Когда-то я писала, что из всей компании так называемых "декабристов" мне симпатичны только два - Лунин и Волконский. Выбирала я их, скорее, интуитивно, без подробных разборов биографии. И если после прочтения всего, что написано про Сергея Волконского и самим Сергеем Волконским я лишь укрепилась в своих симпатиях (чего стоит написанный сборник новелл про него; а ведь будут еще, всенепременно), то Лунин заставил меня хвататься за голову. И не то чтобы он такое вот ничтожество и негодяй, жалкая личность и прочее - нет. Но чувствуется в нем что-то неправильное, "не мое". Что-то насквозь фальшивое. Волконский - тот искренен и ярок в своей искренности. Его видишь живым - в его записках, написанных отнюдь не безупречным слогом; в его поступках, иногда опасных, иногда глупых, иногда благородных. Лунина таковым не видишь.
Надо тут поправить, что характеры исторических личностей я обычно сужу по тому, что лично мне в людях приятно или неприятно. Так вот, сей персонаж мне неприятен примерно всем. Хотя вроде бы "ничего такого" не сделал. Наоборот, был идейным и убежденным. В итоге, сидела я три ночи и три дня, перелопачивая всю доступную информацию про оного Лунина, и пришла к неутешительным выводам. Каким же?
1) Вся его деятельность в тайном обществе и после ареста является провокацией чистой воды.
2) Именно - а не Герцен и не до- и постреволюционная интеллигенция - придумал набивший многим оскомину культ "декабризма" как организованного движения и даже как "особой ментальности".
Естественно, я читала про него и художественное (как-то известную пьесу Радзинского), и полухудожественное, и Эйдельмана, и прочих. Все авторы упиваются тем, какой он был "не такой как все". Естественно, литератору привлекательны такие личности. А если герой сам, считайте, литератор, то привлекательны вдвойне (не надо будет "давать ему голос", бери и цитируй). Факты я изложу немного не по порядку.
Начнем в стиле эссе Эйдельмана.
В Крещенский вечер 1827 года один дворянин в отставке, бывший офицер и герой 1812 года Федор Уваров выходит в одиночестве из своего петербургского дома. Более он туда не возвращается. Родные так и не узнали, что с ним случилось. Впоследствии предположили самоубийство из-за "раскаяния". Пропавший затеял судебную тяжбу, оспаривая завещание попавшего на каторгу по делу 14-го шурина и пытаясь завладеть его наследством. От нравственных мук он и решил утопиться.
Нынче мы привыкли к криминальным сводкам, начинающимся со слов "ушел из дому и не вернулся". В наше время относительной анонимности, городов-муравейников затеряться легко. Даже и навеки. В 19 веке случаи, подобные описанному мною, оказывались нонсенсом. Дворяне нечасто становились жертвами преступлений. Хотя бы потому что они чаще всего передвигались по городу в сопровождении слуг и с оружием. Куда сподручнее "лихим людям" ограбить и убить зазевавшегося простолюдина или мелкого купца. Ведь наказание за убийство дворянина было довольно жестоким. Так что в преступление все не сразу поверили. Полагали, что он сбежал - то ли в Америку, то ли в Сибирь. Потом, не найдя никаких достоверных сведений о его местонахождении, не найдя и тела, решили считать Уварова мертвым.
Шурин, у которого Федор Уваров отсуживал имения, был Михаил Лунин. В 1817-м тот получает в наследство большое состояние от отца, прекращает "нищенствовать" и "дауншифтерствовать" в Париже и возвращается в СПб. Пишет завещание, согласно которым в его имениях должно отменить крепостное право - после его смерти. После осуждения Лунин завещает имения кузену, но муж сестры (и бывший товарищ и сослуживец, человек довольно гордого и вспыльчивого нрава, заметим) начинает многочисленные тяжбы, оспаривая завещание и заставляя жену подписывать все необходимые бумаги. Он действовал вполне целенаправленно, довольно цинично - аж супруге угрожал. Под НГ Николай Первый, однако, приостанавливает притязания Уварова на имущество Лунина. Через неделю Уваров пропадает без вести. Спустя месяцы поисков решают, что то было самоубийство на почве раскаяния за участие в "грязном деле" тяжбы.
