1980-1987. Татьяна Тимофеева: Он заставлял меня смотреть на верхушки деревьев
Прошло два года без Сережи Тимофеева. Состояние воспоминаний - вещь тяжелая, а с другой стороны - неизбежная и неуправляемая. Может быть поэтому Таня Тимофеева - первая жена Сергея и мать его единственного ребенка - легко согласилась встретиться со мной. Может быть потому что...
«... у меня ежедневная потребность говорить о нем, вспоминать его... Обычно я еду к тетушке Сережи - мне просто не к кому больше пойти со всем этим, а для тетушки Сергей бы всем в жизни, вот мы с ней и перебираем фотографии. Хотя мои отношения с тетушкой неважно складывались.Особенно в начале: она просто не хотела, чтобы мы были вместе.
А тетушка ему была вместо матери: у родителей Сережи отношения не ладились. Мама Сережи - высокая блондинка, красивая и ветреная женщина, похожая на актрису Вию Артмане (Сережа внешне больше похож на отца), могла уйти в экспедицию с геологами и подолгу не появляться, а отец оставался с двумя детьми - Сережей и младшим Олегом. Потом мама возвращалась, и отец ей все прощал. Некоторое время она была хорошей хозяйкой, любящей матерью, а потом исчезала опять. Терпение отца все-таки иссякло, и они развелись. Мать осталась с младшим, а Сергея сажают в поезд, и он из сибирского города Ийдель едет в Ростов-на-Дону.
Тетушка рассказывала, что однажды ночью в дверь постучали, и она увидела худого изможденного неухоженного ребенка... Он сказал: «Я приехал к вам». Некуда ему было деться. Ему было 8 лет2.
Тогда жилось трудно - тетя работала в военной части медсестрой и не могла позволить себе лишней пары чулок, а тут надо мальчика поднимать.
Первым делом они пошли в «Детский мир», и она купила ему всю новую одежду, а ту, в которой он приехал, просто выбросила. И начали жить-поживать. То, что он к ней привязался - естественно.
Мама Сережи - Екатерина Захаровна - всегда очень хорошо ко мне относилась и до сих пор пишет письма и зовет меня и Алису к себе на каникулы - у нее дм с садом.
Все проходит перед глазами так, как будто было вчера. Я еду в транспорте утром на работу и вспоминаю, вспоминаю, вспоминаю... Это уже какой-то болезнью стало.
Моя жизнь с Сережей не была идеальной. Ты знаешь этот круг людей - он мог выйти на минуточку и вернуться через три дня. У нас случались моменты, о которых просто стыдно рассказывать...
Не могу сказать, что я сожалею о том, что у нас с Сережей все так получилось - сожалей - не сожалей... Но в моей жизни действительно были счастливые моменты, и все они связаны с Сережей. И я теперь до конца жизни могу вспоминать об этом... Я знаю женщин, которые никогда не любили и брак строили на расчете. Плюс кухня, работа... У нас была бешеная любовь. Мы ссорились, ругались, постоянно уходили друг от друга, потом соединялись вновь. Нас скучно не было, понимаешь? Есть очень многое, о чем можно вспоминать. Не проходит и дня, чтобы я не вспоминала, тем более, что перед глазами - Алиса, очень похожая на него, и даже левша, как и он. Вообще-то он и правой, и левой рукой владел в равной степени, но в теннис играл только левой. Тетушка Алису до сих пор, хотя ей уже 14 лет, переучивает.
Алиса постоянно спрашивает об отце, он интересует ее. Она закончила музыкальную школу с красным дипломом, к моему дню рожденья сочинила довольно длинное стихотворение с соблюдением рифмы... я поразилась, настолько удачно получилось. Вообще, девочка явно не в меня.
Когда я узнала, что Сережи больше нет, я отвезла утром Алису в спортивный лагерь, вернулась и просто сидела, сидела, сидела... Хотя первым порывом было - ехать в Москву. Тетушка меня отговорила. Она сказала: «Я не едy, и ты не поедешь». Конечно, формально мы уже были разведены, но все равно я любила его, и он интересовал меня по-прежнему. Я старалась бывать там, где он бывает - как всякая разведенная женщина.
Но мне казалось, что если я увижу его в гробу - я не вынесу. «Мы не поедем», - сказала тетушка. Необходимость сшибать копейки отпала: денег-то ни у нее, ни у меня, конечно, не было. Я работала у родственника, и с его стороны это была любезность, в моей работе он особо не нуждался. В принципе, деньги я все-таки могла занять.
Мы сидели на диване, и тетушка, глядя в окно, сказала: «Господи! Ну зачем ты это сделал? У меня в жизни никого, кроме него, не было. И ты забрал мою единственную радость. Чем я прогневила тебя? Есть ли ты вообще на этом свете?!.»
Мне безумно жаль ее.
