янычары кагала
Необходимо сознавать, что за происками так называемой «ювенальной юстиции», попытками государства узурпировать права родителей на воспитание своих детей скрывается не пресловутая забота о подрастающем поколении, не защита несуществующих в отрыве от права родителей «прав ребенка», а древний культовый интерес, ненасытная человекоубийственная «похоть дьявола» (Ин. 8, 44).
Убийство детей в языческом дохристианском мире являлось повсеместно узаконенной и весьма распространенной практикой. В письме священника о. Павла Флоренского к В. В. Розанову имеется любопытное рассуждение о масштабах детоубийства в Древнем мире: «Детоубийство есть явление универсальное, установленное религиею, моралью и философией, не говоря уже о праве всей древности, и у человека, сколько-нибудь знакомого с древнею жизнью, да и вообще с внехристианской жизнью - волос становится дыбом на голове при воспоминании об ужасах детоубийства, которое, как эпидемия, царило над миром. Ведь основным началом древней семьи не было одно рождение, равно как таковым не было и чувство естественной привязанности. Родиться еще не значило жить. Родившийся - полуживотное. У него нет ни богов, ни культа, ни родителей, у него нет даже духовной сущности, души. Чтобы даровать ему душу, надо приобщить его мистической сущности рода, ему надо наложить родовое имя. Через ритуальное nominis imposition (придание имени - лат.) ребенок входит в трансцендентный мир. Теперь только он - человек. То есть тело + психика + имя. Ребенок входит в род и семью через сакраментальный акт, в составе которого всегда имеется очистительная церемония, имеющая ввиду снять скверну рождения («крещение»), и посвятительная церемония, дающая мистическую сущность («миропомазание»). До этой церемонии с ребенком можно делать все, что угодно, ибо он - еще не человек. Я не говорю уж о древних народах не классических. Напомню о римлянах, которые более, нежели кто-нибудь, регламентировали права каждого. И тут ребенок до вступления в семейный культ есть с религиозной точки зрения абсолютное ничто. Безграничная paterna potestas (власть отца - лат.) нависает над ним с момента первого его движения в матернем чревe. Abacato partus (выкидыш) был мерою не только законною, но и рекомендуемою моралистами и философами, этими духовниками древнего мира. Указывались даже способы к наилегчайшему произведению выкидыша, согласно желанию отца. Что такое зародыш? Часть матери, не более - часть «матернего чрева», не имеющего самостоятельного существования - nondum animal (еще не жившее существо - лат.). Таков взгляд всей древней философии (Эмпедокл, Герофил, Аристотель, Гиппократ, стоики). Родившись, ребенок подлежал exposition - выбрасыванию, подкидыванию, и существовало в Риме даже определенное место на берегу одного озера, куда было принято («хороший тон», «обычай») выбрасывать детей на съедение собакам. И нельзя даже думать, чтобы это делалось по воле отца. Нет, достаточно было отцу не высказать прямого желания оставить себе младенца (uberos tollere), ритуально подняв его с земли, чтобы ребенка без дальнейших разговоров выбрасывали. Выбрасывание было нормою (…). Христианству пришлось выдержать страшную войну из-за родившихся и рождающихся младенцев, ибо только христианство стало видеть в ребенке не «часть матернего чрева», а самоценную личность. Только при Юстиниане, если не ошибаюсь, было уничтожено paterna potestas - выкидывать ребенка. Только христианство осудило производство выкидыша…» (В.В.Розанов, Литературные изгнанники, кн. 2, М., -СПб, 2010, с.14-15).
В полемике с Розановым сакцентировав внимание на морально-правовом аспекте детоубийства в древнем мире, о. Павел Флоренский не затрагивает культового значения жертвоприношения младенцев, которое одно только и являлось источником морали и права древности. Так же как и автор нашумевшей статьи в дореволюционном энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона «Убийство детей и стариков у первобытных народов», написанной явно по заказу тогдашнего «золотого миллиарда» и являвшейся едва ли не первой попыткой обоснования «экономической» обусловленности детоубийства путем подбора сравнительного материала из обычаев и нравов аборигенов Океании и отсталых народов Севера, который оставляет в стороне вопрос о культовом характере юницида (в отличие от так называемых «религиозных» побуждений, под которыми сегодня принято понимать разного рода суеверия и первобытно-магические воззрения на природу).
