«Чем чаще власть оказывается в роли исправляющейся, догоняющей, уступающей - а это последние годы происходит регулярно - тем хуже её перспективы» - продолжим мысль,
высказанную ранее. Частично понимание данного обстоятельства прослеживается. Время от времени предпринимаются усилия «догнать и перегнать». Но сама манера, которая при этом выбирается, далека от очевидности. Попытка зацепиться за хлипкий поверхностный слой «народного консерватизма» малоэффективна. Его легко разворошить, поднять ил и замутить воду, но якорь бросать тут не во что, если нет готовности идти в глубину. При условии, что именно якорь рассматривается как средство кого-то опередить.
С осени 2012 по лето 2013 мы были свидетелями масштабного антиоппозиционного контрнаступления, имевшего целью перехватить инициативу и сформировать опережающую ценностно-идеологическую повестку. Вывод, от которого трудно удержаться, состоит в том, что оно выдохлось. Не то, чтобы фантазия истощилась - ушло куда-то само желание продолжать. Патетика сникла. Борьба за нравственность обо что-то споткнулась. В таких делах тренд должен идти по восходящей, набирая обороты, остановка и топтание на месте подобны поражению, но именно это и случилось.
Еще в июне
шла речь об абсурдности борьбы за мировую многополярность в сочетании с агрессивной однополярностью, которую власть стремилась практиковать на территории страны. Надо сказать, что до того момента копирование внутрь отвергаемого вовне образовывало стержень кремлевского политического курса и претендовало на точность в деталях вплоть до назначения «изгоев» (там стран, здесь социальных групп). На пародировании неприятеля строилась титаническая борьба с главным раздражителем - американской претензией на исключительность. Путин гениально придумал отвечать противнику симметрично. У вас там коррупция - подчеркивал он - ну, и у нас она имеется. У вас уличная преступность - а мы ничем не хуже. У вас спецслужбы выведены из-под контроля, а мы что, дураки что ли? Вы наших детей гнобите. Но мы и сами с этим справимся. У вас однополярный мир, и у нас он тут свой такой же: за неимением мира, миром, над которым можно слегка поизмываться, будет однополярная страна. Вы исключительные - подумаешь, мы точно такие же исключительные, мне об этом один архимандрит знакомый сказал. И т. д.
Но летом что-то вдруг стало меняться.
Вот как раз где-то в июне-июле. То, что начал концептуально оформлять Володин, выглядит именно как отказ от внутренней однополярности. Пусть конкурируют все кандидаты, не надо никого снимать с выборов, да здравствует реальная борьба, пусть будет то, что будет, заявляет «начальник политсистемы», сославшись на указания, полученные от президента. Что сейчас особо интересует, так это вопрос, с каким типом интеграции правящего субъекта и типом его отношения к себе будет соединяться многополярность в окружающем пространстве.
Есть две точки зрения. Согласно одной из них, после майско-июньского залпа по Якунину стихает, а точнее переходит в другое качество даже внутренний раздрай в верхах. Октябрьские выпады Навального по тому же адресу - не более, чем «подлое эхо войны». Прекращается истеричная антиправительственная конспирология с громкими намеками на Медведева как главного вражеского резидента, которого Путин почему-то никак не решается выколупнуть и нейтрализовать, в десятый раз не посоветовавшись с Мариной Юденич. Правящий субъект собирается. Отношения, если угодно, предложено выяснять цивилизованно и по особому разрешению «там», «в политическом поле», но не под кремлевским ковром. А тут, на ковре - одно целое. Насколько это реалистично, нужно бы еще подумать.
Альтернативный взгляд цинично замечает, что «скрепы» окончательно сорваны,
«методология власти, основанная на построении антагонистических противоречий» вышла на общероссийский простор. Околовластные группировки движутся к тому, чтобы пытаться ставить своих губернаторов и мэров и украсить города и веси выбитыми друг у друга зубами, выдавленными глазами, отрезанными конечностями и прочей славной атрибутикой. Площадка битвы отныне - Россия, а не Садовое кольцо.
Если верен второй взгляд, то всё пошло вразнос и последствия будут неожиданными. Предположение на сей счет
было сделано: «Вторая возможная цель «тоже хуже». Хуже, аналогично, в том смысле, что тем лучше, чем. А именно, замышляется и в самом деле «всё снести»: усовершенствовать «политсистему» путем отрывания у неё головы и дальнейшей расчленёнки… Согласно этой схеме Путина втянули в эксперимент с Собяниным под предлогом безопасности данной постановки, далее усыпят его бдительность хорошими результатами (которые сообща обеспечат непосвященный мэр и его посвященный соперник) и убедят тиражировать по городам и весям. В соответствии с моделью: ввяжемся в бой, а там посмотрим, кто тут Бонапарт».
В первом случае хороших шансов больше, но удержаться в границах этого пункта трудно. Многополярность - это, так или иначе, вызов. Она полна рисков и предъявляет не меньше, а больше требований к правящему субъекту. Его способность лидировать и формировать повестку в этом случае критично важна. Ограничивая себя в возможности нейтрализовывать противника аппаратными методами, власть при переходе к новым правилам игры должна уметь переигрывать его иначе и быть выше его на голову. Если лидирующие позиции не будут ежедневно подтверждаться, неотвратимы диффузия субъекта, миграция «в поле» с переходом соратников в различные лагеря и сползание варианта один к варианту два. Но лидирующие позиции плохо подтверждаются нудной пропагандой традиционно-сексуально-семейных ценностей, тем более, что первое лицо у нас весьма сомнительный семьянин. Начиная с июня они уже и не подтверждаются. С тёплым правительственным православием дело не лучше: язвительные и иронические вопросы по данной теме преобладают над ответами.
Свободу не так просто «ввести»: это предмет, который похитить легче, чем вернуть (ввернуть? ввергнуть?) на место. Хороший комментарий к обстановке, которая сложилась после московских выборов и триумфального признания Навального, оставил Гоббс («Левиафан», гл. XXX «Об обязанностях суверена»): «Подкуп деньгами или повышение какого-нибудь популярного и честолюбивого подданного, дабы он вел себя мирно и воздерживался от зловредной агитации среди народа, по своему характеру не есть вознаграждение (которое дается не за причиненный в прошлом вред, а за прошлые заслуги) и является знаком не благодарности, а страха, и последствия его для государства не благодетельны, а вредны. Такая борьба с честолюбием напоминает борьбу Геркулеса с гидрой, которая имела много голов, и вместо каждой отсеченной головы у нее вырастали три новых. Точно так же и здесь: стоит утихомирить наградами одного популярного человека, как под влиянием примера появляется много других, совершающих то же самое зло в надежде на подобное благо. Как все отрасли мануфактуры, так и злые умыслы растут при наличии сбыта. Хотя гражданская война иногда и может быть отсрочена такими средствами, опасность ее постепенно растет, а развал государства становится все более неминуемым».