Подставимся, но не поддадимся
Война осмысленна, если в результате растет социальная сила, общество преодолевает само себя, поднимается на новую ступень, становится динамичнее и активнее (как следствие и среди прочего - способнее к любым новым войнам, экономическим, технологическим, холодным и горячим). Но она совсем нелепость, когда ведётся во исполнение отчаянного нежелания даже попытаться создать более сильное общество. У нас именно такой тяжелый случай.
Путин последние годы очень многое говорит правильно и даже временами делает. Проблема только в том, что всё это ограничивается рамками программы, запущенной на платформе старой гнилой околокремлевской бюрократии. Сегодня она играет в патриотизм, завтра, если сменить содержимое дисковода или вставить другую флэшку, последует что-то иное, такое же фальшивое. Слепота мешает многим увидеть: не «враги», тайные или явные, не пятая колонна, а шестая - не по Дугину, но в исходном значении термина - исключает реальное политическое и экономическое возрождение России. Не злокозненные личности, масоны и агенты, а парадигма аппарата, застрявшая в головах, стоит на пути элиты - по-определению, патриотической. В то время как сами потенциальные кандидаты в «элиту», отогнанные на почтительное расстояние, где-то в районе Изборска предаются сладким аппаратным мечтам, как они всё переформатируют и перезакрутят, когда ими, наконец, доукомплектуют кремлёвские штаты.
Нас уводит на Украину и Восток бегство от себя. Это не агрессия сильного и уверенного, ибо имеющего опору в себе, политического субъекта, хищника, вышедшего за свои пределы. Нет, это паническая истероидная выходка отчаяния. Агрессия революционного неудачника - та самая, которую мы стремимся погасить внутри, выплескивается наружу. Но даже столкнувшись с внешней средой, мы упрямо избегаем решений, в которые, казалось бы, жизнь тыкает нас носом.
Для того, чтобы Франция смогла в 1790-х гг. вступить в войну со всей Европой, пытаясь переиграть неудачные итоги Семилетней войны и поражение в борьбе с Британией за мировое лидерство, ей пришлось сменить общественный строй. Все, кто мешал и тормозил, были нейтрализованы. Коалиции старых монархий континента, созданные на английские деньги, раз за разом оказывались бессильными перед мощью республики, затем империи.
А вот Россия в 1878 году остановилась у стен Константинополя, колеблясь «принять вызов» европейских держав, которые не велели ей вступать в этот город. Двинувшись вперёд навстречу судьбе и себе, ей пришлось бы в сверхъестественном напряжении сил измениться внутренне и внешне… а так хотелось стабильности и немножко консерватизьму. Республиканско-патриотический Конвент не дрогнул, правительство православной империи протрубило отбой и в результате потеряло всё через 40 лет. Не пошла война на пользу.
Положение, в которое мы себя сейчас поместили, грустное, потому что тупиковое. Не писать же снова «Великий ропот». Писали уже, ну и что дальше? Воевать - не значит тупо переть на минное поле или подставляться в ситуацию, когда вероятность падения гражданского или военного самолета стремится к ста процентам, а отреагировать нечем. Воевать - значит выигрывать при Креси и Пуатье, а не бежать, закрыв глаза, под стрелы английских лучников.
Безмозглый агитпроп напрягается донести до каждого жителя России, насколько нехорошо поступили турки. Аккомпанирует ему героическое министерство обороны, заявившее протест военному атташе Турции в РФ и известившее о разрыве военного сотрудничества с этой страной. Контраст между полученными ударами и ответными мерами, которые мы способны себе позволить, огромен, и он нами же старательно подчеркивается и подсвечивается. Но, разумеется, всё это не позволяет усомниться в ранее совершённом принципиальном политтехнологическом выборе: внешняя политика гораздо лучше внутренней! Турецко-сирийские решения, которые нависают сейчас дамокловым мечом над головой Путина, намного легче, чем отложенные им к чертям собачьим внутренние реформы. Какие угодно ужасы мироздания, хоть ядреная война, и то предпочтительнее в сравнении со столь кошмарной человеконенавистнической идеей, как институциализированная власть, опирающаяся на активный слой общества. Костьми ляжем, но на это не поддадимся.