«У. детей - весьма распространенное явление в первобытных обществах. Главным стимулом служит скудость средств существования и опасение, что дети явятся излишним бременем на бюджете родителей. Пресловутая жестокость дикаря в этом случае не играет никакой роли. "Даже в самом цивилизованном обществе, - говорят известные авторы "Kamilaroi and Kurnai" Говитт и Файзон, - трудно встретить более сильное выражение горя по поводу смерти ребенка, чем то, которое проявляется в становище австралийских туземцев не только со стороны родителей, но и всей родственной группы. И тем не менее здесь (в данном случае у Kurnai) детоубийство - обычное явление. Трудно бывает, объясняли автору туземцы, перевозить с собой детей более определенного количества, и вот в таких случаях муж говорит своей жене, собирающейся родить: "Нам приходится слишком много детей возить с собою, лучше оставь это дитя, когда оно родится, вне становища!" После этого ребенок оставляется на произвол судьбы, и семейство перекочевывает на другое место (…). Здесь речь идет об У. детей из сознания невозможности прокормить их в будущем или невозможности крайне обременить себя при бродячем образе жизни чрезмерным количеством беспомощных существ. В этом нет ничего чрезвычайного для современного цивилизованного человека. Руссо отдал своих детей в воспитательный дом, где гибель детей имеет столько же шансов, сколько гибель детей, бросаемых невозбранно бедным населением Китая по большим дорогам и поблизости воды в надежде, что какой-нибудь добрый человек подберет их. Подкидыши, наконец, и у нас обычное явление. Но то, чего не знает варвар, а между тем хорошо знакомо современному культурному человеку, - это нежелание иметь детей при наличности средств к их прокормлению; варвар не знает той Zweikindersystem наших состоятельных классов, системы предупреждения, грозящей стать обычным спутником цивилизации. Не приходится поэтому удивляться, что У. детей находили не только у первобытных племен во всех частях света, но и у многих исторических народов древности. Его знало законодательство Греции, его столь же ревностно проповедовали древние философы, Платон и Аристотель, в своих идеальных государствах, как проповедовали неомальтузианизм некоторые публицисты и экономисты нашего времени. В Спарте каждый ребенок подвергался осмотру старейшин филы, и, если он оказывался слабым или уродливым, его бросали на раз навсегда установленное "место для бросания детей". В Риме это бросание детей производилось у так назыв. Молочного столба, а У. уродов и младших дочерей допускалось по закону, приписывавшемуся еще Ромулу. В Риме и Греции даже в позднейшее время общество и закон относились весьма снисходительно к бросанию детей, особенно девочек. Обычай этот существовал и в Египте, судя по закону относительно избиения еврейских младенцев; у арабов, судя по запрещению Корана "убивать детей из опасения впасть в нищету". Знали его германцы, которые топили своих детей, кельты, пускавшие их на щите по течению воды, поляки, которые еще в XII в. убивали уродливых детей; знали его и балтийские славяне, пруссы. Среди казаков Донской области "по общему приговору, -писал Ригельман, - когда стали посягать жен, младенцев, родившихся у них, сперва в воду бросать установлено было, чтобы оные отцов и матерей для промыслов не обременяли". Некоторые писатели пытались констатировать даже нормы У. детей у первобытных народов (…). Необходимость нормы часто высказывалась в Греции. Гесиод считал нормальным иметь не больше 2-х сыновей, Аристотель находил необходимым, чтобы количество нарождающегося поколения находилось в соответствии с наличными средствами населения. Такая постановка вопроса вводит этот обычай в круг важнейшего социального учения, учения о перенаселении».
Как видим, автор вполне в духе современных глобализаторов делает попытку обосновать экономическую целесообразность сокращения численности народонаселения земли, согласуясь с примерами древности. Однако, если и существует экономическая подоплека детоубийства, то она состоит не в отсутствии возможности прокормить и воспитать ребенка, а в «цене владения» (здоровый ребенок представляет собой ходовой товар, который по оценкам современного «черного» рынка стоит около 75 тысяч долларов), в неспособности родителей уплатить выкупную плату, так называемый «кровавый налог» Молоху, которым в древности был обложен весь языческий мир. Словом Молох (евр. - потомство народа) обозначалась у семитов вообще детская жертва, а также само божество или идол, которому приносилась эта жертва. Слова мальчик, молока, молофья (мужское семя), молоко, молодость образуют семантическую группу, этимологически связанную с кругом понятий, входящих в состав лексикона детоубийственного культа (отсюда, м.б., происходит и название «молочного столба» в Древнем Риме).
В книге «Исход» рассказывается о введении «кровавого налога» Иеговой по примеру других семитских народов и у евреев. Во время пребывания евреев в Египте фараон египетский, видя численное умножение евреев, из боязни восстания их повелел повивальным бабкам умерщвлять у евреев всех детей мужского пола при родах. Когда же эта мера не оправдалась, потому что еврейские акушерки отказались выполнять повеление фараона, он издал указ народу своему, «говоря: всякого новорожденного у евреев сына бросайте в реку, а всякую дочь оставляйте в живых» (Исх.1, 22). Странная для современного сознания мера эта коренилась, по-видимому, в обычной практике детоубийства древности.
