загадки виртуальных путешествий
Курьезы и выверты средневекового символического сознания не перестают удивлять современного человека, воспитанного в сугубо материалистическом духе. Скажем, хорошо знакомый историкам искусства феномен ряжения давнишних исторических или легендарных персонажей в современные художнику костюмы. Или помещение их, этих самых персонажей, в современные интерьеры. Или вот этот город вдалеке, в котором любой, мало-мальски знакомый с предметом, немедленно опознает не абстрактный Небесный Иерусалим, а вполне земной и конкретный Брюгге с его характерными башнями.
Мастер легенды о св. Люсии. Мадонна в розовом саду. 1475-1480.
Тот факт, что позднесредневековые граждане весьма склонны были трактовать места своего обитания как воплощение Небесного Иерусалима, довольно хорошо известен. Но знать и понимать - это все же две разные вещи. Знать можно о чем угодно, но вот чтобы действительно понять, каким образом в тогдашнем сознании функционировала идея о взаимозаменяемости Иерусалима и любого европейского города, - надо таки приложить некоторое усилие. Собственно, немалую роль в том, что позднесредневековые граждане не страдали от когнитивного диссонанса, свято веря в свою прописку по адресу: Небесный Иерусалим, до востребования, сыграло одно религиозно-философское течение, зародившееся в Северной Европе в конце XIV века и в короткие сроки охватившее на местности все прогрессивные умы, в том числе и художественные. Удивительная вообще вещь - увидеть, как отвлеченная абстракция обретает наглядное выражение, идея растекается краской по холсту, мысль воплощается в зримой форме. Доктрина называлась Новым благочестием, Devotio Moderna, и среди прочего всемерно поощряла верующего к тому, чтобы в процессе чтения Священного писания переживать все описанные события так, словно бы они происходят здесь и сейчас, в его самом что ни на есть непосредственном присутствии. И даже порой при его непосредственном участии.
Миниатюра из рукописи произведения "Диалог герцогини Бургундской с Иисусом Христом", представляющая Маргариту Йоркскую (третью жену Карла Смелого) в образе Марии Магдалины из Noli me tangere, и притом не в саду, а в интерьере герцогской опочивальни - она как раз об этом.
В рамках Нового благочестия были разработаны и иные любопытные молитвенные практики, в частности, "воображаемое паломничество". В отличие от обычного среднестатистического паломничества, то есть личного похода пешком или транспортным средством к святому месту, паломничество воображаемое подразумевает исключительно путешествие души, когда благочестивый средневековый гражданин, читая книгу типа Библия или специальный vademecum, он же путеводитель по святыням, ментально переносится к месту действия и переживает все как наяву. Именно о такого рода паломничестве повествуют две знаменитые миниатюры из Часослова Марии Бургундской.
За окном, возле которого сидит погруженная в благочестивые размышления герцогиня, открывается не обыденный пейзаж, но своего рода надмирное сакральное пространство, в котором она - во исполнение своих чаяний - оказывается перед лицом девы Марии, будучи силой молитвы и воображения перенесена из земного окружения в "духовный парадиз".
На второй миниатюре самой Марии уже нет, - точнее, мы как бы смотрим на происходящее ее глазами, поскольку сцена, разворачивающаяся за окном, создана ее воображением. Часослов, лежащий справа, раскрыт на молитве о распятии - именно это чтение стало импульсом к "воображаемому паломничеству" юной герцогини в Иерусалим, где распятие Иисуса предстает перед ней во всей своей драматичности. Нечеткое, полустертое изображение в книге - своеобразное свидетельство того, что никакое искусство не в силах передать яркости умозриельных впечатлений.
Но, впрочем, совсем уж воображаемые паломничества - это была опция для особо продвинутых пользователей; тем же, кто попроще, все же требовались какие-то ориентиры на местности и прочие данные непосредственно в ощущениях объекты. Отсюда и возникает удивительный феномен, который можно назвать Translatio Hierosolymae, "перенос Иерусалима", когда всякий уважающий себя населенный пункт начинает воображать себя Urbs Sacra и щедрой рукой крепит к рассеянным по местности достопримечательностям соответствующие ярлычки для большей внятности. Так развивается новый тип паломничества - перформативный.
Например, монахини из обители Wienhausen выпускали для собственных нужд маленькие путеводители, которые позволяли им совершать паломничества в Иерусалим в пределах монастырских стен.
Церковь, кладбище, лазарет и прочие здания, пространства и объекты наполнялись новым религиозным содержаниям, трансформируясь в места остановок Иисуса на пути к Голгофе; таким образом, каждая монахиня под чутким руководством путеводителя могла совершить своеобразное паломничество по via dolorosa, и тем самым приобщиться к кульминационному событию в истории человеческого спасения.
Посему нет ничего удивительного в том, что город Брюгге тоже желал идентифицировать себя с Иерусалимом. Укреплению этой своеобразной связи в немалой мере способствовала ежегодная процессия Крови Христовой, участники которой под чтение псалмов и молитв торжественно обходили город, повторяя опыть-таки на свой лад via dolorosa и с каждой новой остановкой все более проваливаясь в пространственно-временную дыру, пока опутанный фимиамными кольцами заклинаний город не становился для них самым что ни на есть Иерусалимом, спиралью закрученным от нового Храма, высокой колокольни собра девы Марии, и от знаменитой башни Беффруа, символа городских свобод, видимой с любого места, по которому проходила процессия, и служившей своеобразным стержем, на который нанизывались оба пласта сжатого до предела ментального пространства.
