БОЛЬШЕВИКИ: ВЫБОР 1917 года [часть 2]
[начало здесь: http://community.livejournal.com/revkom2017/47241.html ]
Что касается угрозы распада и сохранения целостности России, то Ленин прямо указывает: "Пролетарская партия стремится к созданию возможно более крупного государства, ибо это выгодно для трудящихся... Но этой цели она хочет достигнуть не насилием, а исключительно свободным, братским союзом рабочих и трудящихся масс всех наций". Для этого необходимо, во-первых, избавиться от предрассудков старины, заставляющих видеть в других народах России, кроме великорусского, "нечто вроде собственности или вотчины великорусов". Во-вторых, "чем демократичнее будет республика российская, чем успешнее организуется она в республику Советов рабочих и крестьянских депутатов, тем более могуча будет сила добровольного притяжения к такой республике трудящихся масс всех наций"11.
Что касается угрозы распада и сохранения целостности России, то Ленин прямо указывает: "Пролетарская партия стремится к созданию возможно более крупного государства, ибо это выгодно для трудящихся... Но этой цели она хочет достигнуть не насилием, а исключительно свободным, братским союзом рабочих и трудящихся масс всех наций". Для этого необходимо, во-первых, избавиться от предрассудков старины, заставляющих видеть в других народах России, кроме великорусского, "нечто вроде собственности или вотчины великорусов". Во-вторых, "чем демократичнее будет республика российская, чем успешнее организуется она в республику Советов рабочих и крестьянских депутатов, тем более могуча будет сила добровольного притяжения к такой республике трудящихся масс всех наций"11.
Так в чем же дело? Если сила на стороне Советов, если есть программа действий, то, казалось бы, стоит направить к Мариинскому дворцу роту солдат, а еще лучше - матросов, арестовать, а еще проще - разогнать Временное правительство и проблема будет решена. Но в том-то и дело, считал Ленин, что проблема заключалась совсем не в захвате власти. Она лежала в совершенно иной плоскости.
Революция выявила не только сильные стороны массового движения, его способность к организации и самоорганизации. Революция сделала явными и недостатки этого движения, его слабость. И прежде всего то, что за рамками сознательности и различных форм революционной организованности оставалась гигантская политически неразвитая масса, податливая посулам и демагогии.
«Один из главных, научных и практически-политических признаков всякой действительной революции, - пояснял Ленин, - состоит в необыкновенно быстром, крутом, резком увеличении числа "обывателей", переходящих к активному, самостоятельному, действенному участию в политической жизни... Так и Россия. Россия сейчас кипит. Миллионы и десятки миллионов, политически спавшие десять лет, политически забитые ужасным гнетом царизма и каторжной работой на помещиков и фабрикантов, проснулись и потянулись к политике». Эта гигантская волна "захлестнула все, подавила сознательный пролетариат не только своей численностью, но и идейно..." И грех соглашательских партий как раз и состоял в том, что опасаясь потерять поддержку масс, они поддались этой волне или не осилили, не успели ее осилить. "Буржуазия обманывает народ, играя на благородной гордости революцией и изображая дело так, будто социально-политический характер войны со стороны России изменился от... замены царской монархии гучково-милюковской почти республикой. И народ
332
поверил..." Но необходимо четко различать и отделять тех, кто вполне сознательно дурачит народ, от тех, кто одурачен ими, ибо массы иначе поддаются иллюзиям "чем вожди, и иначе, иным ходом развития, иным способом высвобождаются". Временное правительство и господа генералы вполне сознательно ведут войну в интересах русского и англо-французского капитала. А лидеры Советов и прочие господа "советские" интеллигенты - интеллектуально обслуживают их. Они, невзирая на их добродетели, знание марксизма и прочее, бессовестно обманывают народ красивыми фразами о защите революции. Они "грозят, усовещевают, заклинают, умоляют, требуют, провозглашают". И переубеждать их бессмысленно, ибо они прекрасно знают, что нельзя изменить характер войны, не отказавшись от господства капитала. Совсем другое дело те, кого они дурачат. «Массовый представитель оборончества смотрит на дело попросту, по-обывательски: "я не хочу аннексий, на меня прет немец, значит, я защищаю правое дело, а вовсе не какие-то империалистические интересы"». Иными словами, "массовые представители революционного оборончества добросовестны, - не в личном смысле, а в классовом, т.е. они принадлежат к таким классам (рабочие и беднейшие крестьяне), которые действительно от аннексий и от удушения чужих народов не выигрывают". Вот с ними, с теми, кто признает войну только по необходимости, партия и должна работать. "Такому человеку надо разъяснять и разъяснять, что дело не в его личных желаниях, а в отношениях и условиях массовых, классовых, политических, в связи войны с интересами капитала..." И делать это надо терпеливо, обстоятельно, просто, избегая латинских слов и псевдо-ученого умствования12.