В ночь исхода евреев из Египта, когда ангелом- губителем были избиты по повелению Божию все первенцы египетские от человека до скота (Исх.12, 30), как повествует Священное Писание, было положено основание для законодательного посвящения (то есть по строгому смыслу повеления, принесение в жертву с возможностью замены или денежного выкупа) всех первенцев Израилевых в жертву Иегове. «И сказал Господь Моисею, говоря: освяти Мне каждого первенца, разверзающего ложесна между сынами Израилевыми, от человека до скота, потому что они Мои. И сказал Моисей народу: (…) отделяй Господу все мужеского пола разверзающее ложесна, и все первородное из скота, какой у тебя будет, мужеского пола, посвящая Господу, а всякого из ослов, разверзающего утробу заменяй агнцем, а если не заменишь, выкупи его, и каждого первенца человеческого из сынов твоих выкупай» (Исх. 1-13). А выкуп за первенцев из людей и из скота нечистого должен был быть «пять сиклей серебра по сиклю священному, который в двадцать гер» (Числ.18, 15-20). Для сравнения: пророк Иеремия купил поле в Анафофе за семь сиклей и десять сребреников (Иер.32, 9-10).
Ветхозаветный культ Иеговы, как известно, тесно переплетался в библейские времена у евреев со служением Молоху, требовавшему, как и Иегова, детоубийственных жертв, но без права выкупа или замены. В этом смысле, под служением Молоху можно понимать собственно отказ от выкупа и представление для жертвоприношения запрещенного законом жертвенного материала. «Из детей твоих (по слав. тексту точнее - «от семени твоего») не отдавай на служение Молоху и не бесчести имени Бога твоего» (Лев.18, 21) - говорит Господь. По описаниям раввинов, «идол Молоха представлял медную статую с бычьей головой, прочими человеческими членами, с пустою внутренностью и с простертыми к низу руками, на которых полагали обреченных ему в жертву детей и на которых они от пылающего снизу пламени сгорали» (Архимандрит Никифор, Библейская энциклопедия, М., 1891, с.484).
Из строгого запрещения служения Молоху, изреченного Моисеем, видно, что это служение первоначально состояло в отказе от выкупа детей и, может быть, совершалось даже при скинии во имя Иеговы и в его святилище (скинии). «И сказал Господь Моисею, говоря: скажи сынам Израилевым: кто из сынов Израилевых и из пришельцев, живущих между Израильтянами, даст из детей своих Молоху, тот да будет предан смерти: народ земли да побьет его камнями; и Я обращу лице Мое на человека того и истреблю его из народа его за то, что он дал из детей своих Молоху, чтобы осквернить святилище Мое и обесчестить святое имя Мое; и если народ земли не обратит очей своих на человека того, когда он даст из детей своих Молоху, и не умертвит его, то Я обращу лице Мое на человека того и на род его и истреблю его из народа его, и всех блудящих по следам его, чтобы блудно ходить вслед Молоха» (Лев. 20, 1-5).
Многие цари и пророки иудейские, как, например, св. пророк Илия или царь Иосия, ревновали об искоренении между евреями служения Молоху, но добиться полного публичного его упразднения удалось только вочеловечившемуся Сыну Божию, которое (упразднение) и произошло с повсеместной победой христианства над язычеством.
Эту победу Христа над древним языческим «бессловесием свирепеющим» воспевают церковные песнопения празднества Входа Господня в Иерусалим, представляющие малых детей и отроков с пальмовыми ветвями (символом мученичества) в руках встречающими Грядущего «на жребяте осли» Спасителя Мира, в воспоминание события последнего в дохристианской истории детоубийственного избиения, совершенного по приказанию Ирода в Вифлееме, когда четырнадцать тысяч младенцев, согласно Церковному Преданию, были избиты воинами царя, искавшего убить проповеданного пророками Царя Израилева.
«Понеже ада связал еси, Бессмертне, и смерть умертвил еси, и мир воскресил еси, с ваиями восхваляху Тя, младенцы, Христе, яко победителя, зовуще Ти днесь: осанна Сыну Давидову, не к тому бо, рече, заклани будут младенцы за младенца Мариина: но за вся младенцы и старцы Един распинаешися, не к тому на нас вместится меч: Твоя бо Ребра прободутся копием. Тем же радующеся глаголем: благословен еси Грядый Адама воззвати» (Икос в неделю Ваий).
Упразднив публичные кровавые жертвоприношения в пределах Европы и восточных окраин Римской Империи, христианство, конечно, оказалось бессильно бороться с тайными отправлениями культа Молоха, под каковым именем в древности были известны всевозможные ухищрения генетической селекции, пышным цветом расцветшие на семито-хамитском Востоке и проникавшие в христианскую Европу с каббалой, алхимией и ритуальными убийствами христианским детей.
Мусульманский Восток, направляемый талмудическим иудейством в интересах талмудической генополитики, обложил христианскую ойкумену тяжелой «кровавой данью». Тайный плод вековой генетической селекции -эти «порождения ехидны» и «дети дьявола» озаботились созданием«универсального солдата» (воплощенного в голливудской кинопродукции) для защиты завоеваний кагала и жертвы «на алтарь войны», все сокрушающих на своем пути големов -«гулямов», «мамлюков», «янычар», кровно не связанного с завоевательной элитой войска, набранного из воспитанных в чужой вере детей, отнятых у родителей покоренных христианских народов.
