Правильнее, наверное, было бы начать с денег, потому что дети в Отфонтене мало кого интересовали, а деньги так или иначе интересовали всех, но начнем все-таки с детей.
Часть третья. Дети и деньги
Детский портрет. Французская школа, XVIII век
Генриетта-Люси оказалась практически единственным ребенком в разновозрастной взрослой компании. Ее единственный брат, родившийся в 1772, прожил всего два года. Примечательно, что ни один из мемуаристов, даже упоминая о трудных родах и последующей болезни матери, ни слова не говорит о каких-либо чувствах по поводу рождения этого ребенка или его безвременной смерти.
Герцог де Лозен:
Роды у госпожи Диллон были опасные, долгие и тяжелые. Наши [это он про себя и принца де Гемене - на тот момент, судя по всему, еще не определилось, кого из двоих она выберет] заботы, равно нежные, равно неустанные, немного облегчили ее страдания. Она казалась тронутой моим положением и сочувствовала мне, не выказывая мне, однако, никакого предпочтения, которое могло бы что-то изменить в моих планах. Она оправилась после родов, и я назначил свой отъезд в Англию на 15 декабря 1772 года.
Говоря о родах, герцог де Лозен не считает нужным сообщить ни пол ребенка, ни имя, которое ему дали. В 1775, вернувшись из-за границы, он находит госпожу Диллон уже придворной дамой королевы, видится с ней в Версале, но в мемуарах ничего не говорит о том, что она совсем недавно потеряла двухлетнего сына.
Генриетта-Люси была слишком мала, чтобы помнить рождение своего брата. Но и она не называет его по имени:
У моей матери был один сын, умерший в возрасте двух лет, и после тех родов она постоянно хворала.
Скорее всего, госпожа Диллон не кормила своих детей сама, а брала для них кормилиц - семья была достаточно знатной и богатой, чтобы держать кормилицу у себя в доме.
Жан-Оноре Фрагонар (1732-1806). У кормилицы (1775). Лишь немногие семьи держали кормилицу у себя в доме; обычно младенца отвозили к кормилице, у которой он оставался, пока не придет время передать его на попечение гувернантки.
Этьен Обри (1745-1781). У кормилицы. Здесь родители привели старшего брата навестить младенца.
Этьен Обри (1745-1781). Прощание с кормилицей (1776-1777). Деталь
Адель де Буань со слов своей матери прямо пишет, что детей в Отфонтене видеть не хотели:
Моя мать уже не так часто туда ездила после моего рождения. Детей там видеть не хотели - это было слишком уж в духе буржуазной семьи.
Адель родилась в 1781 году, и мать сама ее кормила и постоянно держала при себе - должно быть, с точки зрения хозяев Отфонтена это было ужасно буржуазно. Между тем, это делалось уже принятым в обществе и даже модным. Все большее распространение приобретали взгляды и воспитательные принципы Жан-Жака Руссо, требовавшего внимания к индивидуальности ребенка, развития его природных задатков, обучения полезным занятиям. По части полезных занятий Генриетте-Люси повезло - ей взяли учителя и организовали даже занятия в лаборатории (!) - но у самих взрослых родственников были дела поважнее, чем заниматься воспитанием девочки.
Этьен Обри (1745-1781). «Мать кормит ребенка на кухне» и «Мать учит дочь читать». Более близкие и теплые отношения родителей с детьми художники искали в менее привилегированных слоях, где родители не стеснялись показаться «буржуазными».
Генриетта-Люси:
В двенадцать лет образование мое было уже очень продвинуто. Я чрезвычайно много читала, но без разбора. С семилетнего возраста ко мне приставили учителя. Это был органист из Безье по фамилии Комб. Он начал учить меня игре на клавесине, потому что фортепиано тогда еще не было или, по крайней мере, они были очень редки. У моей матери было фортепиано, чтобы аккомпанировать ее пению, но мне не дозволялось к нему прикасаться. Господин Комб получил хорошее образование; он продолжал свою учебу и признавался мне потом, что часто специально задерживал мои уроки из боязни, чтобы я не превзошла его в том, что он сам в то время изучал.
Я всегда с невероятным пылом стремилась учиться. Мне хотелось знать все, от кухни до химических опытов, смотреть на которые я ходила к аптекарю, жившему в Отфонтене.
Садовник у нас был англичанин, и моя горничная Маргарита каждый день водила меня к его жене, которая учила меня читать на своем языке, чаще всего по «Робинзону»; я была совершенно увлечена этой книгой.