Герард Давид. Оплакивание. На заднем плане - Брюгге с колокольней собора девы Марии.
Впрочем, было в Брюгге и более материальное свидетельство связи с Иерусалимом - капелла, выстроенная в точном соразмерном соответствии с Гробом Господним, что в церкви Воскресения... но об этом в другой раз.
Мастер легенды о св. Люсии. Мадонна в розовом саду. 1475-1480.
Тот факт, что позднесредневековые граждане весьма склонны были трактовать места своего обитания как воплощение Небесного Иерусалима, довольно хорошо известен. Но знать и понимать - это все же две разные вещи. Знать можно о чем угодно, но вот чтобы действительно понять, каким образом в тогдашнем сознании функционировала идея о взаимозаменяемости Иерусалима и любого европейского города, - надо таки приложить некоторое усилие. Собственно, немалую роль в том, что позднесредневековые граждане не страдали от когнитивного диссонанса, свято веря в свою прописку по адресу: Небесный Иерусалим, до востребования, сыграло одно религиозно-философское течение, зародившееся в Северной Европе в конце XIV века и в короткие сроки охватившее на местности все прогрессивные умы, в том числе и художественные. Удивительная вообще вещь - увидеть, как отвлеченная абстракция обретает наглядное выражение, идея растекается краской по холсту, мысль воплощается в зримой форме. Доктрина называлась Новым благочестием, Devotio Moderna, и среди прочего всемерно поощряла верующего к тому, чтобы в процессе чтения Священного писания переживать все описанные события так, словно бы они происходят здесь и сейчас, в его самом что ни на есть непосредственном присутствии. И даже порой при его непосредственном участии.
Миниатюра из рукописи произведения "Диалог герцогини Бургундской с Иисусом Христом", представляющая Маргариту Йоркскую (третью жену Карла Смелого) в образе Марии Магдалины из Noli me tangere, и притом не в саду, а в интерьере герцогской опочивальни - она как раз об этом.
В рамках Нового благочестия были разработаны и иные любопытные молитвенные практики, в частности, "воображаемое паломничество". В отличие от обычного среднестатистического паломничества, то есть личного похода пешком или транспортным средством к святому месту, паломничество воображаемое подразумевает исключительно путешествие души, когда благочестивый средневековый гражданин, читая книгу типа Библия или специальный vademecum, он же путеводитель по святыням, ментально переносится к месту действия и переживает все как наяву. Именно о такого рода паломничестве повествуют две знаменитые миниатюры из Часослова Марии Бургундской.
За окном, возле которого сидит погруженная в благочестивые размышления герцогиня, открывается не обыденный пейзаж, но своего рода надмирное сакральное пространство, в котором она - во исполнение своих чаяний - оказывается перед лицом девы Марии, будучи силой молитвы и воображения перенесена из земного окружения в "духовный парадиз".
На второй миниатюре самой Марии уже нет, - точнее, мы как бы смотрим на происходящее ее глазами, поскольку сцена, разворачивающаяся за окном, создана ее воображением. Часослов, лежащий справа, раскрыт на молитве о распятии - именно это чтение стало импульсом к "воображаемому паломничеству" юной герцогини в Иерусалим, где распятие Иисуса предстает перед ней во всей своей драматичности. Нечеткое, полустертое изображение в книге - своеобразное свидетельство того, что никакое искусство не в силах передать яркости умозриельных впечатлений.
Но, впрочем, совсем уж воображаемые паломничества - это была опция для особо продвинутых пользователей; тем же, кто попроще, все же требовались какие-то ориентиры на местности и прочие данные непосредственно в ощущениях объекты. Отсюда и возникает удивительный феномен, который можно назвать Translatio Hierosolymae, "перенос Иерусалима", когда всякий уважающий себя населенный пункт начинает воображать себя Urbs Sacra и щедрой рукой крепит к рассеянным по местности достопримечательностям соответствующие ярлычки для большей внятности. Так развивается новый тип паломничества - перформативный.
Например, монахини из обители Wienhausen выпускали для собственных нужд маленькие путеводители, которые позволяли им совершать паломничества в Иерусалим в пределах монастырских стен.
Церковь, кладбище, лазарет и прочие здания, пространства и объекты наполнялись новым религиозным содержаниям, трансформируясь в места остановок Иисуса на пути к Голгофе; таким образом, каждая монахиня под чутким руководством путеводителя могла совершить своеобразное паломничество по via dolorosa, и тем самым приобщиться к кульминационному событию в истории человеческого спасения.
Посему нет ничего удивительного в том, что город Брюгге тоже желал идентифицировать себя с Иерусалимом. Укреплению этой своеобразной связи в немалой мере способствовала ежегодная процессия Крови Христовой, участники которой под чтение псалмов и молитв торжественно обходили город, повторяя опыть-таки на свой лад via dolorosa и с каждой новой остановкой все более проваливаясь в пространственно-временную дыру, пока опутанный фимиамными кольцами заклинаний город не становился для них самым что ни на есть Иерусалимом, спиралью закрученным от нового Храма, высокой колокольни собра девы Марии, и от знаменитой башни Беффруа, символа городских свобод, видимой с любого места, по которому проходила процессия, и служившей своеобразным стержем, на который нанизывались оба пласта сжатого до предела ментального пространства.
Герард Давид. Оплакивание. На заднем плане - Брюгге с колокольней собора девы Марии.
Впрочем, было в Брюгге и более материальное свидетельство связи с Иерусалимом - капелла, выстроенная в точном соразмерном соответствии с Гробом Господним, что в церкви Воскресения... но об этом в другой раз.