Теодор Стефанидес - Воспоминания о Корфу (глава 1)
Оригинал взят у gagarin_fake в Теодор Стефанидес - Воспоминания о Корфу (глава 1)
ВОСПОМИНАНИЯ О КОРФУ
Теодор Стефанидес
Перевод с английского - Красавчик Ронни.
1. Первая встреча с Лоренсом Дарреллом. Строительство второго этажа дома в Калами
Как-то раз поздней осенью 1934 года я рыскал в поисках грибов в оливковых рощах вокруг Аналипсиса и Канони, региона Корфу, где шампиньон обыкновенный (Psalliota campestris) и шампиньон полевой (Psalliota arvensis) водились в изобилии. Внезапно я наткнулся на худого и очень высокого молодого человека с короткой темно-коричневой бородкой и очень приятным лицом. Он спросил у меня на английском, что я делаю, и, похоже, нисколько не удивился, когда я ответил на том же языке. Мы тотчас же завязали знакомство и дружбу, продолжавшуюся вплоть до смерти Джорджа Уилкинсона (так его звали) зимой 1968 года. [Речь идет о том самом Джордже из книги «Моя семья и другие звери» Дж. Даррелла, наставнике юного Джерри. - Прим. пер.] В тот раз мы продолжили прогулку вдвоем, и затем Джордж пригласил меня на чай в небольшую виллу, в которой он жил, расположенную на дороге из города Корфу в Канони. Также он представил меня своей жене Памеле (Пэм), симпатичной блондинке, на которой он совсем недавно женился перед отъездом из Англии.
Это Джордж впервые заговорил со мной о своих друзьях Дарреллах, которых он надеялся убедить приехать и поселиться на Корфу. И вот ранним летом 1935 года Джордж и Пэм пригласили меня на ланч, и затем мы втроем отправились на виллу Агацини, где проживали Дарреллы (буквально на днях прибывшие на Корфу), как раз поспев на чай.
Вилла Агацини («Землянично-розовый дом» из «Моей семьи») располагалась чуть выше дороги из Перамы в Беницес, примерно в четырех километрах к югу от г. Корфу. После очень приятного чаепития меня представили клану Дарреллов, включавшему в себя Луизу Даррелл, Лесли, Маргарет и Джеральда, а также Роджера, крупного и дружелюбного черного пса с весьма неясной родословной.
Лоренс и Нэнси явились вскоре после чая. Я уже не помню, жили ли они в довольно тесной вилле Агацини или же по-прежнему снимали номер в «Швейцарском пансионате» в городе. [Вопреки книге «Моя семья и другие звери», Лоренс и Нэнси не жили с остальными Дарреллами и прибыли на остров до них. Нэнси не появляется в книгах Джеральда, так же как и семья Дарреллов в книгах Лоренса. Однако Лоренс и Нэнси определенно посещали остальных членов семьи, как следует из повествования Теодора. - Прим. ред.] При знакомстве с Лоренсом меня прежде всего поразили его бойкость и самоуверенность (качество, которого мне всегда недоставало), а также кипучая энергия. Казалось, что он одновременно находится во всех углах небольшого дома, выстреливая советами и предложениями как из пулемета и намереваясь взяться за все, начиная с расстановки мебели и заканчивая озеленением сада.
Именно эта неисчерпаемая энергия и самоуверенность всегда казалась мне ключевой чертой характера Лоренса. С самого начала он был намерен стать великим писателем. Он был совершенно уверен, что он им станет, и после того, как я узнал его поближе, я пришел к такому же крепкому убеждению, что своей цели он добьется.
Через месяц или два после нашего знакомства все семейство Дарреллов, включая Лоренса и Нэнси, переехало в гораздо более просторную виллу Анемоянни («Бледно-желтый дом» из «Моей семьи»), располагавшуюся на прибрежной дороге километрах в четырех к северу от г. Корфу, в местечке Сотириотисса у бухты Гувия. Эта восхитительная вилла лежала в обширной и почти целиком запущенной местности, усеянной кипарисами и оливами и покрытой густыми зарослями земляничного дерева и других кустарников. Ларри и Нэнси жили в светлой просторной комнате с двумя широкими окнами, которые летом частично загораживались вьющимся виноградником, покрывавшим часть одной из сторон дома. Очень скоро эта комната была загромождена пишущими машинками (если быть точнее, одной машинкой), книгами, словарями, папками и рукописными листами, которые, как это обычно происходит, вскоре проникли во все углы и закоулки. Лоренс и его мать вели между собой непрекращающуюся битву. Мать всегда была намерена взять и привести его комнату в порядок, в то время как Лоренс столь же сильно был намерен ей в этом помешать. Вот он, пример того, как непреодолимая сила встречается с несокрушимым препятствием.