Я не знаю, слышала ли ты разговоры - мне даже подруга намекнула - у тети квартира, она одинока... Нет, нет и нет! Меня такие вещи уже не интересуют. У меня есть диван, и этого хватает.
От тетушкиного дома на Доломановском до трамвая идти далеко. И всю дорогу Алиса расспрашивает меня «Как вы с папой познакомились? Как встречались? А что папа любил?»
Плохое, естественно, все забылось. Конечно. Сережа не был легким человеком. Я тебе уже говорила, что он мог выйти в магазин за хлебом и вернуться через три дня. Обижаться не стоит - такой тип людей, но у них же есть свои плюсы... с этим человеком мне было настолько интересно! Особенно в первые месяцы я думала: «Боже! Ну за что мне такое счастье? Такой муж!..».
Алиса очень эмоциональный ребенок - как Сережа. Она постоянно спрашивает: «Ты меня любишь? А на сколько процентов ты меня любишь?». Если я куда-то ухожу, иногда садится у дверей на корточки и ждет. Она говорит, что если после всего, что произошло, и с тобой что-то случится - я брошусь с девятого этажа - у меня нет отца, и матери не будет?!» - вот такие вещи.
А познакомились мы с Сережей прозаично - на улице Энгельса, теперь Большой Садовой. Я была несовершеннолетней и только что поступила в медучилище. Мы шли с подругой, а навстречу с друзьями шел Сережа - два дня назад он вернулся из армии (поэтому когда у нас были конфликты, тетушка говорила: «Таня, ты на Сережу не обижайся, он только что из армии, не погулял еще»).
Он сказал: «Девушка, где-то я вас видел!».
Я сказала: «Да вы что!».
И мы пошли с подругой дальше, в кино.
Произошло это накануне Нового года, асфальт серебрился от инея разными цветами. Мы стали в очередь за билетами, и его компания тоже. И в этой компании он веселился больше всех. Я рассмотрела его и поняла - это мой мужчина, тип, который мне нравится. И что-то такое в глазах, особенно когда он смеялся! И было какое-то предчувствие.
Мы договорились встретиться позже, и так получилось, что мы перепутали улицы - он ждал меня на углу Буденновского, а я - на углу Ворошиловского. Около месяца прошло, и я решила, что потеряла его - ну где можно было встретиться в огромном городе? Я все таскала свою подружку в кинотеатр «Победа», пока она ни догадалась: «Хочешь того парня встретить?». Потом оказалось, что он тоже ежедневно прогуливался мимо «Победы», так мы и встретились, и он поехал меня провожать, потому что «я должен знать, где ты живешь».
Так мы и стали встречаться, и ссориться, конечно. Однажды поссорились так, что не виделись целый месяц, и я решила, что это конец. К этому времени я медицину бросила и пошла в ученицы продавца. Ну и стою я в магазине, и тут подходит человек с запиской. Я храню эту записку и очень берегу ее до сих пор. «В общем-то со мной ничего, конечно. Просто я лежу в больнице с пробитой головой. А так все нормально. В общем, мне надо тебя увидеть».
Я купила цветы и полетела к нему. Так мы снова стали встречаться, а спустя некоторое время, вечером в парке он мне сказал: «Я не знаю, как это назвать - то, что я люблю тебя- это понятно, но я должен видеть тебя каждый день. Когда я не вижу тебя, я страшно скучаю, и это отвлекает меня от работы. И я решил: может, нам пожениться?».
Мы ни о чем не подумали - где будем жить, как... Мы просто решили пожениться. Прошло четыре месяца, и я выяснила, что беременна. Я долго не говорила об этом Сереже, решила сделать все тихо. Чтобы никто ничего не знал. Я не хотела выходить замуж по э т о й п р и ч и н е, привязывать его этим, давить.
Проболталась моя подружка. Он приехал и сообщил: «Если ты что-то сделаешь - ты меня больше не увидишь».
О дальнейшем я могу сказать только то, что если Бог отпускает женщине такие мгновенья, то до конца жизни нужно быть благодарной ему. Каждый шаг с Сережей был фейерверком.
Он сказал, что регистрироваться мы будем только в загсе его района. Мы зашли за рыбный магазин «Океан» и нашли там сарай с покосившейся дверью. Это был ЗАГС его района.
Дома я - ни слова, ни полслова, я все думала, что сделаю аборт, что все это как-то несерьезно, понарошку, тем более, что моя политика заключалась в установке, что таких людей не надо ставить в зависимость, принуждать. Я уже хорошо изучила Сережу и его друзей, и знала, что как только такие люди почувствуют, что их прижимают, что их держат на поводке, - прекращается все.
И все же я допустила ошибку... С нее у нас все и пошло на разлад, и в этом только моя вина, и если бы ни эта ошибка, мы с ним всегда были бы вместе, потому что он меня всегда любил, и я его очень сильно любила.