Слово янычар обычно переводят с турецкого от «ени чери» - новое войско. Но, согласно скрытой этимологии, янычар - сирота, одинокий, по имени эпического героя тюркоязычного эпоса Джангара (Мифологический словарь, М., 1990, с.186) , лишенное родового имени, не помнящее родства, с разорванной кровной связью, то есть посвященное для жертвоприношения человеческое существо.
Этимология общего для славянской группы языков (ареала, поставлявшего «кровавую дань» для «универсальных» войск Хазарского каганата и Османской империи) слова сирота обнаруживает те же понятийные контаминации, связанные с культом Молоха, что и слова мальчик, мелек (царь, сар, сэр, сир) - в древности посвященный для жертвоприношения человек. Культовый смысловой уровень слова царь, сар этимологически связан со словом сарис - каженик, евнух, но также и сирота, лишенный родительской защиты человек, отделенное, посвященное лицо.
Набор детей в янычары (дюшерме - налог кровью) был одной из повинностей христианского населения Османской империи, иудеи были освобождены от дюшерме.
«Раз в 5-7 лет специальные чиновники забирали в каждой христианской общине каждого пятого мальчика в возрасте 7-12 лет (доля султана). С конца XIV века эта повинность стала обязательной для славянского населения Балкан, потом также Украины и южной Руси (…). Мальчиков отправляли в Стамбул, подвергали обрезанию, обращали в ислам (…). Сначала они попадали в турецкие семьи, где осваивали язык, исламские обычаи, в тяжёлом труде проходили школу послушания, лишений, физической закалки (…). Лишь особо прилежные, физически крепкие, в совершенстве владеющие оружием достигали к 25 годам звания янычара. Остальные, чикме (отвергнутые) шли на вспомогательные казённые работы. Высокий боевой уровень новых войск достигался прежде всего системой комплектации. Дюшерме был, конечно, жестоким «налогом кровью» для христианских подданных султана. Но в то же время в нём отразился богатый военный опыт турок, их знание психологии и законов наследственности. Мальчиков выбирали из лучших семей; не интересовались детьми пастухов (неразвиты) и старост (подлы и хитры), болтунами (вырастут в завистливых и упрямых) и красавчиками (их враг бояться не будет); предпочитали не слишком высоких (глупы) и не слишком маленьких (смутьяны).… Сироты, потерявшие семью, забывшие о своём происхождении... Как калечились их души и ожесточались сердца, что выносили они, прежде чем становились «львами ислама»? Сражаться с «неверными» руками их же детей - мир был поражён таким цинизмом! Или дело было в другом, и султаны неспроста делали ставку на людей особой природы, особого «хромосомного набора»? Но это уже тема отдельного разговора» (О.Рязанов, Гроза Европы, журнал «Братишка», 2008. Янв).
В первые годы большевицкого завоевания, когда началось построение Новой Хазарии на территории бывшей Российской Империи, актуализировались и планы создания «универсального» воинства кагала, в основу которых легла тысячелетняя идея генетической селекции-жертвоприношения, по имени ее главного глашатая и «демона русской революции» Лейбы Бронштейна-Троцкого получившая на языке политического жаргона советской эпохи название «троцкизма».
«Революция сделала героическую попытку разрушить так называемый "семейный очаг", т.е. архаическое, затхлое и косное учреждение (...). Место семьи (...) должна была, по замыслу, занять законченная система общественного ухода и обслуживания, - то есть действительное освобождение от тысячелетних оков. Доколе эта задача не решена, 40 миллионов советских семей остаются гнездами средневековья (...). Именно поэтому последовательные изменения постановки вопроса о семье в СССР наилучше характеризуют действительную природу советского общества (...). Когда жива была еще надежда сосредоточить воспитание новых поколений в руках государства, - власть не только не заботилась о поддержании авторитета "старших", в частности, отца с матерью, но наоборот, стремилась как можно больше отделить детей от семьи, чтобы оградить их от традиций косного быта. Еще совсем недавно, в течение первой пятилетки, школа и комсомол широко пользовались детьми для разоблачения, устыжения, вообще "перевоспитания" пьянствующего отца или религиозной матери (...), этот метод означал потрясение родительского авторитета в самых его основах…» (Л.Д. Троцкий, Преданная революция, 1936, с.121-129).
Планы автора вышеприведенных строк, как известно, не нашли поддержки в «советском» обществе, «троцкизм» не прошел. Сегодня талмудически-троцкистские идеи государственного рабства и эксплуатации гойских сирот, лишенных права родительской опеки, в генополитических интересах международного кагала, сокровенные под мантией ювенальной юстиции, находят новых провозвестников.
«Нельзя, чтобы родители считали детей своей собственностью. Это неправильно: дети - они не только родителям принадлежат, но и стране, в которой родились. Поэтому государство должно охранять их права как можно строже. Родители, которые бьют своих детей, оставляют их надолго одних, мало занимаются их воспитанием - должны наказываться...» (Председатель Конгресса еврейский религиозных организаций и объединений в России (КЕРООР) раввин Зиновий Коган). Как трогательно печется о гойских детях иудейский раввин!
