суды над ведьмами: часть вторая
Как же выглядели суды над ведьмами? Начну с краткого описания, взятого у Аниты Обермейер: “Most witch trials showed a certain similar anatomy: first, a single arrest led to laddering and accusations of other persons, often on the next higher social tier; second, 80 percent of the involved were older rustic women; third, most hunts started from below; fourth, accusations did not always lead to arrests, and arrests did not always lead to death sentences; fifth, the accused could question their accusers’ motives; sixth, if a more centralized authority was involved, first verdicts would often be overturned.” (Большинство судов над ведьмами демонстрировали общую анатомию: 1) одиночный арест вел к ступенчатому росту и обвинениям других людей, часто находящихся на следующем более высоком социальном уровне; 2) 80 процентов участников были сельскими женщинами более старшего возраста; 3) большинство охот начинались снизу; 4) обвинени не всегда приводили к арестам, а аресты не всегда вели к смертным пригворам; 5) обвиняемая могла ставить под сомнение мотивации своих обвинителей; 6) если вмешивался более централизованный орган управления, первоначальные решения суда часто бывали отменены.)
С первым пунктом, я думаю, все понятно: первоначальное обвинение имело тенденцию разрастаться, частично потому, что сама идея ведьмы в христианском мировоззрении не подразумевает работы в одиночку. Давайте разберемся с остальным.
Во-первых, как пишет Обермейер, в среднем примерно 80% участников (а не просто самих ведьм) были женщинами. Это значит, что и обвинители, и свидетели в основном были женщинами. Более того, очень вероятно, что среди обвинителей и свидетелей женщин было даже немножко больше, чем среди обвиняемых, где процент женщин колебался между 80% и 75%. Так как в подавляющем большинстве случаев суды над ведьмами инициировались «снизу», с сельского уровня, приходится сразу отбросить версию о противостоянии сельских знахарок и мужчин у власти: как показывают первоисточники, другие сельские женщины часто инициировали расследования и аресты, и охотно свидетельствовали на судах.
То же самое число (75-80%) показывает нам, что в среднем каждый пятый или даже каждый четвертый среди обвиненным в колдовстве был мужчиной (те же числа, что интересно, дает и Barstow). Более того, в некоторых областях мужчины преобладали! Например, как показывают Лара Аппс и Эндрю Гау, тогда как в Эссексе среди обвиняемых было всего 13 процентов мужчин, а среди казненных в Германии процент мужчин меняется от 13% до 25% в зависимости от области, в Финляндии среди обвиняемых было 49% мужин, в Бургундии 62%, в Эстонии 60%, в Нормандии 73%, а в Исландии 92%.
Эта огромная разница прежде всего показывает, что при обсуждении судов над ведьмами ни в коем случае невозможно делать огульные замечания о их причинах и динамике, так как даже динамика и участники индивидуальных судов в одной и той же стране могли быть совершенно разными. Если рассматривать суды над ведьмами как некий поиск социальной (экономической, религиозной) стабильности, примерно эквивалентный судам над еретиками и кровавым наветам на евреев, то логично предположить, что конкретные истоки и развития индивидуальных судов были напрямую связаны с тем, как местному населению виделась нестабильность. Например, Вильям Монтер, рассматривая суды в регионе Юра (граница Франции и Швейцарии), предполагает, что причина, по которой там судилось больше мужчин, чем женщин, лежит в местной ассоциации колдовства с Вальденской ересью. Так как я занималась Англией, то могу сказать, что, с моей точки зрения, английские представления о ведьмах напрямую завязаны на остаточные идеи католицизма и образ в нем могущественной женщины-святой (но это не единственный аспект, и само по себе причиной не является, конечно).