Мы подали заявление. Я страшно стеснялась, а Сережа постоянно шутил.
Работник ЗАГСа спрашивает, какого числа мы хотели бы регистрироваться. Сережа отвечает: «Ну только не 22 января, а то дедушка Ленин умер». В ЗАГСе посмеялись и назначили регистрацию после 22 января.
О свадьбе я сказала матери за несколько дней до свадьбы. Отец мотался по командировкам, а мать ответила: «Ты что, с ума сошла? Замуж? Зачем это тебе нужно? Ты еще молодая! Это за того, который с дипломатом тебя у мусоропровода встречает?» (Сережа действительно ходил с дипломатом, и ждал меня всегда в одном и то же месте - у мусоропровода).
«Ага, - говорю, - за него».
Мать у меня женщина с предчувствиями - однажды утром сообщила, что сон ей приснился, который означает, что я ожидаю ребенка.
«Ну что ты, мама», - сказала я, потому что через какой-то барьер не могла переступить, и все тут.
А Сережка написал своей матери письмо, и они приехали.
Разделся звонок, я открыла, и на пороге вижу тетушку и рядом - красивую блондинку, которая говорит: «Здравствуйте, я - Сережина мама». А я стою в вельветовых джинсах, пуговица на них уже не застегивается, в голове одна мысль: «Елки-палки, вляпалась, еще и мама...».
«Походите, пожалуйста, - лепечу, - Сережа скоро придет».
«Нет, - говорит Сережина мама, - завтра мы вас ждем у нас, чтобы обговорить детали».
Детали! Завтра! А свадьба послезавтра!
Я-то представляла дело так: никакой фаты, никаких свадебный платьев, просто пойдем и распишемся при свидетелях. Но тут включилась моя мамочка («Такой день раз в жизни бывает!») и устроила все за считанные часы.
Ни у меня, ни у Сережки денег, понятное дело, не было: я же еще являлась на свиданье обычно с подругой, потому что для меня подруги - это все! И Сережа водил нас в бары, кафе и очень старался, чтобы нам было интересно. Как-то мы предложили пойти в кино, а Сережа отказался - не хотелось ему. Позже я узнала, что он просто не мог заплатить за билеты. Потом он продал свою обалденную джинсовую куртку и мы снова продолжили наши походы по барам...
Перед свадьбой он снова так и поступил - кинулся что-то продавать, где-то занимать, но денег не хватило даже на платье. А тут матушка моя: «Будешь без белого платья - умирать буду - не прощу!». Короче: устроила мама и ресторан «Театральный», и платье (крой - под грудь, а дальше - свободно; платье это потом съели в ресторане сережины тетушки - просмотр живота производили глазами).
"Выходишь за бедного художника - пусть, - сказала мама. - Но пусть все будет красиво. Я все оплачу». Впрочем, мама Сережи, Екатерина Захаровна, помогла деньгами. Там-то, в ресторане «Театральный» матушка моя и узнала о моей беременности... Какая была обида! Из тех обид, что на всю жизнь. Но я с собой ничего не могла поделать - я не могла заставить себя сказать.
После свадьбы мы поздно приехали домой, лифт, разумеется, не работал, и Сережа нес меня на руках на наш 9 этаж. В общем, все было бедно, но классно. Мы были счастливы.
Потом был период беременности. Он очень заботился обо мне. Ребенок лежал неправильно, мне делали уколы и говорили, что плод уже зафиксировался поперек, поэтому моя матка разорвется и я умру вместе с ребенком, так меня готовили к кесареву. Я плакала. Меня настолько запугали, что я хотела выброситься в окно. Когда приехали моя мама и Сережа, я заявила, что если здесь останусь, то умру.
Он очень чувствовал мое настроение. Так может чувствовать только близкий человек. «Все», - сказал он, побежал на дорогу, поймал машину и увез меня в больничных тапочках и халате домой.
На другой день Сережа рванул по больницам и в итоге нашел женщину-специалиста по «поворотам» детей перед родами. В эту больницу в районе площади Карла Маркса мы поехали втроем. Матушка моя, конечно же, деньги взяла и хотела их специалисту дать. Но тут Сережа так разнервничался, даже раскричался на матушку. Он отвел женщину-специалиста в сторону, а я сидела и думала: «Ну как он уговорил ее без денег?».
Оказывается, он обещал, что весь холл больницы оформит бесплатно. Она тут же повела меня в кабинет, положила на кушетку и сделала искусственный поворот.
Потом это стало нормой - Алиса часто болела и Сережа разрисовывал детскую поликлинику на Чкаловском. А история болезни нашей дочки - самая красивая в поликлинике, с солнышками и радугами. А когда она пошла в школу, он расписал ей рюкзак. Не знаю, осталось ли сейчас в поликлинике что-нибудь... А вообще больше всего рисунков мы потеряли сами - забыли в поезде на полке, когда ехали во Львов. Сережа поступал там на (?).
