Римские невозвращенцы
Женщины и дети
Несмотря на пристрастие к алкоголю и конопле, невозвращенцы размножились и оставили потомство, изменившее облик Центральной Азии. Без женщин это было бы невозможно.
Посещение римского военного лагеря женщиной считалось преступлением. Исидор Севильский само название долговременных лагерей (castra stativa) связывает с воздержанием (casta). До плена напряжение гарнизонной жизни солдат прерывалось увольнениями. Самым обычным солдатским досугом являлось посещение расположенных в гарнизонном поселке питейных заведений и борделей - лупанаров . До Августа не существовало запрета на вступление легионеров в законный брак. Легионеры заводили себе женщин-вольноотпущенниц.
Половой вопрос встал у тысяч молодых мужчин в плену. Потребовалось время, чтобы понять уклад местных. В чем-то он был схож с привычным римским, где брак был нерасторжим, а дача женщинам и детям образования данью уважения к ним хозяина - мужа или отца. Однако имелось отличие.
На первый взгляд кочевницы показались пленным, мягко говоря, свободного нрава, однако на деле оказалось не так.
Парфяне имели по нескольку жен (для того), чтобы разнообразить любовные наслаждения; и ни за какое преступление они не наказывали тяжелее, чем за прелюбодеяние. Поэтому они не только запрещали женщинам присутствовать на пирах вместе с мужчинами, но даже видеться с мужчинами.
У кочевников также было многоженство. Они брали в жены столько женщин, сколько хотели или сколько могли вытерпеть. Этнографы и археологи СССР дали нам исчерпывающее представление о жизни и быте кочевников той поры, многое из которого дошло до нового времени.
Половые связи между близкими родственниками (до девятого поколения) у кочевников считались кровосмешением и карались весьма сурово, причем кочевники рассматривали брак как хозяйственную сделку, в которой жена считалась приобретенной собственностью. Даже сейчас среди потомков тюрок кочевников знание своих предков до седьмого - девятого поколения обычное дело.
Роящиеся вокруг лагерников молодые кочевницы волновали мужчин. И к их удовольствию легко успокаивали волнение. Надо помнить, что большая часть лагерников ушла в поход, не имея никакого опыта естествления. Для кочевниц естествление мужчиной значило признание им (ими) ее женой. Для римлянина естествление доступной женщины не значило этого.
Любовные страсти должны были кипеть среди дам. Ведь, чтобы добиться признания себя женой, кочевницам приходилось очень стараться. Как в борьбе с соперницами, так и в ублажении своего живого бога(ов). Разовая, случайная, хозяйственная пригодность женщины должна была превратиться в хозяйственую и житейскую необходимость в ней у самца. От женщин требовалась собачья преданность и крепкое здоровье, а со временем и женская солидарность.
Среди римских крестьян, как и среди кочевников бездетная женщина, как, впрочем, и мужчина, не находили никакого снисхождения, считаясь неполноценными.
Семья представляла единство мужа и жены; за жену выплачивался выкуп, считавшийся платой за воспитание и кормление молоком матери. Жена считалась собственностью мужа, он мог ее продать.
Пленные только тогда осознали эти особенности вполне, когда у лагеря появились новые родственники, жаждущие отметить сделку и рождение приплода. Отмечали, выпивали.
Некоторых особо увлекавшихся доступными женскими прелестями римлян и кельтов со временем ждали любопытные открытия.
Римская целомудренность выиграла и здесь. Неторопливые служаки, поняв, в чем дело, снискали выгоду в разборчивом выборе невест при нравах времен похищения сабинянок. Но если девушка - дочь вождя крупного рода-племени, то риск оправдан. Среди пленных были люди, которые обязаны были оценивать риски, и делали это очень хорошо: сотники-центурионы.
Шли годы, и незаметно каждый лагерник вдруг оброс верными женами, детьми, а затем и внуками, которым был нужен отец и дед. Это стало главной причиной того, что римляне стали невозвращенцами.