Николай Козлов
Убийство детей в языческом дохристианском мире являлось повсеместно узаконенной и весьма распространенной практикой. В письме священника о. Павла Флоренского к В. В. Розанову имеется любопытное рассуждение о масштабах детоубийства в Древнем мире: «Детоубийство есть явление универсальное, установленное религиею, моралью и философией, не говоря уже о праве всей древности, и у человека, сколько-нибудь знакомого с древнею жизнью, да и вообще с внехристианской жизнью - волос становится дыбом на голове при воспоминании об ужасах детоубийства, которое, как эпидемия, царило над миром. Ведь основным началом древней семьи не было одно рождение, равно как таковым не было и чувство естественной привязанности. Родиться еще не значило жить. Родившийся - полуживотное. У него нет ни богов, ни культа, ни родителей, у него нет даже духовной сущности, души. Чтобы даровать ему душу, надо приобщить его мистической сущности рода, ему надо наложить родовое имя. Через ритуальное nominis imposition (придание имени - лат.) ребенок входит в трансцендентный мир. Теперь только он - человек. То есть тело + психика + имя. Ребенок входит в род и семью через сакраментальный акт, в составе которого всегда имеется очистительная церемония, имеющая ввиду снять скверну рождения («крещение»), и посвятительная церемония, дающая мистическую сущность («миропомазание»). До этой церемонии с ребенком можно делать все, что угодно, ибо он - еще не человек. Я не говорю уж о древних народах не классических. Напомню о римлянах, которые более, нежели кто-нибудь, регламентировали права каждого. И тут ребенок до вступления в семейный культ есть с религиозной точки зрения абсолютное ничто. Безграничная paterna potestas (власть отца - лат.) нависает над ним с момента первого его движения в матернем чревe. Abacato partus (выкидыш) был мерою не только законною, но и рекомендуемою моралистами и философами, этими духовниками древнего мира. Указывались даже способы к наилегчайшему произведению выкидыша, согласно желанию отца. Что такое зародыш? Часть матери, не более - часть «матернего чрева», не имеющего самостоятельного существования - nondum animal (еще не жившее существо - лат.). Таков взгляд всей древней философии (Эмпедокл, Герофил, Аристотель, Гиппократ, стоики). Родившись, ребенок подлежал exposition - выбрасыванию, подкидыванию, и существовало в Риме даже определенное место на берегу одного озера, куда было принято («хороший тон», «обычай») выбрасывать детей на съедение собакам. И нельзя даже думать, чтобы это делалось по воле отца. Нет, достаточно было отцу не высказать прямого желания оставить себе младенца (uberos tollere), ритуально подняв его с земли, чтобы ребенка без дальнейших разговоров выбрасывали. Выбрасывание было нормою (…). Христианству пришлось выдержать страшную войну из-за родившихся и рождающихся младенцев, ибо только христианство стало видеть в ребенке не «часть матернего чрева», а самоценную личность. Только при Юстиниане, если не ошибаюсь, было уничтожено paterna potestas - выкидывать ребенка. Только христианство осудило производство выкидыша…» (В.В.Розанов, Литературные изгнанники, кн. 2, М., -СПб, 2010, с.14-15).
В полемике с Розановым сакцентировав внимание на морально-правовом аспекте детоубийства в древнем мире, о. Павел Флоренский не затрагивает культового значения жертвоприношения младенцев, которое одно только и являлось источником морали и права древности. Так же как и автор нашумевшей статьи в дореволюционном энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона «Убийство детей и стариков у первобытных народов», написанной явно по заказу тогдашнего «золотого миллиарда» и являвшейся едва ли не первой попыткой обоснования «экономической» обусловленности детоубийства путем подбора сравнительного материала из обычаев и нравов аборигенов Океании и отсталых народов Севера, который оставляет в стороне вопрос о культовом характере юницида (в отличие от так называемых «религиозных» побуждений, под которыми сегодня принято понимать разного рода суеверия и первобытно-магические воззрения на природу).