Короче, я лежала, а Сережа разрисовывал стены, если он за что-то брался, то делал это крайне добросовестно. Даже когда я терроризировала его просьбами сделать стенгазету для КБ «Горизонта».
За неделю до родов меня отпустили домой. По какой-то причине я потеряла сон. Три ночи подряд я просто сидела на постели и смотрела, как спит Сережа. Мною овладело какое-то постоянное беспокойство. Я чувствовала уверенность в том, что я умру, мне было очень тяжело - я ведь не мощная женщина. Сережа таскал меня каждый день на улицу гулять. «Дыши, - поучал он, - дыши воздухом». Он заставлял смотреть только на красивое и обязательно - на верхушки деревьев, он страшно волновался и беспокоился! Я же соглашалась выйти только вечером, потому что стеснялась своего невероятно огромного живота.
Впервые я увидела, что Сергей к чему-то в жизни серьезно относится. Этим единственным моментом было рождение нашего ребенка. Больше и в дальнейшем ничто другое не вызывало его серьезного отношения.
Беременной я смотрела телевизор и увидела малину. Увидела и сказала: «Хочу малины!». Просто так сказала, потому что увидела. Он сорвался, поехал на Сельмаш и через час привез банку малины. В транспорте меня отгораживал, чтобы никто живот мой не задел. И таких мелких моментов по жизни рассыпано много, но из мелочей складывается жизнь.
Даже когда у нас разладилось, он говорил: «Все равно мы с тобой - родственники, и ты для меня - самый дорогой человек».
Наконец ребенок родился. Сережке об этом сказала моя матушка: «Сегодня в роддом ехать не надо. Уже все». - «Что значить «все»?» - «Все - дочка у тебя».
За ночь он выкурил три пачки сигарет - пытался осознать - У меня дочь! Я - отец ребенка! А на утро стал драить унитаз и гонять моих родителей - "все, чтобы к приходу Тани никакого беспорядка!». Действительно, когда я пришла - ахнула: все пеленки были готовы, чистота, он предусмотрел все.
Прямые брови, карие глаза, взгляд - я сразу поняла, что моего ребенка в роддоме не перепутали. Сережа назвал дочь Алисой, потому что Роллинг Стоунз «Алиса здесь больше не живет», и занимался дочерью наравне со мной, стирал пеленки, носил по квартире ночи напролет, тут же сочиняя ей успокоительные песенки, при этом он каждый день работал. Он любил дочь безумно, и позже, когда мы ссорились, пытались жить отдельно, и он приходил только на дочку посмотреть, я наблюдала, как он усаживается на кровать, - она спала, разметав руки, одна рука обязательно свешивалась между деревянными прутьями кровати, он перецеловывал каждый ее пальчик и шептал нежные слова. Сердце мое не выдерживало, и я позволяла ему остаться. До следующей ссоры, до следующей его бесшабашной выходки, до следующего исчезновения, к тому же - ревность. Я ревновала его, потому что любила. Равнодушные не ревнуют.
Обычно в кино мы ходили по очереди - из-за Алисы. Но как-то удалось вместе пойти посмотреть «Зеркало» Тарковского. В кинотеатре он показал мне женщину из редакции газеты «Комсомолец», где он работал, и сказал, что однажды занимался с ней сексом.
«Никто, никакой другой дядя не будет так любить ребенка, - убеждала я себя, но потом не выдерживала и кричала: «Уходи! Мы сами проживем!». Он уходил, потом возвращался, с цветами для меня и платьем для Алисы. Это было смешно, потому что она еще и ползать не умела - какое там платье. Так мы жили - ругались-мирились, ругались-мирились.
Присоединился ко всему еще квартирный вопрос. Плюс - непонимание моих родителей - как можно жить, не зарабатывая денег - постоянный заработок был только у меня.
Настало время жить отдельно от моих родителей. Но где? Ему предложили гостинку на Западном - от газеты, но тут ошибку сделала я - отказалась жить в том районе.
Мы пробовали «начать все заново» в мастерской на Горького. Наклеили обои, купили портьеры, но... Но это был центр города, к нам стали приходить толпы народа, пить чай, есть сахар, я просто физически не успевала покупать все это. Казалось, что в Ростове нет человека, незнакомого с Сережей. Постоянные гульки! Я думала, что я сопьюсь и отправлюсь лечиться в ЛТП. К тому же оказалось, что по соседству мастерские Стаса (?) и Гены Жукова... И каждый вечер - «У кого тоска? Разгоняй тоску!».
Но главным было то, что в сырой полуповальной мастерской с наступлением холодов я с ребенком находиться не могла. К тому же я поступила учиться на вечернее отделение.
Я вспоминаю сейчас не атмосферу творчества, а хаос, в котором мы жили.