Однако самоубийства, особенно таким способом, свершались крайне редко. Нужно довести себя до отчаяния - либо сойти с ума. Да, фигурант был вспыльчив, крут нравом, но сумасшествия за ним не примечали. Раскаяние искали в монастырях и у исповедников, а не на дне реки. Я бы скорее предположила депрессию из-за проигранной тяжбы, но никак не уныние на почве того, что он виноват перед своим сослуживцем и другом. Но, тем не менее...
Никто не замечал перед смертью за Уваровым ничего странного, это раз. Он вышел из дома один без оружия и без сопровождения слуг, это два. Его тщательно искали, конечно, смотрели и на дно Невы и притоков - но тела не нашли, это три. Так что тут или исчезновение (якобы он и был тем самым старцем Федором Кузмичем, в котором видели и Александра Первого), или очень тщательно продуманное убийство - не уличный криминал и не случайность. Особенно если учесть предшествующие обстоятельства...
Как вообще сей Уваров заделался мужем младшей сестры Михаила Лунина? А практически под дулом пистолета. Будущие родственники подрались на дуэли и примирились тем, что один посватался к сестре другого, и сватовство было принято. Неизвестно, был ли сам Федор Уваров вмешан хоть сколько-нибудь в дело декабристов. И если да - то не связано ли это его исчезновение с тем, что ему было по этому делу известно или стало известно? Вопросы заданы, но пока не торопимся с ответом...
Лунин прославился своими острыми высказываниями и шалостями. О них пишут современники. Волконский тоже отметился как совместно с Луниным, так и сам по себе. Но если у первого все эти поступки - от полноты сил и невозможности приложить их к чему-то полезному, то у последнего они довольно быстро стали самоцелью. Заметим так же, что Лунин все время старался попасться на глаза власть предержащим - и вызывал не то чтобы неудовольствие, а пренебрежение. Как пример, вот такой анекдот:
«Лунину вздумалось нанять в Кронштадте лодку и ехать одному в море, чтобы снимать планы укреплений. Его заметили в зрительную трубу, нагнали и арестовали. Государь потребовал у него объяснения этого дерзкого поступка.
- Ваше величество, - отвечал он, - я серьезно интересуюсь военным искусством, а так как в настоящее время я изучаю Вобана, то мне хотелось сравнить его систему с системой ваших инженеров.
- Но вы могли бы достать себе позволение; вам бы не отказали в просьбе.
- Виноват, государь: мне не хотелось получить отказ.
- Вы отправляетесь один в лодке, в бурную погоду: вы подвергались опасности.
- Ваше величество, предок ваш Петр Великий умел бороться со стихиями. А вдруг бы я открыл в Финском заливе неизвестную землю? Я бы водрузил знамя вашего величества.
- Говорят, вы не совсем в своем уме, Лунин.
- Ваше величество, про Колумба говорили то же самое.
- Я прощаю сумасшедших; но прошу, чтоб в другой раз этого не было»
Как видим, Александр и Константин воспринимали его как шута, не более того. А он гордился своим "свободомыслием". У Волконского слишком много поступков именно в духе банального хулигантсва: "побить окна", "натравить собаку", "подшутить над местной шлюхой", "попинать обывателей под жопы", "устроить фейерверки во дворе противной бабки" - а Лунин изощряется в высказываниях и казусах так, чтобы потом вся кордегардия гудела.
Что касается причастности Михаила Лунина к делу декабристов - вроде бы не все так однозначно. Утверждается, что он числился в обществе чуть ли не со времен его основания. Но его арестовали последним - в этом немалую долю сыграла протекция цесаревича Константина. Да и мало кто его называл. Однако сам Лунин отчего-то отвергает предложение цесаревича Константина бежать за границу и сам себя выдает.
Принято восхищаться этим поступком - "решил разделить участь товарищей". Только вот кого он мог назвать своими товарищами? Как-то он был сам по себе и действовал по одиночке. Мы не видим его в числе разработчиков политических проектов декабристов ("Русской правды" и "Конституции"). Он не командовал никаким подразделением, не мог поднять войска за неимением таковых, находился где-то "на отшибе" и фантазировал перед этим о побеге туда, где "самая движуха" - в Испанию, в Южную Америку, в Грецию... То есть, участником тайных обществ он был, но постольку поскольку.
Также принято восхищаться тем, что он "никого не выдал". Подождите. Арестовали его в числе последних. Все, кого надо было обнаружить - были обнаружены. Его героические "запирательства" - ничто иное, как поза и троллинг следствия. Вовсе не примеры гражданского мужества.