Во-вторых, какое же количество людей все-таки обвинили в колдовстве и казнили? Долгое время даже академики цитировали страшную цифру: девять миллионов женщин, сожженных за колдовство. На самом деле, если верить Обермейер, эту цифру взяла с потолка Matilda Joslyn Gage в конце девятнадцатого века. В любом случае, что никакого основания в реальности эта цифра не имеет стало понятно довольно давно, и Брайан Левак, используя архивы с поправкой на возможно потерянные или уничтоженные документы, предположил следующую цифру: примерно 90 000 судов между 1500 и 1700, и из них примерно 45 000 казней (Монтер пишет, что это преувеличение, но давайте примем за рабочую версию). Итак, за двести лет за колдовство было казнено примерно 45 000: из них примерно 20% мужчин. Итого: 36 000 женщин, то есть примерно 180 женщин в год во всей Европе, при этом большая часть - в странах, говорящих по немецки (и не забудем 45 мужчин, казненных в тот же год). Это немало, но не тянет на систематическое уничтожение: для сравнения - в 2011 на дорогах Евросоюза погибло 30 000 человек. И примерно столько же гугенотов было вырезано в 1572 году во Франции во время Варфоломеевской ночи.
Тут есть и еще один важный момент: вопреки популярному мнению, люди, обвиненные в колдовстве, вполне могли оспорить обвинение. Например, они могли предоставить логическое объяснение мотивации обвинителя (ревность, зависть, корысть, обида), и предъявить свидетелей. Более того, сами судьи (и в церковном, и в светском суде - это зависело от страны и от времени) вовсе не горели желанием немедленно казнить любого, кто попал им в руки. Как это ни странно звучит, наверное, по большей части они были заинтересованы в справедливости (как бы они ее не понимали на тот момент) и обладали неплохим знанием человеческой натуры.
Вот, например, история двадцатилетней Анны Гюнтер, которая в 1604 начала страдать от одержимости бесами: среди всего прочего, ее рвало булавками, которые потом в нее можно было втыкать - боли она не чувствовала. Анна указала на Элизабет Грегори (с семьей Грегори у ее отца была давняя вражда), и на еще двух женщин, одна из которых уже имела репутацию колдуньи и немедленно сбежала. Анну долго обследовали врачи и академики, возили в Оксфорд, был суд, на котором ничего не решили. В конце концов, дело дошло до самого короля Якова, который до сих пор имеет совершенно незаслуженную репутацию дремучего фанатика. Король Яков передал дело врачу Эдварду Джордану, который провел эксперимент: попросил бесноватую Анну читать «Отче наш». У той, конечно, случился приступ: бесы возмутились. Тогда он попросил Анну повторять за ним «Отче наш» на латыни. Так как латыни Анна не знала, приступа не последовало. Тут уж сам король провел с ней беседу, и она призналась, что отец заставил ее имитировать одержимость в отместку семье Грегори. Женщин отпустили, а вот с Брайаном Грегори дальше стало происходит неприятное (но подробностей я, к сожалению, не знаю). Такие эксперименты вовсе не были редкостью: судью и эксперты прекрасно знали, что существуют ложные доносы, что жертвы могут притворяться, и часто пытались как можно тщательнее разобраться в происходящем.
Или вот Генрих Крамер (Heinrich Kramer), автор Молота ведьм (Malleus Maleficarum). Несмотря на то, что в своем опусе он хвастается широким опытом как охотник на ведьм, это заявление мало подтверждается историческими фактами. Возьмем, например, события в Иннсбруке, куда он прибыл как инквизитор в 1485 году. Пока Крамер приглядывался к местности и проводил расследования, местный епископ George Golser волновался и на всякий случай писал письма эрцгерцогу. Ему не очень нравился сам Крамер, и беспокоили его методы. Когда же Крамер-таки начал суд над восемью женщинами, случился скандал: как только Крамер принялся задавать главной ведьме вопросы о ее сексуальной жизни, немедленно были подняты возражения, а священник, назначенный епископом представлять интересы осужденных, счел процедуру необоснованной. В результате суд был приостановлен, бразды правления переданы эрцгерцогу, а осужденные отпущены под залог.
Несмотря на это, Крамер не понял, что веселье кончилось и начал составлять план дальнейшего суда. Тогда, через две недели, епископ послал ему письмо, в котором, в самых неприятных выражениях, просил немедленно покинуть город, туманно угрожая потенциальными неприятностями. И хотя Крамер упрямо болтался в окрестностях еще три месяца, пока епископ не пригрозил вовлечь в выгоняние лично эрцгерцога, к суду его так и не подпустили.