Но мне до сих пор жаль его рисунков. Целый сверток рисунков, который мы забыли на третьей полке поезда, возвращаясь из Львова...
Г.П., июль 1995. Опубликовано в журнале "Ура Бум Бум", №11, 1995
«... у меня ежедневная потребность говорить о нем, вспоминать его... Обычно я еду к тетушке Сережи - мне просто не к кому больше пойти со всем этим, а для тетушки Сергей бы всем в жизни, вот мы с ней и перебираем фотографии. Хотя мои отношения с тетушкой неважно складывались.Особенно в начале: она просто не хотела, чтобы мы были вместе.
А тетушка ему была вместо матери: у родителей Сережи отношения не ладились. Мама Сережи - высокая блондинка, красивая и ветреная женщина, похожая на актрису Вию Артмане (Сережа внешне больше похож на отца), могла уйти в экспедицию с геологами и подолгу не появляться, а отец оставался с двумя детьми - Сережей и младшим Олегом. Потом мама возвращалась, и отец ей все прощал. Некоторое время она была хорошей хозяйкой, любящей матерью, а потом исчезала опять. Терпение отца все-таки иссякло, и они развелись. Мать осталась с младшим, а Сергея сажают в поезд, и он из сибирского города Ийдель едет в Ростов-на-Дону.
Тетушка рассказывала, что однажды ночью в дверь постучали, и она увидела худого изможденного неухоженного ребенка... Он сказал: «Я приехал к вам». Некуда ему было деться. Ему было 8 лет2.
Тогда жилось трудно - тетя работала в военной части медсестрой и не могла позволить себе лишней пары чулок, а тут надо мальчика поднимать.
Первым делом они пошли в «Детский мир», и она купила ему всю новую одежду, а ту, в которой он приехал, просто выбросила. И начали жить-поживать. То, что он к ней привязался - естественно.
Мама Сережи - Екатерина Захаровна - всегда очень хорошо ко мне относилась и до сих пор пишет письма и зовет меня и Алису к себе на каникулы - у нее дм с садом.
Все проходит перед глазами так, как будто было вчера. Я еду в транспорте утром на работу и вспоминаю, вспоминаю, вспоминаю... Это уже какой-то болезнью стало.
Моя жизнь с Сережей не была идеальной. Ты знаешь этот круг людей - он мог выйти на минуточку и вернуться через три дня. У нас случались моменты, о которых просто стыдно рассказывать...
Не могу сказать, что я сожалею о том, что у нас с Сережей все так получилось - сожалей - не сожалей... Но в моей жизни действительно были счастливые моменты, и все они связаны с Сережей. И я теперь до конца жизни могу вспоминать об этом... Я знаю женщин, которые никогда не любили и брак строили на расчете. Плюс кухня, работа... У нас была бешеная любовь. Мы ссорились, ругались, постоянно уходили друг от друга, потом соединялись вновь. Нас скучно не было, понимаешь? Есть очень многое, о чем можно вспоминать. Не проходит и дня, чтобы я не вспоминала, тем более, что перед глазами - Алиса, очень похожая на него, и даже левша, как и он. Вообще-то он и правой, и левой рукой владел в равной степени, но в теннис играл только левой. Тетушка Алису до сих пор, хотя ей уже 14 лет, переучивает.
Алиса постоянно спрашивает об отце, он интересует ее. Она закончила музыкальную школу с красным дипломом, к моему дню рожденья сочинила довольно длинное стихотворение с соблюдением рифмы... я поразилась, настолько удачно получилось. Вообще, девочка явно не в меня.
Когда я узнала, что Сережи больше нет, я отвезла утром Алису в спортивный лагерь, вернулась и просто сидела, сидела, сидела... Хотя первым порывом было - ехать в Москву. Тетушка меня отговорила. Она сказала: «Я не едy, и ты не поедешь». Конечно, формально мы уже были разведены, но все равно я любила его, и он интересовал меня по-прежнему. Я старалась бывать там, где он бывает - как всякая разведенная женщина.
Но мне казалось, что если я увижу его в гробу - я не вынесу. «Мы не поедем», - сказала тетушка. Необходимость сшибать копейки отпала: денег-то ни у нее, ни у меня, конечно, не было. Я работала у родственника, и с его стороны это была любезность, в моей работе он особо не нуждался. В принципе, деньги я все-таки могла занять.
Мы сидели на диване, и тетушка, глядя в окно, сказала: «Господи! Ну зачем ты это сделал? У меня в жизни никого, кроме него, не было. И ты забрал мою единственную радость. Чем я прогневила тебя? Есть ли ты вообще на этом свете?!.»
Мне безумно жаль ее.
Я не знаю, слышала ли ты разговоры - мне даже подруга намекнула - у тети квартира, она одинока... Нет, нет и нет! Меня такие вещи уже не интересуют. У меня есть диван, и этого хватает.