…
… Хотя мой разум был развит гораздо более обычного для этого возраста и в образовании своем я уже очень продвинулась, я все же никогда не получала никакого ни нравственного, ни религиозного воспитания.
И, конечно, ни дядюшка-архиепископ, ни бабка Генриетты-Люси госпожа де Рот, заправлявшая всем в доме, не собирались отказываться от своей власти над младшими членами семьи, неразрывно связанной с денежными отношениями.
Чтобы разобраться в этих отношениях, придется начать издалека. В самом конце поста есть схема родственных связей четырех поколений семьи Диллонов, от прадедушки Артура, видного якобита и первого командира Диллоновского полка на французской службе, до Генриетты-Люси. Если коротко, то никаких владений во Франции у старшего поколения семьи не было, а единственным по-настоящему состоятельным родственником был Чарльз Миддлтон, советник Якова II, занимавший важные должности и на родине, и в изгнании. Его внуку Чарльзу Эдварду де Роту (1710-1766), помимо унаследованного от отца полка, достались со временем и деньги, причем, по словам Генриетты-Люси, довольно значительные:
… Мой дед де Рот унаследовал состояния своей матери, леди Кэтрин де Рот, и тетки, герцогини Пертской; обе они были дочерьми лорда Миддлтона, министра Якова II, о котором историки говорили разное. Еще одна родственница оставила ему особняк в Париже на улице Бак, в котором мы жили, и 4000 ливров ренты, выплачиваемой парижской ратушей.
Этот Чарльз Эдвард де Рот женился на Люси Кэри (1728-1804) - единственной дочери Лауры Диллон (1708-1741), одной из сестер дядюшки-архиепископа, и Люциуса Кэри, лорда и шестого виконта Фолкленда, перебравшегося во Францию уже после смерти королевы Анны. У него это был второй брак; на родине остались старшие дети, так что Люси Кэри досталось от отца только приданое, 10 000 фунтов стерлингов (примерно 250 000 французских ливров).
Получив наследство после умершей в 1763 году матери, генерал де Рот смог в 1764 году уплатить довольно значительную сумму, 675 000 ливров, за имение Отфонтен, что сделало его не просто носителем графского титула, а настоящим французским сеньором, поскольку Отфонтен имел бесспорный «благородный» статус. Как получилось, что имение было записано на имя жены, сейчас уже вряд ли удастся узнать; видимо, ее приданое было использовано для этой покупки, но оно составляло меньше половины стоимости, даже если предположить, что из него ничего не было потрачено раньше.
Долго радоваться своему приобретению генералу было не суждено - он умер в 1766 году, оставив единственную дочь Терезу-Люси 1751 года рождения.
Вдове, Люси де Рот, было на тот момент тридцать семь или тридцать восемь лет. Родственников мужского пола во Франции у нее не осталось, кроме дядюшки-архиепископа, так что перейти вместе с дочерью под его покровительство было шагом вполне традиционным. Архиепископ от такого покровительства тоже выигрывал - он получал возможность жить в принадлежащем племяннице доме в Париже, не тратя денег на арендную плату, а главное, проводить летний сезон в Отфонтене, где была прекрасная охота. Как получилось, что отношения дядюшки и племянницы стали более близкими (напомним, что он был всего на семь лет старше ее), никто теперь не расскажет, разве что вдруг обнаружатся какие-нибудь ранее неизвестные мемуары современников. Но когда эти близкие отношения сложились, оба - и Люси, и архиепископ - оказались заинтересованы в том, чтобы юная Тереза-Люси, выходя замуж, не покинула тесный семейный круг. Только так можно было обеспечить, что ее муж не станет лезть в финансовые дела, требовать закрепления за ней отцовского наследства и вообще создавать проблемы.
Генриетта-Люси:
… Моя бабка была заинтересована в том, чтобы ни один понимающий человек в эти дела посвящен не был. Состояние моего деда исчезло в ее руках, и все, чем мы владели, сменило статус еще во время детства моей матери.
Очевидным кандидатом в женихи был юный Артур Диллон, второй сын одного из старших братьев архиепископа, ушедшего с французской службы, чтобы вступить во владение титулом и землями в Ирландии. Артур с рождения предназначался в полковники Диллоновского полка. В ожидании, пока он подрастет, полком командовал еще один родственник, Фрэнсис Шелдон - видимо, двоюродный брат архиепископа по материнской линии. Артура прислали во Францию и в 1765 году (на тот момент ему было пятнадцать лет) определили кадетом в свой же Диллоновский полк. В 1766 году он получил чин су-лейтенанта, а в 1767 был официально назначен командиром полка (на деле командовать он стал только в 1772 году, когда ему исполнилось 22 года). При назначении ему выплатили 10 000 фунтов стерлингов (250 000 ливров) - причитающуюся ему долю наследства. Эти деньги молодой человек не замедлил промотать, поскольку, как и другие его родственники, был подвержен несчастной страсти к картежной игре. Дальше его долги оплачивал дядюшка-архиепископ, что, конечно, обеспечивало ему влияние на племянника.