Однако нельзя сказать, что Лоренс только работал и никогда не отдыхал, - никоим образом. Помимо прогулок на лодке и купаний в море - когда это позволяло (и даже когда не позволяло) время года, - Лоренс всегда охотно принимал участие в шумных играх, и чем они были суровее, тем лучше. На краю придомового участка располагался лесистый холмик, который мы окрестили фортом. Мы часто разделялись на две воюющие «армии», одна из которых состояла, скажем, из Лоренса, Лесли и одного из сыновей местного садовника, а другая - из Джеральда, меня и другого сына садовника. Одна из сторон пыталась взять «форт» штурмом. В качестве оружия мы использовали кипарисовые ветви, длинные и перистые, которыми можно было наносить жалящие, но не опасные удары (палки, разумеется, были запрещены), а в качестве снарядов - кипарисовые шишки и комья сухой рыхлой земли, взрывавшиеся при столкновении, словно бомбы. Кипарисовые шишки были старыми и довольно легкими, и мы не должны были целиться ими в лицо, но иногда несчастные случаи (неопасные) все же происходили, и все мы, включая Лоренса, являлись на чай с одним или двумя синяками или даже с подбитым глазом. Но я до сих пор, после стольких лет, с трепетом вспоминаю, как радостно мы все бегали и носились, издавая пронзительные крики и швыряясь друг в друга кипарисовыми шишками и комьями земли, - несмотря на то, что Лоренсу в то время было двадцать четыре года, а мне сорок лет! Интересно, могут ли многочисленные почитатели Лоренса Даррелла представить себе сейчас такую непочтительную сцену? Более того, некоторые из друзей Лоренса, прибывавших время от времени на Корфу, внезапно обнаруживали, что они были завербованы одной из враждующих армий и должны участвовать в сражении, хотя до этого они полагали, что будут мирно попивать чай под покрытой виноградником решеткой. Подозреваю, что некоторые из них не испытывали такого же энтузиазма, как мы.
Как-то раз в начале 1936 года я, Лоренс и Нэнси получили приглашение провести день в доме миссис Геннатас в Кулуре, что на восточном побережье километрах в четырнадцати к северу от г. Корфу по прямой линии, но гораздо больше, если ехать дорогой.
Спиро Халикиопулос (Спиро-шофер) повез нас туда на своем старом американском автомобиле - потрепанном, но весьма работоспособном; если не ошибаюсь, это был кадиллак [Согласно Дж. Дарреллу это был додж; речь идет о Спиро-американце из «Моей семьи». - Прим. ред.]. Дорога была очень плохой, и нас бросало вверх-вниз, как горошины в кастрюле, зато пейзаж был одним из красивейших на Корфу - голубое Ионическое море справа и обрывистые скалы 900-метровой горы Пантократор слева. Стоял прекрасный весенний день, и дом миссис Геннатас выглядел великолепно. Это было очень старинное одноэтажное здание, венецианский форт в былые времена, с невероятно толстыми стенами, в которых ранее имелись бойницы для обороны, а сейчас - широкие двустворчатые окна, открывающиеся наружу и выходящие на широкую каменную террасу, возвышающуюся над морем. Перед нами лежала небольшая, почти круглая бухта, которой это небольшое рыбацкое село было обязано своим названием («kouloura» - кольцо), заполненная небольшими рыбацкими каиками и гребными лодками. Нам подали настоящий старомодный чай с кексом с тмином (но без маффинов), вкуснейший деревенский черный хлеб и восхитительный местный мед. Молоко было козьим, поскольку в скалистой северной части острова не было пастбищ для коров, но это лишь сделало еду более интересной, вопреки (или скорее благодаря) необычному привкусу. Затем мы уселись и завели беседу с миссис Геннатас, которая, как это ни странно, говорила по-английски с легким ливерпульским акцентом, - я не знаю, жила ли она сама в этом городе или же ее научил английскому тот, кто там жил. Как бы то ни было, она поведала нам множество подробностей и историй о Корфу, которые она знала с детства. Мы покинули ее с сожалением и отправились обратно на автомобиле Спиро, которому удалось разобрать дорогу скорее благодаря яркому свету луны, нежели свету его древних и весьма тусклых фар.
Лоренс и Нэнси были настолько восхищены этой экскурсией и сельской местностью вокруг Кулуры, что решили снять там парочку комнат в каком-то крестьянском доме при первой же возможности.
- Более того, - заявил Лоренс, - будет намного легче работать там в тишине и покое, чем в том месте, где сейчас меня окружает куча надоедливых детей, все время бегающих и кричащих что есть мочи!
Спиро-шофер, как всегда находчивый, объявил, что он знает всех вокруг Кулуры и что он вскоре подыщет подходящий дом.
- Не беспокоиться, Ларри, - прорычал он глубоким басом, - скоро я все сделать!
Спиро сдержал свое слово, и дней десять спустя Лоренс объявил своей плачущей (?) семье, что он и Нэнси будут жить отдельно в двух комнатах, который Спиро подыскал им в крестьянском доме у моря в Калами. Калами была небольшой рыбацкой деревушкой, состоявшей (в то время) всего из четырех-пяти домов и отделенной от Кулуры лишь выступающим мысом. Лоренс и Нэнси осмотрели место за пару дней до этого и остались им довольны. Калами обладала всеми преимуществами уединенности, не будучи при этом слишком отрезанной от мира. Ухабистая, но проходимая тропа соединяла деревню с главной дорогой и тем самым - со Спиро и его машиной. Кроме того, примерно в полутора километрах к югу находилась чуть более крупная рыбацкая деревушка Агни, также соединенная тропой, куда дважды в неделю, если позволяла погода, из города Корфу прибывал небольшой каик с дизельным двигателем, возвращаясь обратно в тот же день. Иногда, «по требованию», этот каик прибывал и в Калами, доставляя мебель или другие тяжелые предметы, которые Дарреллы покупали в городе.