От тетушкиного дома на Доломановском до трамвая идти далеко. И всю дорогу Алиса расспрашивает меня «Как вы с папой познакомились? Как встречались? А что папа любил?»
Плохое, естественно, все забылось. Конечно. Сережа не был легким человеком. Я тебе уже говорила, что он мог выйти в магазин за хлебом и вернуться через три дня. Обижаться не стоит - такой тип людей, но у них же есть свои плюсы... с этим человеком мне было настолько интересно! Особенно в первые месяцы я думала: «Боже! Ну за что мне такое счастье? Такой муж!..».
Алиса очень эмоциональный ребенок - как Сережа. Она постоянно спрашивает: «Ты меня любишь? А на сколько процентов ты меня любишь?». Если я куда-то ухожу, иногда садится у дверей на корточки и ждет. Она говорит, что если после всего, что произошло, и с тобой что-то случится - я брошусь с девятого этажа - у меня нет отца, и матери не будет?!» - вот такие вещи.
А познакомились мы с Сережей прозаично - на улице Энгельса, теперь Большой Садовой. Я была несовершеннолетней и только что поступила в медучилище. Мы шли с подругой, а навстречу с друзьями шел Сережа - два дня назад он вернулся из армии (поэтому когда у нас были конфликты, тетушка говорила: «Таня, ты на Сережу не обижайся, он только что из армии, не погулял еще»).
Он сказал: «Девушка, где-то я вас видел!».
Я сказала: «Да вы что!».
И мы пошли с подругой дальше, в кино.
Произошло это накануне Нового года, асфальт серебрился от инея разными цветами. Мы стали в очередь за билетами, и его компания тоже. И в этой компании он веселился больше всех. Я рассмотрела его и поняла - это мой мужчина, тип, который мне нравится. И что-то такое в глазах, особенно когда он смеялся! И было какое-то предчувствие.
Мы договорились встретиться позже, и так получилось, что мы перепутали улицы - он ждал меня на углу Буденновского, а я - на углу Ворошиловского. Около месяца прошло, и я решила, что потеряла его - ну где можно было встретиться в огромном городе? Я все таскала свою подружку в кинотеатр «Победа», пока она ни догадалась: «Хочешь того парня встретить?». Потом оказалось, что он тоже ежедневно прогуливался мимо «Победы», так мы и встретились, и он поехал меня провожать, потому что «я должен знать, где ты живешь».
Так мы и стали встречаться, и ссориться, конечно. Однажды поссорились так, что не виделись целый месяц, и я решила, что это конец. К этому времени я медицину бросила и пошла в ученицы продавца. Ну и стою я в магазине, и тут подходит человек с запиской. Я храню эту записку и очень берегу ее до сих пор. «В общем-то со мной ничего, конечно. Просто я лежу в больнице с пробитой головой. А так все нормально. В общем, мне надо тебя увидеть».
Я купила цветы и полетела к нему. Так мы снова стали встречаться, а спустя некоторое время, вечером в парке он мне сказал: «Я не знаю, как это назвать - то, что я люблю тебя- это понятно, но я должен видеть тебя каждый день. Когда я не вижу тебя, я страшно скучаю, и это отвлекает меня от работы. И я решил: может, нам пожениться?».
Мы ни о чем не подумали - где будем жить, как... Мы просто решили пожениться. Прошло четыре месяца, и я выяснила, что беременна. Я долго не говорила об этом Сереже, решила сделать все тихо. Чтобы никто ничего не знал. Я не хотела выходить замуж по э т о й п р и ч и н е, привязывать его этим, давить.
Проболталась моя подружка. Он приехал и сообщил: «Если ты что-то сделаешь - ты меня больше не увидишь».
О дальнейшем я могу сказать только то, что если Бог отпускает женщине такие мгновенья, то до конца жизни нужно быть благодарной ему. Каждый шаг с Сережей был фейерверком.
Он сказал, что регистрироваться мы будем только в загсе его района. Мы зашли за рыбный магазин «Океан» и нашли там сарай с покосившейся дверью. Это был ЗАГС его района.
Дома я - ни слова, ни полслова, я все думала, что сделаю аборт, что все это как-то несерьезно, понарошку, тем более, что моя политика заключалась в установке, что таких людей не надо ставить в зависимость, принуждать. Я уже хорошо изучила Сережу и его друзей, и знала, что как только такие люди почувствуют, что их прижимают, что их держат на поводке, - прекращается все.
И все же я допустила ошибку... С нее у нас все и пошло на разлад, и в этом только моя вина, и если бы ни эта ошибка, мы с ним всегда были бы вместе, потому что он меня всегда любил, и я его очень сильно любила.
Мы подали заявление. Я страшно стеснялась, а Сережа постоянно шутил.
Работник ЗАГСа спрашивает, какого числа мы хотели бы регистрироваться. Сережа отвечает: «Ну только не 22 января, а то дедушка Ленин умер». В ЗАГСе посмеялись и назначили регистрацию после 22 января.