На утехи своих мужающих в плену парней сотники смотрели без осуждения - дело житейское. Это не мешало жизни по уставу и выполнению долга. Уходы из лагеря к кочевникам, конечно, были, мы знаем о 92 случаях, но были ли эти уходы самовольными или сопровождались почетными проводами, устроенными товарищами?
Перемещение римлян по Центральной Азии приобрело любопытный вид. Строительство дорог и лагерей походило на перемещение орды, где вокруг лагеря, в котором жил отряд невозвращенцев (ordo), кучковались большим табором многочисленные жены и дети. Все это человеческое шевеление привлекало торговцев, артистов и проповедников.
Таких орд-лагерей к 40 г. до н. э. было как минимум два. Парфянские стряпчие царских винохранилищ донесли до нас имена их начальников. Для десятого (’p?wny) и двенадцатого (m’h) дней каждого месяца отмечены поступления вина от начальников тагм (tgmdr), носящих имена Frabaxtak и Parfarn . Титул tgmdr=tagm(a)dar, впервые появившийся в иранских языках тогда, состоял из двух частей. В первой - tagma, заимствование из греческого τάγμα; во второй - парфянское -dar «имеющий, начальствующий». Греч. τάγμα обозначало первоначально «строй; отряд войска, полк», позднее, в римское время, - «легион» , ταγματάρχης, ταγματάρχος, - «начальник тагмы». Парфяне несомненно были хорошо знакомы с латинскими военными терминами, а также греческой военной лексикой, широко употреблявшейся в римских провинциях и в римской армии. Лившиц не только связывает появление в иранских языках нового слова именно с пленными, но делает еще одно важное наблюдение. Тагмадары были начальниками отрядов римских пленных и одновременно главами лагерей пленных, использовавшихся на сельскохозяйственных работах, в частности и в царских виноградниках. Год и месяц нам неизвестен, но среди документов, найденных в 1959-1961 гг., представлены даты до 208 г. аршакидской эры (40 г. до н. э.). Есть у нас и прозвище еще одного лагерного начальника тагмадара.
Военный лагерь был для легионеров маленьким Римом, вторым домом, а в случае с невозвращенцами - единственным. Так было на Западе, также стало и на Востоке, с той особенностью, что для прижитых от кочевниц детей, кастратов, castrenses, лагерь - castrum - становился Отечеством . Родина была там, где жила родня матери.
Ораву, орду признанных и непризнанных сыновей, надо было учить. С усилением отцовских и сыновних привязанностей у римлян пробуждалось любопытство к новым родственникам и их укладу. Отцы рассказывали сыновьям байки о Риме, те о своей Родине. Дети росли в двуязычной среде, причем влияние латинского языка должно было уменьшаться от поколения к поколению.
Рассказы отцов о Риме детям имели особенности. Грубоватое остроумие, точность, простота и ясность солдатской речи были им присущи. Уклад и быт целого городка отцов были необычны, малопонятны, отличались от пресной жизни материнской родни. Они манили мальчишек, стремление подражать отцам росло. Мальчики проводили много времени среди пап, перенимая их простые взгляды, знания и речь.
У римлян военная служба была постоянным трудом. Именно в римской военной среде родилась поговорка, приписываемая Домицию Корбулону: «врага надлежит побеждать лопатой». Ливий убежден, что никто не может сравниться с римским лагерником в усердии (in opere) и перенесении тягот и лишений (tolerandum laborem) военной службы.
С первых дней службы, до отставки и смерти воины «держались за руки в братстве, которое не распадалось даже после смерти». Мнение и оценка узкого круга товарищей-братков, ревнивое соперничество с другими частями и коллективами непосредственно определяли поведение бойца.
Сыновья становились частью этого братства. Они перенимали от отцов римский дух, доблесть (virtus Romana), причудливую для кочевников смесь искреннего послушания, труда, выучки, опыта, стойкости и сплоченности (disciplina ); нехитрые положения умеренности, воздержания, ловли золотой середины в непрочной жизни. Высшим проявлением личного мужества считалась для отцов готовность встретить опасность лицом к лицу, когда это не вызывалось прямой необходимостью. Но тяжелее всего для отцов было объяснить сыновьям, что по римским законам, доблесть является благородной лишь в том случае, если она проявлялась в борьбе с внешним врагом, а не в междоусобной войне.