Я бывал несколько раз у Лоренса и Нэнси в Калами и могу даже точно назвать время одного из этих посещений, заглянув в мой астрономический блокнот: оно имело место со 2 по 29 августа 1936 года. Именно из их дома в Калами я произвел большинство моих наблюдений за кометой Пелтьера.
Дом, который Спиро подобрал для Дарреллов, был самым крупным в Калами и принадлежал Атенайосу и его жене Элени. Атенайос был худощавым, довольно бледным мужчиной (насколько я помню) с темными волосами, небольшими темными усами и очень тихими, спокойными и воспитанными манерами. Не думаю, чтобы я хоть раз видел его возбужденным или раздраженным за все то время, которое я его знал. Жена его довольно сильно походила на него как внешне, так и поведением. Как правило, она носила крестьянскую рабочую одежду темного цвета с белым чепцом на голове, в то время как ее муж (если я хорошо помню) обычно ходил в рубашке и брюках темно-серого цвета. Ходили они, как правило, босиком либо в изготовленных в деревне туфлях с подбитой сапожными гвоздями толстой подошвой. Я не помню, чем занимался Атенайос. Казалось, что он может делать все что угодно - от строительства дома до установки удочек с приманкой и корзин для ловли омаров.
Сам дом был очень крепким, будучи построен по большей части из камня с пляжа и окрашен в яркий белый цвет. [Речь идет о знаменитом «Белом доме», превращенном ныне в музей Лоренса и Нэнси Дарреллов. Не стоит путать его с «Белоснежным домом», описанным в «Моей семье», в котором жил юный Джерри со своей семьей. - Прим. пер.] Атенайос утверждал, что построил бóльшую часть дома сам, и я полагаю, что так оно и было. Дом был одноэтажным (в тот период) и сооруженным на группе скал, самая крупная из которых образовывала нечто вроде плоского плато в десяти-пятнадцати футах над уровнем моря (приливы и отливы незначительны в Средиземном и Ионическом морях). Дом был воздвигнут на этом плато и окружен морем почти с трех сторон. Атенайос соорудил также нечто вроде шлюпбалки, с которой свисала небольшая лодка, используемая им для рыбной ловли. Лодка эта выглядела довольно грубовато, и вполне возможно, что он также сам ее сделал.
"Белый дом" в Калами. Современный вид.
Внутри дом был весьма просторным и состоял из по меньшей мере трех спален, кухни, столовой и довольно приличной уборной - нечто, чего я никак не ожидал увидеть в крестьянском доме. Дарреллы снимали две из трех спален (одну для сна и другую для работы), имея права на кухню и столовую, где мы все вместе иногда собирались по вечерам, в компании с другими сельчанами, удостаивавшими нас своим посещением. По таким случаям Элени заваривала бесчисленное количество крохотных чашечек турецкого кофе, а Атенайос раздавал стаканчики с вином или узо (смородиновый спиртной напиток, приправленный анисом). Лоренс и Нэнси обычно раздавали какое-то угощение из жестяной банки (печенье, шоколад и т.д.), что в те дни были высоко ценимым новшеством. Также весьма ценились английские сигареты, а вот джин и виски успехом не пользовались. Впрочем, большинство гостей приносило с собой бутылку вина из их собственного виноградника, так что напитков, как правило, было более чем достаточно. Поначалу были весьма востребованы мои услуги переводчика, но Лоренс и Нэнси на удивление быстро овладели греческим языком. При последующих посещениях я обнаружил, что они понимают местный говор лучше меня!
К счастью, эти «салоны» происходили не слишком часто, иначе бы поиски Лоренсом «тишины и покоя» оказались бесцельными. В остальном, однако, за исключением шума моря и далекого кукареканья сельского петуха, более тихого места найти было нельзя. Атенайос, Элени и их дочь (лет двенадцати от роду, если память мне не изменяет) были невероятно тихими. На время моих визитов они, должно быть, селились в одной из надворных построек или одном из сараев либо переезжали к какому-то соседу, поскольку они каждый раз настаивали на том, чтобы я занимал третью комнату, которую Дарреллы не снимали.
Я все еще очень отчетливо помню изумительные летние ночи, когда морской бриз охлаждал воздух и мы сидели на скалах прямо над морем, глядя вверх на яркие звезды и вслушиваясь в тихий шелест окружавших нас волн. По таким случаям мы обсуждали и высказывали свое мнение чуть ли не по каждому существующему вопросу. Или же мы просто сидели и размышляли, впитывая в себя ощущение ночи. Должно быть, в одну из таких ночей Лоренсу пришла в голову идея пристроить к дому второй этаж, для того чтобы он мог испытывать подобные ощущения и тогда, когда снаружи становилось слишком холодно. А заодно, без сомнения, и для того, чтобы иметь больше места для постоянно растущей коллекции книг и рукописей, которая уже грозила вытеснить его из дома.
