Как правильно - "Швондерович", или "Шендероженский"?
Каждый день в ленте минимум пару раз встречаю цитаты из повести Михаила Афанасьевича Булгакова "Собачье сердце". Граждане лупят друг дружку цитатами почём зря. Либероиды-общечеловеки называют своих идейных противников, патриотов-государственников "шариковыми", патриоты-государственники честят либероидов-общечеловеков "швондерами". Себя же и либероиды и государственники несомненно ассоциируют с профессором Преображенским - прекрасно воспитанным, прекрасно образованным и отменно мудрым человеком. Общим местом стали картинки-комиксы, на которых небритый Шариков несёт какую-то угарную чушь, а бедный Преображенский, вынужденный выслушивать шариковский бред, утомленно прикрыл глаза рукой.
Как можно видеть, люди разных политических убеждений записывают проф. Преображенского себе в союзники. Почитаем же повесть Булгакова, убедимся, у кого больше прав на высокую честь считаться единомышленником Филиппа Филипповича. А заодно посмотрим, действительно ли это так лестно и почётно - считаться единомышленником Филиппа Филипповича.
Главный герой повести, бездомный пёс, знакомится с профессором Преображенским при довольно печальных обстоятельствах. Пса обварили кипятком и теперь он обречен умереть на холодных московских улицах от голода. А профессор подобрал, приласкал и обогрел несчастное животное, привёл его в свою шикарную квартиру, подлечил его раны, накормил деликатесами и окрестил Шариком. Понятно, что Шарик в восторге от милосердия и великодушия Филиппа Филипповича. Ведь до встречи с добрым профессором пёс видел от людей одни обиды, а верхом человеческой щедрости считал брошенную собакам кость, на которой осталась "осьмушка мяса". А профессор ещё и изъясняется как настоящий интеллигент и гуманист с большой буквы «Гэ». Он заявляет, что "единственный эффективный способ обращения с живым существом - это ласка". И вообще:
«Террором ничего поделать нельзя с животным, на какой бы ступени развития оно ни стояло. Это я утверждал, утверждаю и буду утверждать. Они напрасно думают, что террор им поможет. Нет-с, нет-с, не поможет, какой бы он ни был: белый, красный или даже коричневый!»
(К этой фразе мы ещё не раз вернёмся, хе-хе-хе!) Практически толстовец наш профессор! Шарик готов молиться на Преображенского, причём в буквальном смысле - «Пес встал на задние лапы и сотворил перед Филиппом Филипповичем какой-то намаз» - он решительно одобряет каждое слово, каждый жест, каждый поступок своего нового хозяина. Ну, понятно - после таких-то благодеяний! Но мы, в отличие от Шарика, профессору ничем не обязаны, поэтому посмотрим на его занятия без пристрастия.
И что мы видим?
Сперва профессор работает и читатели узнают, откуда у Филиппа Филипповича деньги на шикарную квартиру, шикарные обеды, шикарную шубу и прочие элементы сладкой жизни. Филипп Филиппович занят очень полезным и важным для общества делом - он... как бы это обозвать-то... устраняет дискомфорт и затруднения в половой сфере. Разумеется, лечит профессор не кого попало, а только солидных, состоятельных господ. Сперва к нему на приём является некий «фрукт» - престарелый сластолюбец таскающий в карманах порнографические открытки - он желает избавиться от проблем с потенцией. Затем является пожилая дама, которая хочет надёжно привязать к себе молодого любовника (карточного шулера, бабника и альфонса) и готова ради этой благой цели даже лечь под нож хирурга. Третьего посетителя мы не видим, только слышим обрывки его разговора с г-ном Преображенским - посетитель говорит не о себе, а о своей малолетней любовнице:
- Господа! - возмущенно кричал Филипп Филиппович, - Нельзя же так! Нужно сдерживать себя. Сколько ей лет?
- Четырнадцать, профессор... Вы понимаете, огласка погубит меня. На днях я должен получить заграничную командировку.
- Да ведь я же не юрист, голубчик... Ну, подождите два года и женитесь на ней.
- Женат я, профессор.
- Ах, господа, господа!
По-видимому, речь идёт об аборте. Тут даже благоговеющий перед профессором пёс вынужден признать: «Похабная квартирка». И лично я с этим определением полностью согласен. По факту, Преображенский проявляет себя как неразборчивый и беспринципный человек, готовый, к тому же, сквозь пальцы смотреть на нарушения закона. Главное - отсчитай Филиппу Филипповичу пачку денег, тогда Филипп Филиппович закроет глаза и на порнографию, и на педофилию, он даже поможет тебе скрыть уголовное преступление (статья 166 тогдашнего УК РСФСР - “Половое сношение с лицами, не достигшими половой зрелости, карается лишением свободы на срок не ниже трех лет со строгой изоляцией”). Филипп Филиппович - человек широких взглядов... до тех пор, пока ты ему денежки платишь.
