Уроки Саркози для российской национал-демократии
Чем заметнее возвращение Запада, в обеих его ипостасях, американской и европейской, к открытой империалистической политике, тем меньше логики в убеждениях людей, для которых требования «долой империю», «свобода от Кавказа» - условие будущего России как «демократической, светской, европейской в смысле базовых ценностей». Начиная с бомбардировок Югославии западный мир посылает нам сигналы, что буквально-догматическое прочтение «европейских ценностей» без понимания их духа - источник иллюзий. Но некоторые до сих пор обманываться рады.
«Страна, чей народ демократическим путем вывел из состава государства некий регион, уже никогда не будет империей, поскольку в обществе возобладают ценности, более значимые, чем размер территории и пресловутая «целостность державы». Это будет колоссальный качественный сдвиг в сознании и отдельных людей, и целых регионов. И люди, и регионы убедятся, что они не пешки в руках центра, что они способны творить историю и заново форматировать страну» - пишет Широпаев. Подобные утверждения звучали неоднократно, но, кажется, ещё ни разу не был дан ответ на очевидный вопрос: если люди и регионы где-то в глубине себя способны творить истории и форматировать страны, что мешает им отформатировать страну вместе с Дагестаном, Ингушетией и Чечней? Почему эта способность внезапно «проснётся» в русских, едва лишь они признают своё историческое поражение на Кавказе?
Вероятно, сказал бы Широпаев, потому, что появится возможность без оглядки на «чужих», развивать своё, русское, национальное самосознание. Однако сегодня мы видим другое: именно «Кавказ» оказывается главным стимулом для развития этого самосознания. Может быть, прежде попытаться найти нечто, способное объединить русских помимо «Кавказа»? Но если таковое обнаружится и начнет работать, трудно будет обосновать, почему Россию надо срочно спасать бегством откуда бы то ни было, например, с Кавказа. Проблема снимется.
Если же другого стимула найти не удастся, русский национализм, избавленный от «Кавказа», освобождённый от этого тонизирующего шила в мягкое место, обречен вернуться в состояние застоя и упадка, аналогичное тому, в котором он находился десять лет назад. Конечно, при условии, что в «свободной России» не будет организована поставка средств для искусственного взбадривания. Левое сознание, априорно отчужденное от властной идентичности, найдёт тысячу причин не считать своей власть в «русских республиках» имени Широпаева. Агенты ЦРУ, Моссада, мировой закулисы, тайные и явные тюрки, евреи, исламисты и т. д. выстроятся в очередь, чтобы украсть плоды русской победы. Можно не сомневаться, в этой очереди дружески займут место любому, кто решится взять на себя государственную ответственность в стране победивших нацдемов.
«Именно борьба за отделение СК может стать политической платформой давно назревшего объединения нормальных националистов с нормальными демократами. Именно на этой платформе может родиться массовая национал-демократическая, право-либеральная политическая сила европейского типа, чье появление нарушило бы системный расклад партий и идеологий», - заявляет Широпаев. Интересно, а хоть раз в Европе она на подобной платформе рождалась? Или кроме этой платформы требуется что-то иное? Например, не будет лишней сама правая платформа как таковая, которая совсем не сводится к «отделению Кавказа» - и лишь вступив на неё, начинаешь понимать, каким образом «национальное» не на словах, а на деле соединяется с «демократическим».
Размер территории и целостность державы, упомянутые в тексте Широпаева, не будем спорить, действительно, ценности производные, а не первичные. Но это ценности, которые могут иметь правый смысл. Любопытно, что конкретно, на взгляд Широпаева, должно (см. выше) «возобладать» над ними после победоносного отделения Кавказа? «Личность/свобода/законность» и тому подобные компоненты стандартного либерального продуктового набора не более первичны, чем отвергнутые «нацдемами» «фетиши» державности, и точно так же могут нести различные значения. Философские и политические доктрины подразумевают концепции личности, которые порой далеко отстоят друг от друга, выражая те или иные формы личностного самополагания. Ответ на вопрос, с чем личность отождествилась в самой себе, что в ней выступает от имени целого, допускает трактовку. Свобода и законность в зависимости от решения, принятого индивидом на этот счет, могут пониматься очень специфично.
Первичные правые ценности, играющие роль источника смысла, которым могут быть наполнены производные, названы здесь. Они восходят к ценности «силы вообще», к пра-власти, с которой изнутри в глубине своего личностного бытия идентифицирует себя правый субъект. Благодаря этой самоидентификации, субъект может признавать локальное поражение, не теряя себя, и даже черпать в нём ресурсы для побед. Однако на что он заведомо не способен, так это видеть в поражении победу, к чему его приглашают Широпаев с единомышленниками.