В присущей Лоренсу бурной манере он немедленно изложил это предложение Атенайосу, который поначалу не выглядел слишком восторженным. Однако Лоренс вселили в него энтузиазм потоком доводов, отметив, что он сделает все архитектурные чертежи, что он поможет со строительством и что он оплатит все расходы, так что Атенайос в итоге получит совершенно новый верхний этаж к своему дому без каких-либо расходов со своей стороны. Лоренс, разумеется, совершенно ничего не знал ни об архитектуре, ни о домостроительстве, а его банковский счет (в те далекие дни) не заставил бы сборщика налогов скакать от радости, но его великая самоуверенность преодолела все препятствия. Вскоре он убедил Атенайоса, и в одно из моих следующих посещений я обнаружил, что работа над строительством нового верхнего этажа уже началась. Не знаю, сделал ли Лоренс какие-либо чертежи, но Атенайосу они были и не нужны, поскольку он, по-видимому, мог все сделать правильно на глаз. При помощи своего сельского приятеля и мальчика, который, казалось, лишь разносил ведра с водой, Атенайос творил чудеса, и новый этаж буквально рос на наших глазах.
Не знаю, занимался ли Лоренс серьезным ручным трудом, но предложения и советы с его стороны так и сыпались. Он неоднократно говорил Атенайосу:
- Я хочу два больших окна, которые займут почти всю стену, обращенную к морю. Я настаиваю на двух больших окнах. Я должен иметь два больших окна, так чтобы я мог смотреть на море и чувствовать, будто я плыву по волнам. Два больших окна, запомни. Каждое должно идти отсюда досюда. Смотри, я делаю отметки, чтобы не было ошибок. Два больших широких окна. Если у меня не будет двух больших окон, я просто встану и уйду, и ты больше никогда меня не увидишь!
Каждый раз Атенайос очень спокойно и терпеливо объяснял, что два больших окна будут превосходны для лета. Но как только наступит зима с ледяным восточным ветром, воющим в покрытых снегом горах на континенте, живущие в верхнем этаже замерзнут. Кроме того, во время зимних бурь волны иногда накатывают прямо на стены дома, и большие окна скоро разобьются. Но Лоренс отметал этот благовидный предлог. Он должен иметь два больших окна, иначе... - и Атенайос прекращал спорить.
Примерно в этот период Лоренс и Нэнси уехали из Калами на какое-то время. Мне кажется, они даже покинули Корфу на несколько месяцев и уехали в Париж [Так и было. - Прим. пер.]. Как бы то ни было, Лоренс оставил Атенайосу строгие инструкции насчет больших окон, и планировалось, что дополнительный этаж будет готов к заселению по его возвращении. Когда чета Дарреллов возвратилась на Корфу, я отправился с ними в Калами на автомобиле Спиро, чтобы увидеть их в новом долгожданном жилище. Когда мы спускались по извилистой горной тропе, мы могли видеть вдалеке, что дом был готов и верхний этаж весь блистал белизной и был покрыт черепицей. Я изумился, как это Атенайос сумел проделать всю эту работу за такой короткий срок, - было ясно, что он не был членом какого-либо профсоюза. Наконец мы доехали до пляжа и смогли увидеть часть стороны дома, обращенной к морю. Тут Лоренс издал яростный рев, поскольку стало очевидно, что хоть Атенайоса и одолели в споре, он имел преимущество, состоявшее в непосредственном проведении строительных работ. Обращенная к морю сторона верхнего этажа имела два маленьких окна!
Я редко видел Лоренса более возмущенным и раздосадованным. Поначалу он хотел тотчас же развернуться, сесть в автомобиль и покинуть Калами раз и навсегда. С большим трудом Нэнси и мне удалось переубедить его. Но долгие недели после этого, даже когда верхний этаж уже был превращен в прекрасное удобное жилище, он почти не разговаривал с Атенайосом. Однако они помирились после того, как первые настоящие осенние штормы убедительно доказали, что точка зрения Атенайоса не была полностью ошибочной и что было бы крайне проблематично жить на верхнем этаже, если бы там были установлены два больших окна.
Кстати, впоследствии я узнал, что зверинец Джеральда, состоявший из скорпионов (см.: «Моя семья и другие звери») и других зловещих тварей, был одной из причин, по которым Лоренс принял решение поселиться в крайней северной части острова - чем дальше, тем лучше. Как он сообщил, его окончательно добил эпизод с пиявками. Как-то раз я помогал Джеральду собрать медицинских пиявок (Hirudo medicinalis), которых он затем отнес домой в стеклянной банке с большим горлом. Это были восхитительные экземпляры, около 75 мм в длину, с яркой продольной красно-зеленой полосой на каждой стороне тела. На следующий день, к несчастью, эта банка упала со стола и разбилась. Пиявки исчезли, и их так и не нашли. Лоренс в душераздирающих тонах описал мне, как он ночь за ночью лежал без сна, чувствуя, как на него взбираются пиявки, и ожидая увидеть утром простыни пропитанными темно-красной кровью. Если бы я знал об этой трагедии, когда она случилась, то я бы смог его успокоить. Вне своей обычной среды обитания медицинская пиявка съеживается и умирает в течение часа или раньше. Пиявки не могли бродить по дому, если только комнаты не были под водой. А уж эту ситуацию большинство людей обязательно бы заметило, даже если бы вопрос о пиявках не стоял на повестке дня.