Далее интересно отношение к нему властей. Его не повезли в числе всех в Сибирь. А содержали в одиночных камерах в Свеаборге и Выборге- годами причем. Так поступали не со всеми. Что же он - особо опасен? Или вызвал сомнения другого рода?
Далее. Именно Лунин одним из первых "вбросил" в тайное общество идею цареубийства. Ту идею, которая и стала краеугольным камнем обвинения участников тайного общества. Еще в 1816 году он сказал, что легко убить Александра Первого на дороге в Царское Село, - переодеться в замаскированных разбойников и напасть на никем не охраняемого императора. Интересно, что 4 годами ранее Лунин просился, чтобы его послали парламентером к Наполеону, а он бы зарезал "клятого корсиканца" кинжалом, покончив этим с войной. Как видим, стремление быть "героем-одиночкой" в этом товарище жило вполне. И неважно, какие последствия принесло бы такое лихое цареубийство в случае Александра и в деле того общества, куда Лунин вступил. И неважно, что со смертью Наполеона от руки русского офицера, пришедшего с белой повязкой на рукаве, война не прекратилась бы. Зато - он бы вошел в герои. Прям по Лотману, который в эссе "Декабрист в повседневной жизни" описывал именно что жизнь и характер Мишеля - а не кого другого. Кстати, когда речь о мысли цареубийства зашла на следствии, Лунин написал: "Это простой разговор, а не цель его действий и политических видов". Хороша отмаза, да? Ко всему применима. Мы просто сидели и болтали, вот и наболтали целую программу действий, и записали ее для прикола.
После этого высказывания, что характерно, Лунин уезжает в Париж, где живет именно что на положении "дауншифтера" - снимает мансарду в плохом районе, перебивается случайными заработками, общается с Сен-Симоном и прочими. Потом умирает его отец, из нищего Мишель превращается в богача - и возвращается в Петербург.
Отдельной строкой - переход Мишеля в католичество. Сохранились строки из его писем, в которых он воспевает, какое хорошее, женственное и милое католичество по сравнению с "еретическими" религиями. «Храмы их [других церквей] не оживляются вздохами органов и гармониею музыкальных орудий, которую одни голося не в состоянии заменить. Одежда священников не отвечает условиям изящного в живописи, устройство церкви - изящному в архитектуре… Католическая религия воплощается, так сказать, видимо, в женщинах. Она дополняет прелесть их природы, возмещает их недостатки, украшает безобразных и красивых, как роса украшает все цветы. Католичку можно с первого взгляда узнать среди тысячи женщин по осанке, по разговору, по взгляду. Есть нечто сладостное, спокойное и светлое во всей ее личности, что свидетельствует о присутствии истины. Последуйте за ней в готический храм, где она будет молиться; коленопреклоненная перед алтарем, погруженная в полумрак, поглощенная потоком гармонии, она являет собою тех посланцев неба, которые спускались на землю, чтобы открыть человеку его высокое призвание. Лишь среди католичек Рафаэль мог найти тип мадонны… Католические страны имеют живописный вид и поэтический оттенок, которых тщетно искать в странах, где владычествует Реформация. Эта разница дает знать о себе рядом смутных впечатлений, не поддающихся определению, но в конце концов покоряющих сердце. То видимый путнику па горизонте полуразрушенный монастырь, чей дальний колокол возвещает ему гостеприимный кров, то воздвигнутый на холме крест или богоматерь среди леса указуют ему путь. Лишь около этих памятников истинной веры слышится романс, каватина или тирольская песня. Для бедной Польши воскресенье - семейный праздник, для богатой Англии - это день печали и принужденности. Эта противоположность особенно сильно чувствуется в дни торжественных праздников. Католики окружают свою Мать-церковь, в простоте сердца, с самозабвением и полным упованием исполняют предписанные ею обряды, счастливы ее радостью; сектанты суровы и необузданны, ищут причины, ничему надо радоваться, или погружаются в излишества, чтобы избежать терзающего их сомнения". Лютеранство для него - "религия несчастных и грубых людей". Православие - как всегда, "религия рабов государства". И только католичество кажется ему "свободным". Так же заметим, что Лунин весьма любил поляков и польское дело. Как известно, это была редкость среди русского общества в то время и декабристов в частности. Все дело в том, что поляки перешли на сторону Наполеона, и в 1812 году бесчинствовали в Москве - месть за взятие Варшавы 1794-го, не иначе. Отношение боевых офицеров к ним было как к предателям. Волконский, как вижу, вообще в записках высказывает себя полонофобом и совершенно этого не стесняется. Тут списывают на "католическое воспитание". У того же Сержа воспитание было полностью католическим - у иезуитов он провел гораздо больше, чем тот же Бенкендорф (например). И что-то в паписты он не подался.