Сыновья невозвращенцев не считали врагами парфян. И не могли понять, зачем римляне дерутся друг с другом. Наивные вопросы детей рабынь заставляли думать и отцов. Обесчещенные поголовно, а значит ложно, обвинением в предательстве своего командира Красса, они вряд ли завидовали соотечественникам, убивающим друг друга. Участие в междоусобной драке римо-парфянского войска во главе с Титом Лабиеном и наличие родни в союзнических парфянам племенах позволяли невозвращенцам прочувствовать всю боль за Родину и Отечество за сто лет до того, как ее попытался передать в своем сочинении Лукан.
Военные, чтобы не лишиться ума, очень часто его выключают, останавливают, найдя в своих взглядах на действительность золотую середину, точку легкости, пустоты.
Дети переняли у отцов умение римского пальцевого счета , научились владеть привычными для легионеров орудиями. Они усваивали распорядок лагеря, распределение обязанностей, военные и бытовые обычаи.
Сыновья лагерников сплачивались в ватаги по подразделениям отцов. Отцы уходили на войну вчерашними детьми, воспоминания о Риме оживали в соперничестве юнцов, воплощавших в себе омоложение их войскового товарищества.
С обучением грамоте было сложнее, хотя буквы читать солдаты умели. Возможно, даже кто-то из образованных и успел взять с собой в поход свиток Лукреция с его «О природе вещей». Впрочем, в Центральной Азии хватало образованных греков, но тамошние греки худо понимали латинские говоры-диалекты, если вообще понимали. Римские военные же вдобавок противопоставляли себя не военным, которых именовали pagani. Отцы давали начальное образование своим детям самостоятельно.
Начальные школы были рассеяны по всей Италии. Рим покорил мир не только мечом - он победил его своим учителем начальной школы. Скромными и бедными были ученики начальной школы; беден и скромен был их учитель. Дело его было хлопотливым и трудным, дохода приносило мало, а почету - и вовсе никакого. Он не имеет права называться «профессором» - это титул преподавателей средней и высшей школы («грамматиков» и «риторов») - он всего-навсего «школьный наставник»; он не смеет сидеть в просторном кресле с высокой спинкой (кафедра) - оно предназначено только для грамматиков и риторов; императоры даруют «профессорам» большие привилегии - о «школьном учителе» они и не вспоминают. Затруднений ему, правда, не чинят: он не должен ни у кого спрашивать разрешения открыть школу, никому не должен представлять отчетов о ведении школьного дела; никто не присылает ему ни указов, ни распоряжений. Свобода у него полная - и открыть школу где угодно, и преподавать как хочешь, и умирать с голоду, если не хватит средств и способностей отвести от себя эту, по словам Гезиода, «жалостнейшую смерть». На такое невыгодное и незаметное место охотников, естественно, было мало. Занимали его с горя те, кому не удалось пристроиться в жизни лучше. Средней и высшей школой ведали обычно греки; учитель грамоты чаще всего был своим, земляком, уроженцем Италии. Изувеченный солдат, вынужденный до срока оставить военную службу, ремесленник или крестьянин, не способные по болезни или по старости к своему труду, решали открыть начальную школу - все-таки какой-то заработок.
Изувеченных солдат среди пленных было в избытке. Для оплаты их труда неизбежно был создан общак. А значит, у общака был смотрящий. Полагаю, кто-то из новых или старых центурионов. Назначение у невозвращенцев новых сотников и командиров - отдельный вопрос.
В отличие от женщин, которых в Риме воспринимали бы как рабынь, были две свободные, сыгравшие большую роль в судьбе невозвращенцев. Первая известна хорошо: гречанка Клеопатра. Вторая хуже: римлянка Корнелия. Ее взял в жены сын Марка Красса Публий, погибший при Каррах.
В 49 году юная вдова выходит вновь замуж за Помпея, а когда тот терпит поражение при Фарсале, она снова скорбит безутешно. Ее плач приводит нам Плутарх: «Какой бы я была счастливой женщиной, если бы умерла до печального известия о кончине моего первого мужа Публия в парфянской войне! Как благоразумно поступила бы, покончив с собой после его смерти, как я желала этого! Но я осталась жить на горе Помпею Великому!»