О свадьбе я сказала матери за несколько дней до свадьбы. Отец мотался по командировкам, а мать ответила: «Ты что, с ума сошла? Замуж? Зачем это тебе нужно? Ты еще молодая! Это за того, который с дипломатом тебя у мусоропровода встречает?» (Сережа действительно ходил с дипломатом, и ждал меня всегда в одном и то же месте - у мусоропровода).
«Ага, - говорю, - за него».
Мать у меня женщина с предчувствиями - однажды утром сообщила, что сон ей приснился, который означает, что я ожидаю ребенка.
«Ну что ты, мама», - сказала я, потому что через какой-то барьер не могла переступить, и все тут.
А Сережка написал своей матери письмо, и они приехали.
Разделся звонок, я открыла, и на пороге вижу тетушку и рядом - красивую блондинку, которая говорит: «Здравствуйте, я - Сережина мама». А я стою в вельветовых джинсах, пуговица на них уже не застегивается, в голове одна мысль: «Елки-палки, вляпалась, еще и мама...».
«Походите, пожалуйста, - лепечу, - Сережа скоро придет».
«Нет, - говорит Сережина мама, - завтра мы вас ждем у нас, чтобы обговорить детали».
Детали! Завтра! А свадьба послезавтра!
Я-то представляла дело так: никакой фаты, никаких свадебный платьев, просто пойдем и распишемся при свидетелях. Но тут включилась моя мамочка («Такой день раз в жизни бывает!») и устроила все за считанные часы.
Ни у меня, ни у Сережки денег, понятное дело, не было: я же еще являлась на свиданье обычно с подругой, потому что для меня подруги - это все! И Сережа водил нас в бары, кафе и очень старался, чтобы нам было интересно. Как-то мы предложили пойти в кино, а Сережа отказался - не хотелось ему. Позже я узнала, что он просто не мог заплатить за билеты. Потом он продал свою обалденную джинсовую куртку и мы снова продолжили наши походы по барам...
Перед свадьбой он снова так и поступил - кинулся что-то продавать, где-то занимать, но денег не хватило даже на платье. А тут матушка моя: «Будешь без белого платья - умирать буду - не прощу!». Короче: устроила мама и ресторан «Театральный», и платье (крой - под грудь, а дальше - свободно; платье это потом съели в ресторане сережины тетушки - просмотр живота производили глазами).
"Выходишь за бедного художника - пусть, - сказала мама. - Но пусть все будет красиво. Я все оплачу». Впрочем, мама Сережи, Екатерина Захаровна, помогла деньгами. Там-то, в ресторане «Театральный» матушка моя и узнала о моей беременности... Какая была обида! Из тех обид, что на всю жизнь. Но я с собой ничего не могла поделать - я не могла заставить себя сказать.
После свадьбы мы поздно приехали домой, лифт, разумеется, не работал, и Сережа нес меня на руках на наш 9 этаж. В общем, все было бедно, но классно. Мы были счастливы.
Потом был период беременности. Он очень заботился обо мне. Ребенок лежал неправильно, мне делали уколы и говорили, что плод уже зафиксировался поперек, поэтому моя матка разорвется и я умру вместе с ребенком, так меня готовили к кесареву. Я плакала. Меня настолько запугали, что я хотела выброситься в окно. Когда приехали моя мама и Сережа, я заявила, что если здесь останусь, то умру.
Он очень чувствовал мое настроение. Так может чувствовать только близкий человек. «Все», - сказал он, побежал на дорогу, поймал машину и увез меня в больничных тапочках и халате домой.
На другой день Сережа рванул по больницам и в итоге нашел женщину-специалиста по «поворотам» детей перед родами. В эту больницу в районе площади Карла Маркса мы поехали втроем. Матушка моя, конечно же, деньги взяла и хотела их специалисту дать. Но тут Сережа так разнервничался, даже раскричался на матушку. Он отвел женщину-специалиста в сторону, а я сидела и думала: «Ну как он уговорил ее без денег?».
Оказывается, он обещал, что весь холл больницы оформит бесплатно. Она тут же повела меня в кабинет, положила на кушетку и сделала искусственный поворот.
Потом это стало нормой - Алиса часто болела и Сережа разрисовывал детскую поликлинику на Чкаловском. А история болезни нашей дочки - самая красивая в поликлинике, с солнышками и радугами. А когда она пошла в школу, он расписал ей рюкзак. Не знаю, осталось ли сейчас в поликлинике что-нибудь... А вообще больше всего рисунков мы потеряли сами - забыли в поезде на полке, когда ехали во Львов. Сережа поступал там на (?).
Короче, я лежала, а Сережа разрисовывал стены, если он за что-то брался, то делал это крайне добросовестно. Даже когда я терроризировала его просьбами сделать стенгазету для КБ «Горизонта».