Поддались бы, глядишь бы, и кости сберегли. Но если такой вариант всё же неблагоугоден, остаётся утешать себя в трудную минуту, напоминая: происходящее - наш собственный осознанный выбор. Что захотели, то и получили. Или, вернее, ещё только начали получать.
Путин последние годы очень многое говорит правильно и даже временами делает. Проблема только в том, что всё это ограничивается рамками программы, запущенной на платформе старой гнилой околокремлевской бюрократии. Сегодня она играет в патриотизм, завтра, если сменить содержимое дисковода или вставить другую флэшку, последует что-то иное, такое же фальшивое. Слепота мешает многим увидеть: не «враги», тайные или явные, не пятая колонна, а шестая - не по Дугину, но в исходном значении термина - исключает реальное политическое и экономическое возрождение России. Не злокозненные личности, масоны и агенты, а парадигма аппарата, застрявшая в головах, стоит на пути элиты - по-определению, патриотической. В то время как сами потенциальные кандидаты в «элиту», отогнанные на почтительное расстояние, где-то в районе Изборска предаются сладким аппаратным мечтам, как они всё переформатируют и перезакрутят, когда ими, наконец, доукомплектуют кремлёвские штаты.
Нас уводит на Украину и Восток бегство от себя. Это не агрессия сильного и уверенного, ибо имеющего опору в себе, политического субъекта, хищника, вышедшего за свои пределы. Нет, это паническая истероидная выходка отчаяния. Агрессия революционного неудачника - та самая, которую мы стремимся погасить внутри, выплескивается наружу. Но даже столкнувшись с внешней средой, мы упрямо избегаем решений, в которые, казалось бы, жизнь тыкает нас носом.
Для того, чтобы Франция смогла в 1790-х гг. вступить в войну со всей Европой, пытаясь переиграть неудачные итоги Семилетней войны и поражение в борьбе с Британией за мировое лидерство, ей пришлось сменить общественный строй. Все, кто мешал и тормозил, были нейтрализованы. Коалиции старых монархий континента, созданные на английские деньги, раз за разом оказывались бессильными перед мощью республики, затем империи.
А вот Россия в 1878 году остановилась у стен Константинополя, колеблясь «принять вызов» европейских держав, которые не велели ей вступать в этот город. Двинувшись вперёд навстречу судьбе и себе, ей пришлось бы в сверхъестественном напряжении сил измениться внутренне и внешне… а так хотелось стабильности и немножко консерватизьму. Республиканско-патриотический Конвент не дрогнул, правительство православной империи протрубило отбой и в результате потеряло всё через 40 лет. Не пошла война на пользу.
Положение, в которое мы себя сейчас поместили, грустное, потому что тупиковое. Не писать же снова «Великий ропот». Писали уже, ну и что дальше? Воевать - не значит тупо переть на минное поле или подставляться в ситуацию, когда вероятность падения гражданского или военного самолета стремится к ста процентам, а отреагировать нечем. Воевать - значит выигрывать при Креси и Пуатье, а не бежать, закрыв глаза, под стрелы английских лучников.
Безмозглый агитпроп напрягается донести до каждого жителя России, насколько нехорошо поступили турки. Аккомпанирует ему героическое министерство обороны, заявившее протест военному атташе Турции в РФ и известившее о разрыве военного сотрудничества с этой страной. Контраст между полученными ударами и ответными мерами, которые мы способны себе позволить, огромен, и он нами же старательно подчеркивается и подсвечивается. Но, разумеется, всё это не позволяет усомниться в ранее совершённом принципиальном политтехнологическом выборе: внешняя политика гораздо лучше внутренней! Турецко-сирийские решения, которые нависают сейчас дамокловым мечом над головой Путина, намного легче, чем отложенные им к чертям собачьим внутренние реформы. Какие угодно ужасы мироздания, хоть ядреная война, и то предпочтительнее в сравнении со столь кошмарной человеконенавистнической идеей, как институциализированная власть, опирающаяся на активный слой общества. Костьми ляжем, но на это не поддадимся.
Поддались бы, глядишь бы, и кости сберегли. Но если такой вариант всё же неблагоугоден, остаётся утешать себя в трудную минуту, напоминая: происходящее - наш собственный осознанный выбор. Что захотели, то и получили. Или, вернее, ещё только начали получать.