Никаких владений у юного Артура не было и не предвиделось, долю в наследстве он уже потратил, и если бы не случилось такой удачной невесты в своей же семье, жить бы ему еще лет двадцать на одно жалованье и ходить неженатым, пока не выслужит какую-нибудь денежную должность.
С Терезой-Люси они были почти ровесниками, успели хорошо познакомиться и отвращения к браку не испытывали. 15 января 1769, как сообщают нам «Исторические и периодические анналы, издаваемые господином Ренодо, адвокатом», состоялось представление ко двору графа Диллона, полковника ирландского полка, а на следующий день король и члены королевской семьи подписали брачный контракт графа Диллона с девицей де Рот. 29 января, по сообщению тех же «Анналов», графиня Диллон имела честь быть представленной Его Величеству; ее представляла мать, графиня де Рот.
Через год у молодых супругов родилась дочь Генриетта-Люси, будущая маркиза де Ла Тур дю Пен, еще через полтора года - сын Джордж, который прожил только два года. Больше детей не было.
Молодое семейство, не имеющее ни способностей, ни средств к независимому существованию, так и оставалось в подчинении у старших, но со временем Тереза-Люси приобрела связи при дворе, да и просто повзрослела. Попытка что-то потребовать вызвала яростное сопротивление, а от мужа в этой ситуации было мало проку - собственного политического веса и влиятельных знакомых он еще не приобрел.
Генриетта-Люси:
Моя мать была подавлена, подчинена бабкой, полностью покорна ее власти. Будучи в полной от нее зависимости в отношении своего состояния, она никогда не осмеливалась заявить, что в качестве единственной дочери должна была бы владеть по меньшей мере состоянием своего отца графа Рота, умершего, когда ей было десять лет. Моя бабка силой завладела поместьем Отфонтен, купленным на деньги ее мужа. Она сама, дочь очень небогатого английского пэра, имела от отца лишь какие-то крохи. Но моя мать, выданная семнадцатилетней за молодого человека восемнадцати лет от роду, воспитанного вместе с ней и имевшего за душой лишь свой полк, сама никогда не набралась бы смелости заговорить с бабкой о денежных делах. Королева открыла ей глаза на ее интересы и побудила потребовать отчета. Бабка пришла в ярость, и невообразимая ненависть, какую описывают в романах и трагедиях, заняла в ее душе место материнской любви.
… Я припоминаю, как меня шокировало, что моя мать жаловалась своим друзьям на мою бабку; я находила, что они подливают масла в огонь вместо того, чтобы гасить его. Мой отец вставал на сторону моей матери, мне это казалось совершенно естественным. Но я уже знала, что у него были большие денежные обязательства перед нашим дядей-архиепископом, и его положение казалось мне неудобным. Действительно, поскольку мой дядя, точнее, двоюродный дед, был на стороне моей бабки, я полагала, что мой отец должен чувствовать себя неудобно, разрываясь между долгом перед ним и любовью к моей матери - любовью, впрочем, лишь братской.
Когда в 1782 году умерла мать Генриетты-Люси, девочке шел тринадцатый год, и никто из родственников даже и не думал поступаться ради нее своими не то что интересами, но хотя бы даже простыми удобствами. То имущество, которое перешло к Генриетте-Люси по наследству от матери и досталось ей в приданое, оказалось обременено долгами, как выяснилось потом в самый неподходящий момент. В мемуарах подробно описано финансовое положение семьи и тот ущерб, который нанесли ей действия бабки и дядюшки-архиепископа.
В общем, кого-то воспитывают на положительных примерах, а кому-то приходится довольствоваться отрицательными. Генриетта-Люси де Ла Тур дю Пен Гуверне стала женой и матерью, не похожей ни на Терезу-Люси Диллон, свою мать, ни на Люси де Рот, свою бабку.
Никола-Бернар Леписи (1735-1784). Чтение (около 1774)
Приложение. Родственные связи
Родственные связи семейства Диллонов во Франции.