Народу необходимо сказать правду. И не только правду о буржуазном правительстве. Но и, в первую очередь, правду о самом народе. О том, что в массе своей он недостаточно организован и сознателен. Что ум его замусорен невежеством и множеством предрассудков старины. Главная задача большевиков как раз и состоит в том, чтобы избавить массы от обмана. Естественно, что стремление плыть "против течения", иная правда о народе, говорил Ленин, не принесет партии, особенно на первых порах, популярности и не прибавит ей голосов в Советах. Но большевики должны бороться за единовластие Советов вне зависимости от того, кто будет стоять во главе Советов и какие партии составят там большинство. "Если даже придется остаться в меньшинстве, - пусть. Стоит отказаться на время от руководящего положения, не надо бояться остаться в меньшинстве". Поворот в сознании масс неизбежен. И он станет следствием не только, даже не столько, большевистской пропаганды. К нему приведет сама жизнь. "Мы не хотим, - говорил Ленин, - чтобы массы нам верили на слово. Мы не шарлатаны. Мы хотим, чтобы массы опытом избавились от своих ошибок". Поэтому и агитацию надо строить не на доктрине, а на конкретном разъяснении того, что именно даст власть Советов для прекращения войны и разрухи, ибо к этим вопросам массы подходят не теоретически, а практически. И если глубинные интересы и настроения народа нами поняты правильно, если именно их выразит партия, то поддержка трудящихся ей обеспечена. И, в конечном счете - "к нам придет всякий угнетенный, потому что его приведет к нам война, иного выхода ему нет"13.
Временное правительство вполне заслужило, чтобы его свергли и заменили властью Советов. Но его нельзя свергнуть, ибо Советы и фактически и формально поддерживают это правительство. Значит на первый план выступает другая задача: разоблачение политики Временного правительства и завоевание большинства в Советах. А эту задачу никак не решишь ни с помощью флотского экипажа, ни с помощью солдатских штыков. «Я абсолютно застраховал себя
333
в своих тезисах, - подчеркивал Ленин, - от... всякой игры в "захват власти"... Я свел дело в тезисах с полнейшей определенностью к Советов...» И он многократно повторяет эту мысль: "Чтобы стать властью, сознательные рабочие должны завоевать большинство на свою сторону: пока нет насилия над массами, нет иного пути к власти. Мы не бланкисты, не сторонники захвата власти меньшинством". Имея за спиной реальную силу, Советы - без всякого восстания - могли взять в свои руки всю полноту власти. И никто, в том числе и Временное правительство, не мог воспрепятствовать этому. Вот почему в России, как "нигде в мире, - заключает Ленин, - не может быть совершен так легко и так мирно переход всей государственной власти в руки действительного большинства народа..."14.
Задолго до 1917 г. и Маркс, и Энгельс, и Ленин писали о предпочтительности мирного взятия власти трудящимися, как пути наиболее гуманном и ценном, наиболее соответствующем интересам народа. Писали они и о том, что история крайне редко предоставляет такую возможность, ибо господствующие классы, защищая свою власть и привилегии, всегда первыми прибегают к вооруженному насилию. И вот теперь такая возможность появилась.
Ленин всегда иронизировал над поразительным легкомыслием и самомнением тех, склонных к "социальному прожектерству", интеллигентов, которые рассуждали «всегда о том, какой путь для отечества должны "мы" избрать, какие бедствия встретятся, если "мы" направим отечество на такой-то путь, какие выходы могли бы "мы" себе обеспечить, если бы миновали опасностей пути, которым пошла старуха-Европа, если бы "взяли хорошее" и из Европы, и из нашей исконной общинности и т.д. и т.п.»15.