Правый субъект, относящий себя к причиняющей стороне бытия, формирует ценностное поле, в котором наполняются смыслом любые эманации силы. В той мере, в какой сила приобретает ценность, её частные проявления перестают отрицать друг друга. Ценности державной целостности, государства, корпораций, индивидов в правой идеологии взаимообусловлены, а не взаимоисключающи. Личность, априорно возводящая себя к началу силы, видит единство там, где другие усматривают антагонизм. С правой точки зрения «территория», «целостность» имеют значение, наряду с другими формами корпоративного и частного успеха. «Держава» таким же образом неотделима от правого индивида, каким произведение искусства продолжает своего творца.
Уже отмечалось ( 1, 2), что государство в интерпретации Нового времени как универсальный сверхличный властный порядок создаётся отношением к власти, сущностным для «правого субъекта». «Государство - это системность/систематичность силы сильных, обусловленная правым типом фундаментальной самоидентификации людей по отношению к власти: «сверху», исходя из её идеи, а не «снизу», - трансцендентальное единство правого самосознания» ( «Государство и капитализм, ч. 2»). Субъект, вызывающий к жизни современное государство, есть всемирно-исторический субъект, для которого империализм становится естественным следствием всего, за что он берётся.
То самое, что должно сделать русские республики государствами в современном понимании слова, уничтожит их сепаратно-этнический характер и выведет на имперскую арену. Но, читая Широпаева, замечаешь, что все его представления о государстве застряли на уровне «местного самоуправления». Под предлогом возвращения государственности русским, он вообще лишает их права на государство, дозволяя только «самоуправление».
Возражением сказанному могло бы прозвучать: «Ну, а как же швейцарцы со шведами - разве у них нет государства? Но признаков империи там не видно». Правильно, имперский характер государства в небольших европейских странах осознаётся не на уровне самоуправляющихся общин, но на уровне элиты, интегрированной в евроатлантическое целое.
Подытоживая, можно сказать: только нации, претендующие на мировое господство, способны обладать национальным государством. Национальные государства XIX - первой половины XX вв. подтверждают собой это правило. Новый разворот Запада к имперской политике совпадает с тенденцией отказа от мультикультурализма и курсом на поддержку европейской национально-имперской идентичности (вероятнее всего, в рамках «имперской нации» Европы, которая будет вынуждена повысить степень своего политического единства, спасая евро, или посредством ещё более масштабного атлантического проекта). От подавления внешнего Каддафи один шаг к обузданию Каддафи внутреннего. Что же касается России, то ей вряд ли следует пытаться идти своим «альтернативным» путем, теряя себя и внутри, и вовне, заслушиваясь на ночь сказками об обретении будущего в бегстве из настоящего и прошлого.
«Страна, чей народ демократическим путем вывел из состава государства некий регион, уже никогда не будет империей, поскольку в обществе возобладают ценности, более значимые, чем размер территории и пресловутая «целостность державы». Это будет колоссальный качественный сдвиг в сознании и отдельных людей, и целых регионов. И люди, и регионы убедятся, что они не пешки в руках центра, что они способны творить историю и заново форматировать страну» - пишет Широпаев. Подобные утверждения звучали неоднократно, но, кажется, ещё ни разу не был дан ответ на очевидный вопрос: если люди и регионы где-то в глубине себя способны творить истории и форматировать страны, что мешает им отформатировать страну вместе с Дагестаном, Ингушетией и Чечней? Почему эта способность внезапно «проснётся» в русских, едва лишь они признают своё историческое поражение на Кавказе?
Вероятно, сказал бы Широпаев, потому, что появится возможность без оглядки на «чужих», развивать своё, русское, национальное самосознание. Однако сегодня мы видим другое: именно «Кавказ» оказывается главным стимулом для развития этого самосознания. Может быть, прежде попытаться найти нечто, способное объединить русских помимо «Кавказа»? Но если таковое обнаружится и начнет работать, трудно будет обосновать, почему Россию надо срочно спасать бегством откуда бы то ни было, например, с Кавказа. Проблема снимется.
Если же другого стимула найти не удастся, русский национализм, избавленный от «Кавказа», освобождённый от этого тонизирующего шила в мягкое место, обречен вернуться в состояние застоя и упадка, аналогичное тому, в котором он находился десять лет назад. Конечно, при условии, что в «свободной России» не будет организована поставка средств для искусственного взбадривания. Левое сознание, априорно отчужденное от властной идентичности, найдёт тысячу причин не считать своей власть в «русских республиках» имени Широпаева. Агенты ЦРУ, Моссада, мировой закулисы, тайные и явные тюрки, евреи, исламисты и т. д. выстроятся в очередь, чтобы украсть плоды русской победы. Можно не сомневаться, в этой очереди дружески займут место любому, кто решится взять на себя государственную ответственность в стране победивших нацдемов.