За неделю до родов меня отпустили домой. По какой-то причине я потеряла сон. Три ночи подряд я просто сидела на постели и смотрела, как спит Сережа. Мною овладело какое-то постоянное беспокойство. Я чувствовала уверенность в том, что я умру, мне было очень тяжело - я ведь не мощная женщина. Сережа таскал меня каждый день на улицу гулять. «Дыши, - поучал он, - дыши воздухом». Он заставлял смотреть только на красивое и обязательно - на верхушки деревьев, он страшно волновался и беспокоился! Я же соглашалась выйти только вечером, потому что стеснялась своего невероятно огромного живота.
Впервые я увидела, что Сергей к чему-то в жизни серьезно относится. Этим единственным моментом было рождение нашего ребенка. Больше и в дальнейшем ничто другое не вызывало его серьезного отношения.
Беременной я смотрела телевизор и увидела малину. Увидела и сказала: «Хочу малины!». Просто так сказала, потому что увидела. Он сорвался, поехал на Сельмаш и через час привез банку малины. В транспорте меня отгораживал, чтобы никто живот мой не задел. И таких мелких моментов по жизни рассыпано много, но из мелочей складывается жизнь.
Даже когда у нас разладилось, он говорил: «Все равно мы с тобой - родственники, и ты для меня - самый дорогой человек».
Наконец ребенок родился. Сережке об этом сказала моя матушка: «Сегодня в роддом ехать не надо. Уже все». - «Что значить «все»?» - «Все - дочка у тебя».
За ночь он выкурил три пачки сигарет - пытался осознать - У меня дочь! Я - отец ребенка! А на утро стал драить унитаз и гонять моих родителей - "все, чтобы к приходу Тани никакого беспорядка!». Действительно, когда я пришла - ахнула: все пеленки были готовы, чистота, он предусмотрел все.
Прямые брови, карие глаза, взгляд - я сразу поняла, что моего ребенка в роддоме не перепутали. Сережа назвал дочь Алисой, потому что Роллинг Стоунз «Алиса здесь больше не живет», и занимался дочерью наравне со мной, стирал пеленки, носил по квартире ночи напролет, тут же сочиняя ей успокоительные песенки, при этом он каждый день работал. Он любил дочь безумно, и позже, когда мы ссорились, пытались жить отдельно, и он приходил только на дочку посмотреть, я наблюдала, как он усаживается на кровать, - она спала, разметав руки, одна рука обязательно свешивалась между деревянными прутьями кровати, он перецеловывал каждый ее пальчик и шептал нежные слова. Сердце мое не выдерживало, и я позволяла ему остаться. До следующей ссоры, до следующей его бесшабашной выходки, до следующего исчезновения, к тому же - ревность. Я ревновала его, потому что любила. Равнодушные не ревнуют.
Обычно в кино мы ходили по очереди - из-за Алисы. Но как-то удалось вместе пойти посмотреть «Зеркало» Тарковского. В кинотеатре он показал мне женщину из редакции газеты «Комсомолец», где он работал, и сказал, что однажды занимался с ней сексом.
«Никто, никакой другой дядя не будет так любить ребенка, - убеждала я себя, но потом не выдерживала и кричала: «Уходи! Мы сами проживем!». Он уходил, потом возвращался, с цветами для меня и платьем для Алисы. Это было смешно, потому что она еще и ползать не умела - какое там платье. Так мы жили - ругались-мирились, ругались-мирились.
Присоединился ко всему еще квартирный вопрос. Плюс - непонимание моих родителей - как можно жить, не зарабатывая денег - постоянный заработок был только у меня.
Настало время жить отдельно от моих родителей. Но где? Ему предложили гостинку на Западном - от газеты, но тут ошибку сделала я - отказалась жить в том районе.
Мы пробовали «начать все заново» в мастерской на Горького. Наклеили обои, купили портьеры, но... Но это был центр города, к нам стали приходить толпы народа, пить чай, есть сахар, я просто физически не успевала покупать все это. Казалось, что в Ростове нет человека, незнакомого с Сережей. Постоянные гульки! Я думала, что я сопьюсь и отправлюсь лечиться в ЛТП. К тому же оказалось, что по соседству мастерские Стаса (?) и Гены Жукова... И каждый вечер - «У кого тоска? Разгоняй тоску!».
Но главным было то, что в сырой полуповальной мастерской с наступлением холодов я с ребенком находиться не могла. К тому же я поступила учиться на вечернее отделение.
Я вспоминаю сейчас не атмосферу творчества, а хаос, в котором мы жили.
Но мне до сих пор жаль его рисунков. Целый сверток рисунков, который мы забыли на третьей полке поезда, возвращаясь из Львова...
Г.П., июль 1995. Опубликовано в журнале "Ура Бум Бум", №11, 1995