Это совершенно не единичный случай. Представители местной власти, опять же, и светской и церковной, часто очень негативно относились к судам на их территории или поблизости. Так, в единственной английской охоте на ведьм (как она популярно понимается), продолжавшейся с 1644 до 1647, Мэтью Хопкинс (Matthew Hopkins) очень быстро наткнулся на сопротивление (к сожалению, это происходило в смутные годы гражданской войны, что объясняет длительность). В частности, викарий Джон Гол (John Gaule) развил целую программу проповедей, пытаясь добиться подавления охоты. В Норфолке охотники наконец-то встретили здравомыслящих судей выездной сессии суда присяжных (justices of assizes), которые начали задавать им всякие неудобные вопросы о их методах и моральном облике: вскоре после этого, охота была остановлена.
Сухой остаток такой: суды над ведьмами - это пост-средневековый феномен, усиленный религиозными волнениями после Реформации. То, как этот феномен проявлялся, сильно зависело от конкретного места и времени. Да, в 75-80% случаев в колдовстве обвиняли женщин, но, как правило, не мужчины-врачи и даже не мужчин-священники, а односельчане - зачастую тоже женщины. Да, в дискуссиях о ведьмах были сильно завязаны представления о женщинах, исходящие из религиозного дискурса, но на практике очень большую роль играли экономические и социальные факторы (тут можно почитать, например, Robin Briggs, Deborah Willis, and Diane Purkiss). Идеи фемицида, или целенаправленного уничтожения независимых женщин мужчинами, к сожалению, это лишь идеалистическая попытка осмысления сложного исторического феномена, который, кроме того, является лишь одной манифестацией общей тенденции к укреплению общественной структуры через поиск врагов.
Список литературы:
Apps, Lara, and Andrew Gow. Male Witches in Early Modern Europe. 2003.
Briggs, Robin. Witches and Neighbors: The Social and Cultural Context of European Witchcraft. 1996.
Levack, Brian. The Witch-Hunt in Early Modern Europe. 1987.
Mackay, Christopher S. "General Introduction to Malleus Maleficarum." 2006.
Monter, William. Witchcraft in France and Switzerland: The Borderlands during the Reformation. 1976.
Obermeier, Anita. “Witches and the Myth of the Medieval Burning Times.” In Misconceptions about the Middle Ages. Ed. Stephen J. Harris and Bryon L. Grigsby. 2008.
Purkiss, Diane. The Witch in History. New York: Routledge, 1996.
Sharpe, James. The Bewitching of Anne Gunter: A Horrible and True Story of Deception, Witchcraft, Murder, and the King of England. 2000.
Willis, Deborah. Malevolent Nurture: Witch-Hunting and Maternal Power in Early Modern England. 1995.
С первым пунктом, я думаю, все понятно: первоначальное обвинение имело тенденцию разрастаться, частично потому, что сама идея ведьмы в христианском мировоззрении не подразумевает работы в одиночку. Давайте разберемся с остальным.
Во-первых, как пишет Обермейер, в среднем примерно 80% участников (а не просто самих ведьм) были женщинами. Это значит, что и обвинители, и свидетели в основном были женщинами. Более того, очень вероятно, что среди обвинителей и свидетелей женщин было даже немножко больше, чем среди обвиняемых, где процент женщин колебался между 80% и 75%. Так как в подавляющем большинстве случаев суды над ведьмами инициировались «снизу», с сельского уровня, приходится сразу отбросить версию о противостоянии сельских знахарок и мужчин у власти: как показывают первоисточники, другие сельские женщины часто инициировали расследования и аресты, и охотно свидетельствовали на судах.
То же самое число (75-80%) показывает нам, что в среднем каждый пятый или даже каждый четвертый среди обвиненным в колдовстве был мужчиной (те же числа, что интересно, дает и Barstow). Более того, в некоторых областях мужчины преобладали! Например, как показывают Лара Аппс и Эндрю Гау, тогда как в Эссексе среди обвиняемых было всего 13 процентов мужчин, а среди казненных в Германии процент мужчин меняется от 13% до 25% в зависимости от области, в Финляндии среди обвиняемых было 49% мужин, в Бургундии 62%, в Эстонии 60%, в Нормандии 73%, а в Исландии 92%.