Высказывания Лунина - вообще отдельный ахтунг. "Ни слова в простоте не скажет, все с ужимкой". Конечно, полно высказываний процитировано восторженным французиком Ипполитом Оже, сослуживцем Мишеля по Гродненскому полку. Конечно, допускаем рихтовку - и вообще, читая сего Оже, создается впечатление, что там была какая-то влюбленность в харизматического русского. Вот такая показательная демагогическая мысль: "Для меня открыта только одна карьера - карьера свободы, которая по-испански зовется Liberdad, а в ней не имеют смысла титулы, как бы громки они не были. Вы говорите, что у меня большие способности, и хотите, чтобы я их схоронил в какой-нибудь канцелярии из-за тщеславного желания получать чины и звезды, которые французы совершено верно называют плевком. Как? Я буду получать большое жалованье и ничего не делать, или делать вздор, или еще хуже - делать все на свете; при этом надо мною будет идиот, которого я буду ублажать, с тем чтоб его спихнуть и самому сесть на его место? И вы думаете, что я способен на такое жалкое существование? Да я задохнусь, и это будет справедливым возмездием за поругание духа. Избыток сил задушит меня. Нет, нет, мне нужна свобода мысли, свобода воли, свобода службы! Вот это настоящая жизнь! Прочь обязанности службы, существование ненужной твари. Я не хочу быть в зависимости от своего официального положения: я буду приносить пользу людям тем способом, каковой мне внушают разум и сердце. Гражданин вселенной - лучше этого титула нет на свете. Свобода! Liberdad! Я уезжаю отсюда..."
Что ж, даже если все выдумал Оже, то рука у меня тянется к пистолету от такой речевки в духе всех "лишних людей" русской литературы, вместе взятых. Лунин и впрямь уехал, отказавшись приносить пользу в виде участника тайного общества, ехидно заметив, что "сначала енциклопедию хотите написать, потом уже действовать". В итоге, сам-то он не приносит никому пользы даже в составлении "энциклопедии".
Но меня не покидает вопрос - ради чего этот тип пребывал в Париже? И почему выбрал жизнь скромного студента или бедного художника, хотя мог позволить себе что поболее (отец исправно платил ему деньги на содержание)? К тому же, как прилежно записывает Оже, после получения наследства Лунин переобулся и стал трактовать о том, что, напротив, нужно приносить пользу обществу. Между тем, роняет фразу: "Не думайте, что мое пребывание во Франции останется без пользы для России". И самому Оже: "Если б вы были таким человеком, каких мне надо, то есть если бы при ваших способностях и добром сердце у вас была бы известная доля честолюбия, я бы силою увез вас с собою, конечно. не с той целью, чтоб вы занимались всяким вздором в петербургских гостиных".
Потом сентенции Мишеля об "идиотах-начальниках", при которых он не хочет служить, как-то сменились - он получил в начальники цесаревича Константина, с коим вел себя как шут Шико при Генрихе Третьем. Как шута его и воспринимали, похоже. Но советские интеллигенты сделали из него нечто большее.
Шутовское и его поведение после оглашения приговора. Анненков рассказывал, что, выслушав приговор, Мишель громко сказал "Приговор должен быть окроплен", стянул с себя штаны и, пардон, сделал лужу. Когда сказали про "поселение навечно" в приговоре, Лунин откликнулся, подтягивая штаны: "Хороша вечность, мне уже под сорок лет". Сравним это с поступком того же Волконского, который не позволил сдирать с себя мундир со всеми регалиями, а снял его сам с себя и кинул в костер.