«У. детей - весьма распространенное явление в первобытных обществах. Главным стимулом служит скудость средств существования и опасение, что дети явятся излишним бременем на бюджете родителей. Пресловутая жестокость дикаря в этом случае не играет никакой роли. "Даже в самом цивилизованном обществе, - говорят известные авторы "Kamilaroi and Kurnai" Говитт и Файзон, - трудно встретить более сильное выражение горя по поводу смерти ребенка, чем то, которое проявляется в становище австралийских туземцев не только со стороны родителей, но и всей родственной группы. И тем не менее здесь (в данном случае у Kurnai) детоубийство - обычное явление. Трудно бывает, объясняли автору туземцы, перевозить с собой детей более определенного количества, и вот в таких случаях муж говорит своей жене, собирающейся родить: "Нам приходится слишком много детей возить с собою, лучше оставь это дитя, когда оно родится, вне становища!" После этого ребенок оставляется на произвол судьбы, и семейство перекочевывает на другое место (…). Здесь речь идет об У. детей из сознания невозможности прокормить их в будущем или невозможности крайне обременить себя при бродячем образе жизни чрезмерным количеством беспомощных существ. В этом нет ничего чрезвычайного для современного цивилизованного человека. Руссо отдал своих детей в воспитательный дом, где гибель детей имеет столько же шансов, сколько гибель детей, бросаемых невозбранно бедным населением Китая по большим дорогам и поблизости воды в надежде, что какой-нибудь добрый человек подберет их. Подкидыши, наконец, и у нас обычное явление. Но то, чего не знает варвар, а между тем хорошо знакомо современному культурному человеку, - это нежелание иметь детей при наличности средств к их прокормлению; варвар не знает той Zweikindersystem наших состоятельных классов, системы предупреждения, грозящей стать обычным спутником цивилизации. Не приходится поэтому удивляться, что У. детей находили не только у первобытных племен во всех частях света, но и у многих исторических народов древности. Его знало законодательство Греции, его столь же ревностно проповедовали древние философы, Платон и Аристотель, в своих идеальных государствах, как проповедовали неомальтузианизм некоторые публицисты и экономисты нашего времени. В Спарте каждый ребенок подвергался осмотру старейшин филы, и, если он оказывался слабым или уродливым, его бросали на раз навсегда установленное "место для бросания детей". В Риме это бросание детей производилось у так назыв. Молочного столба, а У. уродов и младших дочерей допускалось по закону, приписывавшемуся еще Ромулу. В Риме и Греции даже в позднейшее время общество и закон относились весьма снисходительно к бросанию детей, особенно девочек. Обычай этот существовал и в Египте, судя по закону относительно избиения еврейских младенцев; у арабов, судя по запрещению Корана "убивать детей из опасения впасть в нищету". Знали его германцы, которые топили своих детей, кельты, пускавшие их на щите по течению воды, поляки, которые еще в XII в. убивали уродливых детей; знали его и балтийские славяне, пруссы. Среди казаков Донской области "по общему приговору, -писал Ригельман, - когда стали посягать жен, младенцев, родившихся у них, сперва в воду бросать установлено было, чтобы оные отцов и матерей для промыслов не обременяли". Некоторые писатели пытались констатировать даже нормы У. детей у первобытных народов (…). Необходимость нормы часто высказывалась в Греции. Гесиод считал нормальным иметь не больше 2-х сыновей, Аристотель находил необходимым, чтобы количество нарождающегося поколения находилось в соответствии с наличными средствами населения. Такая постановка вопроса вводит этот обычай в круг важнейшего социального учения, учения о перенаселении».
Как видим, автор вполне в духе современных глобализаторов делает попытку обосновать экономическую целесообразность сокращения численности народонаселения земли, согласуясь с примерами древности. Однако, если и существует экономическая подоплека детоубийства, то она состоит не в отсутствии возможности прокормить и воспитать ребенка, а в «цене владения» (здоровый ребенок представляет собой ходовой товар, который по оценкам современного «черного» рынка стоит около 75 тысяч долларов), в неспособности родителей уплатить выкупную плату, так называемый «кровавый налог» Молоху, которым в древности был обложен весь языческий мир. Словом Молох (евр. - потомство народа) обозначалась у семитов вообще детская жертва, а также само божество или идол, которому приносилась эта жертва. Слова мальчик, молока, молофья (мужское семя), молоко, молодость образуют семантическую группу, этимологически связанную с кругом понятий, входящих в состав лексикона детоубийственного культа (отсюда, м.б., происходит и название «молочного столба» в Древнем Риме).
В книге «Исход» рассказывается о введении «кровавого налога» Иеговой по примеру других семитских народов и у евреев. Во время пребывания евреев в Египте фараон египетский, видя численное умножение евреев, из боязни восстания их повелел повивальным бабкам умерщвлять у евреев всех детей мужского пола при родах. Когда же эта мера не оправдалась, потому что еврейские акушерки отказались выполнять повеление фараона, он издал указ народу своему, «говоря: всякого новорожденного у евреев сына бросайте в реку, а всякую дочь оставляйте в живых» (Исх.1, 22). Странная для современного сознания мера эта коренилась, по-видимому, в обычной практике детоубийства древности.
В ночь исхода евреев из Египта, когда ангелом- губителем были избиты по повелению Божию все первенцы египетские от человека до скота (Исх.12, 30), как повествует Священное Писание, было положено основание для законодательного посвящения (то есть по строгому смыслу повеления, принесение в жертву с возможностью замены или денежного выкупа) всех первенцев Израилевых в жертву Иегове. «И сказал Господь Моисею, говоря: освяти Мне каждого первенца, разверзающего ложесна между сынами Израилевыми, от человека до скота, потому что они Мои. И сказал Моисей народу: (…) отделяй Господу все мужеского пола разверзающее ложесна, и все первородное из скота, какой у тебя будет, мужеского пола, посвящая Господу, а всякого из ослов, разверзающего утробу заменяй агнцем, а если не заменишь, выкупи его, и каждого первенца человеческого из сынов твоих выкупай» (Исх. 1-13). А выкуп за первенцев из людей и из скота нечистого должен был быть «пять сиклей серебра по сиклю священному, который в двадцать гер» (Числ.18, 15-20). Для сравнения: пророк Иеремия купил поле в Анафофе за семь сиклей и десять сребреников (Иер.32, 9-10).