Лишь неловкость перед женой, как говорят, удержала Помпея от обращения за помощью к парфянам. Помпей был женолюбив, а Корнелия винила в смерти своего первого мужа парфян. Итог известен.
Если бы Помпей обратился за помощью к парфянам, те, скорее всего, передали бы ему пленных и снарядили армию для борьбы с Цезарем. Но сложилось иначе, и потоки пленных опять пошли на Восток.
У центурионов и лагерников, бывших до ухода в поход пастухами или из семей пастухов, был любопытный взгляд на семью. Женщины сопровождали своих мужей пастухов в их странствованиях, налаживали, по приходе на место, несложное хозяйство, помогали в уходе за стадом и готовили пищу. Жизнь оказывалась даже для пастуха-раба неожиданно щедрой: он мог быть уверен, что ни его подругу, ни его детей от него не отберут по первой прихоти. Больше, чем кто-либо в рабской среде, мог ощущать пастух прелесть домашнего очага: «наскоро сложенная хижина» была для него по-настоящему своим домом. Раб, живший в сельской усадьбе, обычно получал в качестве собственности некоторое количество мелкого скота. Получал его и пастух-раб, и это сулило - с полной реальностью - свободу в недалеком будущем. Несколько штук овец, которыми он располагал, давали верный доход; пастух продавал с них шерсть, а при слабом контроле мог всегда еще кое-что добавить из шерсти хозяйских овец и увеличить свой доход за счет хозяина. Если хозяин желал получить с него очень высокий выкуп, то и в таком случае за несколько лет пастух мог набрать требуемую сумму, и надежда на свободу гарантировала хозяину старательную службу пастуха.
Италийские пастухи охотно шли в армию, приток в Италию рабов разорял мелких свободных хозяев.
Тюрки, знакомясь с пришельцами, поначалу с трудом их различали на лица и по именам, настолько непривычно един был вид этих светлокожих европейцев. И имена у всех казались одинаковыми, все на -us (Gajus, Marcus, Titus, Publius etc). Местные так и прозвали пришельцев: узбеки. Us-uz-уз (после озвончения) - это окончание имен собственных мужского рода единственного числа в латинском языке, а бек, обычное тюркское обращение к непугливому незнакомому мужчине, вроде современного русского: уважаемый. Со временем некоторые узбеки сжились с местными, переженились на луноликих смуглых аборигенках, дали потомство. Таких было немного, предания узбеков говорят о 92 родоначальниках.
Через дюжину столетий произошел похожий случай. Когда в XV веке турки шли к Константинополю, разведчики турков выспрашивали у местных греков направление. Греки показывали и говорили:
- Истонполин!
Тюркоязычные турки слышали: «Истамбули». Так Константинополь-Царьград стал еще и Стамбулом.
С осознания пленными своего нерабского состояния, своей личной свободы, а после договора Фраата с Августом и своей воли, они стали особо подчеркивать, что узбеки - люди свободные, вольные, не рабы. Кличка ускающих, римлян, стала именем нового народа, так потомки римлян себя называют и теперь.
В древнеримской и кельтской традиции женщина не мыслилась вне замкнутых рамок семьи, где протекала вся ее жизнь. Внутри фамилии, основной хозяйственной ячейки общества, жизнь мужчины и женщины существенно различалась по роду занятий, объекту трудовой деятельности, формам времяпрепровождения, нормам поведения.
В кочевой традиции брак рассматривался не просто как союз двух людей, а как долговременный союз двух семейно-родственных групп, сохраняющийся даже в случае развода или смерти одного из супругов. Предпочтение всегда оставалось за этнически гомогенными браками.
В римских военных понятиях цвет и порода доступной женщины были не столь важны, так как последствия ее естествления легионера не волновали. Порода женщины становилась важной при объявлении ее женой в Италии, но даже и там он мог просто выбросить нежеланного ребенка. Расклад был таков, что азиатским девушкам и женщинам трудно было устоять перед соблазном, за время господства греков они привыкли смотреть на европейцев снизу вверх.