И теперь, в "Апрельских тезисах", Ленин писал не о том, как "облагодетельствовать" или куда "вести" народ, а о том - каков будет вектор развития самого движения, куда оно придет, вернее - куда приведет революционная борьба за реализацию насущных требований народа. Ленин был осторожен: необходимо полностью отдавать себе отчет, что осуществление всех перечисленных в "Апрельских тезисах" мер, удовлетворяющих нужды народа и проводимых Советами в борьбе с буржуазией, неизбежно выведет революцию за рамки чисто демократического переворота, а "в своей сумме и в своем развитии эти шаги были бы переходом к социализму, который непосредственно, сразу, без переходных мер, в России не осуществим". Он вновь и вновь поясняет: "Такие меры еще не социализм". Они решают только то, что практически назрело. Подобный переворот сам по себе не был бы еще отнюдь социалистическим. Он предостерегает от любых попыток социалистического эксперимента. Но уже сейчас надо знать куда, в конце концов, ведет эта дорога и вопрос не в том, как быстро идти, а куда идти, ибо социализм в России в результате такого рода переходных мер и при поддержке европейского пролетариата вполне осуществим16.
Те, кто полагает, что пафос "Апрельских тезисов" был связан исключительно с надеждами на поддержку революции в России социалистической революцией в Европе, не понимали, что этот пафос состоял в надежде на разум и жизненный опыт народных масс самой России.
Ленин, прибыв в Петроград, отмечал: "Обычно возражают: русский народ еще не подготовлен... Это - довод крепостников, говоривших о неподготовленности крестьян к свободе... Чем меньше у русского народа организационного опыта, тем решительнее надо приступать к организационному строительству самого народа, а не одних только буржуазных политиканов и чиновников... Ошибки в новом организационном строительстве самого народа неизбежны вначале, но лучше ошибаться и идти вперед, чем ждать, когда созываемые
334
г. Львовым профессора-юристы напишут законы... об удушении Советов рабочих и крестьянских депутатов". Комментируя "Тезисы", он еще раз повторяет: «Я "рассчитываю" только на то, исключительно на то, что рабочие, солдаты и крестьяне лучше, чем чиновники, лучше, чем полицейские, справятся с практическими трудными вопросами... Я глубочайше убежден, что Советы рабочих и солдатских депутатов скорее и лучше проведут самостоятельность массы народа в жизнь...»17
При всем своеобразии революций, которые знала история человечества, есть некие общие тенденции их развития. До определенной точки революционная волна набирает все большую силу, сметая все на своем пути. Но, пройдя эту точку, она начинает замедлять свой ход. Для революционного процесса точка эта определяется реализацией основных требований борющихся масс. Лишь удовлетворив их, можно добиться умиротворения и направить вырвавшуюся наружу энергию и инициативу масс не на разрушение, а на созидание, начав тем самым новую конструктивную эпоху в истории России.
Если же требования народа не будут удовлетворены, тогда кровавая смута и анархия неизбежны. Поскольку удельный вес сознательных элементов в этой многомиллионной массе недостаточен, движение будет приобретать все более буйный характер. Вот откуда исходила опасность настоящего русского бунта и реальной пугачевщины. Тогда страна действительно могла пойти в разнос.
Возможен был, впрочем, и третий вариант: контрреволюция. Она выжидала и надеялась, что, консолидировав свои силы, используя политическую неразвитость масс, сумеет остановить революционный поток. Тогда выходом из смуты мог бы стать лишь кровавый авторитарный режим во главе с генералом-усмирителем, либо опять монархия. А возможно - и то, и другое. Однако в таком случае кризис удалось бы только отсрочить, как это произошло после подавления первой русской революции.
Складывался таким образом исторический парадокс: те, кто громче всех твердил о своем стремлении предотвратить смуту, избежать междоусобия и распада, по существу, вели именно к такому исходу. А те, кого обвиняли в подстрекательстве, в подталкивании страны к анархии - на самом деле предлагали путь, который давал шанс избежать и хаоса, и распада, и широкомасштабной гражданской войны.
Обращаясь к большевикам, Ленин писал: «Поймем же и мы задачи и особенности новой эпохи. Не будем подражать тем горе-марксистам, про которых говорил Маркс: “Я сеял драконов, а сбор жатвы дал мне блох”»18.
Таким образом, с первых дней Февральской революции, вне влияния каких-либо политических партий, развернулась стихийная борьба, та самая "пугачевщина", которой боялись все. Пылали разгромленные помещичьи имения, а в армии имели место не только массовый отказ от дисциплины, дезертирство, но и акты кровавой мести по отношению к офицерам.