Старшее поколение, от Ральфа Шелдона 1633 г.р., до Люциуса Кэри 1687 г.р. - в разное время перебравшиеся во Францию ирландские, шотландские и английские якобиты, сторонники свергнутой династии Стюартов. Во Франции никаких владений у них не было, а владениями на родине заправляли оставшиеся там родственники. Некоторые получили от французского короля французские титулы - так стали графами Артур Диллон и Майкл де Рот, причем эти титулы, в отличие от британских, передавались всем сыновьям и дочерям, а не только старшему сыну. Поэтому Артур Диллон-младший, отец Генриетты-Люси, во Франции носил титул графа, хотя у себя на родине в Ирландии назывался лишь «достопочтенным», поскольку был вторым сыном ирландского виконта.
Герб Диллонов
Эмигранты еще полвека не теряли надежды вернуть трон Стюартам и вернуться на родину самим; эти надежды окончательно рухнули только после поражения при Каллодене в 1746 году. До этого времени (а кое-кто и дольше) они предпочитали держаться вместе и вступать в браки в своем кругу. Женились поздно, достигнув хоть какого-то статуса и приличного жалованья, и в жены брали дочерей своих сподвижников - из-за этого жены обычно лет на пятнадцать-двадцать младше мужей. Дети представителей этого поколения рождались и жили уже во Франции; на родину предков вернулись немногие. Сын Артура-старшего Генри Диллон вернулся в Ирландию, потому что несколько Диллонов, носивших титул виконта до него, не оставили наследников мужского пола, и до него дошла очередь.
Витраж с гербом Люциуса Кэри, 6 виконта Фолкленда, в южном окне церкви Всех Святых в Кловелли
Дочь Артура-старшего Лаура Диллон (1708-1741) была выдана замуж за Люциуса Кэри (1687-1730), лорда и шестого виконта Фолкленда, который стал якобитом после смерти королевы Анны и действовал в интересах Стюартов под руководством своего будущего тестя. Его английские владения с титулом виконта унаследовал старший сын от первого брака, тоже Люциус. Единственная дочь Люциуса Кэри и Лауры Диллон, Люси Кэри, родилась в 1728 году во Франции.
Мужем Люси Кэри стал генерал Чарльз Эдвард де Рот (1710-1766), командир одного из полков Ирландской бригады во Франции, носившего его имя. Он тоже, как и Люси Кэри, родился во Франции. До него полком командовал его отец Майкл де Рот, а сам он стал полковником в 1733.
Герб графов Миддлтон. Нынешняя Кэтрин Миддлтон, герцогиня Кембриджская, супруга принца Уильяма, им не родственница - тот род пресекся по мужской линии еще на старшем сыне Чарльза Миддлтона. Для герцогини Кембриджской к свадьбе составили новый герб.
Дед Чарльза Эдварда де Рота по материнской линии лорд Чарльз Миддлтон (1650-1719), второй граф Миддлтон и якобитский первый герцог Монмут, был заметной фигурой и на родине - он успел побывать Государственным секретарем Шотландии и руководителем Северного и Южного департаментов - и потом, в эмиграции во Франции, где он был якобитским Государственным секретарем и главным советником изгнанного Якова II, а потом и его сына, «Старого Претендента». К религии он, как пишут, был равнодушен, и из протестантизма в католицизм перешел только в 1701 году по просьбе умирающего Якова II. У него было двое сыновей и две дочери, Кэтрин (1685-1763) и Элизабет (1690-1773), которым он, судя по всему, смог обеспечить неплохое приданое. Обе вышли, как водится, тоже за своих, якобитов: Кэтрин стала графиней де Рот, а Элизабет герцогиней Пертской.
Джон Драммонд, 4-й герцог Пертский. Портрет работы Доменико Дюпра, 1739
Тетушка Элизабет (на схеме она не поместилась) овдовела в 1747; ее муж Джон Драммонд, 4-й герцог Пертский (герцогом он был только номинальным, поскольку оставался во Франции), служил сначала в полку де Рота, а потом перешел в Королевский Шотландский (Руаяль-Экоссе). С этим полком он высадился в Шотландии в 1745 и участвовал в роковой битве при Каллодене в 1746, где в числе прочих погиб и его старший брат; он же доставил в Версаль первые достоверные известия о поражении при Каллодене. Еще через год он погиб в одном из сражений войны за австрийское наследство, не оставив детей, так что вдова могла свободно распоряжаться своим состоянием и, вероятно, какими-то средствами, доставшимися от мужа - может быть, она что-то передала племяннику еще при жизни (она его пережила).