Эта огромная разница прежде всего показывает, что при обсуждении судов над ведьмами ни в коем случае невозможно делать огульные замечания о их причинах и динамике, так как даже динамика и участники индивидуальных судов в одной и той же стране могли быть совершенно разными. Если рассматривать суды над ведьмами как некий поиск социальной (экономической, религиозной) стабильности, примерно эквивалентный судам над еретиками и кровавым наветам на евреев, то логично предположить, что конкретные истоки и развития индивидуальных судов были напрямую связаны с тем, как местному населению виделась нестабильность. Например, Вильям Монтер, рассматривая суды в регионе Юра (граница Франции и Швейцарии), предполагает, что причина, по которой там судилось больше мужчин, чем женщин, лежит в местной ассоциации колдовства с Вальденской ересью. Так как я занималась Англией, то могу сказать, что, с моей точки зрения, английские представления о ведьмах напрямую завязаны на остаточные идеи католицизма и образ в нем могущественной женщины-святой (но это не единственный аспект, и само по себе причиной не является, конечно).
Во-вторых, какое же количество людей все-таки обвинили в колдовстве и казнили? Долгое время даже академики цитировали страшную цифру: девять миллионов женщин, сожженных за колдовство. На самом деле, если верить Обермейер, эту цифру взяла с потолка Matilda Joslyn Gage в конце девятнадцатого века. В любом случае, что никакого основания в реальности эта цифра не имеет стало понятно довольно давно, и Брайан Левак, используя архивы с поправкой на возможно потерянные или уничтоженные документы, предположил следующую цифру: примерно 90 000 судов между 1500 и 1700, и из них примерно 45 000 казней (Монтер пишет, что это преувеличение, но давайте примем за рабочую версию). Итак, за двести лет за колдовство было казнено примерно 45 000: из них примерно 20% мужчин. Итого: 36 000 женщин, то есть примерно 180 женщин в год во всей Европе, при этом большая часть - в странах, говорящих по немецки (и не забудем 45 мужчин, казненных в тот же год). Это немало, но не тянет на систематическое уничтожение: для сравнения - в 2011 на дорогах Евросоюза погибло 30 000 человек. И примерно столько же гугенотов было вырезано в 1572 году во Франции во время Варфоломеевской ночи.
Тут есть и еще один важный момент: вопреки популярному мнению, люди, обвиненные в колдовстве, вполне могли оспорить обвинение. Например, они могли предоставить логическое объяснение мотивации обвинителя (ревность, зависть, корысть, обида), и предъявить свидетелей. Более того, сами судьи (и в церковном, и в светском суде - это зависело от страны и от времени) вовсе не горели желанием немедленно казнить любого, кто попал им в руки. Как это ни странно звучит, наверное, по большей части они были заинтересованы в справедливости (как бы они ее не понимали на тот момент) и обладали неплохим знанием человеческой натуры.
Вот, например, история двадцатилетней Анны Гюнтер, которая в 1604 начала страдать от одержимости бесами: среди всего прочего, ее рвало булавками, которые потом в нее можно было втыкать - боли она не чувствовала. Анна указала на Элизабет Грегори (с семьей Грегори у ее отца была давняя вражда), и на еще двух женщин, одна из которых уже имела репутацию колдуньи и немедленно сбежала. Анну долго обследовали врачи и академики, возили в Оксфорд, был суд, на котором ничего не решили. В конце концов, дело дошло до самого короля Якова, который до сих пор имеет совершенно незаслуженную репутацию дремучего фанатика. Король Яков передал дело врачу Эдварду Джордану, который провел эксперимент: попросил бесноватую Анну читать «Отче наш». У той, конечно, случился приступ: бесы возмутились. Тогда он попросил Анну повторять за ним «Отче наш» на латыни. Так как латыни Анна не знала, приступа не последовало. Тут уж сам король провел с ней беседу, и она призналась, что отец заставил ее имитировать одержимость в отместку семье Грегори. Женщин отпустили, а вот с Брайаном Грегори дальше стало происходит неприятное (но подробностей я, к сожалению, не знаю). Такие эксперименты вовсе не были редкостью: судью и эксперты прекрасно знали, что существуют ложные доносы, что жертвы могут притворяться, и часто пытались как можно тщательнее разобраться в происходящем.
