Контрперенос в травме. 1
Перевод отрывка текста из книги ”Trauma and Recovery. The aftermath of violence - from domestic abuse to political terror” by Judith Herman, M.D.
Травмой можно заразиться. В роли свидетеля несчастных случаев или cлучаев насилия терапевт иногда эмоционально переполняется. Чуть в меньшей степени она может испытать тот же ужас, ярость и отчаяние, что и пациент. Это явление известно под названием “травматичного контрпереноса” или “вторичной травматизации.” Терапевт может испытывать симптомы пост-травматического расстойства. Травматичный рассказ пациента часто возрождает личный опыт терапевта, связанный с травмой в прошлом. Кроме того, она может заметить появление визуальных образов из рассказов пациента в своих собственных снах или фантазиях. В одном случае терапевт начала видеть те же наполненные гротеском кошмары, что и ее пациент, Артур, 35-и летний мужчина, над которым садистски издевался отец в дестве.
“Артур рассказал терапевту, что он все еще боялся своего отца, не смотря на то, что тот умер десять лет назад. Он чувствовал, что отец за ним наблюдает и может контролировать его из могилы. Он верил в то, что единственный способ побороть демонические силы отца - это отрыть его тело и вогнать кол в его сердце. Терапевт начала видеть кошмары, в которых отец Артура заходил в ее комнату в виде полусгнившего эксгумированного тела.”
Таким образом работа с травмой представляет определенный риск для душевного здоровья терапевта. Негативные реакции терапевта, если они не поняты и не контейнированы, предсказуемо ведут к разрывам в терапевтическом альянсе с пациентами и конфликтам с коллегами. Для терапевта, работающего с травмированными людьми необходима система поддержки для совладания с интенсивными реакциями. Точно так же, как ни один переживший травму пациент не может восстановиться в одиночестве, ни один терапевт не может работать с травмой в одиночку.
Травматичный контрперенос включает в себя полный набор эмоциональных реакций терапевта, как на пациента, пережившего травму, так и на само травматичное событие. Даниэли наблюдает практически универсальную однородность эмоциональных откликов среди терапевтов, работающих с жертвами нацистского Холокоста. Она утверждает, что Холокост, как таковой, в отличие от индивидуальных особенностей терапевтов и пациентов, является первопричиной этих реакций. Эта интерпретация повторяет мысль об образе насильника, как тени, присутствующей в отношениях терапевта и пациента. Кроме того, эта мысль подтверждает происхождение как контрпереноса, так и переноса в травме, а не в отношениях терапевтической диады, как таковых.
Помимо того, что терапевт может страдать от симптомов вторичной травматизации, она часто переживает те же проблемы в отношениях, что и пациент. Повторяющиеся снова и снова рассказы о ненасытной человеческой жестокости неизбежно подрывают ее веру в человечность. Кроме того, ее ощущения собственной хрупкости и ранимости усиливаются. Она может начать больше бояться посторонних людей и меньше доверять близким. Она может ощущать себя все более циничной в ее мыслях о мотивах других людей и более пессимистичной в мыслях о людях вообще.
Источник:
Trauma and Recovery: The Aftermath of Violence--from Domestic Abuse to Political Terror by Judith Herman
Травмой можно заразиться. В роли свидетеля несчастных случаев или cлучаев насилия терапевт иногда эмоционально переполняется. Чуть в меньшей степени она может испытать тот же ужас, ярость и отчаяние, что и пациент. Это явление известно под названием “травматичного контрпереноса” или “вторичной травматизации.” Терапевт может испытывать симптомы пост-травматического расстойства. Травматичный рассказ пациента часто возрождает личный опыт терапевта, связанный с травмой в прошлом. Кроме того, она может заметить появление визуальных образов из рассказов пациента в своих собственных снах или фантазиях. В одном случае терапевт начала видеть те же наполненные гротеском кошмары, что и ее пациент, Артур, 35-и летний мужчина, над которым садистски издевался отец в дестве.
“Артур рассказал терапевту, что он все еще боялся своего отца, не смотря на то, что тот умер десять лет назад. Он чувствовал, что отец за ним наблюдает и может контролировать его из могилы. Он верил в то, что единственный способ побороть демонические силы отца - это отрыть его тело и вогнать кол в его сердце. Терапевт начала видеть кошмары, в которых отец Артура заходил в ее комнату в виде полусгнившего эксгумированного тела.”
Таким образом работа с травмой представляет определенный риск для душевного здоровья терапевта. Негативные реакции терапевта, если они не поняты и не контейнированы, предсказуемо ведут к разрывам в терапевтическом альянсе с пациентами и конфликтам с коллегами. Для терапевта, работающего с травмированными людьми необходима система поддержки для совладания с интенсивными реакциями. Точно так же, как ни один переживший травму пациент не может восстановиться в одиночестве, ни один терапевт не может работать с травмой в одиночку.
Травматичный контрперенос включает в себя полный набор эмоциональных реакций терапевта, как на пациента, пережившего травму, так и на само травматичное событие. Даниэли наблюдает практически универсальную однородность эмоциональных откликов среди терапевтов, работающих с жертвами нацистского Холокоста. Она утверждает, что Холокост, как таковой, в отличие от индивидуальных особенностей терапевтов и пациентов, является первопричиной этих реакций. Эта интерпретация повторяет мысль об образе насильника, как тени, присутствующей в отношениях терапевта и пациента. Кроме того, эта мысль подтверждает происхождение как контрпереноса, так и переноса в травме, а не в отношениях терапевтической диады, как таковых.
Помимо того, что терапевт может страдать от симптомов вторичной травматизации, она часто переживает те же проблемы в отношениях, что и пациент. Повторяющиеся снова и снова рассказы о ненасытной человеческой жестокости неизбежно подрывают ее веру в человечность. Кроме того, ее ощущения собственной хрупкости и ранимости усиливаются. Она может начать больше бояться посторонних людей и меньше доверять близким. Она может ощущать себя все более циничной в ее мыслях о мотивах других людей и более пессимистичной в мыслях о людях вообще.
Источник:
Trauma and Recovery: The Aftermath of Violence--from Domestic Abuse to Political Terror by Judith Herman