Вовсе нет. Другие коллекции еще лучше.
Хозарский А. (Коган А.А.). Дневник странника. Сказка о русском мужике. (От нашего корреспондента). // Московские Ведомости. М., 1903. №274, 7 (20) октября, с. 3.
Монтрё, 13 октября.
II.
Коллекция
г. Левитова.
Все клише чрезвычайно мрачны.
«
Мужики изнемогают под нечеловеческой тяжестью их печали (succombent sous le poids unhumain de leurs chagrins). Непосильный труд и страшная нужда разстраивают их душевные силы: они сходят с ума или кончают самоубийством... Вот один мужик стал идиотом от пережитого страха; вот баба, которая сошла с ума, вследствие смерти сына (sic), вот мать, которая сошла с ума, потому что не могла перенести позора дочери, которую соблазнили».
Этот же г. Левитов так характеризует гостеприимство русского мужика:
«Мужик отказывается приютить странника на ночь и встречает его насмешками и бранью. Один из этих мужиков приказывает прохожему, который просится переночевать, читать молитву, и когда тот исполняет это требование, говорит ему: «нет, ты не хорошо читал молитву (sic), я тебя не впущу». Впрочем, если у них нет сострадания к другим, то у них нет сострадания и к самим себе, например, они смотрят совершенно безучастно, как горят их избы (sic)».
Коллекция Чехова.
«Жизнь мужика ужасна: она полна криков голода (remplie de cris de faim) в удушливой и вонючей атмосфере. Мужики грубы, безчестны, грязны, пьяницы, любят ссоры, не уважают друг друга, напротив: боятся и подозревают друг друга. Как мужики Левитова, они спокойно, не двигаясь, смотрят, как горит соседская изба».
Коллекция
Решетникова.
«Мужик, это - своеобразное создание, получеловек, полуживотное (une créature particulière, mi-homme, mi-animal)... Для этого мужика все непонятно: несчастия, которые его поражают, требования властей, тяжелое бремя жизни. Он не понимает даже, для чего нужно возить мертвых на кладбище в соседнюю деревню, где есть церковь:
«- На это нужно издерживать деньги, говорит он,- а можно было бы так же хорошо хоронить мертвых в лесу.
«
Подлиповцы Решетникова дошли до полной индифферентности - ни радость, ни горе их не трогают; они живут как попало: как деревья (sic), как животные. Они знают, что не хорошо быть без бабы, и потому они берут себе баб. Идеальная любовь им совсем неизвестна...»
Коллекция
г. Успенского.
«Деревня. Дома разваливаются (menacent ruine). В них обитают существа лишенные человеческого ума и даже человеческого образа (des êtres dépourvus d'intelligence humaine et presque d'aspect humain). Они несчастны, но даже в их несчастии они обнаруживают столько глупости и скотоподобия (bestialité), что трудно их жалеть. В делах общины решает не справедливость, не сознание общих интересов, а водка...
Нужно поставить рекрута: предлагают вора, бродягу Петрушку Носа, от него общество радо было бы избавиться, но Нос может по возвращении отомстить, поджечь, поэтому решают здать в солдаты Ахрема, семейного человека, отца семерых детей...
«- А кто же будет кормить его детей, когда он уйдет? замечает кто-то.
«Общество, однако, постановляет:
«- Пусть Ахрем поставит миру водки в количестве, достаточном для того, чтобы все были пьяны (sic), иначе он пойдет в солдаты.
«Но Ахрем беден, а Нос имеет на что купить водки миру. Ахрем идет в солдаты, Нос остается...
«Пьянство составляет самое большое счастье мужиков. Когда они изловят вора, они пропивают в кабаке не только все, что он украл (sic), но даже собственные вещи вора. Существуют, однако, в этой среде индивидуумы, которые стоят выше этого образа жизни, и которые живут и работают умно и трезво. В деревне этих людей ненавидят, презирают, бьют, на работу их смотрят как на колдовство» (sic). (...)
Хозарский А. (Коган А.А.). Дневник странника. Сказка о русском мужике. (От нашего корреспондента). // Московские Ведомости. М., 1903. №277, 10 (23) октября, с. 4.
Монтрё, 13 октября.
II. (...)
Европа не знает, что эти господа Слепцовы, Левитовы и другие собирали свой материал среди прокутившихся мелкопоместных и веселых капитан-исправников, у которых всегда в запасе целый винегрет пикантных анекдотов. (...)
Мы с вами знаем, что это - анекдоты, смеемся им от души, и никогда нам в голову не придет обобщать их, извлекать из них характеристику нашего мужика и теорию нашей крестьянской жизни. Но это сделала целая плеяда угорелых писателей, которые в угаре восторженного «хождения в народ» не отличили анекдотов от жизни.
Но Бог с ними: их песня спета. Сами певцы давно сошли со сцены, а публика разбрелась и полюбила уже другие песни. И вот теперь этот застарелый хлам, эти лубочные карикатуры на русского мужика перепечатываются «новым тиснением» и отправляются за границу, чтобы наглядно поучать Европу, знакомя ее с настоящею Россией, в настоящем освещении!... (...)