Многомиллионная армия, созданная во время войны, вобрала в свои ряды наиболее дееспособную часть народа. Она создала то, что не смогла сделать ни одна политическая партия - соединила в единую жесткую организацию рабочих и крестьян. А главное - она дала им в руки оружие. Теперь уже никто не мог безнаказанно избить солдата, высечь розгами. Винтовка нередко становится главным аргументом и в политических дискуссиях.
Но солдат - это не просто рабочий или крестьянин, одетый в военную шинель. Армия создает свой особый "смешанный" социальный тип. В нем присутствуют и элементы "пролетарской" сознательности и элементы "крестьянской" темноты и анархизма, но одновременно и свои особые специфические солдатские
335
интересы. Поэтому в ходе революционных событий армия становится не только главной ударной силой, но и ареной борьбы за влияние самых различных политических партий.
Представление, что партия большевиков оставалась на протяжении всей своей истории неизменной и в политическом, и в организационном отношении, - является мифом. В частности, в зависимости от условий она меняла форму организации на каждом этапе борьбы.
1917 год стал периодом чуть ли не 20-кратного увеличения численности ее
рядов. Вернулись те, кто входил в нее в 1905-1907 и 1912-1914 гг. Но пришло и совершенно новое поколение. Как и в других партиях, вышедших из подполья,
это была, в основном, молодежь, имевшая весьма поверхностное представление
о программе и идеологии большевизма. А также те, кого Ленин называл "лже-большевиками" - люди либо случайные, либо авантюристы, либо просто "примазавшиеся" к популярной радикальной партии.
С началом революции речь шла уже не о том, чтобы поднимать массы на борьбу, указывать ее цели и задачи. Борьба уже шла. А ее задачи определились в первые же дни: "Мир! Хлеб! Свобода!" Проблема состояла в другом - за кем пойдут эти массы? И ответ был очевиден - за теми, кто действительно сможет осуществить указанные требования.
Проведение в жизнь своих требований явочным порядком становится характерной особенностью всего 1917 года. Рабочие захватывают предприятия или берут их под свой контроль. Крестьяне делят помещичьи земли, а с началом крестьянского восстания в сентябре начинают на деле осуществлять свой "Наказ". Что касается солдат, то возможность решать свои проблемы в солдатских комитетах, не подчиняться офицерам, ходить по городским проспектам в расхристанных шинелях и лузгать семечки - в какой-то мере решало проблему свободы. А вот вопросы о войне, о мире и о хлебе (т.е. о земле) действительно стали самыми насущными и для рабочих, и для солдат, и для крестьян.
Неспособность буржуазного правительства решить вопросы о мире, хлебе и земле, попытки установить военную диктатуру, вызывали в массах такую бурю отчаяния и ненависти, которая в любой момент могла привести к неизбежному стихийному взрыву. Эту опасность остро ощущал Ленин, определивший выбор большевистской партии в октябре 1917 г.
1 Булдаков В. Красная смута. М., 1997. С. 125.
2 Исторический опыт трех российских революций. М., 1986. Кн. 2. С. 241.
3 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 31. С. 163.
4 Там же. С. 1, 16; Т. 32. С. 246; Т. 34. С. 76.
5 Шульгин В.В. Дни. Белград, 1925. С. 183.
6 Исторический опыт трех российских революций. С. 189, 190.
7 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 31. С. 113, 131.
8 Там же. С. 36, 49, 50, 63, 73, 105, 114, 143, 147, 161, 182.
9 Известия Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. 1917. 3 марта.
10 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 31. С. 4, 40, 108, 109, ПО, 147, 151, 163, 180.
11 Там же. С. 44, 56, ПО, 115-116, 136, 159, 167-168, 202.
12 Там же. С. 105, 107, 124, 156-160, 243.
13 Там же. С. 103-105, 107-108, 159, 242; Т. 32. С. 19.
14 Там же. Т. 31. С. 138, 147, 264.
15 Там же. Т. 2. С. 539.
16 Там же. Т. 31. С. 44, 56, 92, 123-124.
17 Там же. С. 42, 143, 163-164.
18 Там же. С. 181.