ВОСПОМИНАНИЯ О КОРФУ
Теодор Стефанидес
Перевод с английского - Красавчик Ронни.
1. Первая встреча с Лоренсом Дарреллом. Строительство второго этажа дома в Калами
Как-то раз поздней осенью 1934 года я рыскал в поисках грибов в оливковых рощах вокруг Аналипсиса и Канони, региона Корфу, где шампиньон обыкновенный (Psalliota campestris) и шампиньон полевой (Psalliota arvensis) водились в изобилии. Внезапно я наткнулся на худого и очень высокого молодого человека с короткой темно-коричневой бородкой и очень приятным лицом. Он спросил у меня на английском, что я делаю, и, похоже, нисколько не удивился, когда я ответил на том же языке. Мы тотчас же завязали знакомство и дружбу, продолжавшуюся вплоть до смерти Джорджа Уилкинсона (так его звали) зимой 1968 года. [Речь идет о том самом Джордже из книги «Моя семья и другие звери» Дж. Даррелла, наставнике юного Джерри. - Прим. пер.] В тот раз мы продолжили прогулку вдвоем, и затем Джордж пригласил меня на чай в небольшую виллу, в которой он жил, расположенную на дороге из города Корфу в Канони. Также он представил меня своей жене Памеле (Пэм), симпатичной блондинке, на которой он совсем недавно женился перед отъездом из Англии.
Это Джордж впервые заговорил со мной о своих друзьях Дарреллах, которых он надеялся убедить приехать и поселиться на Корфу. И вот ранним летом 1935 года Джордж и Пэм пригласили меня на ланч, и затем мы втроем отправились на виллу Агацини, где проживали Дарреллы (буквально на днях прибывшие на Корфу), как раз поспев на чай.
Вилла Агацини («Землянично-розовый дом» из «Моей семьи») располагалась чуть выше дороги из Перамы в Беницес, примерно в четырех километрах к югу от г. Корфу. После очень приятного чаепития меня представили клану Дарреллов, включавшему в себя Луизу Даррелл, Лесли, Маргарет и Джеральда, а также Роджера, крупного и дружелюбного черного пса с весьма неясной родословной.
Лоренс и Нэнси явились вскоре после чая. Я уже не помню, жили ли они в довольно тесной вилле Агацини или же по-прежнему снимали номер в «Швейцарском пансионате» в городе. [Вопреки книге «Моя семья и другие звери», Лоренс и Нэнси не жили с остальными Дарреллами и прибыли на остров до них. Нэнси не появляется в книгах Джеральда, так же как и семья Дарреллов в книгах Лоренса. Однако Лоренс и Нэнси определенно посещали остальных членов семьи, как следует из повествования Теодора. - Прим. ред.] При знакомстве с Лоренсом меня прежде всего поразили его бойкость и самоуверенность (качество, которого мне всегда недоставало), а также кипучая энергия. Казалось, что он одновременно находится во всех углах небольшого дома, выстреливая советами и предложениями как из пулемета и намереваясь взяться за все, начиная с расстановки мебели и заканчивая озеленением сада.
Именно эта неисчерпаемая энергия и самоуверенность всегда казалась мне ключевой чертой характера Лоренса. С самого начала он был намерен стать великим писателем. Он был совершенно уверен, что он им станет, и после того, как я узнал его поближе, я пришел к такому же крепкому убеждению, что своей цели он добьется.
Через месяц или два после нашего знакомства все семейство Дарреллов, включая Лоренса и Нэнси, переехало в гораздо более просторную виллу Анемоянни («Бледно-желтый дом» из «Моей семьи»), располагавшуюся на прибрежной дороге километрах в четырех к северу от г. Корфу, в местечке Сотириотисса у бухты Гувия. Эта восхитительная вилла лежала в обширной и почти целиком запущенной местности, усеянной кипарисами и оливами и покрытой густыми зарослями земляничного дерева и других кустарников. Ларри и Нэнси жили в светлой просторной комнате с двумя широкими окнами, которые летом частично загораживались вьющимся виноградником, покрывавшим часть одной из сторон дома. Очень скоро эта комната была загромождена пишущими машинками (если быть точнее, одной машинкой), книгами, словарями, папками и рукописными листами, которые, как это обычно происходит, вскоре проникли во все углы и закоулки. Лоренс и его мать вели между собой непрекращающуюся битву. Мать всегда была намерена взять и привести его комнату в порядок, в то время как Лоренс столь же сильно был намерен ей в этом помешать. Вот он, пример того, как непреодолимая сила встречается с несокрушимым препятствием.