Ветхозаветный культ Иеговы, как известно, тесно переплетался в библейские времена у евреев со служением Молоху, требовавшему, как и Иегова, детоубийственных жертв, но без права выкупа или замены. В этом смысле, под служением Молоху можно понимать собственно отказ от выкупа и представление для жертвоприношения запрещенного законом жертвенного материала. «Из детей твоих (по слав. тексту точнее - «от семени твоего») не отдавай на служение Молоху и не бесчести имени Бога твоего» (Лев.18, 21) - говорит Господь. По описаниям раввинов, «идол Молоха представлял медную статую с бычьей головой, прочими человеческими членами, с пустою внутренностью и с простертыми к низу руками, на которых полагали обреченных ему в жертву детей и на которых они от пылающего снизу пламени сгорали» (Архимандрит Никифор, Библейская энциклопедия, М., 1891, с.484).
Из строгого запрещения служения Молоху, изреченного Моисеем, видно, что это служение первоначально состояло в отказе от выкупа детей и, может быть, совершалось даже при скинии во имя Иеговы и в его святилище (скинии). «И сказал Господь Моисею, говоря: скажи сынам Израилевым: кто из сынов Израилевых и из пришельцев, живущих между Израильтянами, даст из детей своих Молоху, тот да будет предан смерти: народ земли да побьет его камнями; и Я обращу лице Мое на человека того и истреблю его из народа его за то, что он дал из детей своих Молоху, чтобы осквернить святилище Мое и обесчестить святое имя Мое; и если народ земли не обратит очей своих на человека того, когда он даст из детей своих Молоху, и не умертвит его, то Я обращу лице Мое на человека того и на род его и истреблю его из народа его, и всех блудящих по следам его, чтобы блудно ходить вслед Молоха» (Лев. 20, 1-5).
Многие цари и пророки иудейские, как, например, св. пророк Илия или царь Иосия, ревновали об искоренении между евреями служения Молоху, но добиться полного публичного его упразднения удалось только вочеловечившемуся Сыну Божию, которое (упразднение) и произошло с повсеместной победой христианства над язычеством.
Эту победу Христа над древним языческим «бессловесием свирепеющим» воспевают церковные песнопения празднества Входа Господня в Иерусалим, представляющие малых детей и отроков с пальмовыми ветвями (символом мученичества) в руках встречающими Грядущего «на жребяте осли» Спасителя Мира, в воспоминание события последнего в дохристианской истории детоубийственного избиения, совершенного по приказанию Ирода в Вифлееме, когда четырнадцать тысяч младенцев, согласно Церковному Преданию, были избиты воинами царя, искавшего убить проповеданного пророками Царя Израилева.
«Понеже ада связал еси, Бессмертне, и смерть умертвил еси, и мир воскресил еси, с ваиями восхваляху Тя, младенцы, Христе, яко победителя, зовуще Ти днесь: осанна Сыну Давидову, не к тому бо, рече, заклани будут младенцы за младенца Мариина: но за вся младенцы и старцы Един распинаешися, не к тому на нас вместится меч: Твоя бо Ребра прободутся копием. Тем же радующеся глаголем: благословен еси Грядый Адама воззвати» (Икос в неделю Ваий).
Упразднив публичные кровавые жертвоприношения в пределах Европы и восточных окраин Римской Империи, христианство, конечно, оказалось бессильно бороться с тайными отправлениями культа Молоха, под каковым именем в древности были известны всевозможные ухищрения генетической селекции, пышным цветом расцветшие на семито-хамитском Востоке и проникавшие в христианскую Европу с каббалой, алхимией и ритуальными убийствами христианским детей.
Мусульманский Восток, направляемый талмудическим иудейством в интересах талмудической генополитики, обложил христианскую ойкумену тяжелой «кровавой данью». Тайный плод вековой генетической селекции -эти «порождения ехидны» и «дети дьявола» озаботились созданием«универсального солдата» (воплощенного в голливудской кинопродукции) для защиты завоеваний кагала и жертвы «на алтарь войны», все сокрушающих на своем пути големов -«гулямов», «мамлюков», «янычар», кровно не связанного с завоевательной элитой войска, набранного из воспитанных в чужой вере детей, отнятых у родителей покоренных христианских народов.