Что же будет, если заявиться к г-ну научному профессору БЕЗ толстенькой пачки купюр?
А вот, что.
Профессор закончил свой нужный, важный и полезный для общества труд и собрался покушать. И тут к нему являются представители советской власти, работники домоуправления Швондер, Вяземская, Пеструхин и Жаровкин. Поскольку денег они не принесли, интеллигентный Филипп Филиппович не считает нужным любезничать. Посетители ещё не произнесли ни слова, а Филипп Филиппович уже смотрит на них «как полководец на врагов». Перечитайте на досуге первый диалог Преображенского с членами домкома. Профессор «перебивает», «кричит», «рявкает», делает грубые и язвительные замечания по поводу внешности посетителей и по поводу их работы, ведёт себя отвратительно нагло, высокомерно и с хамским пренебрежением. Члены домкома то «изумляются», то «краснеют», то «немеют», то «меняются в лице», впрочем, ни одного дурного слова они профессору в ответ не говорят. Максимум, что коммуняки себе позволяют - угрожают «подать жалобу в высшие инстанции». Так что ещё вопрос, кто ведёт себя интеллигентнее - "воспитанный" профессор, или "невоспитанные" члены домкома. Разговор заканчивается тем, что Филипп Филиппович, звонит своему высокопоставленному покровителю и устраивает форменную истерику: «Сейчас ко мне вошли четверо, из них одна женщина, переодетая мужчиной, двое вооружены револьверами, и терроризировали меня в квартире с целью отнять часть ее».
- Позвольте, профессор, - сказал Швондер, то вспыхивая, то угасая, - вы извратили наши слова.
- Попрошу вас не употреблять таких выражений.
Да! Не сметь обвинять благородного профессора Преображенского во лжи, хамы! Хотя, если разобраться - Швондер-то абсолютно прав. Никто Преображенского не «терроризировал» и револьверами ему не угрожали. Ему сказали буквально следующее: «Общее собрание просит вас добровольно, в порядке трудовой дисциплины, отказаться от столовой... и от смотровой». Профессора ПРОСЯТ проявить сознательность, при чём тут «террор» и револьверы?
Так или иначе, покровитель профессора устраивает Швондеру выволочку и домоуправление вынуждено удалиться из жилища Филиппа Филипповича. Перед уходом товарищ Вяземская называет Преображенского «ненавистником пролетариата», а Преображенский глумливо подтверждает: «да, я не люблю пролетариата». Вот такой у нас замечательный профессор. Любит, чтобы исправно работало отопление, чтобы не гасло электричество, чтобы трамвайные пути и сараи были расчищены, чтобы в подъезде было прибрано, а вот пролетариата, который все эти хорошие штуки обеспечивает - не любит. Тут Преображенский обнаруживает родство взглядов с шендеровичами: эти г-да тоже ненавидят всякое «быдло с Уралвагонзавода» и тоже не считают нужным скрывать свою ненависть.
Читаем повесть Булгакова далее.
Изгнав представителей государства диктатуры пролетариата, Филипп Филиппович приступает к трапезе. За обедом он ведёт неспешную, интеллигентную беседу со своим помощником, доктором Борменталем. Эта беседа растащена на цитаты: «не читайте до обеда советских газет», «пропал Калабуховский дом», «разруха не в клозетах, а в головах», «уважающий себя человек оперирует закусками горячими» и т.п. Некоторые граждане любят ввернуть в разговор такие цитаты, считая их образчиками житейской мудрости. Да и сам Преображенский считает так же: «Никакой этой самой контрреволюции в моих словах нет. В них лишь здравый смысл и жизненная опытность». Ну, что же... Разберёмся с этими «мудрыми» и «здравыми» сентенциями по сути.
Профессор призывает «не читать советских газет». Чем же советские газеты отличались от буржуазных газет, читать которые перед обедом профессор не запрещает? Наверное, тем, что советские газеты перед выпуском проходили через предварительную цензуру, которая вычищала с полос «агитацию против советской власти; разглашение военных тайн; разжигание религиозного и национального фанатизма; порнографию». Интересно, что же в буржуазных газетах - по мнению Филиппа Филипповича - способствовало улучшению аппетита и пищеварения? Религиозный фанатизм, антисоветская агитация, или порнография? Видимо, совет профессора касался вообще любых газет, просто Преображенскому нравится подпускать шпильки советской власти.