Однако нельзя сказать, что Лоренс только работал и никогда не отдыхал, - никоим образом. Помимо прогулок на лодке и купаний в море - когда это позволяло (и даже когда не позволяло) время года, - Лоренс всегда охотно принимал участие в шумных играх, и чем они были суровее, тем лучше. На краю придомового участка располагался лесистый холмик, который мы окрестили фортом. Мы часто разделялись на две воюющие «армии», одна из которых состояла, скажем, из Лоренса, Лесли и одного из сыновей местного садовника, а другая - из Джеральда, меня и другого сына садовника. Одна из сторон пыталась взять «форт» штурмом. В качестве оружия мы использовали кипарисовые ветви, длинные и перистые, которыми можно было наносить жалящие, но не опасные удары (палки, разумеется, были запрещены), а в качестве снарядов - кипарисовые шишки и комья сухой рыхлой земли, взрывавшиеся при столкновении, словно бомбы. Кипарисовые шишки были старыми и довольно легкими, и мы не должны были целиться ими в лицо, но иногда несчастные случаи (неопасные) все же происходили, и все мы, включая Лоренса, являлись на чай с одним или двумя синяками или даже с подбитым глазом. Но я до сих пор, после стольких лет, с трепетом вспоминаю, как радостно мы все бегали и носились, издавая пронзительные крики и швыряясь друг в друга кипарисовыми шишками и комьями земли, - несмотря на то, что Лоренсу в то время было двадцать четыре года, а мне сорок лет! Интересно, могут ли многочисленные почитатели Лоренса Даррелла представить себе сейчас такую непочтительную сцену? Более того, некоторые из друзей Лоренса, прибывавших время от времени на Корфу, внезапно обнаруживали, что они были завербованы одной из враждующих армий и должны участвовать в сражении, хотя до этого они полагали, что будут мирно попивать чай под покрытой виноградником решеткой. Подозреваю, что некоторые из них не испытывали такого же энтузиазма, как мы.
Как-то раз в начале 1936 года я, Лоренс и Нэнси получили приглашение провести день в доме миссис Геннатас в Кулуре, что на восточном побережье километрах в четырнадцати к северу от г. Корфу по прямой линии, но гораздо больше, если ехать дорогой.
Спиро Халикиопулос (Спиро-шофер) повез нас туда на своем старом американском автомобиле - потрепанном, но весьма работоспособном; если не ошибаюсь, это был кадиллак [Согласно Дж. Дарреллу это был додж; речь идет о Спиро-американце из «Моей семьи». - Прим. ред.]. Дорога была очень плохой, и нас бросало вверх-вниз, как горошины в кастрюле, зато пейзаж был одним из красивейших на Корфу - голубое Ионическое море справа и обрывистые скалы 900-метровой горы Пантократор слева. Стоял прекрасный весенний день, и дом миссис Геннатас выглядел великолепно. Это было очень старинное одноэтажное здание, венецианский форт в былые времена, с невероятно толстыми стенами, в которых ранее имелись бойницы для обороны, а сейчас - широкие двустворчатые окна, открывающиеся наружу и выходящие на широкую каменную террасу, возвышающуюся над морем. Перед нами лежала небольшая, почти круглая бухта, которой это небольшое рыбацкое село было обязано своим названием («kouloura» - кольцо), заполненная небольшими рыбацкими каиками и гребными лодками. Нам подали настоящий старомодный чай с кексом с тмином (но без маффинов), вкуснейший деревенский черный хлеб и восхитительный местный мед. Молоко было козьим, поскольку в скалистой северной части острова не было пастбищ для коров, но это лишь сделало еду более интересной, вопреки (или скорее благодаря) необычному привкусу. Затем мы уселись и завели беседу с миссис Геннатас, которая, как это ни странно, говорила по-английски с легким ливерпульским акцентом, - я не знаю, жила ли она сама в этом городе или же ее научил английскому тот, кто там жил. Как бы то ни было, она поведала нам множество подробностей и историй о Корфу, которые она знала с детства. Мы покинули ее с сожалением и отправились обратно на автомобиле Спиро, которому удалось разобрать дорогу скорее благодаря яркому свету луны, нежели свету его древних и весьма тусклых фар.
Лоренс и Нэнси были настолько восхищены этой экскурсией и сельской местностью вокруг Кулуры, что решили снять там парочку комнат в каком-то крестьянском доме при первой же возможности.
- Более того, - заявил Лоренс, - будет намного легче работать там в тишине и покое, чем в том месте, где сейчас меня окружает куча надоедливых детей, все время бегающих и кричащих что есть мочи!
Спиро-шофер, как всегда находчивый, объявил, что он знает всех вокруг Кулуры и что он вскоре подыщет подходящий дом.
- Не беспокоиться, Ларри, - прорычал он глубоким басом, - скоро я все сделать!
Спиро сдержал свое слово, и дней десять спустя Лоренс объявил своей плачущей (?) семье, что он и Нэнси будут жить отдельно в двух комнатах, который Спиро подыскал им в крестьянском доме у моря в Калами. Калами была небольшой рыбацкой деревушкой, состоявшей (в то время) всего из четырех-пяти домов и отделенной от Кулуры лишь выступающим мысом. Лоренс и Нэнси осмотрели место за пару дней до этого и остались им довольны. Калами обладала всеми преимуществами уединенности, не будучи при этом слишком отрезанной от мира. Ухабистая, но проходимая тропа соединяла деревню с главной дорогой и тем самым - со Спиро и его машиной. Кроме того, примерно в полутора километрах к югу находилась чуть более крупная рыбацкая деревушка Агни, также соединенная тропой, куда дважды в неделю, если позволяла погода, из города Корфу прибывал небольшой каик с дизельным двигателем, возвращаясь обратно в тот же день. Иногда, «по требованию», этот каик прибывал и в Калами, доставляя мебель или другие тяжелые предметы, которые Дарреллы покупали в городе.