В поступках в такую минуту можно найти символизм - что для каждого из них было дело, из-за которого они пострадали. Для Сержа - именно что Дело. Возможно, недобровольное, со знанием рисков и опасностей - и в тот момент он увидел, что Дело проиграл окончательно. Поэтому он символически принес в жертву то, что заслужил кровью и потом. Для него эполеты и ордена не были "плевками", в отличие от его приятеля по Кавалергардскому полку - что стоит его история в Парижской опере, когда он, распахнув шинель и проговорив "Солнце из скромности прячет в облаках лучи свои", явил изумленному народу весь блеск орденов на своей груди. Для Мишеля же само участие в обществе было перформансом и "ребячеством". И сама сдача властям - тоже проявлением подобного шутовства: скучно мне жить что-то, пойду-ка я испытаю силу правосудия на себе. Что ж, испытал, и в полной мере.
Про Лунина с придыханием говорят: "Не оставил борьбу и на каторге". Борьба заключалась в писании пространных писем к сестре. С тем, чтобы она публиковала их в некой "свободной прессе" - разумеется, заграничной. Письма вскрывались - на то и рассчитывал Мишель, ожидая, что ему вот-вот придет "ужас" и "конец". Дело благородное - но он тем самым подставлял и других осужденных. Что касается правительства - да, оно читало, но лет 15 вообще ничего не делало, переведя потом, словно в неохотку, Лунина в Акатуй, где он при невыясненных обстоятельствах и скончался. Полагают, что его убили. То ли уголовники, то ли "злые жандармы". Насчет последних - зачем им убивать человека, сидящего в одиночке и лишенного права сообщаться с внешним миром? Конечно, советские ученые - в силу коллективной памяти про сталинские репрессии, нелогичные и кровавые, и про действия гэбистов, гребших и волочащих на казнь всех без разбора - невольно проводили соответствующие параллели. У них и Пушкин убит не просто так, и Мартынов - агент 3-го отделения... Но ведь нельзя переносить нравы своих современников на других. Мараться убийством и без того беззащитного человека никто бы тогда не стал, тем более, тогдашняя жандармерия совершенно не приравнивалась к НКВД и КГБ (да и нынешним любителям травить "Новичком"). Итак, возник еще один вопрос: кому выгодно было приканчивать Лунина? Версия уголовщины пропадает - ибо деньги и ценности у Мишеля сохранились при себе. Посему преступник был иной. Не из той ли когорты, которая прикончила Уварова?
Письма в прессе не публиковались. Сестра не высылала брату всего, что он просил. Известно, что Екатерина Уварова частенько докладывалась Бенкендорфу по поводу писем брата и собственной участи. Была ли эта женщина так уж дружна с братом? Уезжая в Париж, тот с ней даже и не попрощался - "спала, не велел будить". И да, не думаю, что муж под страхом наказания заставлял ее подписывать документы не в пользу брата во время эпической тяжбы за наследство. Тут еще этот муж пропадает без следа, женщина остается в подвешенном положении - "не вдова и не мужняя жена", да еще с 2 малолетними сыновьями на руках. У нее было немало поводов осуждать брата - да еще она же знала, как он был арестован. Знала, что этого ареста могло и не быть. А если бы его не было - глядишь, и муж не втянулся в эту тяжбу и был бы жив вполне.
Почеркушка на полях от Пушкина, который сам писал, что носил срезанный с головы Мишеля локон при себе - спрашивается, зачем?
Культ "политической борьбы" Лунина появился только потом - когда его заценила интеллигенция, воспитанная на романах про "лишних людей". Многие декабристы их разочаровали - после вынесения приговора не полезли на баррикады, не пытались сбежать с каторги, спокойно себе жили на поселении, строили дома, занимались землепашеством и прочими полезными делами, рожали и воспитывали детей. А тут такой "борец с самодержавием" - без семьи, с одной только идеей, пером и бумагой, да якобы "неслыханными способностями". Вот уж действительно - он один мог бы разбудить Герцена. И это при том, что вся его деятельность сводится к бумагомаранию "для себя" и "в стол", без всяких конструктивных поступков. Можно ли назвать, какую конкретно пользу принес Лунин тайному обществу - да и обществу вообще? Да никакую. Отечеству - быть может. Он был храбрый офицер, но тогда, кажись, все офицеры были храбрыми.
...Ядовитый на язык А.Я. Булгаков, знающий всех и вся, сказанул про пропавшего Федора Уварова: "жил скверно, поступал дурно, кончил еще хуже". Там, конечно, была уверенность в самоубийстве. Но как же тот его родственник, косвенно ставший причиной угрызений совести, якобы приведших Уварова на дно реки? Слова почтмейстера-сплетника применимы и к нему...