Далее - «пропал Калабуховский дом». Это профессор предрекает гибель своей элитной многоэтажке - в связи с заселением в неё Швондера и компании. Преображенский сокрушается: «Придется уезжать, но куда, спрашивается? Все будет как по маслу. Вначале каждый вечер пение, затем в сортирах замерзнут трубы, потом лопнет котел в паровом отоплении и так далее. Крышка Калабухову». Прогнозы г-на Преображенского не оправдались: «Видно, уж не так страшна разруха. Не взирая на нее, дважды в день серые гармоники под подоконниками наливались жаром, и тепло волнами расходилось по квартире». С сортирами и электричеством в Калабуховском доме тоже так и не произошло ничего рокового. По крайней мере, профессор не жаловался, стало быть - поводов особо и не было. И что же? Признал Преображенский, что был не прав, что Швондер оказался не таким уж плохим управленцем, что пролетарии, оказывается, вполне могут совмещать хоровое пение с обслуживанием паровых котлов, без ущерба для целостности последних? Не-а. Раскаяние - ниже достоинства Филиппа Филипповича. Впрочем, Швондер и прочие пролетарии не требовали извинений или признания. Они просто продолжали трудиться, обеспечивая "ненавистнику пролетариата" г-ну Преображенскому тепло в батарее, воду в кране и ток в розетке. Не за что, гражданин профессор! Пользуйтесь, на здоровье.
"Разруха не в клозетах, а в головах" - всю "мудрость" данной фразы могли оценить только люди, пережившие Первую Империалистическую войну и войну Гражданскую. Итак, по мнению Филиппа Филипповича, разруха - выдумка большевиков. Две войны и две революции профессор не считает достаточно уважительной причиной для некоторых нестроений в коммунальном хозяйстве. Жилищный кризис, топливный кризис, транспортный кризис, продовольственный кризис - для профессора не существуют. Напомню, только в ходе Гражданской войны погибло более десяти миллионов соотечественников Филиппа Филипповича, примерно три миллиона пали в боях, а остальные стали жертвами сопутствующих боям “радостей”: голода, холода, эпидемий и разгула бандитизма. Профессор, кстати, тоже хапнул горюшка полной ложкой, он рассказывает Борменталю о жутких лишениях и тяготах, которые ему довелось перенести. Во-первых, у несчастного Филиппа Филипповича украли калоши. Во-вторых, с парадной лестницы в подъезде убрали ковры. В-третьих, убрали цветы с лестничных площадок. А в-четвертых - это самое страшное! - в квартире профессора раз в месяц гаснет электричество. Бедолажный Филипп Филиппович, да как он только выжил посреди такого адского ада?! Как считаете, современники Булгакова посочувствовали бы профессору-страдальцу? ;)
Впрочем, вернёмся к клозетам и головам. По мнению высокоумного г-на Преображенского, все беды в РСФСР происходят от того, что быдло рабоче-крестьянское забыло своё место, оно рассуждает о политике и распевает революционные песни вместо того, чтобы заткнуться, нагнуть гриву и чистить сараи. А вот если приставить к каждому быдлану городового, который не даст быдлану отвлекаться от чистки сараев, то жизнь сразу наладится.
- Городовой! Это и только это. И совершенно неважно, будет он с бляхой или же в красном кепи. Поставить городового рядом с каждым человеком и заставить этого городового умерить вокальные порывы наших граждан... ..Лишь только они прекратят свои концерты, положение само собой изменится к лучшему!
Не совсем понятно, как эта суровая установка насчет того, чтобы к каждому человеку приставить городового для усмирения, сочетается со словами профессора о "ласке, как единственном способе обращения с живым существом". Тут профессор сам себе противоречит. Не в последний раз, кстати.
Одним словом, произнеся тираду о «разрухе в головах», профессор замечательно показал читателю и свой «здравый смысл», и свою «житейскую опытность». Он раскрылся как эгоцентрист, не желающий глядеть дальше своего носа. Что роднит его, опять же, с Шендеровичем.
После обильной трапезы, г-н Преображенский собирается культурно отдохнуть в Большом театре. А заодно - формулирует своё видение идеальной картины мира:
«Я сторонник разделения труда. В Большом пусть поют, а я буду оперировать. Вот и хорошо, и никаких разрух»...
Да, как-то так. Швондер пусть чистит сараи и подметает трамвайные пути. Нэпман пусть наживает капиталы. Профессор Преображенский пусть делает аборты некстати «залетевшим» любовницам нэпмана. А в Большом театре пусть поют для профессора Преображенского и нэпмана. И всё будет хорошо.
Подведём итоги первой половины повести. В ней Филипп Филиппович проявил себя лицемером, снобом, жлобом, хамом, эгоистом и просто недалёким человеком. Отличный образец для подражания, м? А ведь во второй половине все вышеперечисленные качества профессора заиграют ещё более яркими красками...