Я бывал несколько раз у Лоренса и Нэнси в Калами и могу даже точно назвать время одного из этих посещений, заглянув в мой астрономический блокнот: оно имело место со 2 по 29 августа 1936 года. Именно из их дома в Калами я произвел большинство моих наблюдений за кометой Пелтьера.
Дом, который Спиро подобрал для Дарреллов, был самым крупным в Калами и принадлежал Атенайосу и его жене Элени. Атенайос был худощавым, довольно бледным мужчиной (насколько я помню) с темными волосами, небольшими темными усами и очень тихими, спокойными и воспитанными манерами. Не думаю, чтобы я хоть раз видел его возбужденным или раздраженным за все то время, которое я его знал. Жена его довольно сильно походила на него как внешне, так и поведением. Как правило, она носила крестьянскую рабочую одежду темного цвета с белым чепцом на голове, в то время как ее муж (если я хорошо помню) обычно ходил в рубашке и брюках темно-серого цвета. Ходили они, как правило, босиком либо в изготовленных в деревне туфлях с подбитой сапожными гвоздями толстой подошвой. Я не помню, чем занимался Атенайос. Казалось, что он может делать все что угодно - от строительства дома до установки удочек с приманкой и корзин для ловли омаров.
Сам дом был очень крепким, будучи построен по большей части из камня с пляжа и окрашен в яркий белый цвет. [Речь идет о знаменитом «Белом доме», превращенном ныне в музей Лоренса и Нэнси Дарреллов. Не стоит путать его с «Белоснежным домом», описанным в «Моей семье», в котором жил юный Джерри со своей семьей. - Прим. пер.] Атенайос утверждал, что построил бóльшую часть дома сам, и я полагаю, что так оно и было. Дом был одноэтажным (в тот период) и сооруженным на группе скал, самая крупная из которых образовывала нечто вроде плоского плато в десяти-пятнадцати футах над уровнем моря (приливы и отливы незначительны в Средиземном и Ионическом морях). Дом был воздвигнут на этом плато и окружен морем почти с трех сторон. Атенайос соорудил также нечто вроде шлюпбалки, с которой свисала небольшая лодка, используемая им для рыбной ловли. Лодка эта выглядела довольно грубовато, и вполне возможно, что он также сам ее сделал.
"Белый дом" в Калами. Современный вид.
Внутри дом был весьма просторным и состоял из по меньшей мере трех спален, кухни, столовой и довольно приличной уборной - нечто, чего я никак не ожидал увидеть в крестьянском доме. Дарреллы снимали две из трех спален (одну для сна и другую для работы), имея права на кухню и столовую, где мы все вместе иногда собирались по вечерам, в компании с другими сельчанами, удостаивавшими нас своим посещением. По таким случаям Элени заваривала бесчисленное количество крохотных чашечек турецкого кофе, а Атенайос раздавал стаканчики с вином или узо (смородиновый спиртной напиток, приправленный анисом). Лоренс и Нэнси обычно раздавали какое-то угощение из жестяной банки (печенье, шоколад и т.д.), что в те дни были высоко ценимым новшеством. Также весьма ценились английские сигареты, а вот джин и виски успехом не пользовались. Впрочем, большинство гостей приносило с собой бутылку вина из их собственного виноградника, так что напитков, как правило, было более чем достаточно. Поначалу были весьма востребованы мои услуги переводчика, но Лоренс и Нэнси на удивление быстро овладели греческим языком. При последующих посещениях я обнаружил, что они понимают местный говор лучше меня!
К счастью, эти «салоны» происходили не слишком часто, иначе бы поиски Лоренсом «тишины и покоя» оказались бесцельными. В остальном, однако, за исключением шума моря и далекого кукареканья сельского петуха, более тихого места найти было нельзя. Атенайос, Элени и их дочь (лет двенадцати от роду, если память мне не изменяет) были невероятно тихими. На время моих визитов они, должно быть, селились в одной из надворных построек или одном из сараев либо переезжали к какому-то соседу, поскольку они каждый раз настаивали на том, чтобы я занимал третью комнату, которую Дарреллы не снимали.
Я все еще очень отчетливо помню изумительные летние ночи, когда морской бриз охлаждал воздух и мы сидели на скалах прямо над морем, глядя вверх на яркие звезды и вслушиваясь в тихий шелест окружавших нас волн. По таким случаям мы обсуждали и высказывали свое мнение чуть ли не по каждому существующему вопросу. Или же мы просто сидели и размышляли, впитывая в себя ощущение ночи. Должно быть, в одну из таких ночей Лоренсу пришла в голову идея пристроить к дому второй этаж, для того чтобы он мог испытывать подобные ощущения и тогда, когда снаружи становилось слишком холодно. А заодно, без сомнения, и для того, чтобы иметь больше места для постоянно растущей коллекции книг и рукописей, которая уже грозила вытеснить его из дома.