Узбекский язык среди всех тюркских языков ныне стоит особняком. В мире насчитывается по разным оценкам от 21 до 34 млн его носителей; большая часть из них проживает в Узбекистане и состоит из этнических узбеков. Есть узбеки в Таджикистане, Киргизии, Казахстане, Афганистане, Туркмении, Синьцзяне.
Однако большинство инородцев называло невозвращенцев как те называли себя сами: тохарами-тогарами, из латинского togati - обычного самоназвания свободнорожденных италиков. Это общая тенденция ослабления конечных слогов в латыни (-d и -t), т. е. именно тех согласных, которые играли весьма существенную роль в различении падежей. Вдобавок ротацизм интервокального t зафиксирован в архаичных индо-иранских языках.
Самоназвание римлян togati, одетые в тоги, дошедшее до нас как тохары, набирало со времением все большую иронию для тех, кто носил тогу лишь в юности.
В Realencyclopaedie Pauly-Wissowa приводятся слова Варрона: Toga dicta est a tegendo (Тога - покров - названа от покрывания), и слова Исидора Севильского: Toga dicta, quod velamento corpus tegat atque operiat (Тогой - покровом - называется, т.к. покрывалом укрывает тело и окутывает). Конечно, слово toga имело и прямой смысл одежды, прикрывающей тело. Иное дело, каким смыслом здесь наделялось понятие «покрывать», которое равно русскому «кутать», что значило «прятать», «охранять», «защищать». Кроме слов, уже названных, со словом toga сочетаются определения: rasa, pexa - пушистая, новая, pinguis - толстая (у Светония об одежде Августа), hirta - грубая, densa - ворсистая, trita - потертая, arta - узкая, bis tria ulnarum toga - широкая.
Широко известна рельефная группа из буддийского монастыря в Хадда (Афганистан, I-III вв. н. э.). На ней бритые и покрытые тогами мужчины.
Около 20 г. н. э. один из кушанских (кит.: гуйшуанских) вождей, имя которого транскрибируют как Куджула Кадфиз, город-ставка которого находилась в районе нынешнего города Бекабада , начинает создание будущей Кушанской империи, третьей мировой державы античности . От Куджулы Кадфиза начинают вести династию владык Кушана, царства стражников, среди которых на слуху имена прославившихся позже Канишки, Васишки и Хувишки. Любопытная деталь. В тохарском языке уменьшительный суффикс sk обычен в личных именах: Lariska, Wrauske, Priska. Этот суффикс находим и в именах будущих царей кушан. В имени основателя Кушанской державы мы такого суффикса не видим, зато можем разглядеть латинский уменьшительный суффикс ul. Парфянский словарь имен кишит гипокористиками.
В 20 г. н. э. дети самых юных пленников из легионеров Красса были уже дедушками. Их прародители уже давно нашли свою золотую середину среди новой многочисленной родни и потомства. Они и их сыновья, также воспитанные в ценностях римского военного лагеря и лагерников-кастратов, вошли в зрелый мужской возраст.
Память о прародителях проживет долго. Широко известно изображение "Капитолийская волчица с двумя человеческими младенцами" на стене центрального коридора дворца афшинов (царей) на городище Калаи Кахкаха I (Таджикистан).
На необычно большой халцедоновой гемме с парфянской надписью видим волчицу, кормящую двух маленьких существ. Сасанидский резчик геммы переосмыслил сцену и снабдил близнецов хвостами, звериными мордами и ушами.
Гемма принадлежала женщине и снабжена среднеперсидской надписью: dw?t’rnwry I’st [Duxtarnur rast] «(Собственность?) Духтарн?р: правильно». Более раннее изображение и надпись, вырезанное на другой стороне камня потерты, но ясно, что они были сделаны раньше, чем волчица и близнецы.
Предисловие
Часть I. Врастание и укоренение
Пленные и беглецы
Margo и маргарита
Вино и еда
По следу Красса
Гораций
Ordo в Китае
Кельты и греки
Янус и Будда