Слово янычар обычно переводят с турецкого от «ени чери» - новое войско. Но, согласно скрытой этимологии, янычар - сирота, одинокий, по имени эпического героя тюркоязычного эпоса Джангара (Мифологический словарь, М., 1990, с.186) , лишенное родового имени, не помнящее родства, с разорванной кровной связью, то есть посвященное для жертвоприношения человеческое существо.
Этимология общего для славянской группы языков (ареала, поставлявшего «кровавую дань» для «универсальных» войск Хазарского каганата и Османской империи) слова сирота обнаруживает те же понятийные контаминации, связанные с культом Молоха, что и слова мальчик, мелек (царь, сар, сэр, сир) - в древности посвященный для жертвоприношения человек. Культовый смысловой уровень слова царь, сар этимологически связан со словом сарис - каженик, евнух, но также и сирота, лишенный родительской защиты человек, отделенное, посвященное лицо.
Набор детей в янычары (дюшерме - налог кровью) был одной из повинностей христианского населения Османской империи, иудеи были освобождены от дюшерме.
«Раз в 5-7 лет специальные чиновники забирали в каждой христианской общине каждого пятого мальчика в возрасте 7-12 лет (доля султана). С конца XIV века эта повинность стала обязательной для славянского населения Балкан, потом также Украины и южной Руси (…). Мальчиков отправляли в Стамбул, подвергали обрезанию, обращали в ислам (…). Сначала они попадали в турецкие семьи, где осваивали язык, исламские обычаи, в тяжёлом труде проходили школу послушания, лишений, физической закалки (…). Лишь особо прилежные, физически крепкие, в совершенстве владеющие оружием достигали к 25 годам звания янычара. Остальные, чикме (отвергнутые) шли на вспомогательные казённые работы. Высокий боевой уровень новых войск достигался прежде всего системой комплектации. Дюшерме был, конечно, жестоким «налогом кровью» для христианских подданных султана. Но в то же время в нём отразился богатый военный опыт турок, их знание психологии и законов наследственности. Мальчиков выбирали из лучших семей; не интересовались детьми пастухов (неразвиты) и старост (подлы и хитры), болтунами (вырастут в завистливых и упрямых) и красавчиками (их враг бояться не будет); предпочитали не слишком высоких (глупы) и не слишком маленьких (смутьяны).… Сироты, потерявшие семью, забывшие о своём происхождении... Как калечились их души и ожесточались сердца, что выносили они, прежде чем становились «львами ислама»? Сражаться с «неверными» руками их же детей - мир был поражён таким цинизмом! Или дело было в другом, и султаны неспроста делали ставку на людей особой природы, особого «хромосомного набора»? Но это уже тема отдельного разговора» (О.Рязанов, Гроза Европы, журнал «Братишка», 2008. Янв).
В первые годы большевицкого завоевания, когда началось построение Новой Хазарии на территории бывшей Российской Империи, актуализировались и планы создания «универсального» воинства кагала, в основу которых легла тысячелетняя идея генетической селекции-жертвоприношения, по имени ее главного глашатая и «демона русской революции» Лейбы Бронштейна-Троцкого получившая на языке политического жаргона советской эпохи название «троцкизма».
«Революция сделала героическую попытку разрушить так называемый "семейный очаг", т.е. архаическое, затхлое и косное учреждение (...). Место семьи (...) должна была, по замыслу, занять законченная система общественного ухода и обслуживания, - то есть действительное освобождение от тысячелетних оков. Доколе эта задача не решена, 40 миллионов советских семей остаются гнездами средневековья (...). Именно поэтому последовательные изменения постановки вопроса о семье в СССР наилучше характеризуют действительную природу советского общества (...). Когда жива была еще надежда сосредоточить воспитание новых поколений в руках государства, - власть не только не заботилась о поддержании авторитета "старших", в частности, отца с матерью, но наоборот, стремилась как можно больше отделить детей от семьи, чтобы оградить их от традиций косного быта. Еще совсем недавно, в течение первой пятилетки, школа и комсомол широко пользовались детьми для разоблачения, устыжения, вообще "перевоспитания" пьянствующего отца или религиозной матери (...), этот метод означал потрясение родительского авторитета в самых его основах…» (Л.Д. Троцкий, Преданная революция, 1936, с.121-129).
Планы автора вышеприведенных строк, как известно, не нашли поддержки в «советском» обществе, «троцкизм» не прошел. Сегодня талмудически-троцкистские идеи государственного рабства и эксплуатации гойских сирот, лишенных права родительской опеки, в генополитических интересах международного кагала, сокровенные под мантией ювенальной юстиции, находят новых провозвестников.
«Нельзя, чтобы родители считали детей своей собственностью. Это неправильно: дети - они не только родителям принадлежат, но и стране, в которой родились. Поэтому государство должно охранять их права как можно строже. Родители, которые бьют своих детей, оставляют их надолго одних, мало занимаются их воспитанием - должны наказываться...» (Председатель Конгресса еврейский религиозных организаций и объединений в России (КЕРООР) раввин Зиновий Коган). Как трогательно печется о гойских детях иудейский раввин!
Николай Козлов