Источник: Политические партии в российских революциях в начале ХХ века / Под ред. Г.Н. Севостьянова. - М.: Наука, 2005.
Что касается угрозы распада и сохранения целостности России, то Ленин прямо указывает: "Пролетарская партия стремится к созданию возможно более крупного государства, ибо это выгодно для трудящихся... Но этой цели она хочет достигнуть не насилием, а исключительно свободным, братским союзом рабочих и трудящихся масс всех наций". Для этого необходимо, во-первых, избавиться от предрассудков старины, заставляющих видеть в других народах России, кроме великорусского, "нечто вроде собственности или вотчины великорусов". Во-вторых, "чем демократичнее будет республика российская, чем успешнее организуется она в республику Советов рабочих и крестьянских депутатов, тем более могуча будет сила добровольного притяжения к такой республике трудящихся масс всех наций"11.
Что касается угрозы распада и сохранения целостности России, то Ленин прямо указывает: "Пролетарская партия стремится к созданию возможно более крупного государства, ибо это выгодно для трудящихся... Но этой цели она хочет достигнуть не насилием, а исключительно свободным, братским союзом рабочих и трудящихся масс всех наций". Для этого необходимо, во-первых, избавиться от предрассудков старины, заставляющих видеть в других народах России, кроме великорусского, "нечто вроде собственности или вотчины великорусов". Во-вторых, "чем демократичнее будет республика российская, чем успешнее организуется она в республику Советов рабочих и крестьянских депутатов, тем более могуча будет сила добровольного притяжения к такой республике трудящихся масс всех наций"11.
Так в чем же дело? Если сила на стороне Советов, если есть программа действий, то, казалось бы, стоит направить к Мариинскому дворцу роту солдат, а еще лучше - матросов, арестовать, а еще проще - разогнать Временное правительство и проблема будет решена. Но в том-то и дело, считал Ленин, что проблема заключалась совсем не в захвате власти. Она лежала в совершенно иной плоскости.
Революция выявила не только сильные стороны массового движения, его способность к организации и самоорганизации. Революция сделала явными и недостатки этого движения, его слабость. И прежде всего то, что за рамками сознательности и различных форм революционной организованности оставалась гигантская политически неразвитая масса, податливая посулам и демагогии.
«Один из главных, научных и практически-политических признаков всякой действительной революции, - пояснял Ленин, - состоит в необыкновенно быстром, крутом, резком увеличении числа "обывателей", переходящих к активному, самостоятельному, действенному участию в политической жизни... Так и Россия. Россия сейчас кипит. Миллионы и десятки миллионов, политически спавшие десять лет, политически забитые ужасным гнетом царизма и каторжной работой на помещиков и фабрикантов, проснулись и потянулись к политике». Эта гигантская волна "захлестнула все, подавила сознательный пролетариат не только своей численностью, но и идейно..." И грех соглашательских партий как раз и состоял в том, что опасаясь потерять поддержку масс, они поддались этой волне или не осилили, не успели ее осилить. "Буржуазия обманывает народ, играя на благородной гордости революцией и изображая дело так, будто социально-политический характер войны со стороны России изменился от... замены царской монархии гучково-милюковской почти республикой. И народ
332
поверил..." Но необходимо четко различать и отделять тех, кто вполне сознательно дурачит народ, от тех, кто одурачен ими, ибо массы иначе поддаются иллюзиям "чем вожди, и иначе, иным ходом развития, иным способом высвобождаются". Временное правительство и господа генералы вполне сознательно ведут войну в интересах русского и англо-французского капитала. А лидеры Советов и прочие господа "советские" интеллигенты - интеллектуально обслуживают их. Они, невзирая на их добродетели, знание марксизма и прочее, бессовестно обманывают народ красивыми фразами о защите революции. Они "грозят, усовещевают, заклинают, умоляют, требуют, провозглашают". И переубеждать их бессмысленно, ибо они прекрасно знают, что нельзя изменить характер войны, не отказавшись от господства капитала. Совсем другое дело те, кого они дурачат. «Массовый представитель оборончества смотрит на дело попросту, по-обывательски: "я не хочу аннексий, на меня прет немец, значит, я защищаю правое дело, а вовсе не какие-то империалистические интересы"». Иными словами, "массовые представители революционного оборончества добросовестны, - не в личном смысле, а в классовом, т.е. они принадлежат к таким классам (рабочие и беднейшие крестьяне), которые действительно от аннексий и от удушения чужих народов не выигрывают". Вот с ними, с теми, кто признает войну только по необходимости, партия и должна работать. "Такому человеку надо разъяснять и разъяснять, что дело не в его личных желаниях, а в отношениях и условиях массовых, классовых, политических, в связи войны с интересами капитала..." И делать это надо терпеливо, обстоятельно, просто, избегая латинских слов и псевдо-ученого умствования12.