В присущей Лоренсу бурной манере он немедленно изложил это предложение Атенайосу, который поначалу не выглядел слишком восторженным. Однако Лоренс вселили в него энтузиазм потоком доводов, отметив, что он сделает все архитектурные чертежи, что он поможет со строительством и что он оплатит все расходы, так что Атенайос в итоге получит совершенно новый верхний этаж к своему дому без каких-либо расходов со своей стороны. Лоренс, разумеется, совершенно ничего не знал ни об архитектуре, ни о домостроительстве, а его банковский счет (в те далекие дни) не заставил бы сборщика налогов скакать от радости, но его великая самоуверенность преодолела все препятствия. Вскоре он убедил Атенайоса, и в одно из моих следующих посещений я обнаружил, что работа над строительством нового верхнего этажа уже началась. Не знаю, сделал ли Лоренс какие-либо чертежи, но Атенайосу они были и не нужны, поскольку он, по-видимому, мог все сделать правильно на глаз. При помощи своего сельского приятеля и мальчика, который, казалось, лишь разносил ведра с водой, Атенайос творил чудеса, и новый этаж буквально рос на наших глазах.
Не знаю, занимался ли Лоренс серьезным ручным трудом, но предложения и советы с его стороны так и сыпались. Он неоднократно говорил Атенайосу:
- Я хочу два больших окна, которые займут почти всю стену, обращенную к морю. Я настаиваю на двух больших окнах. Я должен иметь два больших окна, так чтобы я мог смотреть на море и чувствовать, будто я плыву по волнам. Два больших окна, запомни. Каждое должно идти отсюда досюда. Смотри, я делаю отметки, чтобы не было ошибок. Два больших широких окна. Если у меня не будет двух больших окон, я просто встану и уйду, и ты больше никогда меня не увидишь!
Каждый раз Атенайос очень спокойно и терпеливо объяснял, что два больших окна будут превосходны для лета. Но как только наступит зима с ледяным восточным ветром, воющим в покрытых снегом горах на континенте, живущие в верхнем этаже замерзнут. Кроме того, во время зимних бурь волны иногда накатывают прямо на стены дома, и большие окна скоро разобьются. Но Лоренс отметал этот благовидный предлог. Он должен иметь два больших окна, иначе... - и Атенайос прекращал спорить.
Примерно в этот период Лоренс и Нэнси уехали из Калами на какое-то время. Мне кажется, они даже покинули Корфу на несколько месяцев и уехали в Париж [Так и было. - Прим. пер.]. Как бы то ни было, Лоренс оставил Атенайосу строгие инструкции насчет больших окон, и планировалось, что дополнительный этаж будет готов к заселению по его возвращении. Когда чета Дарреллов возвратилась на Корфу, я отправился с ними в Калами на автомобиле Спиро, чтобы увидеть их в новом долгожданном жилище. Когда мы спускались по извилистой горной тропе, мы могли видеть вдалеке, что дом был готов и верхний этаж весь блистал белизной и был покрыт черепицей. Я изумился, как это Атенайос сумел проделать всю эту работу за такой короткий срок, - было ясно, что он не был членом какого-либо профсоюза. Наконец мы доехали до пляжа и смогли увидеть часть стороны дома, обращенной к морю. Тут Лоренс издал яростный рев, поскольку стало очевидно, что хоть Атенайоса и одолели в споре, он имел преимущество, состоявшее в непосредственном проведении строительных работ. Обращенная к морю сторона верхнего этажа имела два маленьких окна!
Я редко видел Лоренса более возмущенным и раздосадованным. Поначалу он хотел тотчас же развернуться, сесть в автомобиль и покинуть Калами раз и навсегда. С большим трудом Нэнси и мне удалось переубедить его. Но долгие недели после этого, даже когда верхний этаж уже был превращен в прекрасное удобное жилище, он почти не разговаривал с Атенайосом. Однако они помирились после того, как первые настоящие осенние штормы убедительно доказали, что точка зрения Атенайоса не была полностью ошибочной и что было бы крайне проблематично жить на верхнем этаже, если бы там были установлены два больших окна.
Кстати, впоследствии я узнал, что зверинец Джеральда, состоявший из скорпионов (см.: «Моя семья и другие звери») и других зловещих тварей, был одной из причин, по которым Лоренс принял решение поселиться в крайней северной части острова - чем дальше, тем лучше. Как он сообщил, его окончательно добил эпизод с пиявками. Как-то раз я помогал Джеральду собрать медицинских пиявок (Hirudo medicinalis), которых он затем отнес домой в стеклянной банке с большим горлом. Это были восхитительные экземпляры, около 75 мм в длину, с яркой продольной красно-зеленой полосой на каждой стороне тела. На следующий день, к несчастью, эта банка упала со стола и разбилась. Пиявки исчезли, и их так и не нашли. Лоренс в душераздирающих тонах описал мне, как он ночь за ночью лежал без сна, чувствуя, как на него взбираются пиявки, и ожидая увидеть утром простыни пропитанными темно-красной кровью. Если бы я знал об этой трагедии, когда она случилась, то я бы смог его успокоить. Вне своей обычной среды обитания медицинская пиявка съеживается и умирает в течение часа или раньше. Пиявки не могли бродить по дому, если только комнаты не были под водой. А уж эту ситуацию большинство людей обязательно бы заметило, даже если бы вопрос о пиявках не стоял на повестке дня.