«Именно борьба за отделение СК может стать политической платформой давно назревшего объединения нормальных националистов с нормальными демократами. Именно на этой платформе может родиться массовая национал-демократическая, право-либеральная политическая сила европейского типа, чье появление нарушило бы системный расклад партий и идеологий», - заявляет Широпаев. Интересно, а хоть раз в Европе она на подобной платформе рождалась? Или кроме этой платформы требуется что-то иное? Например, не будет лишней сама правая платформа как таковая, которая совсем не сводится к «отделению Кавказа» - и лишь вступив на неё, начинаешь понимать, каким образом «национальное» не на словах, а на деле соединяется с «демократическим».
Размер территории и целостность державы, упомянутые в тексте Широпаева, не будем спорить, действительно, ценности производные, а не первичные. Но это ценности, которые могут иметь правый смысл. Любопытно, что конкретно, на взгляд Широпаева, должно (см. выше) «возобладать» над ними после победоносного отделения Кавказа? «Личность/свобода/законность» и тому подобные компоненты стандартного либерального продуктового набора не более первичны, чем отвергнутые «нацдемами» «фетиши» державности, и точно так же могут нести различные значения. Философские и политические доктрины подразумевают концепции личности, которые порой далеко отстоят друг от друга, выражая те или иные формы личностного самополагания. Ответ на вопрос, с чем личность отождествилась в самой себе, что в ней выступает от имени целого, допускает трактовку. Свобода и законность в зависимости от решения, принятого индивидом на этот счет, могут пониматься очень специфично.
Первичные правые ценности, играющие роль источника смысла, которым могут быть наполнены производные, названы здесь. Они восходят к ценности «силы вообще», к пра-власти, с которой изнутри в глубине своего личностного бытия идентифицирует себя правый субъект. Благодаря этой самоидентификации, субъект может признавать локальное поражение, не теряя себя, и даже черпать в нём ресурсы для побед. Однако на что он заведомо не способен, так это видеть в поражении победу, к чему его приглашают Широпаев с единомышленниками.
Правый субъект, относящий себя к причиняющей стороне бытия, формирует ценностное поле, в котором наполняются смыслом любые эманации силы. В той мере, в какой сила приобретает ценность, её частные проявления перестают отрицать друг друга. Ценности державной целостности, государства, корпораций, индивидов в правой идеологии взаимообусловлены, а не взаимоисключающи. Личность, априорно возводящая себя к началу силы, видит единство там, где другие усматривают антагонизм. С правой точки зрения «территория», «целостность» имеют значение, наряду с другими формами корпоративного и частного успеха. «Держава» таким же образом неотделима от правого индивида, каким произведение искусства продолжает своего творца.
Уже отмечалось ( 1, 2), что государство в интерпретации Нового времени как универсальный сверхличный властный порядок создаётся отношением к власти, сущностным для «правого субъекта». «Государство - это системность/систематичность силы сильных, обусловленная правым типом фундаментальной самоидентификации людей по отношению к власти: «сверху», исходя из её идеи, а не «снизу», - трансцендентальное единство правого самосознания» ( «Государство и капитализм, ч. 2»). Субъект, вызывающий к жизни современное государство, есть всемирно-исторический субъект, для которого империализм становится естественным следствием всего, за что он берётся.
То самое, что должно сделать русские республики государствами в современном понимании слова, уничтожит их сепаратно-этнический характер и выведет на имперскую арену. Но, читая Широпаева, замечаешь, что все его представления о государстве застряли на уровне «местного самоуправления». Под предлогом возвращения государственности русским, он вообще лишает их права на государство, дозволяя только «самоуправление».
Возражением сказанному могло бы прозвучать: «Ну, а как же швейцарцы со шведами - разве у них нет государства? Но признаков империи там не видно». Правильно, имперский характер государства в небольших европейских странах осознаётся не на уровне самоуправляющихся общин, но на уровне элиты, интегрированной в евроатлантическое целое.
Подытоживая, можно сказать: только нации, претендующие на мировое господство, способны обладать национальным государством. Национальные государства XIX - первой половины XX вв. подтверждают собой это правило. Новый разворот Запада к имперской политике совпадает с тенденцией отказа от мультикультурализма и курсом на поддержку европейской национально-имперской идентичности (вероятнее всего, в рамках «имперской нации» Европы, которая будет вынуждена повысить степень своего политического единства, спасая евро, или посредством ещё более масштабного атлантического проекта). От подавления внешнего Каддафи один шаг к обузданию Каддафи внутреннего. Что же касается России, то ей вряд ли следует пытаться идти своим «альтернативным» путем, теряя себя и внутри, и вовне, заслушиваясь на ночь сказками об обретении будущего в бегстве из настоящего и прошлого.