Народу необходимо сказать правду. И не только правду о буржуазном правительстве. Но и, в первую очередь, правду о самом народе. О том, что в массе своей он недостаточно организован и сознателен. Что ум его замусорен невежеством и множеством предрассудков старины. Главная задача большевиков как раз и состоит в том, чтобы избавить массы от обмана. Естественно, что стремление плыть "против течения", иная правда о народе, говорил Ленин, не принесет партии, особенно на первых порах, популярности и не прибавит ей голосов в Советах. Но большевики должны бороться за единовластие Советов вне зависимости от того, кто будет стоять во главе Советов и какие партии составят там большинство. "Если даже придется остаться в меньшинстве, - пусть. Стоит отказаться на время от руководящего положения, не надо бояться остаться в меньшинстве". Поворот в сознании масс неизбежен. И он станет следствием не только, даже не столько, большевистской пропаганды. К нему приведет сама жизнь. "Мы не хотим, - говорил Ленин, - чтобы массы нам верили на слово. Мы не шарлатаны. Мы хотим, чтобы массы опытом избавились от своих ошибок". Поэтому и агитацию надо строить не на доктрине, а на конкретном разъяснении того, что именно даст власть Советов для прекращения войны и разрухи, ибо к этим вопросам массы подходят не теоретически, а практически. И если глубинные интересы и настроения народа нами поняты правильно, если именно их выразит партия, то поддержка трудящихся ей обеспечена. И, в конечном счете - "к нам придет всякий угнетенный, потому что его приведет к нам война, иного выхода ему нет"13.
Временное правительство вполне заслужило, чтобы его свергли и заменили властью Советов. Но его нельзя свергнуть, ибо Советы и фактически и формально поддерживают это правительство. Значит на первый план выступает другая задача: разоблачение политики Временного правительства и завоевание большинства в Советах. А эту задачу никак не решишь ни с помощью флотского экипажа, ни с помощью солдатских штыков. «Я абсолютно застраховал себя
333
в своих тезисах, - подчеркивал Ленин, - от... всякой игры в "захват власти"... Я свел дело в тезисах с полнейшей определенностью к Советов...» И он многократно повторяет эту мысль: "Чтобы стать властью, сознательные рабочие должны завоевать большинство на свою сторону: пока нет насилия над массами, нет иного пути к власти. Мы не бланкисты, не сторонники захвата власти меньшинством". Имея за спиной реальную силу, Советы - без всякого восстания - могли взять в свои руки всю полноту власти. И никто, в том числе и Временное правительство, не мог воспрепятствовать этому. Вот почему в России, как "нигде в мире, - заключает Ленин, - не может быть совершен так легко и так мирно переход всей государственной власти в руки действительного большинства народа..."14.
Задолго до 1917 г. и Маркс, и Энгельс, и Ленин писали о предпочтительности мирного взятия власти трудящимися, как пути наиболее гуманном и ценном, наиболее соответствующем интересам народа. Писали они и о том, что история крайне редко предоставляет такую возможность, ибо господствующие классы, защищая свою власть и привилегии, всегда первыми прибегают к вооруженному насилию. И вот теперь такая возможность появилась.
Ленин всегда иронизировал над поразительным легкомыслием и самомнением тех, склонных к "социальному прожектерству", интеллигентов, которые рассуждали «всегда о том, какой путь для отечества должны "мы" избрать, какие бедствия встретятся, если "мы" направим отечество на такой-то путь, какие выходы могли бы "мы" себе обеспечить, если бы миновали опасностей пути, которым пошла старуха-Европа, если бы "взяли хорошее" и из Европы, и из нашей исконной общинности и т.д. и т.п.»15.