Или вот Генрих Крамер (Heinrich Kramer), автор Молота ведьм (Malleus Maleficarum). Несмотря на то, что в своем опусе он хвастается широким опытом как охотник на ведьм, это заявление мало подтверждается историческими фактами. Возьмем, например, события в Иннсбруке, куда он прибыл как инквизитор в 1485 году. Пока Крамер приглядывался к местности и проводил расследования, местный епископ George Golser волновался и на всякий случай писал письма эрцгерцогу. Ему не очень нравился сам Крамер, и беспокоили его методы. Когда же Крамер-таки начал суд над восемью женщинами, случился скандал: как только Крамер принялся задавать главной ведьме вопросы о ее сексуальной жизни, немедленно были подняты возражения, а священник, назначенный епископом представлять интересы осужденных, счел процедуру необоснованной. В результате суд был приостановлен, бразды правления переданы эрцгерцогу, а осужденные отпущены под залог.
Несмотря на это, Крамер не понял, что веселье кончилось и начал составлять план дальнейшего суда. Тогда, через две недели, епископ послал ему письмо, в котором, в самых неприятных выражениях, просил немедленно покинуть город, туманно угрожая потенциальными неприятностями. И хотя Крамер упрямо болтался в окрестностях еще три месяца, пока епископ не пригрозил вовлечь в выгоняние лично эрцгерцога, к суду его так и не подпустили.
Это совершенно не единичный случай. Представители местной власти, опять же, и светской и церковной, часто очень негативно относились к судам на их территории или поблизости. Так, в единственной английской охоте на ведьм (как она популярно понимается), продолжавшейся с 1644 до 1647, Мэтью Хопкинс (Matthew Hopkins) очень быстро наткнулся на сопротивление (к сожалению, это происходило в смутные годы гражданской войны, что объясняет длительность). В частности, викарий Джон Гол (John Gaule) развил целую программу проповедей, пытаясь добиться подавления охоты. В Норфолке охотники наконец-то встретили здравомыслящих судей выездной сессии суда присяжных (justices of assizes), которые начали задавать им всякие неудобные вопросы о их методах и моральном облике: вскоре после этого, охота была остановлена.
Сухой остаток такой: суды над ведьмами - это пост-средневековый феномен, усиленный религиозными волнениями после Реформации. То, как этот феномен проявлялся, сильно зависело от конкретного места и времени. Да, в 75-80% случаев в колдовстве обвиняли женщин, но, как правило, не мужчины-врачи и даже не мужчин-священники, а односельчане - зачастую тоже женщины. Да, в дискуссиях о ведьмах были сильно завязаны представления о женщинах, исходящие из религиозного дискурса, но на практике очень большую роль играли экономические и социальные факторы (тут можно почитать, например, Robin Briggs, Deborah Willis, and Diane Purkiss). Идеи фемицида, или целенаправленного уничтожения независимых женщин мужчинами, к сожалению, это лишь идеалистическая попытка осмысления сложного исторического феномена, который, кроме того, является лишь одной манифестацией общей тенденции к укреплению общественной структуры через поиск врагов.
Список литературы:
Apps, Lara, and Andrew Gow. Male Witches in Early Modern Europe. 2003.
Briggs, Robin. Witches and Neighbors: The Social and Cultural Context of European Witchcraft. 1996.
Levack, Brian. The Witch-Hunt in Early Modern Europe. 1987.
Mackay, Christopher S. "General Introduction to Malleus Maleficarum." 2006.
Monter, William. Witchcraft in France and Switzerland: The Borderlands during the Reformation. 1976.
Obermeier, Anita. “Witches and the Myth of the Medieval Burning Times.” In Misconceptions about the Middle Ages. Ed. Stephen J. Harris and Bryon L. Grigsby. 2008.
Purkiss, Diane. The Witch in History. New York: Routledge, 1996.
Sharpe, James. The Bewitching of Anne Gunter: A Horrible and True Story of Deception, Witchcraft, Murder, and the King of England. 2000.
Willis, Deborah. Malevolent Nurture: Witch-Hunting and Maternal Power in Early Modern England. 1995.