И теперь, в "Апрельских тезисах", Ленин писал не о том, как "облагодетельствовать" или куда "вести" народ, а о том - каков будет вектор развития самого движения, куда оно придет, вернее - куда приведет революционная борьба за реализацию насущных требований народа. Ленин был осторожен: необходимо полностью отдавать себе отчет, что осуществление всех перечисленных в "Апрельских тезисах" мер, удовлетворяющих нужды народа и проводимых Советами в борьбе с буржуазией, неизбежно выведет революцию за рамки чисто демократического переворота, а "в своей сумме и в своем развитии эти шаги были бы переходом к социализму, который непосредственно, сразу, без переходных мер, в России не осуществим". Он вновь и вновь поясняет: "Такие меры еще не социализм". Они решают только то, что практически назрело. Подобный переворот сам по себе не был бы еще отнюдь социалистическим. Он предостерегает от любых попыток социалистического эксперимента. Но уже сейчас надо знать куда, в конце концов, ведет эта дорога и вопрос не в том, как быстро идти, а куда идти, ибо социализм в России в результате такого рода переходных мер и при поддержке европейского пролетариата вполне осуществим16.
Те, кто полагает, что пафос "Апрельских тезисов" был связан исключительно с надеждами на поддержку революции в России социалистической революцией в Европе, не понимали, что этот пафос состоял в надежде на разум и жизненный опыт народных масс самой России.
Ленин, прибыв в Петроград, отмечал: "Обычно возражают: русский народ еще не подготовлен... Это - довод крепостников, говоривших о неподготовленности крестьян к свободе... Чем меньше у русского народа организационного опыта, тем решительнее надо приступать к организационному строительству самого народа, а не одних только буржуазных политиканов и чиновников... Ошибки в новом организационном строительстве самого народа неизбежны вначале, но лучше ошибаться и идти вперед, чем ждать, когда созываемые
334
г. Львовым профессора-юристы напишут законы... об удушении Советов рабочих и крестьянских депутатов". Комментируя "Тезисы", он еще раз повторяет: «Я "рассчитываю" только на то, исключительно на то, что рабочие, солдаты и крестьяне лучше, чем чиновники, лучше, чем полицейские, справятся с практическими трудными вопросами... Я глубочайше убежден, что Советы рабочих и солдатских депутатов скорее и лучше проведут самостоятельность массы народа в жизнь...»17
При всем своеобразии революций, которые знала история человечества, есть некие общие тенденции их развития. До определенной точки революционная волна набирает все большую силу, сметая все на своем пути. Но, пройдя эту точку, она начинает замедлять свой ход. Для революционного процесса точка эта определяется реализацией основных требований борющихся масс. Лишь удовлетворив их, можно добиться умиротворения и направить вырвавшуюся наружу энергию и инициативу масс не на разрушение, а на созидание, начав тем самым новую конструктивную эпоху в истории России.
Если же требования народа не будут удовлетворены, тогда кровавая смута и анархия неизбежны. Поскольку удельный вес сознательных элементов в этой многомиллионной массе недостаточен, движение будет приобретать все более буйный характер. Вот откуда исходила опасность настоящего русского бунта и реальной пугачевщины. Тогда страна действительно могла пойти в разнос.
Возможен был, впрочем, и третий вариант: контрреволюция. Она выжидала и надеялась, что, консолидировав свои силы, используя политическую неразвитость масс, сумеет остановить революционный поток. Тогда выходом из смуты мог бы стать лишь кровавый авторитарный режим во главе с генералом-усмирителем, либо опять монархия. А возможно - и то, и другое. Однако в таком случае кризис удалось бы только отсрочить, как это произошло после подавления первой русской революции.
Складывался таким образом исторический парадокс: те, кто громче всех твердил о своем стремлении предотвратить смуту, избежать междоусобия и распада, по существу, вели именно к такому исходу. А те, кого обвиняли в подстрекательстве, в подталкивании страны к анархии - на самом деле предлагали путь, который давал шанс избежать и хаоса, и распада, и широкомасштабной гражданской войны.
Обращаясь к большевикам, Ленин писал: «Поймем же и мы задачи и особенности новой эпохи. Не будем подражать тем горе-марксистам, про которых говорил Маркс: “Я сеял драконов, а сбор жатвы дал мне блох”»18.
Таким образом, с первых дней Февральской революции, вне влияния каких-либо политических партий, развернулась стихийная борьба, та самая "пугачевщина", которой боялись все. Пылали разгромленные помещичьи имения, а в армии имели место не только массовый отказ от дисциплины, дезертирство, но и акты кровавой мести по отношению к офицерам.
Многомиллионная армия, созданная во время войны, вобрала в свои ряды наиболее дееспособную часть народа. Она создала то, что не смогла сделать ни одна политическая партия - соединила в единую жесткую организацию рабочих и крестьян. А главное - она дала им в руки оружие. Теперь уже никто не мог безнаказанно избить солдата, высечь розгами. Винтовка нередко становится главным аргументом и в политических дискуссиях.
Но солдат - это не просто рабочий или крестьянин, одетый в военную шинель. Армия создает свой особый "смешанный" социальный тип. В нем присутствуют и элементы "пролетарской" сознательности и элементы "крестьянской" темноты и анархизма, но одновременно и свои особые специфические солдатские
335
интересы. Поэтому в ходе революционных событий армия становится не только главной ударной силой, но и ареной борьбы за влияние самых различных политических партий.
Представление, что партия большевиков оставалась на протяжении всей своей истории неизменной и в политическом, и в организационном отношении, - является мифом. В частности, в зависимости от условий она меняла форму организации на каждом этапе борьбы.
1917 год стал периодом чуть ли не 20-кратного увеличения численности ее
рядов. Вернулись те, кто входил в нее в 1905-1907 и 1912-1914 гг. Но пришло и совершенно новое поколение. Как и в других партиях, вышедших из подполья,
это была, в основном, молодежь, имевшая весьма поверхностное представление
о программе и идеологии большевизма. А также те, кого Ленин называл "лже-большевиками" - люди либо случайные, либо авантюристы, либо просто "примазавшиеся" к популярной радикальной партии.
С началом революции речь шла уже не о том, чтобы поднимать массы на борьбу, указывать ее цели и задачи. Борьба уже шла. А ее задачи определились в первые же дни: "Мир! Хлеб! Свобода!" Проблема состояла в другом - за кем пойдут эти массы? И ответ был очевиден - за теми, кто действительно сможет осуществить указанные требования.
Проведение в жизнь своих требований явочным порядком становится характерной особенностью всего 1917 года. Рабочие захватывают предприятия или берут их под свой контроль. Крестьяне делят помещичьи земли, а с началом крестьянского восстания в сентябре начинают на деле осуществлять свой "Наказ". Что касается солдат, то возможность решать свои проблемы в солдатских комитетах, не подчиняться офицерам, ходить по городским проспектам в расхристанных шинелях и лузгать семечки - в какой-то мере решало проблему свободы. А вот вопросы о войне, о мире и о хлебе (т.е. о земле) действительно стали самыми насущными и для рабочих, и для солдат, и для крестьян.
Неспособность буржуазного правительства решить вопросы о мире, хлебе и земле, попытки установить военную диктатуру, вызывали в массах такую бурю отчаяния и ненависти, которая в любой момент могла привести к неизбежному стихийному взрыву. Эту опасность остро ощущал Ленин, определивший выбор большевистской партии в октябре 1917 г.
1 Булдаков В. Красная смута. М., 1997. С. 125.
2 Исторический опыт трех российских революций. М., 1986. Кн. 2. С. 241.
3 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 31. С. 163.
4 Там же. С. 1, 16; Т. 32. С. 246; Т. 34. С. 76.
5 Шульгин В.В. Дни. Белград, 1925. С. 183.
6 Исторический опыт трех российских революций. С. 189, 190.
7 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 31. С. 113, 131.
8 Там же. С. 36, 49, 50, 63, 73, 105, 114, 143, 147, 161, 182.
9 Известия Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. 1917. 3 марта.
10 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 31. С. 4, 40, 108, 109, ПО, 147, 151, 163, 180.
11 Там же. С. 44, 56, ПО, 115-116, 136, 159, 167-168, 202.
12 Там же. С. 105, 107, 124, 156-160, 243.
13 Там же. С. 103-105, 107-108, 159, 242; Т. 32. С. 19.
14 Там же. Т. 31. С. 138, 147, 264.
15 Там же. Т. 2. С. 539.
16 Там же. Т. 31. С. 44, 56, 92, 123-124.
17 Там же. С. 42, 143, 163-164.
18 Там же. С. 181.
Источник: Политические партии в российских революциях в начале ХХ века / Под ред. Г.Н. Севостьянова. - М.: Наука, 2005.